Я отдыхаю в саду Рю но Сиро. Что ни говори, а нравится мне в Замке Дракона, и нравится не в последнюю очередь благодаря хозяйственному Венгладу. Вечер тёплый, лунный свет мягко ложится на чистые каменные дорожки, от ухоженного пруда тянет влажной прохладой.
Подходит Лена. Без лишних слов она устраивается у меня на коленях, как будто это её привычное место. На ней кимоно — она единственная продолжает носить его даже после Сэцубуна, и Венглад только радуется: госпожа чтит традиционный наряд, и это льстит его аккуратной душе.
— Даня, так здесь классно, — говорит она, прижимаясь. — Я наконец отдыхаю после всей этой суеты в Невинске… А ты что собрался делать?
Я оглаживаю её по бёдрам, смотрю на темнеющую воду пруда:
— Да вот, Хаято прислал приглашение в храм какой-то Хризантемы.
Лена смотрит прямо в глаза:
— Это ловушка.
— Безусловно, — киваю я. — Но сходить стоит. Хризантема — символ Императора, и если кто-то зовёт официально в такой храм, отказ будет выглядеть неприлично. А у меня с Импом только-только наладился разговор по созданию собственного королевства…
— Даня, ты, конечно, очень умный и рациональный, и, конечно, печёшься о роде и королевстве… — кивает Лена, и в её глазах вспыхивают хитринки. — Но уж с собственной женой можешь говорить без дипломатии.
— А ты меня уже неплохо знаешь, — хмыкаю, поглаживаю её лебединую шею. — Раз такая прозорливая, сама и говори.
— Ты хочешь проучить Хаято и заодно весело провести время за этим достойным занятием, — отвечает Лена, поднимая подбородок и подставляя шею. Жест очевидный: мол, целуй, я же заслужила своей прозорливостью.
— «Достойным», значит? — прищуриваюсь.
— Что может быть достойнее, чем наказание врагов рода? — довольная собой ухмыляется Лена. — Я, конечно, не рождена дворянкой, но правила игры аристо уже давно уяснила.
— Ладно, заслужила похвалу, а то вся извелась у меня на коленях, — усмехаюсь я.
Лена получает свой заслуженный поцелуй, и тут, как всегда невовремя, появляется Светка — в футболке и шортах на манер Насти и Гепары. Вроде блондинки рядом не было, а уже в курсе нашего разговора:
— И кого возьмёшь с собой?
— Возьму с собой Лену, Гепару, Змейку и Грандбомжа. Лена тащится от восточной культуры, — киваю на наряд жены, которая уже разрумянилась радостная. — А Гепаре не помешает побывать в храме, там астральный фон сильный… Змейка и Грандбомж же пригодятся в разговоре с Хаято.
— Но я тоже хочу! — восклицает Светка.
— Конечно, хочешь. Но в храм можно брать не больше четырёх спутников.
Светка топает ногой, надувает щёки и бурчит:
— Ну блин…
Бывшая Соколова уходит, ворча себе под нос. Ну и пусть. Иногда полезно, чтобы её ограничили, а причины в этот раз объективные.
Вечер проходит в делах. Настя отчиталась о строительстве Исследовательского центра в Херувимии: каменная башня уже полностью возведена, стены стоят крепко, и теперь там ведут работы по установке коммуникаций. С помощью Насти я могу контролировать стройку на расстоянии и быть спокоен за этот участок.
Перед сном успеваю потренировать новые пси-конструкты. Бера рядом не оказалось, пришлось экспериментировать на себе. Куда деваться.
Утром вместе со Змейкой, Грандбомжем, Леной и Гепарой выходим в море на яхте, направляясь к острову Хризантемы. Я стою на палубе и оглядываю морские пейзажи. Ветер свищет в уши, солёные брызги летят в лицо, а рядом скачут дельфины — выпрыгивают из воды, сверкают боками и с шумом падают обратно, оставляя серебряные всплески.
— Фааака… — только и выдавливает Змейка, заворожённо следя за их прыжками. Её глаза горят охотничьим азартом.
Гепара вовремя хватает её за руку, удерживая от прыжка к дельфинам — Змейка уже начала принимать боевую форму, и кожаная портупея с треском лопнула на набухших выпуклостях её тела.
— Змеечка! Дельфинов есть нельзя.
