Блуждающий меж звезд

Сердце хвори

Воспоминания давно минувших дней исчезли и вернули Дороти, Дэвида и Льюиса обратно в место, отдаленное напоминавшее гостиную их дома. Холодные ладони матери, прежде лежавшие на лице, отпустили его. Казалось, прошла целая вечность, и они успели заново пережить каждый день в отдельности, но здесь, в мире Альтеры, время двигалось по известным только ему законам, и потому с момента встречи после долгой разлуки едва ли минула пара минут.

Перед Дэвидом стояла мама. Худая, бледная, с редкими тонкими волосами на голове и ослепшими белыми глазами, но сейчас это точно была она. Ни Литэса, ни Китобоя, никакого бреда о марионетках или оболочке, а просто мама.

– Я скучал по тебе, – признался Дэвид.

– И я скучала. Тебя так долго не было.

– Но я все-таки пришел, – Дэвид притянул Дороти к себе и обнял.

– Да, пришел, – уткнувшись в плечо сына, подтвердила женщина, – но скоро они вернутся, и Литэс тоже. А когда это произойдет, я перестану тебя узнавать. Ты снова превратишься в прислужника Китобоя или бог знает во что еще.

С той трагической ночи на кухне Дороти оказалась заперта в доме, выстроенном ее безумием. Она не могла уйти, не могла ничего изменить, а только барахталась в темных водах, изредка выплывая на поверхность, чтобы едва успеть осознать свою незавидную участь, а затем снова погрузиться на дно, где не было места сознанию и критическому мышлению, зато вместо них царствовала одержимость.

– Литэс здесь? – переспросил Дэвид, чтобы убедиться, что ему не показалось.

– Да, он никуда и не уходил.

– Сукин сын. Я думаю, что болезнь сконцентрирована в нем. Он и есть сердце хвори. Где его найти?

– Я никогда его не видела. Только слышала. Словно он далеко-далеко, но при этом очень близко. Странное чувство.

– Мяу! – Льюис решительно вмешался в диалог. – Мяу!

– Что случилось? – вздрогнула Дороти.

– Дружище, что ты хочешь сказать? – мистер Розен присел на корточки рядом с котом.

– Мяу! – в столь простом и коротком звуке таилась настоящая тревога.

– Я знаю, – Дэвид зажмурился и потер глаза рукой. – Джек.

– Что? – ужас мгновенно овладел женщиной.

– Джек здесь. Он преследует меня с тех пор, как я приехал в Толиман.

– Джеееееееек, – по дому разнесся мерзкий скрипучий голос.

– Джек Китобой. Он пришел, – невозможно было понять, откуда исходит звук, словно сами стены научились говорить. – Настало время.

– Джек вернулся?

– Вернулся.

– Джек.

– Идет за нами.

Теперь, оказавшись в самом центре хаоса голосов, Дэвид понял, как чувствовала себя мама. Безумие, которое нельзя унять или хотя бы поставить на паузу. Оно вечно с тобой, рядом и пытается поглотить, заставив верить в свою реальность.

– Дэвид, я тону, – Дороти исчезла на глазах также быстро, как и появилась.

В комнате остались только мистер Розен и Льюис. Голоса не умолкали, а наоборот обретали силу. Их численность неумолимо росла.

Где-то здесь в доме скрывался Литэс. Конечно, это не настоящее имя, ведь у него вовсе его и не было. Литэс представлял собой лишь только образ материализованной болезни, которая, как еще в детстве узнал от отца Дэвид, называлась шизофрения. Почти год маме удавалось скрывать стремительно развивающиеся симптомы, и почти год окружающие отказывались их признавать, пока не стало слишком поздно.

Кто был в этом виноват? Дороти, Леонард, врачи или, может быть, сам Дэвид? Каждый из них приложил к этому свою руку, но будучи ребенком, мистер Розен назначил виновным отца. Это было не так трудно, особенно учитывая сколь сильно он изменился: позабыл о сыне, бросил его в трудную минуту и погряз в самобичевании, надолго позволив алкоголю стать лекарством, неспособным ничего по-настоящему исцелить. Так для Дэвида Леонард и превратился из отца в человека, на котором можно было выместить весь свой гнев, хоть он этого и не заслуживал.

И как бы ни пытались окружающие помочь этим двоим, но исправить ничего было нельзя. Пропасть между ними неумолимо росла, пока,= наконец Дэвид не порвал истончившуюся нить, что связывала его с домом.

– Мяу! – встревоженный Льюис призвал мистера Розена к действию.

– Да, ты прав. Нам нужно найти Литэса, – согласился Дэвид.

– Мяу!

Выбежав из гостиной, мистер Розен ожидал, что окажется в знакомом для него коридоре, но вместо входной двери вдаль тянулся круглый черный тоннель, откуда прежде появился Льюис в виде саблезубого тигра. В конце тоннеля в слабом свете, исходившем с обратной стороны, отчетливо выделялись очертания Китобоя, который, не изменяя себе, двигался спокойным и размеренным шагом. Он прорвался через все защиты, выстроенные Дороти от посторонних душ, и через Леонарда тоже, а значит… Леонарда больше нет? Он умер в Альтере?

– Мяу! – Льюис когтями вцепился в икру Дэвида, чтобы тот не отвлекался, теряя время впустую.

– А! Черт! – вскрикнул от боли мистер Розен, но зато тут же опомнился.

Со всех сторон: из-за углов, со второго этажа и даже из самих стен смотрели лица Дороти. Такие разные, многогранные и в то же время одинаковые, как две капли воды. Они могли бы наброситься на нежеланных гостей и наверняка с легкостью победить, но сейчас им было не до них, ведь приближался Китобой Джек – тот, по чьей вине, по их мнению, они были заперты в этом проклятом месте.

– Литэс! – во всю глотку заорал Дэвид. – Ублюдок, где ты?

– Литэс?

– Литэс.

– Ему нужен Литэс.

– Литэс поможет нам.

– Он наш защитник.

– Литэс, – зашелестели голоса по дому.

– Мама, где он? Помоги мне! – глядя на одну из женщин, попросил мистер Розен, но она не ответила и даже взглядом не повела.

Китобой не спешил. И пусть расстояние до конца тоннеля составляло по меньшей мере метров сто, это мало его волновало, поскольку он чувствовал себя охотником, загнавшим жертву в ловушку, и в полной мере наслаждался таким приятным сюрпризом.

– Литэс, трус поганый, отзовись! – Дэвид ринулся на кухню и, никого там не найдя, побежал на второй этаж.

