Бояръ-Аниме. Газлайтер. Том 34

Глава 7

Астральный Прорыв (место будущего Исследовательского центра Вещих-Филиновых), Херувимия

Настя отправилась вместе с Рвачами чтобы проведать, как идёт строительство Исследовательского центра. Там вовсю кипела стройка, гулко отзывались удары камня о камень, скрежетали механизмы.

Оборотница встала чуть в стороне, уперев ладони в оголённый бронзовый пресс — короткая майка заканчивалась выше, открывая крепкие мышцы живота. Настя прищурилась, оглядываясь по сторонам. Жалко только, что в Прорыве охотиться не на кого: Демоны не годились как добыча. Другие одержимые твари тоже трофеями не назовешь — мало радости от такой возни. Тварь может казаться приличной, а как убьёшь и снесёшь одержимость, так окажется, что это был сбежавший кофе или вовсе навозная куча.

Вот и приходилось оборотнице вместо охоты наблюдать за стройкой. А строили в основном тавры-каменщики. Могучие рогачи перерабатывали свою энергию в гранит, таким образом не пришлось возиться с логистикой, создавая сложные цепочки поставки от далекой каменоломни. Так было быстрее, а потом стоит только зарядить тавров с помощью коктейлей Лакомки — и снова они в строю.

Тавры кастовали аккуратные ровные прямоугольники разных размеров. Огромные и маленькие блоки тут же подхватывали специальные краны, переносили и вставляли в пазы строящейся крепости. Краны скрипели, всё вставало идеально точно. А неподалёку следил за всем главный архитектор Золотого Полдня Кораблеон.

Рядом оказались Габриэлла и Архил. Габриэлла, сложив золотые крылья, наблюдала с явным интересом:

— Какая интересная блочная система! Благодаря ей мы моментально построим Центр.

Настя ответила с гордостью за своего мужа и его вассалов:

— Да, у тавров отличное геометрическое мышление. И благодаря Даниле Степановичу их Воины и Мастера способны проводить тонкие манипуляции с камнем — ну, относительно тонкие, — оборотница, конечно, не стала уточнять что Данила откалибровал меридианы дружинников. Секрет рода, как-никак. — В свою очередь сир Кораблеон — замечательный архитектор. И Данила Степанович соединил этот талант с руками тавров. Он поручил им работать вместе, и вот результат. Теперь Кораблеон расписывает каждый блок, рисует схему, а тавры его выливают магией. Остаётся только поставить всё на место. Так конструкция может быть воздвигнута всего за пару дней.

Габриэлла улыбнулась:

— Я и не ожидала, что король Данила примет столь большое участие в строительстве Центра.

Архил возразил:

— Причём здесь король Данила, леди? Все делает этот остроухий Кораблеон.

Габриэлла тут же выплюнула, она явно была не рада обществу краснокрылого херувима:

— А ты не слышал королеву Анастасию, Архил? Пропустил мимо ушей, кто свёл Кораблеона с таврами и научил их работать сообща?

— Да ладно-ладно! Чего ты опять как с цепи сорвалась…

Настя замерла и принюхалась.

— Неподалёку Демоны.

Габриэлла только пожала плечами, явно не придавая этому значения, и усмехнулась, машинально погладив теневое щупальце на талии:

— Да астралососы всегда прибегают на шум. Королева Анастасия, не хотите ли принять участие в зачистке?

Настя, обернувшись в волчицу, оскаливается:

— Демоны несъедобные, но я не против немного развлечься.

Я устало слушаю, как наш Колян, положив руки на руль, пререкается с охраной. Императорский гвардеец и слышать не желает доводов водителя: одно твердит — убираться, мол, вас нет в списках, отъезжайте, не задерживайте очередь.

В джипе за нашей машиной сидит сопровождение — рептилоиды и гвардейцы. Все они уже заволновались из-за затянувшейся стоянки. Место для ожидания выбрано крайне неудачное: любой стрелок с вышек, где чернеют воронёные пулемёты, мог бы легко открыть огонь. Понятно, что вся эта повышенная охрана выставлена ради безопасности гостей Императора, но как раз меня упёртый гвардеец ни в какую не хочет считать гостем.