— Не вкусно, фака? — не понимает хищница.
— Они «хорррошие, фака», — пытается объяснить Гепара на её языке.
— Ммм… — Змейка зависает, но дельфины уже остались позади, и поздно кидаться за ними.
До Хризантемы плыть три часа, потому на яхте предусмотрен обед. Спустя час пути мы собираемся в небольшой каюте-столовой. Повар выходит к нам бледный, виновато разводит руками, лицо вытянутое, сам едва держится на ногах:
— Простите, господин… Холодильник сломался еще на берегу. Все морепродукты испортились. Я не знаю, что подать на основное, — бедняга явно боится, что я его уволю.
Мы уже расселись вокруг японской плиты, встроенной в центр стола — тэппан. На ней жарят мясо, рыбу, овощи. Но жарить-то нечего.
Я задумчиво перевожу взгляд на нашего неубиваемого кровника:
— Грандбомж, может, тебя на тросе спустить? Наловишь нам лососей?
Но тут Змейка, так и не сбросившая боевой облик, вскакивает, хвост с пластинами ударил по полу.
— Мазака, рррыба будет! — рычит она и ныряет прямо сквозь палубу вниз, в воду.
Не проходит и нескольких секунд, как она выскакивает обратно, мокрая с головы до пят, и тащит в когтях огромную акулу. Та ещё живая, хвостом лупит по полу, но Змейка держит её железной хваткой и ухмыляется во все зубы:
— Ланч, мазафака!
Грандбомж оживляется, выпускает кровавые щупальца и в считанные мгновения разделывает тушу на аккуратные куски. Я быстренько вывожу токсины с помощью геномантии, а то акулье мясо пропитано аммиаком. Каждый берёт себе ломоть, кладёт на плиту в центре стола. Мясо шипит, сок брызжет, запах свежей рыбы и прожаривающегося мяса мгновенно наполняет каюту. А повар, заметно приободрившись, уже бегом несётся на кухню — подавать гарнир.
После сытного обеда я усаживаюсь на верхней палубе — там в углу сделан удобный закуток с мягкими кожаными сиденьями, широкими и глубокими, так что можно и развалиться, и вытянуть ноги. Спинка идёт полукругом, словно обнимает сидящих, а сбоку стоят низкие столики для кружек и блюд.
Рядом со мной устраивается Змейка. Она то и дело делает попытку вскочить, чтобы нырнуть за очередным дельфином или китом, что выскакивают из воды в брызгах, но ножки её не держат потяжелевшую Горгону. Она только высовывает язык вслед.
Чуть погодя, с лёгким шорохом падает рядом Лена. Она поправляет оби — широкий пояс на своём кимоно, чуть натягивает его плотнее и устраивается ближе.
— Спасибо, что взял меня, Даня, — вдруг говорит градоначальник Невинска. — Если честно, я думала, ты Свету выберешь.
Я пожимаю плечами, глядя в синеву горизонта:
— Светка ещё много где побывает. Она любит драки, а драки любят ее. А тебе не помешает отпуск после всей этой кабинетной работы, — тут я понимаю, что Лене нужна не сухая практичность, а что-то большее, не расчёт, а чувство. Девушки вообще эмоциональные амфибии: вроде и разум включают, но сердце всегда требует подтверждения. Поэтому добавляю: — Да и вообще ты моя первая жена, и всегда будешь занимать особое место в моём сердце, староста.
— Спасибо, Даня, — глаза у неё сразу блеснули, в них появилась та радость, которую никакая логика не подарит. Она кладёт голову мне на плечо, и мы сидим вместе, любуясь проносящимися пейзажами. Солнце играет бликами на воде, ветер несёт солёный запах, а сбоку слышно сытое урчание Змейки.
Через пару часов мы прибываем к храмовому причалу. Маленький островок — отрезанный от всего остального мира. Добраться сюда можно только двумя путями: либо на вертушке, либо по морю. Даже взлётной полосы нет.
Яхта швартуется, и дежурящие на пристани послушники ведут нас сперва в специальную гостиную. Там приходится переодеться в кимоно — храмовый дресс-код строгий, без вариантов. Даже Змейку ухитряемся затянуть в традиционное одеяние: правда, ткань на ней натянулась так, что выдающиеся формы всё равно выпирают. Боевой облик она менять отказалась, поэтому идёт в своём обтягоне.
