Блуждающий меж звезд

Дом среди колосьев пшеницы

Гладкая дорога без единой колдобины или выбоины пролегала средь густых полей, на которых росли различные сельскохозяйственные культуры. Вначале машину с обеих сторон окружили высокие стебли поспевавшей под ярким солнцем кукурузы. От порывов противоречивого ветра они послушно клонились то в одну, то в другую сторону, но и не думали о том, чтобы с концами припасть к земле.

Затем показались обширные поля, от и до засеянные окрой. При одном ее виде Дэвид поморщился, так как слишком хорошо помнил этот не самый приятный, на его взгляд, овощ, чем-то напоминавший кабачок и стручковую фасоль одновременно.

Где-то вдалеке средь полей то и дело мелькали красные или черные крыши домов, в которых жили местные фермеры. Конечно, не все из них были богатыми людьми, и потому на некоторых крышах виднелись стойкие отметины времени в виде пятен ржавчины или черных лепешек гудрона.

Дэвид убавил громкость радиоприемника до нуля, сбавил скорость и открыл окна, чтобы насладиться запахами и послушать шелест стеблей.

– Льюис, – радостно воскликнул мистер Розен, отчего кот подпрыгнул на месте, – смотри! Там твои любимые подсолнухи!

Услышав заветное слово, кот вытаращил глаза и запрыгнул на приборную панель. Он действительно очень и очень сильно любил подсолнухи, что всегда удивляло Дэвида.

Впервые они столкнулись с ними много лет назад, и с тех самых пор эта любовь поселилась в кошачьем сердечке.

– Остановиться? – поинтересовался Дэвид, хотя уже и сам давил на тормоз.

– Мяу! – ответил кот, что в переводе означало нечто вроде: «Конечно! Ты еще спрашиваешь?»

С характерным звуком автомобиль съехал с асфальта на обочину и остановился. Не думая ни секунды, кот, перелетев через хозяина, сиганул в открытое окно и исчез в густых зарослях подсолнечника. Дэвид совершенно не боялся того, что он убежит или заблудится, поскольку прекрасно знал эту кошачью натуру, а события последних дней окончательно развеяли даже крохотные подозрения.

Выбравшись наружу вслед за котом (правда, воспользовавшись дверью, а не окном), Дэвид облокотился на крыло железного коня и, скрестив руки на груди, начал любоваться полем величественных зеленых растений с большими желтыми головами, над которыми царило чистое голубое небо. То тут, то там слышались счастливые кошачьи возгласы, а затем следовал шорох и дрожание стеблей. Льюис представлял себя диким необузданным хищником, выслеживающим добычу в тропических джунглях. Ложившись на землю, он на несколько мгновений затаивался, чтобы с грозным рыком тут же броситься на невидимого врага.

Дэвид Розен был близок к своей цели. Он знал эти места. Едва последняя линия подсолнечников останется позади, как появится пшеница. Ее золотой ковер простирается на несколько километров, чтобы в итоге закончиться недалеко от высокого обрыва, где внизу уже долгие тысячелетия морские волны штурмуют каменный берег.

Когда Дэвид и Льюис вернутся на дорогу, в скором времени среди пшеницы появится съезд на грунтовку и указатель с надписью «Розен» над почтовым ящиком.

Такими были родные края Дэвида, о которых он предпочел позабыть. Такими их воссоздала Альтера, но по чьей прихоти? Дэвида, его матери или отца, которые, возможно, живут здесь, подобно тем душам, которые повстречались ему на пути. Точного ответа нет, а есть лишь тот факт, что по прошествии долгих лет мистер Розен возвращался домой.

– Мяяяяяяу! – послышался протяжный клич вооруженного острыми когтями кота.

И, пока Дэвид стоял у машины, Льюис продолжал покорять неизведанные просторы. Одним прыжком он сумел дотянуться до цветка и вцепился в него зубами. Лепестки и не созревшие до конца семена полетели в разные стороны. Враг повержен! Кот торжествует!

Льюис плюхнулся на мягкую землю и, довольный собой, поднял морду к теплым солнечным лучам, пробивавшимся сквозь образовавшуюся дыру в желтом цветочном потолке. От яркого света черные зрачки превратились в тонкие вертикальные полоски. В отличие от своего хозяина Льюис чувствовал разницу между окружавшим их пространством и реальной жизнью, где для кота больше не было места, потому что он исчерпал свое время. Вроде бы и солнце, и небо, и растения были теми же самыми, но это не так. В Альтере предметы, созданные из чьих-то воспоминаний, были начисто лишены фактора случайности. Ведь почему то или иное семечко проросло именно в конкретном месте? Потому что на его судьбу повлияло множество различных причин, начиная от дуновения ветра и заканчивая настроением, с которым фермер разбрасывал семена по полю. А в Альтере каждый миллиметр пространства был тщательно воссоздан в определенном виде. Если, скажем, сорвать подсолнух, то через какое-то время на его месте появится точно такой же. Именно эту искусственность, существующую для поддержания аутентичности, и чувствовал Льюис. Но сей факт его нисколько не смущал – он умел радоваться тем мелочам, которые у него были.