Жёны и Гепара переглядываются, поправляя пышные банты поясов на своих кимоно. Светка не выдерживает, и в её голосе звучит раздражение:

— Даня, они серьёзно устроили нам столь жалкую подлянку? Раньше ведь были неожиданные облавы, нападения, штурмы… Неужели всё это кануло в небытие, и теперь нас ждут только вычеркнутые списки?

— Свет, по-моему, это куда неудобнее, чем какие-то облавы, — замечаю я.

Нажав кнопку сбоку, опуская перегородку с водителем, нарочито сухим голосом спрашиваю:

— Что не так, Николай?

Колян досадливо сообщает:

— Ваше Величество, говорят, нас нет в списках и просят не занимать ворота.

Имперский гвардеец сохраняет каменный фейс.

Светка по мыслеречи бросает реплику, слышу её ехидный тон:

— Вот почему, блин, мы ничего не можем сказать этим гвардейцам⁈ Я бы этому остолопу в мундире столько всего высказала бы!

— Тише, Светочка, не занимай по пустякам эфир, — успокаивает Лена «сестру».

Тут я согласен с бывшей Соколовой. Но по традиции местные аристократы не разговаривают со слугами. А гвардейцы ведь тоже считаются обычными слугами. Вот и получается, что мы должны молча сидеть и слушать, как бедный Колян тщетно пытается договориться с охранником на воротах, а нам и рта открыть нельзя, иначе сами опустимся до уровня слуг. Мол, если ты споришь на равных с подзаборной охраной, то и сам от неё недалеко ушёл. Мне-то, конечно, пофиг на такие вещи, но вокруг полно аристократов, и они уже с интересом следят за шумихой у ворот.

Хоть со своими слугами говорить дозволено, а то это был бы вообще идиотизм.

Колян снова получает от ворот поворот и со вздохом и виноватым видом обращается ко мне:

— Ваше Величество, у нас ЧП.

— Не пускают? — уточняю коротко.

— Да, не знаю, как пробиться, — мрачно отвечает он, и в голосе его уже злость, сдержанная, но ощутимая. Колян — боевой гвардеец в первую очередь, а потом уже водитель лимузина. Просто он любит сидеть за рулём и водить тачки, вот и совмещает одно с другим.

Колян ещё раз пытается обратиться к охране, уже жёстче, но гвардеец только упирается, повторяет как заведённый:

— Нет вас в списках. Пропустите следующего кортеж. За вами едут важные люди.

Колян не выдерживает, срывается:

— Да ты сам-то понимаешь, что несёшь? Какие ещё важные люди⁈ Ты сам не пускаешь даймё, альвийского короля и русского графа в одном лице!

Гвардеец снова отмазывается всё тем же осточертевшим «вас нет в списке». Словно под ментальной закладкой, талдычит одну и ту же фразу, и ждать от него чего-то другого бессмысленно. Ясно же, что всё это подстроено специально, и простым, тривиальным путём в дворец мы не попадём.

Я обращаюсь по мыслеречи к «включенному» Генералу Вулканов:

— А ты чего молчишь?

Генерал мнётся, в растерянности смешав два обращения:

— Шеф-даймё, я даже не знаю, чем могу помочь. Я больше по поклонам могу подсказать.

— Понятно всё с тобой, — хмыкаю. — Хорош советник по этикету.

Поворачиваюсь к водителю, ловлю его взгляд в зеркале и киваю:

— Колян, газуй!

Он давно со мной, поэтому приказ понимает сходу. Губы растягиваются в ухмылке, он кивает, оскалившись:

— Есть, шеф!

И жмёт на газ. Машина срывается вперёд, мотор рычит, колёса визжат по мощёным плитам, и мы влетаем во двор, чуть не отдавив ногу гвардейцу, который нас не впускал. Тот отпрыгивает, истошно что-то крича на японском.