Льюис был бы рад помочь другу, но, к сожалению, не мог. Дух Литэса витал повсюду и не имел четкой дислокации, поэтому для кота он оставался неуловимой тенью.

Проверив спальню родителей, ванную и даже свою комнату, Дэвид нашел только множество копий матери. Одни в точности повторяли человеческий облик, другие имели различные телесные деформации, вроде изуродованного лица, лишней конечности или горба, а какие-то и вовсе скорее напоминали помесь человека с тем или иным предметом интерьера, будь то шкаф, кресло, лампа или нечто подобное. Завидев Дэвида, они начинали что-то нечленораздельно бормотать.

Ко всему прочему, ожил и пришел в движение и сам Дом, открыв для мистера Розена простую, не очевидную на первый взгляд истину – Дороти и была этим домом. Она сама создала свою тюрьму, в которой заключила себя на долгие десятилетия.

– Литэс! – чувствуя, как связки работают на пределе возможностей, заревел Дэвид.

Снова никакого ответа, если не считать несмолкающий гомон Дороти.

– Льюис, где мы еще не были?

Кот стоял у ног Дэвида и, подняв голову вверх, пытался унюхать Литэса.

– Подвал! Твою мать! Подвал! – мистер Розен хлопнул себя ладонью по лбу.

Действительно, где, как не там, находилось самое укромное место в доме? Укрытое от посторонних глаз и лежащее в основе основ.

Вернувшись на первый этаж, Дэвид и Льюис натолкнулись на толпу Дороти, которые стеклись к тоннелю со всех уголков дома. Они шипели, кричали, ругались, готовясь наброситься на врага, а тем временем воздух пропитался холодом и запахом рыбы. Дэвиду хватило одного взгляда, чтобы оценить оставшееся расстояние: едва ли через минуту Джек переступит порог дома.

Усадив Льюиса на плечо, Дэвид с трудом протолкнулся через копии матери, для которых он был как назойливая муха, ибо их внимание полностью сосредоточилось на Джеке. Мистер Розен добрался до бойлерной и сразу закрыл дверь. Конечно, тонкая деревянная перегородка никак не могла уберечь его от грядущего столкновения, но так хотя бы была некая иллюзия.

Из подвала тянулись толстые черные стебли, покрытые красными пульсирующими венами. Они уходили внутрь стен и распространялись по всему дому, опутывая его, как вьюны дикорастущего растения.

– Ну что, дружище? Вперед?

– Мяу! – Льюис приготовился к схватке, чем бы она ни закончилась.

Голоса за дверью стали еще громче. Нельзя было терять ни секунды, и Дэвид с Льюисом двинулись вниз по лестнице в непроглядную тьму. Первое время свет из бойлерной помогал хоть что-то разглядеть, но счастье длилось недолго – ступеней оказалось гораздо больше, чем Дэвид помнил из детства, и в какой-то момент свет перестал пробиваться сюда. Льюис с отвращением зарычал, так как снова ощутил на себе густую тьму, как тогда, когда уже спускался в этот подвал один в поисках пути к Дэвиду. Мерзкий, горький привкус стал еще насыщеннее. Получается, что он свидетельствовал о присутствии Литэса – той самой хвори, что не желала отпускать Дороти.

Ступени все-таки закончились, и едва нога нащупала твердую поверхность, как сквозь темноту проступила знакомая обстановка подвала. Мебель, укрытая простынями, коробки, картонные трафареты людей. И если бы убрать стебли, то все стало бы таким, как в детстве. Оглянувшись, Дэвид увидел самую обыкновенную лестницу с абсолютно стандартным числом ступеней, а наверху дверь, ведущую в бойлерную. Бесконечный спуск оказался иллюзией.

– Литэс, – грозно сказал он, – я знаю, что ты здесь. Покажись.

– Ты привел его сюда, – из дальнего угла раздался голос. – Как ты мог?

Дэвид повернулся на звук и увидел того, кто все эти годы пытал его маму, заставляя верить в несусветный бред. Огромный сгусток непонятной черной субстанции занимал пространство от пола до потолка. Именно от него, как не трудно было теперь догадаться, и брали свое начало стебли. Прямо в центре проступали очертания самого обыкновенного человеческого лица. Льюис зашипел, а шерсть на его спине встала дыбом. Кот был готов наброситься на Литэса, но Дэвид снял его с плеча и прижал к себе.

– Жалкая оболочка! Неужели в тебе не осталось ничего от Дэвида, чтобы так поступить со своей матерью?

– Ты ведь даже не понимаешь, что говоришь, – ухмыльнулся мистер Розен. – Да, я привел его к тебе, мразь. Китобой шел за мной с самого начала. Я думал, как сбежать, но оказывается, этого и не нужно было делать.

– Предатель! – закричал Литэс, и из его тела вырвались новые стебли, которые тут же ринулись к мистеру Розену.

Отпрыгнув в сторону, Дэвид ловко увернулся от опасности.

– Никакого Китобоя не было в нашем доме. Джек жил только в мамином воображении. Ты знал об этом?

– Он был на самом деле! – стены задрожали от рева чудовища. – Джек пытался захватить твою семью, а я хотел помочь, щенок!

– Нет. Даже ты лишь вымысел, – издевательски заметил мистер Розен. – Скажи, Литэс, каково это – не существовать?

– Я существую, – новая порция стеблей ринулась к Дэвиду, но и в этот раз он оказался проворней.

– Нет, ты болезнь, по случайности получившая форму и план, которому неукоснительно должна следовать. И ты уничтожил мою семью.

– Лжец, твой разум опутан Джеком. Если бы Дороти успела вырезать сына из оболочки, то ничего бы этого не произошло, а теперь ты превратился в нечто гораздо хуже, чем ее слабохарактерный муж.

– Мой папа был хорошим человеком, Литэс, и не тебе его судить.

Сказав эти слова, Дэвид понял, что в действительности очень сильно любит отца, а в сердце и вовсе не сохранилось ни капли злобы, так как он понимает, что произошло с Леонардом. У любого человека, сколь хорошим и сильным он бы ни был, есть свой предел упругости, если так можно выразиться. Смерть Дороти стала тем, чего Леонард не смог перенести, и сломался. В такие моменты рядом должен оказаться кто-то, кто поддержит, не позволив упасть на самое дно. И только тогда у хорошего человека появится шанс спастись от саморазрушения. Но думая, что сможет справиться своими силами, отец Дэвида, того не понимая, пошел по пути жены, скрывавшей истинное положение вещей от других, и потому война, которую он вынужденно начал вести, оказалась заранее проиграна.

– Литэс, а ты знаешь, почему я тебе все это говорю? – с ухмылкой на лице спросил Дэвид.