Колян уже ждёт с арендованной машиной. Он везёт нас по серпантину метров на пятьсот в гору, где раскинулся храмовый комплекс. Дорога короткая, но успеваешь сесть –как уже на выход.
— Мать выводка, ты вместе с Грандбомжом подождёшь в машине, — велю я, прежде чем выйти. — Держи связь, скоро можешь понадобиться.
— Мазака, ессс! — Змейка серьёзно прикладывает верхнюю правую когтистую руку к голове, нижнюю правую — к груди.
Вместе с Гепарой и Леной прохожу сквозь каменную арку. Храм сразу поражает: резные колонны уходят вверх, словно бесконечные, в воздухе витает густой аромат благовоний, а где-то под расписными сводами тихо звенят колокольчики. И поверх этого накатывает ощутимый всплеск Астрала — словно невидимая волна прошла сквозь пространство и задела нервы. Я чувствую это мгновенно, и Гепара рядом напрягается. Жрецы замечают нашу реакцию и тут же начинают шептаться, переглядываться, суетиться. Даже без сканирования видно — телепатов среди них немало.
— Здравствуйте, паломники, — не успеваем дойти до стойки, как перед нами возникает лысый жрец в кимоно, усыпанном вышитыми золотыми хризантемами. Такой узор дозволено носить лишь самому настоятелю Вечерней Хризантемы. — Вы не обычные посетители, и потому позвольте избавить вас от дежурных процедур.
— Благодарю, настоятель. Король Данила, — произношу я свой истинный титул намеренно, подчёркнуто, отбрасывая «дайме» и прочие местные приставки. Хватит играть в чужие церемонии: я не подданный Японии и уж тем более не обязан соблюдать их феодальные условности, когда сам Император заинтересован в моей помощи. Разве что лёгкий кивок оставляю — дань уважения лично настоятелю. — А это моя жена, королева Елена, и моя избранница Гепара.
Обе девушки синхронно кланяются, как того требует этикет.
— Ваше присутствие — честь для нашего храма, Ваше Величество, — настоятель отвечает поклоном. — Ваш партнер по причащению уже ждёт вас.
— Как понимаю, нам понадобится услуга жреца?
— Верно. Я сам вас причащу, — спокойно кивает он. — Ваши спутницы могут подождать здесь?
— Да, — соглашаюсь я и бросаю взгляд на спутниц. Девушки послушно уходят в сторону центрального зала, направляясь к алтарю.
Тем временем настоятель ведёт меня в небольшую комнату. У противоположно стены водяной бассейн мерцает мягким светом, над поверхностью клубится лёгкий пар, словно сама вода дышит. На скамье уже ждёт Хаято. Завидев меня, он резко вскакивает, глаза расширяются — удивление прячет плохо.
— Дайме Данила… Настоятель лично с вами прошёл?
— Да, — спокойно подтверждает настоятель. — Я сам буду вас причащать.
Хаято натягивает улыбку, явно пытаясь спрятать напряжение за показной бравадой:
— Что ж… это огромная честь. Позвольте поинтересоваться, чем она вызвана?
— Король Данила важен для Японии. Так сказал сам Император, — невозмутимо огорошивает Хаято настоятель. У чиновника тут же исчезает краска с лица, правый глаз дергается. Ну да, он устроил западню, а теперь боится, что ему влетит по полной.
— Приступим к церемонии, если позволите, настоятель, — бросаю я, будто между делом. Очень уж интересно, что именно подстроил Хаято. Хотя мне и так уже многое ясно… Кессонный потолок красивый, но держится на деревянных балках. Если рядом засел друид, ему достаточно подгнить дерево — и потом, когда на меня обвалятся каменные плиты, всё можно будет списать на старую конструкцию. Потому я ставлю на потолок.
— Конечно, — монах указывает нам на скамью и достаёт чашу из специального слота в борте бассейна.
Мы с Хаято, усевшись, по очереди принимаем из его рук чаши с водой. Хотя это вовсе не вода. Настоящее зелье, вытягивающее силы. Жидкость холодная, чуть вязкая. Стоит ей коснуться моих губ — и я сразу ощущаю, как поток тянет энергию из источника. Неприятное чувство: будто по жилам уходит не кровь, а сама жизнь. Жора протестующе квакает. Я сознательно не сопротивляюсь, удерживаю лишь маленький резерв — ровно столько, чтобы хватило на доспех и связь с жёнами. Всё остальное позволяю вытянуть, играя по правилам ритуала. Хаято наверняка подстраховался: где-то спрятан сканер, который заметил бы, если я останусь при полной силе.