Во дворе Колян тормозит только у самого крыльца. Тормоза визжат, и все гости вокруг разбегаются. Нас тут же окружают гвардейцы с вскинутыми автоматами.

— Колян, сиди, — велю я коротко. Он уже было дёрнулся выскочить, чтобы открыть мне дверь, но целее будет внутри. Ещё не хватало, чтобы его случайно прошили в спину в такой сутолоке.

Я сам выхожу, наплевав на этот момент этикета. По-хорошему, слуга должен открывать дверь господину, но Колян всего лишь физик и от пуль не защитится, потому пусть остаётся в бронированном кузове. Мне всё равно, как аристократишки будут шептаться потом. Подаю руку жёнам и Гепаре. Девушки выходят поочерёдно, гордо, с высоко поднятыми подбородками, в ярких кимоно. Светка, шагнув наружу, скользит ледяным взглядом по дулам автоматов. Те направлены чуть ниже её ног, в землю, и это спасает их строй. И правильно — если бы они осмелились поднять оружие прямо на нас, это уже считалось бы оскорблением. Тогда пришлось бы положить всех этих вояк на месте, без разговоров.

Кольцо гвардейцев застыло в напряжении. Воздух будто звенит от их готовности, пальцы на спусковых крючках едва заметно подрагивают. Гепара холодно оглядывает строй, и в ней не осталось ни тени прежней «лапочки». Её аура в боевой готовности. Стоит мне только кивнуть, и она обрушит на двор Астрал с его обитателями. Я не ошибся, когда выбрал мутантку в спутницы.

— Сто-ойте! — кричат гвардейцы.

Но я не обращаю внимания. Закрыв собой спутниц, спокойным шагом иду прямо на автоматы, глядя так, будто это просто какие-то назойливые мухи, которые ничего не стоит прихлопнуть.

— Шеф-даймё, что ты делаешь⁈ — восклицает Генерал Вулканов в моей голове. — Они же дали предупреждение!

— Ну и что? Аристократ не должен слушаться слуг, разве нет?

— Не должен… — легионер растерянно соглашается.

— Вот я и не слушаюсь.

В стороне тоже движение — прибывшие аристократы собрались, наблюдая. Благодаря сарафанному радио вскоре весь высший свет будет знать, как наша машина вломилась во двор императорского дворца, как я вышел без колебаний, как мои жёны встали рядом, как я, не моргнув глазом, иду напролом на кольцо автоматов.

Конечно, это детский сад. Да только с этими японскими аристократами по-другому нельзя. Если показать слабость — опозоришься, и они не будут тебя ни во что ставить. А понятия силы и слабости в японской культуре специфические. Они оценивают иностранцев только по своим собственным критериям и не хотят понимать, что у каждого народа свои порядки и обычаи. Чужие им неинтересны. Им интересно только одно — выдержишь ли ты их игру.

Я уже почти утыкаюсь в гвардейцев, которые накрылись доспехами, защита огневиков сверкает. Сделаю ещё шаг — придётся разнести этот заслон. Я уже готов к этому, но тут раздаётся крик, громкий, властный, разрывающий напряжённую тишину:

— Господин-даймё!

И вдруг, расталкивая плечами гвардейцев, вперёд вылезает точная копия Венглада, только с усами, как будто специально пририсованными для различия. На нём кимоно того же старинного покроя, строгие линии, тёмный цвет. Старик низко кланяется, руки вытянуты, голос поставленный:

— Господин-даймё, я — церемониймейстер Его Императорского Величества. Прошу простить за беспорядок.

Я бросаю на него хмурый взгляд и тут же по мыслеречи обращаюсь к Генералу Вулканов:

— Так и будешь стоять в стороне? Можно мне с ним разговаривать?

Генерал мнётся, раздумывая. Ох, задрали эти японцы. Если с этим человеком говорить нельзя, если он всего лишь непривилегированный слуга, тогда придётся его убить, ну или на худой конец поколотить. Потому что он обратился ко мне напрямую, а тут так не положено. Слуга не имеет на это права. Мои недоброжелатели могли специально подбросить этого языкастого старика, чтоб я с ним заговорил и унизился.