– Хочешь вывести меня из себя, но ничего не получится. Сейчас я покончу с тобой!

Принимая человеческую форму, сгусток отделился от стены и уверенно встал на ноги. Его долговязая фигура больше не напоминала текучую грязь, а скорее походила на демона из какого-то фильма ужасов. На черном лице откуда-то из глубины выплыли большие белые глаза со зрачками странной неровной формы. Поначалу они двигались довольно хаотично, будто пытаясь обрести точку опору, и, все-таки найдя ее, уставились четко на Дэвида.

– Я отвлекал твое внимание, – пятясь назад и все так же крепко прижимая Льюиса к груди, чтобы тот чего доброго не вырвался в ответственный момент, сказал мистер Розен.

Льюис, не будучи дураком, догадался о том, что задумал хозяин, и потому и не собирался никуда бежать. Подавляя гнев, он неподвижно сидел на руках Дэвида и не сводил глаз с Литэса. Сейчас кота гораздо больше волновал исход грядущего столкновения, поскольку это могло стать определяющим звеном всей цепи.

– От чего? – Литэс приближался, раскидывая в стороны коробки и мебель. – Сейчас я сверну тебе шею, оболочка.

– Прежде чем ты это сделаешь, ответь на один вопрос, – могло показаться, что голос Дэвида чересчур хладнокровен для человека, загнанного в угол, но ведь на самом деле он им не был.

– Какой? – взревело чудище, устав от дурацких игр.

– Вы знакомы? Или, может быть, вас представить? – рукой Дэвид указал на самый верх лестницы, ведущей обратно в дом.

Там на первой ступени с тяжелым ржавым гарпуном в руках стоял Китобой Джек в своем желтом плаще, покрытом грязью и кровью.

– Ты! – оскалился Литэс. – Он настоящий! Я же говорил.

– Этот настоящий, – согласился мистер Розен.

Зная, как Литэс относится к Китобою, Дэвид осмелился предположить, что и Джек, преследовавший его, не питает большой любви к порождению шизофрении, хотя не мог этого знать наверняка. А раз так, то нет лучше способа избавиться от одного из них, чем натравить их друг на друга. И обнаружив, где прячется Литэс, Дэвид занимался только тем, что тянул время, пока Китобой не найдет к ним дорогу.

Могли ли копии Дороти остановить его? Конечно, нет. В то самое время, пока Дэвид разговаривал с Литэсом, Джек, пересекший границу дома, уверенно раскидывал напрыгивавших на него Дороти. Они разлетались в стороны, не причиняя великану ни малейшего вреда, а он продолжал идти вслед за Дэвидом.

– Литэс, – гортанный звук, вылетевший изо рта Китобоя, превратился в имя.

– Так вы все-таки знакомы, – видя панику на лице Литэса, Дэвид едва сдерживал смех.

– Мяу, – даже Льюис почувствовал удовлетворение и поспешил поддержать друга.

– Жди своей очереди, приспешник, – даже не повернувшись к Дэвиду, сказал Литэс и взмыл вверх по лестнице.

Как на любую силу в мире найдется большая сила, так и на любое зло всегда найдется большее зло. Дэвид надеялся, что Джек и был тем самым большим злом. В душе он хотел, чтобы именно Китобой победил в схватке, но почему? Кем был этот Джек и откуда взялся? Мистер Розен не имел ни малейшего понятия. Конечно, это мог быть и настоящий Китобой Джек, но тогда вопрос, для чего ему нужен Дэвид, становился еще большей загадкой.

Преодолев лестницу, Литэс набросился на Джека и откинул его назад в бойлерную. Сцепившись, два монстра рухнули на пол, чем сотрясли дом от основания до самой верхушки крыши. По стене рядом с Дэвидом расползлась извилистая трещина.

– Надо выбраться отсюда, – обращаясь к Льюису, сказал Дэвид и поставил его на пол. – Давай наверх, только аккуратно.

– Мяу, – уж кто-кто, а Льюис в этом разбирался получше хозяина.

И пока друзья поднимались, дом то и дело продолжал сотрясаться от новых ударов, что указывало на продолжающийся бой. Когда Дэвид заглянул в бойлерную, то увидел, как Джек, поднимающийся на ноги, схватил прыгавшего на него Литэса за горло и с силой швырнул в стену. Бойлер, что прежде стоял посреди помещения, превратился в груду бесполезного металлолома, да и шкафы не отставали от него в этом плане, поскольку и они разлетелись в щепки.

Не успел Литэс ничего сделать, как Джек снова вцепился в него и нанес сильный удар по лицу, отчего его кулак утоп в черной плоти чудовища. Но все было еще впереди – цепкие заостренные пальцы Литэса воткнулись в бока Китобоя, и он заревел, ослабив хватку.

– Я сожру тебя, мясник! – кричал Литэс, пытаясь добраться до внутренностей врага.

– Вначале сожри это! – Джек схватил попавшуюся под руки трубу и запихнул ее в рот Литэса.

Тот захрипел и отшатнулся назад. И если бы Литэс был человеком, то вряд ли смог бы оправиться от такого, но его глотка обмякла, на мгновение превратившись в жижу, и он без труда достал трубу.

Тем временем Джек успел поднять гарпун, и, когда черное чудище было готово продолжить бой, он наотмашь нанес удар обухом, попав точно в висок. От силы удара Литэс отлетел в сторону.

– Вперед! – сказал Дэвид Льюису, когда Джек склонился над Литэсом, лежавшим на полу, и тем самым повернулся к друзьям спиной.

Им удалось остаться незамеченными и выбежать из бойлерной в коридор. За закрывшейся дверью слышались проклятья, сыпавшиеся с обеих сторон: Литэс называл Китобоя убийцей и демоном, а тот в свою очередь упрекал его в вероломстве и двуличии. Возможно, кто-то из них давно мог взять верх, но схватка ради победы превратилась в стремление причинить как можно большую боль.

Ни в коридоре, ни в гостиной не было ни души. Все до единой Дороти исчезли, когда был нанесен первый удар. Получив от Китобоя по первое число, эти расколотые кусочки сознания предпочли ретироваться.

– Льюис, если их нет, то мама снова свободна? – с надеждой спросил Дэвид.

– Мяу, – кот ответил утверждением, поскольку уловил ее запах.

Дом сотрясся от нового удара, и по всему полу протянулся разлом, неумолимо расширяющийся в обе стороны. Перепрыгнув через дыру, Льюис сломя голову помчался на второй этаж, не переставая ни на секунду мяукать, тем самым зазывая Дэвида за собой.