Хаято тоже пьёт. Но видно, что он не умеет держать баланс. Его исток пустеет до самого дна. Он буквально оседает на скамейку, бледный, как мел. Дыхание тяжёлое, сбивчивое, глаза бегают. Он пытается сохранить лицо, но злобно косится на меня.
— Разговаривайте, — негромко говорит настоятель, склоняясь в прощальном поклоне. После чего разворачивается и выходит, запирая дверь. В комнате остаёмся только мы с Хаято, да клубящийся пар над бассейном и редкие капли, стекающие по камню. Звукоизоляция здесь хорошая, а подслушивать монахи не имеют право.
Мы молча смотрим друг на друга. Хаято дерганно отодвигается дальше, на противоположный край скамьи. Потом и вовсе уставляется в потолок. Я мог бы просканировать потайные ходы в стенах, которые заранее заметил, проверить, нет ли там незваных гостей. Но стоит ли тратить силы? Об этом уже позаботится моя вызванная подруга.
— Не будем разговаривать, что ли? — спрашиваю я, глядя на побледневшего Хаято. — Ведь в этом смысл ритуала: отдать силы и говорить на равных.
— Ты унизил меня, Филинов, — скрежещет он зубами. — А это никому не позволено.
— Звучит как угроза, а не как извинение, — усмехаюсь я.
— Я не прощу тебе, жалкий, грёбаный гайдзин… — он скатывается с края скамьи, почти сползает, потом начинает ползти по полу к противоположной стене. Оборачивается уже с триумфальной улыбкой и шипит: — Хороший гайдзин — мёртвый гайдзин! — и эта обессиленная гнида продолжает пялиться на потолок над скамейкой, уже не скрываясь. Но ячейки-кессоны не валятся мне на голову, к его сожалению.
— Бывают же кретины, — качаю головой.
Раздаётся глухой щелчок. Каменная стена сбоку поддаётся и медленно открывается потайная дверь. Хаято резко бледнеет ещё больше, в глазах мелькает животный страх, когда из чёрного проёма выкатываются семь отсечённых голов и останавливаются у его распростёртого тела.
Следом в проёме возникает четырёхрукая фигура.
— Херасе пррришел, фака! — улыбается она во весь клыкастый рот.
Хаято, хрипя от ужаса, забивается в угол, судорожно пытаясь забаррикадироваться от Змейки отсечёнными головами своих гвардейцев. Глядя на это, я громко ржу, не сдерживаясь.
— Ты, конечно, молодец, что велел своим людям прийти в потайное помещение после того, как я опустошу источник и не смогу засечь диверсантов, — хмыкаю, — да только неужели ты думал, что я хоть на секунду поверю такой лицемерной сволочи? Конечно, я подстраховался, и в стене на всякий пожарный сидела моя Горгона.
— Я — Горрргона мазаки, андестенд? — Змейка уже оглаживает когтями скальп трясущегося слабого Хаято, примеряясь для ровного отсечения. Правда, убивать мы его сами не будем, но мерки снять не помешает. Мерзота он редкостная, а ещё мне пришлось из-за него на Сэцубуне думать не о закусках, которыми шиковал стол, а о спрятанных подставах.
— Ну что, Хаято-ками, — я поднимаюсь и наклоняюсь над бортом. — Ты хотел со мной разговора по душам. Давай поговорим.
И, вытянув из источника обратно свою энергию к радостному кваканию Жоры, с ухмылкой оборачиваюсь к высшему чиновнику Японской Империи. Разговор и правда предстоит веселый.
Храм Вечерней Хризантемы, Япония
— Вы поговорили, Хаято-ками и Ваше Величество? — настоятель возвращается в комнату очищения и сразу замирает на пороге. Его взгляд упирается в по-настоящему жуткую картину: Хаято сидит на полу, весь бледный до синевы, кимоно промокшее насквозь — он обмочился и, схватив колени, трясётся, как умалишённый. Всё его тело трясёт крупной дрожью, седина проступила резкой полосой, словно он постарел за пару часов разговора. Глаза пустые, без блеска, мёртвые, и от него исходит тяжёлый запах пота, мочи и животного страха.