Наконец, Генерал Вулканов находится с ответом:

— Да, у него на груди бляшка — золотая хризантема. Это доверенный знак Императора. Значит, хоть он и не благородный, но имеет право говорить с дворянами.

— Слушаю, — произношу я вслух прохладно.

Церемониймейстер, эта копия Венглада, складывает ладони вместе, делает ещё один поклон и обращается ко мне:

— Постойте, пожалуйста, минуту, даймё Вещий-Филинов.

— Минуту, не больше.

Потом он резко разворачивается к гвардейцам и спрашивает требовательно:

— По какому поводу?

Старший гвардеец поворачивается к своим младшим, коротко переговариваются и отвечает:

— Нет в списках.

Церемониймейстер вскидывает брови и, пожевав губами, бросает:

— Теперь есть.

Старший гвардеец кивает послушно:

— Есть.

Строй мгновенно распадается, воронёные стволы опускаются, и гвардейцев словно ветром сдувает. Церемониймейстер снова кланяется мне, на этот раз глубже, и говорит уже ровно, как будто ничего не случилось:

— Простите за это недоразумение! Прошу вас, пойдёмте за мной, даймё Вещий-Филинов. Ваши прекрасные спутницы-госпожи тоже.

— Ведите.

Мы вместе с жёнами направляемся за стариком мимо застывшей толпы аристократов. Многие из них пороняли нижние челюсти — видимо, это невиданное дело: пободаться с императорскими гвардейцами, чуть не довести до перестрелки, а потом как ни в чём не бывало пойти на церемонию. Наш лимузин в это время катится уже на парковку — Колян получил мой приказ по мыслеречи.

Церемониймейстер идёт чуть сбоку и не забывает уточнить:

— Ваши машины сопровождения внесут в список, дабы ваши люди смогли припарковаться на императорской парковке.

— Само собой, вы это сделаете, — это уже Генерал Вулканов взял вожжи и бросил надменно.

Мы со спутницами выходим на задний двор, мощёный камнем. Церемониймейстер откланивается и исчезает. Тут уже собирается публика. Вдоль ковровой дорожки, протянувшейся от крыльца к воротам, стоят даймё и прочая знать. Стройный ряд, холодные взгляды, шелест дорогих тканей. Слуги, кланяясь, указывают мне место у края дорожки, рядом с прочими даймё, как и положено по рангу. Мы встаём, и оказавшийся неподалёку Нобунага приветственно кивает мне.

Вскоре на крыльцо выходит Император в парадном кимоно, и весь двор сразу затихает, будто кто-то выключил звук. А в противоположном конце двора, у самых ворот, появляется ряженый — на лице красная демонская маска с рогами, всё по обряду. Он идёт по ковровой дорожке, нарочито согнув колени и нелепо размахивая руками, больше напоминая клоуна, чем чудовище из Океана Душ.

Гепара по мыслеречи замечает:

— Даня, с твоей поддержкой могла бы призвать Астрал и показать настоящих Демонов.

— Да, можешь, — отвечаю я своему «ментальному якорю», — только вот вряд ли японцы это оценят по достоинству.

— Эх, жалко, — с грустью вздыхает мутантка.

Слуги с поклонами подносят аристократам коробочки с бобами. Шуршание шагов и шелест ткани наполняют двор. У ворот кто-то из нетерпеливых уже кинул первый «залп» в сторону маскированного «демона», который, кривляясь, идёт по ковровой дорожке к крыльцу.

Аристократы зачерпывают по горсти бобов и закидывают в ряженого. Я было тоже тянусь к своей коробке, но будучи на чеку, сперва сканирую подношение друидским зрением, и не зря: бобы тухлые и сгнившие. Стоит взять их в руку — они тут же размякнут и начнут вонять, липкая масса запачкает руки. А вот не взять и не бросить тоже нельзя — это заметят, а на таком празднике любое уклонение от традиций трактуется как вызов.