Чтобы избежать возможной опасности, мистер Розен огляделся и, к своему удивлению, увидел, что никакого тоннеля больше не было – входная дверь вернулась на положенное ей место.

– Мяу! – изо всех сил позвал хозяина Льюис, уже стоя наверху.

– Бегу! – отозвался Дэвид и последовал за ним.

Когда Дэвид переступил порог дома своего детства, чтобы найти мать, ему пришлось спускаться вглубь измерений, представлявших собой душу и разум Дороти. Первый ярус был чист и стерилен от любых воспоминаний, сохранив только общий план дома – именно так видят каждого из нас люди со стороны, заполняя пробелы своими предположениями. Второй воплощал сознание матери, где привычные вещи были изуродованы под воздействием болезни и где блуждали ее копии, каждая из которых являлась крупицей единого целого. А третий ярус был не чем иным, как вместилищем самой болезни, спрятанной глубоко-глубоко внутри за пределами того, что осознает человек. Теперь же исчезновение тоннеля не было случайностью. Сражаясь, Китобой и Литэс разрушали вовсе не дом, а сами измерения, которые противоречили своей природе. Каждый удар стирал очередную грань, соединяя то, что некогда насильно разорвали.

Когда Дэвид догнал Льюиса, позади на первом этаж раздался грохот. Джек проломил Литэсом стену, разделявшую бойлерную и коридор.

Нечеловеческий рев боли заставил сам воздух вибрировать, отчего стекла в окнах тут же разлетелись на осколки. Несмотря на потерю крови, Джек чувствовал свое превосходство и потому утратил бдительность. Стебли, поразившие дом, ломая доски, вырвались из стен и опутали Китобоя по рукам и ногам. Тогда Литэс и нанес ответный удар: он запустил свою руку в рваную рану на боку Джека и позволил новым побегам хвори начать распространяться по внутренним органам великана.

– Быстрей, времени мало, – сказал Дэвид, но кот его опередил, поскольку уже стоял на задних лапах возле закрытой двери в спальню и царапал ее когтями.

В углу спальни, обхватив голые бледные колени руками, сидела дрожащая Дороти Розен. Никогда прежде Дэвид не видел ее такой слабой.

– Мама, я здесь, – буквально за пару шагов он пересек комнату и присел рядом с Дороти.

– Мир рушится. Мне страшно, сынок. Останови это, прошу тебя, – пробормотала женщина, ухватившись за ворот куртки Дэвида.

– Нет, мама. Так и должно быть. Рушится не мир, а твоя тюрьма.

– Дэвид, пожалуйста. Останови! Я не хочу! – она отказывалась понимать.

Несмотря на ужасы, с которыми Дороти столкнулась в доме, это место стало ее привычным миром, и она не хотела его покидать, поскольку боялась неизвестности, что может оказаться значительно хуже. Ее несмелые мечты навсегда избавиться от болезни и голосов, решавших, что и как ей следует делать, растворились, едва начав превращаться в реальность.

– Поверь мне. Я хочу помочь, – обняв ее за плечи, настаивал мистер Розен. – Мы сделаем этот шаг вместе. Правда, Льюис?

– Мяу, – подтвердил кот и, втиснувшись в узкое пространство между грудью и коленями Дороти, замурчал, чтобы помочь ей почувствовать надежную опору.

За пределами спальни все так же раздавались крики и грохот. Едва не упустив победу, Китобой вырвал Литэса из своего тела и отбросил назад. Внутренние органы пылали огнем, но он сумел освободиться, и это главное.

– Твоя власть зашла слишком далеко, Джек! Ты принес довольно боли этой семье. Убирайся прочь! – кричал Литэс.

– Я принес боль? – усмехнулся Китобой, утерев рукавом загустевающую кровь с подбородка.

– Ты! Демон без души и милосердия! – воспользовавшись паузой, Литэс подпитывал себя от стеблей.

– Сейчас я покажу тебе, что такое милосердие, – Джек поднял гарпун и метнул его во врага.

Рассекая воздух, острый наконечник насквозь пробил плечо Литэса, а затем вонзился в стену. Чем слабее становилась хворь, тем более ветхим оказывался дом, и потому от удара гарпуна стена рухнула, открывая путь на волю.

– Нет! Больно! – закричала мама, хватаясь за грудь. – Мне больно.

Дэвид крепче прижал ее к себе, надеясь хоть как-то облегчить незавидное положение. А Льюис тем временем спрыгнул с колен Дороти и направился к выходу.

– Мяу! – громогласно объявил кот.

Когда разрушилась стена, Льюис буквально шерстинками и кончиками усов почувствовал, как, лишившись своей сложной структуры, сомкнулись измерения дома и граница, разделявшая Альтеру и мир Дороти, не просто ослабла, а вовсе исчезла.

– Пора? – уточнил мистер Розен.

– Мяу, – твердо сказал Льюис.

– Мама, ты можешь встать? Нам нужно идти.

– Я не чувствую ног. Я… Я ничего не чувствую, – Дороти поддалась истерике и теперь плакала навзрыд.

– Хорошо, я отнесу тебя.

Дэвид с легкостью поднял маму на руки, потому что для своего роста она оказалась слишком невесомой – не тяжелее, чем весил сам Дэвид в десять или одиннадцать лет.

– Потерпи, родная. Мы со всем справимся, – старался успокоить ее мистер Розен, двигаясь к выходу под неостанавливающуюся тряску и уворачиваясь от осыпающегося потолка.

– Мяу, – кот подгонял хозяина и шел впереди, чтобы в случае чего первым заметить опасность.

Со всех сторон в стенах и потолке зияли бреши, через которые проникал яркий свет солнца. Никогда прежде ни один предмет в доме не чувствовал на себе теплые лучи, и теперь в последние минуты своей жизни они спешили согреться, сбросив с себя морок и гниль.

Лестница местами обвалилась, и потому Дэвиду пришлось аккуратно перепрыгивать через ступени, надеясь, что они все-таки выдержат и не увлекут путников в подвал дома, откуда, скорее всего, уже не выбраться. Безутешный плач и мольбы матери оставить ее в доме, возможно, могли бы зародить сомнения в душе Дэвида, но он не спускал глаз с Льюиса, грациозно преодолевавшего препятствия, и это придавало ему сил. Вход в кухню полностью завалило, а там, где прежде располагались бойлерная и отцовский кабинет, остались только горы мусора из досок и бетона. Среди них торчали обломки рамы с куском полотна, на котором все еще можно было различить черную дыру, пожирающую звезды.

Проходя мимо гостиной, Дэвид на секунду бросил взгляд на происходящие там события, и этого времени хватило, чтобы запечатлеть в памяти все до мельчайших подробностей.