— Да мы поговорили, очень хорошо поговорили, — спокойно улыбается король-телепат, сидящий на скамье в отличие от Хаято. Он выглядит бодрым и даже весёлым, хотя лёгкая бледность лица всё же выдаёт опустошение источника.
Настоятель ошарашенно переводит взгляд с одного на другого. За все годы службы в храме, за десятки проведённых церемоний очищения он видел многое: и слёзы, и покаяния, и крики, и даже обмороки. Разговоры в Вечерней Хризантеме способны вскрыть глубины души. Но такого, чтобы человек буквально лишился себя после обряда, настоятель ещё никогда не наблюдал.
В этот момент Вещий-Филинов неторопливо поднимается и, чуть склонив голову, кивает настоятелю:
— Спасибо вашему храму за предоставленную возможность.
Телепат уходит уверенной поступью. А Хаято остаётся лежать на полу, пока за ним не приходят спутники и не уводят пошатывающегося чиновника.
Позже настоятель узнает от храмовых сканеров, дежурящих в холле, что русский уходил обесточенным. Да и Хаято-ками сел в машину, добрался до вертолета. Но уже в воздухе сон сомкнул его веки, и прямо во сне высший чиновник умер — сердце не выдержало. Так закончился его разговор с телепатом Данилой.
После разговора с Хаято я снова коснулся зелья за бортом и окончательно обесточил источник. Почти весь. Жрецы наверняка проверили моё состояние на выходе, и лучше было не подставляться. А ещё пришлось утилизировать отсечённые головы и тела — всё сжёг некротикой до последнего следа. Змейка упрашивала оставить хотя бы одну голову «на память», но улики оставлять нельзя. Энергопластыри я уже поглотил на яхте, по пути назад.
На следующий день Лена прочитала новость про инфаркт Хаято — сердце не выдержало у обесточенного чиновника. Села рядом, сначала молчала, а потом вместе со Светкой на пару принялась меня допрашивать. Ну а бывшей Соколовой вообще лишь бы только дай повод меня подоставать.
— Даня, ну расскажи, что произошло в храме! — взмолилась Лена, обычно тихая и сдержанная. — Я же видела, как этот Хаято уходил на своих двоих. Да, поседевший, да, вонял как канализация, но живой же и невредимый!
В ответ с моей руки вспорхнула пси-бабочка, коснулась Лены — и она застыла, ошарашенно выдохнув:
— Вау! Я испытала морской бриз на лице!
— А мне, а мне? — вскинулась Светка. — Я тоже хочу!
Свою бабочку бывшая Соколова тоже получила. Тут же вспыхнула, покраснела и сжала бёдра:
— Боже мой, Даня! Дошутишься — я же накинусь!
Я только хмыкнул и тут же снял излишнее возбуждение с блондинки, чтобы не доводить до греха.
— С вами никакие пси-костыли не нужны, — объясняю я. — Мидасий позволяет передавать любые ощущения напрямую. Ну а с Хаято я использовал пси-конструкторы нового типа. В такие конструкции я закладываю то, что хочу внушить жертве: образы боли, колики ужаса, чувство беспомощности и давящего отчаяния. На Хаято я всё это смешивал в разных пропорциях, экспериментируя, проверял, сколько он выдержит.
— А ментальные щиты? — тут же спрашивает Светка.
— Правильный вопрос, — киваю. — Нет, его ментальные щиты не ломались. Я их вообще не пробивал. Использовал миниатюрные пси-конструкты. Они не создают воспоминаний и не вмешиваются в мозг, но напрямую давят на нервные рецепторы. Ощущение ледяного холода смерти, ломаемых костей, падения в бездну — всё это я вложил в конструкции. Под таким давлением Хаято не выдержал. И тут ещё его обесточенный источник сыграл свою роль.
Я не стал говорить жёнам, что вдобавок ещё и слегка попытал Хаято, вытянув кое-какие подробности о закулисных играх в чиновничьем аппарате Японии. Сейчас это, может, ни к чему, но когда-нибудь такие сведения могут оказаться очень кстати. Всё же Япония никуда не денется — останется соседом, когда я получу Рю но Сиро. И будет не лишним знать, кто и какие карты держит на их политическом поле. Кстати, надо и родовой разведке передать информацию, пускай мотает на ус.