Предупреждаю жён по мыслеречи, чтобы не трогали.

— Что будем делать? — спрашиваю легионера-японца.

Генерал Вулканов отвечает:

— Надо бросать.

— Рука будет вонять.

— Нельзя мараться, — отзывается легионер. — Это недостойно аристократа.

— Я смотрю, ты продолжаешь давать отличные советы, — хмыкаю я.

Он виновато разводит руками:

— Шеф-даймё, у тебя очень изобретательные враги! Настоящие дьяволы!

— Ой, только не перехвали этих ушлёпков, — бурчу я, наблюдая, как другие аристократы зачерпывают руками горох.

И сам делаю иначе. Забираю у слуги всю коробку целиком, не перебирая зерна, и, резко махнув, вытряхиваю её разом. Бобы рассыпаются широким веером. Вокруг сразу же зашевелились — аристократы заметили мой жест. Кто-то даже возмущённо качает головой, мол, так не делается, принято рукой брать по нескольку бобов. Но таких немного. Большинство молчит, потому что что не запрещено прямо — то разрешено.

То, как я бросил, замечает и сам Император с крыльца. Он обращает на меня быстрый взгляд — острый, как клинок, — и снова смотрит на ряженого.

— Это был рискованный поступок, шеф-даймё, — вздыхает Генерал Вулканов, явно нервничая. — Очень рискованный.

— Я не слышал от тебя предложений, а делать что-то надо было.

Генерал признаёт:

— Да, вы правы. Лучше было сделать хоть что-то.

Спутницы могут не бросаться бобами, и они по моему совету воздерживаются. Светка особо и не расстроилась: вот если бы все огнешарами бросались, а ей бы не дали — тогда вой бы был на всё Киото.

По правилам, последним бобы должен бросить Император, когда ряженый до него добредёт. И вдруг он делает то, чего никто не ожидал: берёт протянутую коробочку и одним махом вытряхивает её всю сразу, бросая содержимое в сторону «демона».

Немногие возмущённые тут же поутихли. Раз Император так же сделал, значит, я не вышел за рамки.

Ряженому только императорских бобов не хватало, чтобы схватиться за голову и упасть замертво. Ритуал этим и завершился.

— Как аутентично! — Лена единственная из нашей компании восхищается. Она еще в школе любила мировую культуру. — Даня, спасибо тебе большое, что взял меня посмотреть дворец в Киото!

— Пожалуйста, дорогая, — улыбаюсь. Вообще Ленку я и взял с собой, потому что хотел порадовать жену. Памятники старины — ее слабость.

Пока мертвый ряженый под шумок воскресает и уползает восвояси, аристократы следом за Императором поднимаются на крыльцо и неспешно идут вглубь дворца. Слуги провожают всех в большой зал, где уже накрыт стол, ломящийся от морских изысков. Блюда впечатляют — свежая рыба, моллюски, раковины, аккуратные пиалы с икрой, соусы, приправы. Стол низкий, по японской традиции, сидеть положено на подушках прямо на полу. Но расслабляться рано — за обедом у японцев ритуалов даже больше, чем где бы то ни было.

Император садится во главе стола, и только тогда остальные начинают рассаживаться, причём каждому найти свои подушки помогает прислуга. К нам тоже. Низенький слуга делает почтительный поклон, не поднимая глаз, и указывает на место… очень далеко от стола, чуть ли не на краю зала. Для даймё это как-то неуважительно.

Через Ломтика я заглядываю в списки рассадки гостей, которые держат другие слуги. Подозрение в подвохе подтверждается полностью: моё место находится ближе к Императору, за главным столом. А то, что мои недруги пытались усадить меня на «камчатку», — по словам моего легионера, это стало бы позором, намеренным унижением. Соглашаться с этим нельзя ни при каких обстоятельствах.

Конечно, недруги вовсе не тупые и предусмотрели, что я пойму подвох. А потому на моём месте уже устроился Кагаяма Хаято, один из видных дворян, с длинными волосами, схваченными в пучок. Его лицо закинуто в мой банк памяти.