Китобой Джек стоял посреди помещения, подняв Литэса над землей за горло. Чудовище, потерявшее слишком много сил, пыталось сопротивляться, но все, что оно могло делать, – лишь болтать руками и ногами в разные стороны, как будто это чем-то могло помочь. Некогда желтый плащ Джека полностью изменил свой цвет, поскольку его покрыла красная и черная кровь, принадлежавшая обоим противникам. Позади них на полу среди обломков мебели лежало безжизненное тело Леонарда со сломанным позвоночником. Его широко открытые глаза смотрели на сына с застывшим чувством тревоги. Последние секунды жизни он провел, думая не о себе, а о семье, которой ничем не может больше помочь.

Перед тем, как сердце совершило последний удар, он очутился на обратной стороне дороги от кафе «Приют Джона Данна», где через окно увидел трех человек: один стоял за стойкой, а двое сидели на высоких стульях спиной к нему. Чувствуя волнительную дрожь, Леонард перешел через дорогу и, миновав пустую парковку, прильнул к стеклу. Там в знакомой обстановке, которую он создавал своими руками, находился он сам, Дороти и маленький Дэвид. Они были счастливы. Смеялись, поедая мороженое, и пили горячий какао. Тот самый, что всю жизнь любила его жена.

– Пора, Леонард, – услышал он голос справа от себя.

Рядом, спрятав руки в карманы, стоял мужчина средних лет в длинном бежевом пальто. В его улыбке было что-то очень теплое и внушающее доверие.

– Куда? – спросил Леонард.

– Дальше, чем ты мог себе представить.

– Но я хочу остаться.

– Нельзя, – незнакомец покачал головой. – Тебе больше не будет больно. Я обещаю.

– Я когда-нибудь увижу их снова? – тонкое стекло, к которому он приложил ладони, казалось невообразимой преградой.

– В какой-то мере, – мужчина на секунду задумался, – ты будешь с ними всегда.

– Я ведь умер в Альтере. Китобой убил меня. Значит, я перестану существовать?

– Ох, Леонард, – мужчина покачал головой.

– Просто скажи. Я приму.

– В привычном смысле этого слова да, но ты не исчезнешь. Ничто не исчезает, и ничто не появляется из ниоткуда, – твердая сильная рука легла на плечо Леонарда, даруя ему смелость совершить шаг в неизведанное.

– Я готов, – сказал он, убирая руки со стекла и отпуская мир, который знал и любил.

Незнакомец снова улыбнулся, и в этот раз с какой-то тоской, наполненной уважением к маленькому, но очень смелому человеку.

И Леонард ушел, оставив на полу в доме свое бездыханное тело. Незнакомец не соврал – боли больше не было.

– Я запомню тебя настоящим, – подумал Дэвид и двинулся к выходу, пока Китобой и Литэс его не заметили.

Дороти тяжелела с каждым шагом. Чем ближе они оказывались к свободе, тем сильнее она становилась, и потому вес возвращался вместе с рассудком.

– Мяу! – Льюис стоял у двери, ожидая, когда уже наконец хозяин соблаговолит дотащить свою двуногую тушу.

– Да иду я, иду, – последние шаги давались с особым трудом, словно дом не хотел их отпускать и гравитация усилилась в несколько раз, но сдаваться было не время.

Не опуская Дороти, мистер Розен сумел кое-как повернуть дверную ручку, и тут же раздался скрип старых петель, прозвучавший для слуха столь же сладко, как колыбельная для ребенка.

В глаза ударил яркий свет, и Дэвид смело перешагнул порог, разрывая последние нити, связывавшие маму с проклятым местом.

Воздух казался сладким и свежим, а шелест пшеницы на ветру помог открыть второе дыхание. С новыми силами Дэвид бросился прочь от дома. Впереди со всех лап несся довольный собой Льюис.

Они оставляли позади разрушающуюся обитель прошлого, где Китобой Джек голыми руками разрывал плоть Литэса на куски, пока тот орал нечеловеческим голосом. Черная кровь и внутренности пачкали стены и, ударяясь о них, падали на пол. Так продолжалось до тех пор, пока от тела Литэса не осталась одна лишь голова.

– Милосердие? – глядя в мертвые глаза твари, спросил Джек. – Вот что такое милосердие.

Он отбросил голову в сторону и сам рухнул на пол. Слишком много сил отдано битве, но это не конец, ведь Дэвид все еще жив. Далеко уйти он не успеет, и нужно хоть немного прийти в себя. Правда, как бы Китобой ни старался, но раны не хотели заживать – Литэс все-таки оставил свою метку. Он перевернулся на спину и продолжил лежать посреди комнаты, наблюдая, как рушится дом. Трещины расползались по стенам и уходили на потолок. Побелка осыпалась большими кусками, а пол превращался в труху. Вот откуда он может взять силы. Пусть клетка разрушается, но даже в разрушении можно почерпнуть немного энергии.

– Дэвид, – голос матери звучал иначе, нежели чем в доме, – я могу идти. Сынок, отпусти меня.

– Ты уверена? – мистер Розен остановился и аккуратно поставил маму на землю.

– Да, – ее счастливое лицо стало прежним.

Перед мистером Розеном стояла та самая Дороти, какой она была до аварии. Счастливая и безумно красивая. Яркие глаза, наполненные жизнью, блестели, как у ребенка.

Если бы не та роковая ночь, запустившая механизм болезни в голове Дороти Розен, то вся жизнь могла сложиться иначе. Это уже потом, когда бред стал частью личности несчастной женщины, рассыпающееся сознание дорисовало Китобоя, вышедшего на дорогу перед машиной, но правда была гораздо проще. Нелепое совпадение. Олененок выскочил из леса, и таксист дернул руль, чтобы его не сбить. Автомобиль занесло на встречную полосу, где уйти от столкновения с пикапом семьи Нельсонов он не успел.

– Дэвид. Мой Дэвид, – Дороти крепко-крепко обняла сына, и он ответил ей тем же. – Ты мой герой. Настал твой час, и ты пришел.

– На самом деле не такой уж я и герой. Основную работу сделал кое-кто другой. Да, Льюис?

– Мяу, – кот сидел между ними и смотрел вверх.

– Конечно, как же я могла забыть! Иди сюда, пушистый рыцарь, – кот встал на задние лапы, вытянув передние, и позволил взять себя на руки. – Льюис, спасибо.

Довольно закрыв глаза, кот принялся мурчать и тереться о Дороти.

– А где твой отец? Он здесь?