Хочется уже отправиться в Шпиль Теней. Свадьба на носу, да и вообще — я король Золотого Полдня, надо хотя бы изредка заглядывать к своим подданным и показываться им на глаза. Но тут снова раздаётся звонок на мобилу. Японцы, кто ж ещё! Все остальные давно перешли на связь-артефакт, межгород ведь бесплатный.
Неожиданно нарисовался младший Хаято, племянник скоропостижно помершего ками. И говорит он так, словно уже стоит на коленях:
— Прошу, дайме, я виноват так же, как и мой дядя! Но дайте мне возможность высказаться перед вами!
— Вы номером ошиблись, — холодно отвечаю я. — Я не дайме, я — король. Мы с вашим Императором уже пришли к консенсусу на этот счёт.
— Ваше Величество, прошу! Я обязан с вами поговорить — это вопрос жизни моего клана! Понимаю, что вас не касается его судьба, но обещаю: вы получите только выгоду.
— Такую же, как получил я от разговора с вашим дядей? — усмехаюсь. Он начинает сбивчиво причитать и извиняться. Я обрываю: — Ладно, не утруждайтесь. Прилетайте в Рю но Сиро. Я пока ещё здесь, и если вам так не терпится, то сегодня сможете высказаться.
Младший Хаято прилетает быстро — вон уже вертушка садится на вертолетную площадку. Сам он бледный, дрожащий, через пять минут сидит в моей гостиной и явно пытается не развалиться прямо на глазах. Специально заставляю его часок поволноваться в одиночестве. Пусть насладится изысканным чаем Венглада — у него всегда на особых полезных травах.
А в гостиную спускаюсь вместе с Леной. Школьная подруга, что теперь моя жена, прониклась японским этикетом — пусть ещё разок блеснёт им на публике. Порой она держится даже лучше, чем грациозная Гепара.
Хаято вскакивает и низко кланяется, спина у него будто ломается надвое:
— Ваше Величество, я виноват, я виноват…!
— Повторите это ещё тысячу раз, и, может, тогда я умру от зевоты. Таков ваш коварный план, Хаято-сан? Да вы весь в своего дядю!
— Нет!!! — восклицает японец, пристыженный. — Я бы хотел совершить сэппуку за весь этот позор… Но мой клан нуждается во мне. Только я могу помочь моим женщинам и детям держаться на плаву.
Вот ведь циркач, прямо с порога драму устроил.
— Садитесь, — хмыкаю, падая в кресло.
Лена рядом сидит идеально ровно, с холодным лицом. Я замечаю:
— Хаято-сан, я не требую от вас сэппуку, если что. Мне это даром не нужно — ни пользы, ни выгоды. Говорите уже, зачем пришли, и проваливайте.
Он с отчаянием выдавливает:
— Пожалуйста, Ваше Величество, войдите в моё положение. Я виноват и признаю это. Но мои жёны, матери и дочери не должны страдать из-за моих ошибок. Если вы не смилостивитесь, то конкурентные рода растерзают мой клан как стервятники.
— А с чего это вдруг?
— Мой дядя опозорился на Сэцубуне, а потом ещё и умер после беседы в Вечерней Хризантеме, храме Императора! Наш клан покрыт несмываемым позором, партнёры откажутся от работы с нами, а конкуренты используют все политические и финансовые рычаги, чтобы дожать нас.
— Жуть какая, — равнодушно бросаю. — Допустим, мне правда вас жаль — только допустим. Чего вы от меня-то хотите?
— Будьте должным мне, — затараторил Хаято, боясь, что я передумаю. — Звучит оскорбительно, но послушайте. Мой дядя опозорился в конфликте с вами и умер после разговора с вами. Все это знают. Если вы станете должны моему клану, это сможет уменьшить позор моего клана. Тогда нас не бросят все контрагенты. Мы сможем объяснить: да, опозорены, но так как вы будете у меня в долгу, значит, хоть чем-то компенсировали нанесённый урон.
Он всё произносит слишком торопливо и не останавливаясь, будто если замолчит, то будет послан нахрен.
— Всё чудесатее и чудесатее, — не перестаю я удивляться логике японцев. Русскому, даже телепату, не разобраться без бутылки сакэ.