— Ситуация щекотливая, — вздыхает Генерал Вулканов. — Выгнать Хаято с вашего места — значит спровоцировать конфликт, и это сейчас совсем не скрасит вашу репутацию. Вы ведь иностранец, а значит, должны вести себя почтительно. Но и проглатывать такое нельзя.

— То есть ты опять не знаешь, что делать, — заключаю.

Генерал Вулканов едва не плачет:

— Пожалуйста, не заставляйте меня бегать по газовой Арене!

— Да ты ещё и нытик, — усмехаюсь. — Можешь расслабить булки — за бесполезность я не наказываю пытками.

— Даня, что будем делать? — спрашивает по мыслеречи и Светка. Мы сейчас застыли посреди зала, и скоро все рассадятся, кроме нас. Мои жёны и Гепара слишком красивые, практически каждый дворянин обследовал взглядом их фигуры, обтянутые яркими кимоно, а потому незаметно стоять не получится.

Надо что-то решать. Прогонять выродка Хаято нельзя, садиться на «камчатку» тоже.

Я выбираю третий вариант — разрешить японцу сидеть, где он сидит. Подхожу к Хаято и громко, так чтобы слышали все рядом, говорю:

— Дорогой сановник-ками, прошу вас, садитесь на моё место! Здесь вам будет удобно!

Соседи по столу оборачиваются на нас. Хаято же, сначала поморщившись, прикидывается дурачком, делает вид, что не понял:

— Это разве ваше место…?

— Согласно императорским спискам — да, — улыбаюсь. — Но я уступаю его вам, раз вы в нём столь нуждаетесь! Это мой подарок!

Я разворачиваюсь, чтобы уйти, уже делаю пару шагов, и именно в этот момент Хаято останавливает меня, явно не желая проигрывать:

— Стойте, даймё! — он мешкает, но всё же натягивает улыбку. — Я не могу принять подарок, не оплатив его таким же широким жестом! Пожалуйста, садитесь на моё место!

Он кивает на противоположную сторону стола — тоже близко к Императору, и по рангу это равнозначно месту, что он занял. Все присутствующие переводят взгляды с меня на Хаято.

— Хорошо, ками, — киваю я. — Раз вы просите, мы со спутницами примем ваш жест.

Мы вместе с жёнами и Гепарой располагаемся напротив Хаято, совсем недалеко от Императора. Девушки опускаются на подушки грациозно, с прямыми безупречными спинами, Светка уже примеряется к моллюскам.

— Вы поступили нестандартно, шеф-даймё, — Генерал вулканов искренне восхищен, а не просто лобызает. Его мысли для меня прозрачны. — Нестандартно и умно. Сделать захватчика должником! Мы, японцы, терпеть не можем подарки, ведь они нас делают должниками!

— Даня! Я не поняла! — между тем Светка надула губки, к счастью, только на ментальном уровне. Внешне ее фейс, покрытый белой пудрой, невозмутим и прекрасен. — Почему этот противный японец уступил нам свое место?

— А я знаю! Даня его обязал своим жестом! — вставляет Ленка умным тоном. — И все это видели!

— Действительно, Хаято повёл себя так не по доброй воле, а потому что у него не осталось выбора, — киваю. — Все видели, как я «великодушно» уступил ему своё место, фактически выставив его в положении нуждающегося. Для японской аристократии это очевидный сигнал: теперь он мой должник. Поэтому Хаято и поспешил «уравновесить» ситуацию, притворившись, будто тоже сделал мне дар, чтобы хоть равнозначно компенсировать мой шаг.

— Ого! — поразилась бывшая Соколова. — Как у японцев все сложно! Какие-то долги не из чего… Быстрее бы ты, Даня, забрал Рю но Сиро себе и стал полновластным королем в Тихом океане.

— Светлана Дмитриевна, Япония все равно останется нашим соседом, — напоминаю. — А для королевы хорошо бы знать обычаи соседнего государства.

— Ну вот… — досадно вздохнула блондинка.