Мистер Розен не знал, как сказать матери о гибели Леонарда, да и стоит ли вообще сейчас это делать. Нет! – он отбросил от себя сомнения. Ложь есть ложь, и неважно, в каком виде ее подавать, суть останется прежней.

– Его нет, мам, – признался Дэвид. – Когда я шел к тебе, он остался, чтобы задержать Джека, но…

– Значит, это был не сон. Я видела, как он погиб. Леонард, – вздохнула Дороти. – Знаешь, он каждый день приходил в дом и разговаривал со мной. Я чувствовала, слышала, но не могла ответить и не могла его впустить. Литэс мне не позволял.

– Я понимаю, – кивнул мистер Розен.

– Леонард приходил и просто рассказывал обо всем: вспоминал нашу жизнь, без умолку говорил про Альтеру и как здесь чудесно. Он даже обещал, что, когда сможет меня вытащить, создаст нам новый дом, где мы будем жить, позабыв обо всех неприятностях, и ждать тебя в гости.

Со стороны Дороти казалась слишком спокойной для человека, потерявшего любимого мужа. В ее словах слышалась скорбь, но лицо не выдавало той гаммы чувств, что до краев переполняли душу.

– Он бы не хотел.

– Чего не хотел?

– Чтобы мы плакали о нем. Таким уж был твой отец. Однажды он даже взял с меня обещание. Много лет тому назад, еще до твоего рождения, мы сидели на обрыве и смотрели на море. Не помню почему, но Леонард вдруг сказал: «Пообещай мне, что если я умру первым, то ты не будешь грустить. Это просто шаг в новую жизнь. Лучше улыбнись, чтобы я смог разглядеть твою улыбку, где бы ни находился». И я пообещала, – ее губы медленно расползлись в улыбке. – Погоди, это ведь наше поле? Да?

– В той мере, как его смогла воссоздать Альтера, да.

– Значит, и море все еще здесь.

– Возможно, – он коротко пожал плечами. – Я там не был.

– Пойдем посмотрим, – отпустив Льюиса на землю, Дороти взяла сына под руку и повела в сторону обрыва.

Колосья золотой пшеницы приятно бились о тело. Где-то вдалеке слышалось стрекотание кузнечиков, а высоко над головой медленно двигалось палящее солнце. Наконец Дэвид вспомнил свое детство, родителей и то, кем он был тогда. Все встало на свои места. Правда, события после маминой смерти оставались загадкой, ответ на которую он и не собирался искать, поскольку чувствовал, что это не его удел, хотя и не мог объяснить почему. Ему бы хотелось, чтобы история на этом и закончилась, но Дэвид знал, что это лишь затишье перед бурей. Короткая передышка. Литэс наверняка мертв, а вот Джек нет, и очень скоро он придет, чтобы закончить начатое. Бежать не было смысла – нужно положить конец этой гонке.

Пшеница осталась позади, и Дэвид, Дороти и Льюис вышли к обрыву, где к всеобщему удивлению на самом краю сидела Фенек.

– Уна? – удивилась Дороти.

– Миссис Розен! – воскликнула девочка, и не прошло и секунды, как она вскочила со своего места, подбежала к Дороти и кинулась ей в объятья. – Я так рада! Они все-таки смогли!

– Да, смогли. Боже, как давно я тебя не видела, а ты осталась прежней. Как же так? – Дороти чмокнула девочку в макушку.

– Ну, это не совсем я. Лишь часть, как Дэвид.

– Что ты имеешь в виду?

– Мяу, – попытаться объяснить Льюис, но вспомнил, что его никто не поймет и замолчал.

– Признаюсь честно, – Фенек посмотрела на кота, – я тебя понимаю.

– Мяу? – звук получился гораздо более громким, чем ожидал Льюис.

– Точно понимаю, – рассмеялась девочка. – Льюис хотел сам рассказать, но мне придется сделать это за него. Миссис Розен, мы с Дэвидом – осколки, как сказал мой дедушка. Только Дэвид по собственной воле пошел на этот шаг, а я нет. Я потерялась, но осталась небольшая часть, и та держится на воспоминаниях других людей. Иногда я вижу сны о том, какой была, жаль, что каждый раз все как в тумане, – детский тон исчез, уступив место серьезности.

– Но это же вы, – Дороти не понимающе смотрела то на сына, то Фенька. – Я вижу вас, помню.

– Я та часть Дэвида Розена, которая боится вспоминать. Вернее, боялась, – сказал Дэвид. – Но все позади. Есть и другие, и у каждого свой путь. Мы должны пройти его, чтобы добраться до цели.

– Какой? – их слова звучали для Дороти как гром среди ясного неба.

– Найти ее, – Дэвид кивнул в сторону Фенька. – Она моя жена. Я не имею ни малейшего понятия, что произошло и почему, и остается только надеяться, что однажды смогу со всем разобраться.

– Жена? Мне всегда казалось, что вы поженитесь. Даже пару раз говорила Леонарду, а он только шикал на меня. Значит, я была права?

– Да, – хором ответили Дэвид и Фенек.

Дороти положила ладони на лицо девочки и несколько секунд молча смотрела в ее карие глаза.

– Он найдет тебя. Поняла?

– Угу, – подтвердила Фенек, потому что не могла сказать миссис Розен иначе, хотя сама не особенно в это верила.

Конечно, Дороти хотела дать ей дополнительную надежду, настроить на лучшее, и это было правильно, но не стоило забывать и об обратной стороне медали – далеко не все в жизни складывается так, как нам бы хотелось.

– Вам нужно уходить, – прервал их Дэвид. – Китобой уже идет. Я чувствую его.

– Джек выжил? Я думала, он погиб под завалами, – одного упоминания его имени хватило, чтобы Дороти мгновенно побледнела.

– Выжил, но вам с Феньком нечего бояться. Вы ему не нужны. Уходите.

– А как же ты? – спросила девочка, никак не ожидавшая столь быстрой разлуки.

– Я? Я – Кит. И всегда им был. Отец меня этому научил, – Дэвид развел руки в стороны и пожал плечами. – А теперь, пожалуйста, уходите и не надо спорить.

– Ты же вернешься? Я не хочу потерять сына, когда сама едва вырвалась…

– Мы не прощаемся, – твердо сказал Дэвид, не дав ей договорить. – «До свидания» будет уместнее.

– Джек, – вымолвила Фенек, глядя куда-то позади Дэвида.

Он обернулся, чтобы подтвердить и без того очевидный факт. Хромая, Китобой медленно шел и опирался на гарпун, как на трость. Голова уже не была столь горделиво поднята вверх, как прежде, а оборванный и перемазанный кровью плащ делал его похожим на бездомного. Оставляя за собой тропу из примятой пшеницы, он двигался прямиком к ним.