Я пожимаю плечами:
— Хаято-сан, ваша позиция вроде как понятна. Но знаете, я даже не знаю, что мне от вас нужно. Может, вы подскажете?
Младший Хаято перечисляет всякую всячину — от танков до долей в каких-то компаниях. Зевать уже правда хочется. И тут Лена бросает по мыслеречи: «Даня, а может, пусть Хаято дадут нам какие-нибудь целебные зелья? У Хаято же сильные Целители, есть своя фармацевтическая компания, и такие зелья могли бы пригодиться, может, Лакомке».
Я ухмыляюсь: «Умничка, Лена». А вслух говорю:
— Можете отдать пятнадцать Целителей на пару-тройку лет пользования.
Лена с трудом не округляет глазки, хотя рефлекс прослеживался. Она имела в виду только зелья, но зачем мелочиться? Я сразу беру по максимуму. Пусть Хаято почувствует, что в долгу быть — это не красивые слова, а конкретные жертвы.
— Целителей всегда не хватает, — добавляю, как будто между делом. — Так что можете прислать уже сегодня. Только оформим и договор аутстаффинга-аренды, чтобы всё было официально. — Тогда в случае косяков Целителей я смогу стребовать компенсацию с Хаято, а пункт такой мы точно предусмотрим.
Хаято оживляется, с облегчением выдыхает и, вскочив, опять кланяется, едва ли не стукаясь лбом в пол:
— Спасибо, спасибо, Ваше Величество! Мы пришлём сегодня лучших Целителей!
— Ага, а договор подпишем сейчас, — бросаю я, по мыслиречи уже кинув задание дуэту Алиса–Василиса, чтоб состряпали бумагу да перекинули через Ломтика.
Когда закрепляем договор, уходит Хаято чуть ли не на цыпочках, видно, рад, что вообще живым отпустили. А ведь он правда не рассчитывал, что вернётся. И немудрено — его дядя меня сначала достал вконец, потом ещё и покушение устроил. Да только я не мстительная сволота, и мне не так уж жалко род Хаято — вообще не жалко, если честно, — как просто я вижу точки роста для своего рода. А пятнадцать достойных Целителей на земле не валяются.
В связи с недавними событиями решаю звякнуть Нобунаге.
— Ваше Величество, рад вас слышать! — восклицает Ода.
— А вы, я смотрю, в курсе всех новостей, дайме, — хмыкаю.
— То, что Император на аудиенции звал вас королём? — переспрашивает дайме. — Да, не сразу, но слухи разнеслись. — Видимо, не иначе как с подачи самого Императора, ведь больше никого там не было. — Если уж наш Император вас так величает, то и нам следует поступать так же.
— Ясно-понятно. Дайме, я чего вам звоню-то? Я теперь в долгу у клана Хаято.
— В каком ещё долгу? — не понял Нобунага. — Старший Хаято же помер от инфаркта, опозорив тем самым храм Вечерней Хризантемы, который посещал за полчаса до своей кончины. Это клан Хаято же теперь должен всей Японии, да и вам тоже.
Мда, как у японцев всё мудрёно, но, кажется, я уже начинаю разбираться.
— Я должен Хаято за взвод Целителей, что он отдает мне безвозмездно. Это должно уменьшить позор клана, согласны?
На том конце пауза, потом Нобунага отвечает задумчиво:
— Ваше милосердие действительно достойно похвалы, Ваше Величество.
— Милосердие здесь не причем, — отказываюсь от похвалы. — Взвод Целителей, сами понимаете, не лишний телепату, который постоянно развязывает боевые операции.
— Хм, вы правы… И все же, кажется мне, сердце у вас добрее, чем вы сами считаете. Думаю, Хаято всё же избегут полного разорения, хоть они и потеряют львиную часть прежнего влияния.
— Звучит неплохо, — отвечаю. Спасать клан Хаято я и не нанимался, хватит с них и того, что они не пойдут с протянутыми руками по проспектам Киото.
Сегодня же Хаято присылают Целителей — ровно пятнадцать человек. Безусловно, клан сильно напрягся: потерять одномоментно пятнадцать специалистов такого уровня — это удар по боевому потенциалу любого рода. Но новый глава Хаято, в отличие от своего дяди, слово сдержал. Возможно, когда-нибудь они и смогут исправиться и вернуть репутацию, посмотрим.