Взгляд Хаято злой, напряжённый, он не может скрыть раздражения из-за того, что его расчёт унизить меня не удался. Зато теперь я точно знаю, кто мой недоброжелатель. Японский высокопоставленный чиновник из знатного рода Хаято.

Начинается обед. И уже с первых минут наступают новые подставы. Слуги, явно подбитые Хаято, подносят нам чашки с напитками, наполненные доверху, так что жидкость буквально колышется на краях. Достаточно малейшего неловкого движения, чтобы всё пролилось на одежду или на пол, выставив нас неряхами перед двором. Палочки для еды подсовывают такие, что сломаются при малейшем нажатии. Стоит взять ими кусочек рыбы или креветку, и всё упадет обратно на стол или на татами. Для японцев это настоящий позор — потеря лица, после которого можно хоть сразу уходить.

Система ловушек продуманная, и видно, что Хаято не понадеялся на что-то одно, а решил бить скопом, добиваясь моего конфуза.

Но все эти хитрости я замечаю сразу и предупреждаю спутниц. Напитки первыми за всех девушек принимает Гепара. Её мутантская, гепардовая ловкость. Она легко удерживает полные чашки, делает аккуратный глоток и с тем же спокойствием передаёт их дальше жёнам.

Я же сам беру свою чашку. У меня есть легионер-оборотень, и его ловкость очень кстати.

С палочками действую ещё проще. На подносе лежит несколько комплектов. Я беру три других — более качественных, крепких, и использую только их, оставив ломкие в стороне. Жёны, по моему ментальному приказу, берут те палочки, которые я указываю.

В итоге гастрономическая подстава Хаято срывается, и мы наслаждаемся эхо-маки.

Император произносит:

— Начинайте ритуал.

Двое слуг приносят огромный деревянный ящик, в котором ощущается сознание рептилии. Его ставят набок у ковра, затем снимают крышку. Изнутри, с тихим шипением, выползает аномальная змея — тоё. Длиной в три метра, толстая, как бицепс Ледзора, в крепкой бронированной чешуе. Змея неядовитая, но своими кольцами удавит и телёнка. К спине змеи привязан длинный бумажный свиток. По обычаю она должна проползти по залу к окну, уползти в сад и таким немудреным образом отправить послание духам предков японских аристократов.

Но всё идёт не по плану. Змея сворачивает и вместо окна, под которым ей уже приготовили лакомство в виде мышек, ползёт к столу. Причём её взгляд упирается прямо в меня, видимо, я ей понравился.

— Не ты первая чешуйка, которой я приглянулся, — вздыхаю.

Вообще змея ментально запрограммированная. Обычная закладка наверняка подразумевала, что змея уползёт в окно. Но кто-то вмешался в подготовку чешуйчатой и натравил её на иностранца-даймё. И теперь у меня дилемма. Вот сейчас эта любительница обнимашек приползёт ко мне, и что делать? Боевую магию применять нельзя — это будет воспринято как оскорбление Императора и его праздника. Меч доставать тоже нельзя, любое резкое действие сразу превратится в скандал. Нужно действовать иначе и очень тонко, как обычно.

— Шеф-даймё, прости, — вздыхает Генерал Вулканов. Он тоже догадался, что змея не сама по себе свернула с дороги.

— Да я уже понял, что ты только по поклонам, — отмахиваюсь от легионера.

Между тем сами аристократы с интересом смотрят, куда же ползёт тоё.

Я же решаю, что хватит в моей жизни «чешуек». Через Ломтика подкидываю в кимоно Хаято мышей, которых держали в клетке в саду, чтобы порадовать справившуюся с миссией длиннохвостую.

Хаято вздрагивает, дёргается и тут же вскакивает. Из его рукавов прямо на стол начинают сыпаться мыши, разбегаться в разные стороны. Пищат женщины, аристократы пытаются сохранить спокойствие, но на лицах у всех сдержанное недоумение.

А змея продолжает ползти, уже ускоряясь, прямо к столу. Мышки явно прибавили ей рвения.