– Уходите, – скомандовал Дэвид. – Льюис, иди с ними.

– Мряяяу, – с рыком ответил кот.

– Он говорит, чтобы ты шел в жопу с такими предложениями, простите, – пояснила Фенек.

– Кто бы сомневался, – уголком рта улыбнулся мистер Розен, глядя на своего боевого друга, который сел рядом с ним и устремил свой острый взор на Джека. – Уходите. Быстрей!

Только грозный тон Дэвида сдвинул Дороти и Фенька с места. Даже несмотря на осознание своего бессилия, им хотелось остаться, чтобы попытаться помочь, защитить его, но нужно было уходить.

– Я вернусь! – крикнул им вдогонку мистер Розен.

– Не обещай, – ответила Уна. В своих мыслях она успела навсегда попрощаться с тем, кто некогда станет ее мужем.

– Не забывай о том, что мир был соткан в гневе яростного взрыва, – мистер Розен повторил обещание, которое до сих пор обладало той волшебной силой, как детстве, и означало гораздо больше, чем просто «Я вернусь!».

– Из звезд он создал ориентир, чтоб мог взлететь к ним из обрыва, – продолжила Дороти, но в отличие от Дэвида сказала так негромко, что услышала ее только Фенек.

– Что это?

– Стихотворение, которое я написала еще в школе, но в памяти сохранилось только начало.

По мере того, как удалялись Дороти и Фенек, Китобой оказывался все ближе. Даже сама структура окружающей реальности принялась меняться. Воздух становился влажным и тяжелым, а цвета превращались в блеклую копию самих себя, словно выгорели на солнце. Джек насильно утаскивал их в другое измерение, где ему было гораздо комфортней существовать. Туда, где не было гнета небес, а были лишь грубые подобия предметов.

После падения дома это не представляло большой проблемы, тем более что Дэвид и не думал сопротивляться. Фигуры родных превратились в размытые очертания, а затем и вовсе исчезли. И когда Дороти обернулась, чтобы еще раз взглянуть на сына, его уже не было. Остался лишь опустевший клочок земли перед бездной, в которой бушевало холодное море.

– Уна, куда он делся? – спросила у Фенька Дороти.

– Никуда, – девочка шла, глядя вперед, и продолжала тащить миссис Розен. – Дэвид все еще здесь. Просто вы его не видите, так как он ушел в другое измерение. Пойдемте быстрее. Нужно выбраться отсюда.

– Мы можем переждать, а потом, когда Дэвид…

– Он не вернется! – Уна больше не могла сдерживать себя.

В глазах стояли слезы, а ноги продолжали неумолимо уносить прочь. Ей не хотелось думать о том, что, возможно, она видела Дэвида в последний раз. Каждая минута, которую Фенек успела с ним провести, была настоящим неожиданным подарком.

И пусть не было ни единого аргумента в пользу беспощадного умозаключения, но внутренний голос упорно твердил девочке: «Он погибнет из-за тебя».

– Во тьме можно многое скрыть, да, Джек? – спросил Дэвид Розен, когда Китобой остановился в нескольких метрах от него.

Измерение, в котором они очутились, многое изменило, оставив прежним лишь общий каркас мира. С одной стороны, раскинулось выжженное поле, где по земле стелился ровный слой серого пепла. Ни одного стебелька, ни одного намека на жизнь.

А с другой стороны обрыв, где далеко-далеко внизу черная жидкость, отдаленно напоминавшая воду, безмолвно застыла в вечном ожидании. Над головой, закрыв от взора мириады звезд, простирались грозные грозовые тучи без единого разрыва. Их плотная ткань лишала возможности взглянуть за пределы мертвого мира, заставляя поверить в его безвыходность.

Конечно, где-то бродили безликие твари, которых Дэвид видел при первой встрече с Китобоем, но он никак не мог осмелиться назвать их живыми. Жизнь – это то, что им безмерно хотелось заполучить. Присосаться к ней и пить до последней капли, чтобы хоть как-то приблизить себя к тем, у кого еще была душа.

– Например, скрыть истинные мотивы или лицо, – продолжил Дэвид. – Ты так долго преследовал меня, но для чего? Может быть, пора остановиться?

– Нельзя останавливаться. Я сотру всех вас с лица вселенной, – прохрипел Джек. – И когда не станет Дэвида Розена, все вздохнут с облегчением.

Страх ушел. Дэвид окончательно от него избавился, когда принял решение встретиться с Китобоем лицом к лицу, и теперь пелена, что долгое время висела перед его взором, рассеивалась. Многие вещи и события, которых он избегал или старался вовсе вычеркнуть из памяти, оказались не настолько пугающими. Да, в каких-то было немало трагедии и боли, но такова жизнь, и он принял это.

– Кто ты, Джек? – его голос не дрожал, а звучал, как удары молота по наковальне. – Посмотри на себя. Ты затащил нас в измерение, где нет жизни, а только смерть. Почему ты оставляешь за собой выжженную землю? Для чего?

– Я – Китобой, – скрипя зубами, ответил Джек.

– Ты всего лишь ветряная мельница, а вовсе никакой не великан. Дон Кихот говорил: «Стереть дурное семя с лица земли – значит верой и правдой послужить богу», но я не хочу твоей смерти. Признайся самому себе, кто ты.

– Я – Китобой! – во всю глотку заорал он. – А ты – ошибка… трусость, прощение, слабость, надежда. Твой удел, как червяка, вечно копошиться в этом дерьме.

– Ошибка? – в таком ключе мистер Розен определенно о себе еще не думал. – Тогда исправь ее. Я готов, но не думай, что просто сдамся.

Хромая, Китобой двинулся к Дэвиду. Рядом, выгнув спину с вздыбленной шерстью, зашипел Льюис.

В памяти мистера Розена ожил образ корабля «Артемида». Ему даже померещилось, словно они перенеслись туда за мгновение до того, как первый гарпун вонзился в плоть благородного млекопитающего.

В истории отца кит, умирая, спас своего убийцу, но не для того, чтобы показать, что он лучше или добрее, а потому что не мог иначе, поскольку понимал, насколько ценна жизнь. Правда, по случайности его добрый поступок обернулся гораздо большим злом, чем он мог предположить. Но в этом не было вины кита – Джек сам определил свою судьбу. И вместо того, чтобы раскаяться и измениться, он обозлился и превратился в куда более дурную версию себя. Порой добро действительно наказуемо, но это не повод от него отказываться.