Во дворе Замка Дракона Целители выстраиваются ровной шеренгой. Инструктирует их Студень — подробно рассказывает о порядке в роду, о дисциплине, о том, что теперь они часть системы Вещих-Филиновых.
Одна худенькая японка украдкой косится на Ледзора, который в стороне болтает с Кострицей. Её глаза бегают, как у школьницы, которой впервые понравился суровый физрук. Ледзор стоит, будто ничего не замечает. А вот Кострица мгновенно ловит этот взгляд и вспыхивает глазами так ярко, что японка тут же бледнеет и опускает взгляд в землю.
После инструктажа Студня я выхожу вперёд и коротко очерчиваю основное:
— Вам предстоит служба на мой род. Те из вас, кто по специализации зельевары, отправитесь в Молодильный сад к моей главной жене. Там будете помогать с растворами, варкой и прочим, что она сочтёт нужным. Остальные будут распределены по моим гарнизонам. Ваша задача — в случае опасности или нужды оказывать помощь раненым и поддерживать тех, кто на задании. На местах распределения получите уже более точные инструкции. От вас же я жду полной отдачи.
Целители синхронно кивают. Мне нравится эта японская дисциплина: сразу видно, что люди понимают цену словам.
После этого их отводят к портальной стеле. А Светка, оставшись со мной и Леной во дворе, усмехается и говорит:
— Неплохо ты это всё провернул, Даня. Получил просто так пятнадцать Целителей.
Я ухмыляюсь:
— Это Лена посоветовала.
Лена рядом тут же краснеет и смущённо бормочет:
— Ну, вообще-то я только хотела взять какое-нибудь зелье… или, может, другие фармацевтические продукты. А Даня пошёл дальше и взял сразу Целителей.
Я развожу руками, словно всё вышло само собой:
— Ну, я решил, что клану Хаято придётся оказать мне серьёзную услугу. Ведь долг должен быть по-настоящему весомым, иначе от него не будет никакого толку.
Пожалуй, хватит с меня Японии. Главное сделано: мы договорились с Императором об обмене землями. Мне пришлось попримерять роль японского дайме, но теперь и сам Имп признал меня королем, а значит можно отбросить кимоно на полку и заняться тем что я умею — газлайтить на благо своего рода.
Итак, Шпиль Теней. Беру с собой Гепару, Лену, Светку, Змейку и того же Грандбомжа.
На другой стороне встречают Камила, а еще княгиня Ненея. Я и забыл что она вылитая копия Лакомки, только чуть похудее сестры, даже походка схожая. Своячница сразу радостно бросается меня обнимать, на правах родни. Всё-таки зять я ей, никуда от этого не денешься.
— Мой дорогой спаситель! — ну да, еще и спас ее когда-то в Антарктиде.
— Спасибо, что пришли помочь с организацией, Ненея, — говорю я
Ненея оживлённо добавляет:
— Тут действительно очень много работы. Каждое мелкое решение тянет за собой десятки других, поэтому девочкам не помешает опытная трёхсотлетняя своячница.
Доводы железные.
Как оказалось, Маша Морозова сейчас отдыхает у себя в покоях. Что ж, поговорим в другой раз. Я уединяюсь у себя, и через минуту, предварительно ментально постучавшись, заходит Камила. Взгляд у брюнетки недвусмысленный и обжигающий, но всё же в первую очередь она думает о будущей «сестре».
— Даня, — Камила подхватывает меня за руку. — Если честно, Маша очень устала. Ей непривычна вся эта организация.
— Вообще это неудивительно, — киваю.
— Да, мы все разные. Лена — умничка, организатор по натуре. Светка — чисто боевая. Я сама люблю возиться с дизайном, украшениями, всё оформить красиво. А вот Маша… Она, конечно, аристократка, может и сражаться, и действовать, но праздники, подготовка, вся эта организация — это не её стихия. Она вымоталась. Хорошо бы, если бы ты помог ей развеяться.
— Развеяться, говоришь… — улыбаюсь. — Съездим-ка в горы.
— В местные горы? — Камила округлила глаза. — Ох, я имела в виду что-то менее экстремальное.
— Сойдёт, — усмехаюсь я.
До местных гор рукой подать, и королю Золотого Полдня не помешает наведаться в гости к соседям.
Мазаки, Лене идет же кимоно? Если да — лайк книге, ну или плюсуйте комменты)