Император резко поднимает руку и спрашивает громко:

— Хаято! Ты зачем взял на обед мышей? Чтобы привлечь змею? Так ты хотел показать, что духи тебя любят? — с улыбкой спрашивает монарх, явно подшучивая над сановником. И аристократы незамедлительно смеются.

Хаято, побледнев, начинает оправдываться:

— Нет, Император, нет! Это не я… мне подкинули этих мышей!

Император бросает, не поверив:

— Тогда возьми змею духов и отведи её к нашим предкам.

Хаято бледнеет ещё сильнее. Но отказаться он не может. Магию использовать ему запрещено, как и всем, меч тоже доставать нельзя. Стиснув зубы, он бросает на меня взгляд, полный ненависти, и подходит к змее. Та извивается, обвивает его руки и грудь, давит. Ему удаётся удержать её — маг он не слабый, но действовать всерьёз не решается, слишком велик риск нарушить ритуал.

Обвитый змеей, кряхтя, он уносит её к окну медленным шагом, но видно, что силы утекают, дыхание сбивается. В зале повисла напряжённая тишина. Все следят, как высокопоставленный Хаято позорится.

Я не удерживаюсь и через Ломтика делаю крохотное вмешательство: пол под ногами Хаято щенок поливает маслом. Достаточно, чтобы чиновник оступился. И вот он подскальзывается, теряет равновесие и вместе со змеёй вываливается в открытое окно. С грохотом катится вниз по ступеням пожарной лестницы.

Император произносит негромко, едва заметно усмехнувшись:

— Кажется, Хаято тоже решил отправиться к духам.

Весь зал разражается смехом. Смеются все, кроме племянника Хаято. Тот сидит, не двигаясь, и бросает на меня взгляд, полный ненависти и ярости. Кажется, его самурайский пучок аж дымится.

Ритуал заканчивается, Император поднимается со своего места и в сопровождении слуг удаляется. Его уход означает перемену в атмосфере — в зале начинается время досуга. Аристократы теперь могут свободно перемещаться по помещению, группами или парами подходить друг к другу, обмениваться фразами, переговариваться. Всё, конечно, строго в рамках этикета: ни громкого смеха, ни лишних движений, только вежливые поклоны и сохранение дистанции. Но все равно у всех словно развязались руки.

Ко мне подходит Ода Нобунага. Даймё в приветствии склоняет голову и говорит с уважением:

— Ловко. Очень ловко устроено, даймё, — показывает он акцентом, что догадался о моем противостоянии с Хаято.

— Даймё, как у нас говорится: долг платежом красен.

Мы отходим к окну и смотрим на луну, к которой и должна была уползти змея. Улицу вдруг закрывает собой младший Хаято с будто бы парализованным лицом — это он пытается сдержать злобную гримасу. Он подходит слишком близко, явно забыв о приличиях, и бросает сквозь зубы:

— Мыши не сами собой завелись в халате моего достопочтенного дяди. Только иностранец поступил бы так бессчестно!

— Зря вы меня обвинили в бессчестии.

И в тот же миг бью его в живот. Удар вминает желудок, Хаято складывается пополам, изо рта вырывается хриплый звук. Я не даю ему опомниться: хватаю за самурайский пучок волос на голове, рывком дёргаю в сторону и одним движением вышвыриваю в окно. Аристократ вылетает наружу, грохоча катится по ступенькам, отправившись следом за своим дядей, который уже пропал из виду. Вернуться тот не осмелился, счёл это постыдным. Теперь и племянник разделит его судьбу.

Все произошло очень быстро, и только мои спутницы и Ода увидели как именно младший Хаято покинул праздник.

— Мда… — кажется Нобунага немного подвис. — даймё, это было неожиданно, но заслуженно.

В этот момент подходит слуга — тот самый церемониймейстер с золотой хризантемой на груди. Он останавливается на расстоянии шага, делает низкий поклон и произносит:

— Император хочет с вами поговорить наедине, даймё Вещий-Филинов.