Стоило расстоянию сократиться до нескольких шагов, как мистер Розен заметил, что прежней разницы в росте больше нет – тот, кого он считал великаном, теперь едва ли на голову превосходил его.

Джек занес руку для удара, но Дэвид перехватил ее, и тут же в бой включился Льюис. Кот одним прыжком запрыгнул на Китобоя и впился зубами и когтями ему в лицо. Рукой, в которой был зажат гарпун, Джек наотмашь ударил Дэвида, а затем за шкирку оторвал Льюиса от себя и отбросил в сторону. Кот плюхнулся на землю, но тут же вскочил на лапы и успел увернуться от железного острия, что воткнулось рядом с ним в землю.

– Мряу! – издал гортанный звук Льюис и снова прыгнул на Джека.

Голова гудела, но Дэвид, не теряя времени даром, схватил Китобоя сзади за шею и попытался повалить – ничего не вышло. Джек так крепко стоял на месте, словно его ноги вросли в землю. Тогда мистер Розен принялся бить его по ребрам в те места, куда Литэс успел пустить хворь. Это сработало. Выронив гарпун, Великан закричал от боли и тут же упал на колени. Дэвид продолжал наносить удары один за другим, чувствуя, как хрустят кости, а кулаки входят в мягкую плоть. Благодаря усилиям Льюиса лицо Джека превратилось в кровавое месиво. Они побеждали. По крайней мере, так им казалось.

Но собрав оставшиеся силы, Китобой поднялся на ноги и локтем ударил Дэвида в солнечное сплетение, отчего у того сбилось дыхание, и он отступил назад, пытаясь сделать вдох.

Льюис почувствовал, как большая грубая рука схватила его за голову и оторвала от лица.

– Мерзкая тварь, – сплевывая кровь, сказал Джек, и слегка сжал кошачий череп, причиняя ему боль.

Не в силах ничего сделать Льюис жалобно завыл.

– Стой! – прохрипел Дэвид. – Не надо!

– Почему? – с усмешкой спросил Джек и подошел к краю обрыва, вытянув руку с Льюисом над пустотой. – Может быть, мне размозжить ему череп и бросить тушку вниз?

– Это же Льюис. Посмотри на него. Ты не можешь так поступить.

– Что мне за дело до какого-то кошака?

– Посмотри на него, пожалуйста, – стараясь не шевелиться, чтобы ни спровоцировать Джека, настаивал Дэвид, – Это Льюис. Неужели ты не понимаешь? Ты пришел за мной, но как ты можешь убить его?

Не отдавая себе отчета, Джек взглянул на кота совершенно другими глазами. Вместо взрослого животного, которое только что разодрало ему лицо, он увидел потерявшегося котенка и застыл. Одна его часть отчаянно хотела сжать кулак, а другая яростно этому сопротивлялась.

– Черт бы тебя побрал! – во всю глотку закричал Китобой и отбросил Льюиса на выжженное поле.

Кот кубарем пролетел по земле, но остался жив.

– Мой путь закончен, – подумал мистер Розен и, оттолкнувшись от земли, бросился на Джека.

Китобой не успел ничего сделать, и Дэвид всем телом навалился на него. Шаг назад, другой. Пропасть. Сцепившись, они полетели вниз с обрыва. В ушах свистел ветер, а скорость продолжала увеличиваться. Если Дэвид не ошибся и правильно все запомнил из увиденного в доме мадам Цереры, то это именно то, что он и должен был сделать в конце пути. Острые скалы выступали из черной жидкости, заменившей воду, и Джек с Дэвидом вот-вот должны были с ними встретиться.

Льюис с трудом поднялся на лапы и посмотрел по сторонам. Никого не было, только пустота.

– Мяу? – спросил Льюис, не надеясь получить ответ.

Тогда кот принюхался. Пусть он и пропустил момент, когда его хозяин сиганул с обрыва вместе с Китобоем, но чутье и интуиция не могли подвести. Льюис разбежался и прыгнул вниз, последовав за Дэвидом.

***

Удар, всплеск и тишина. Все залило настолько ярким светом, что мистер Розен даже закрыл глаза на какое-то время. Он был цел и невредим: твердо стоял на ногах, чувствуя каждую клетку своего тела. Чья-то маленькая ручка легла ему в ладонь.

– Ты добрался, – прозвучал детский голос.

Рядом стоял мальчик в красной рубашке, коротких шортах, высоких белых носках и теннисных кроссовках. Именно таким он и запомнил себя из тех времен, когда деревья казались невообразимо высокими, а звезды – яркими неподвижными точками на черном полотне. Таким он был до трагедии, случившейся с мамой.

– Привет, Дэвид, – сказал мистер Розен.

– Привет, Дэвид, – в ответ поздоровался мальчик.

– Мяу! – подал голос Льюис.

Кот как ни в чем не бывало сидел рядом. Его белая шерсть сливалась с общим фоном, а черная контрастировала с ним. Будучи для Дэвида проводником между светом и тьмой, он побывал и там, и там, и теперь даже его внешность напоминала об этом.

– Дружище, спасибо за все, – сказал мистер Розен, глядя на Льюиса. – Без тебя я бы пропал.

– Мяу, – без тени скромности согласился кот.

– Где мы? – задал и без того напрашивающийся вопрос мистер Розен.

– По обратную сторону двери, но пришли еще не все, – ответил ребенок.

– Не все Дэвиды?

– Угу, – подтвердил он, утвердительно кивнув. – Только когда каждая крупица нас сможет пройти свой путь, мы двинемся дальше. Я был первым, но мне и не так много пришлось преодолеть.

– Потому что ты чист. И душой, и разумом. Ты воспринимаешь мир таким, какой он есть. Тебе не пришлось переживать потери и латать раны. Ты не озлоблен, не несчастен. Ты – это ты.

– Похоже на правду, – улыбнулся мальчик. – А у тебя все получилось?

– Не совсем. Кое с чем я не справился.

– Мяу, – сказал Льюис, пытаясь дать понять, что не стоит об этом думать.

– Может быть, так и должно быть?

– Не знаю, – честно ответил мистер Розен. – Ты сказал, что не все Дэвиды пришли, но разве кроме нас здесь есть кто-то еще?

– Есть. Просто мы их не видим. Они сами этого не хотят. Потому что они… Другие.

– Хм. И что же нам делать?

Мальчик задумчиво почесал затылок, а потом пожал плечами.

– Ждать, – сказал он и снова улыбнулся.

Это выражение лица было самым искренним из всех, что мистер Розен видел у себя. Он даже завидовал мальчику, что тот может так просто и легко ко всему относиться.

– Хорошо, будем ждать, – согласился Дэвид и улыбнулся в ответ.