Конечно, он скучал по Земле, по космическому кораблю, ставшему для странников вторым домом, по Шелли, что никак не могла смириться с непредсказуемой кошачьей душой и по всему остальному. Первое время после смерти Льюис каждую ночь видел сны о том, как, вытянувшись, лежит на спине рядом с хозяином. В естественном мраке, лишенном искусственного освещения, на стеновой панели тускло мигали лампочки, предназначение которых оставалось для Льюиса тайной, которую он и не пытался разгадать. И пока Дэвид мирно похрапывал, кот, вглядываясь в темноту, впитывал в себя неповторимость уходящего мгновения. Каждый день был особенным. Большинство людей никогда этого не понимали, что, конечно, сильно удивляло Льюиса. Ведь как так? Вот оно чудо прямо перед вами! А вы осмеливаетесь говорить про обыденность? Такова их природа – сделал для себя вывод Льюис и решил не злиться на людей за столь глупую слабость. Его хозяин тоже не был исключением. Если бы Дэвида спросили, то он непременно бы сказал, что многие дни полета похожи один на другой. Ах, как же он ошибался!

Вот и сейчас, купаясь в солнечных лучах, хитрая пушистая морда получала искреннее удовольствие, понимая, что скоро все изменится, поскольку им с Дэвидом предстояло погрузиться во тьму.

Льюис прекрасно знал, насколько опасный путь выбрал мистер Розен. Если бы он захотел, то с легкостью мог помешать ему, но зачем? Ведь кот полностью разделял благую цель, преследуемую хозяином.

Настырный ветер пронесся по полю, подсолнечники зашелестели своими листьями и закивали тяжелыми головами, будто подтверждая кошачьи мысли. Льюис закрыл глаза и навострил слух, чтобы позволить каждому неслышимому слову песни ветра оставить отпечаток внутри его памяти.

Отчасти мистер Розен был рад тому, что они остановились и Льюис резвился в подсолнухах, поскольку ему хотелось немного побыть в тишине наедине с самим собой, чтобы просто перевести дух. Ни о чем не думать, не вспоминать, а просто быть и дышать. Он достал из кармана сдохший мобильник, покрутил его в руках, попытался включить и, когда ничего не произошло, с улыбкой на лице изо всех сил зашвырнул его в поле. Пролетев по дуге приличное расстояние, телефон исчез в густых зарослях. Его больше нет, как нет и начальника Эдвина вместе с остальными контактами из телефонного справочника, оказавшимися не более чем игрой воображения.

Когда проблемы наваливаются одна за одной и разум, подгоняемый взбудораженными эмоциями, мечется в поисках решений, полезно остановиться и взглянуть на все со стороны. Дать себе перерыв, ведь сгоряча можно создать куда больше проблем, чем было до этого. Дэвид чувствовал, как сердце в груди успокаивает свой ритм, как кричавшие прежде мысли переходят на шепот, а затем и вовсе замолкают. То, что прежде казалось безумием, обретало вполне очевидные черты, а то, что пугало, превращалось в самые безобидные вещи. Между Дэвидом Розеном, въехавшим в Толиман, и Дэвидом Розеном, стоявшим возле машины рядом с полем подсолнечников, пролегала огромная пропасть, и он был безмерно этому рад.

Дэвид обернулся, поскольку позади послышался звук мотора приближающегося автомобиля. Прямо рядом с его фольксвагеном остановилась знакомая полицейская машина, из которой на него смотрело неприветливое лицо сержанта Стивена Маршалла.

– Так, так, так, – выходя из машины и качая головой, произнес сержант. – Кто же это у нас здесь? Неужели журналист Дэвид Розен собственной персоной?

– Добрый день, сержант, – поприветствовал полицейского мистер Розен. – Я что-то нарушил?

– На первый взгляд, нет, но разве вы не должны были уже убраться прочь из нашего города?

– Я еще не добрался до дома Розенов. Почему вас так беспокоит, что я здесь?

– Потому что вам здесь не место. Я чувствую это кожей, а интуиция меня очень редко подводит. Да и вы мне не нравитесь, – сержант недовольно сплюнул в сторону.

– Мы ведь даже не знакомы. Чем я мог вам так не угодить?

– Послушайте сюда, – Стивен Маршалл сделал несколько шагов вперед и оказался нос к носу с Дэвидом, чем нарушил его личное пространство. – Мне поручено охранять покой Толимана, и я знаю, как делать свою работу. А вы являетесь тем, кто пришел сюда со своей грязной душонкой, чтобы взбаламутить воду и свалить.

– Я вас и оттуда прекрасно слышал. Не могли бы вы отойти немного назад? – Дэвид был абсолютно спокоен и невозмутим.

– А то что? Окажете сопротивление?

– Нет. Что вы? Никакого противодействия сотрудникам правоохранительных органов. У меня нет ни малейшего желания оказаться за решеткой. Просто человеческая просьба.

Стивен Маршалл оказался крайне недоволен ответом мистера Розена, о чем говорило выражение его лица, но все еще продолжал стоять на том же самом месте. Понимая, что полицейский не сделает шаг назад, Дэвид отодвинулся самостоятельно и вернулся к созерцанию поля.

– Вам не нравится, что я здесь, но вы ничего не можете с этим поделать. Верно?

– Я могу арестовать вас прямо сейчас, и ничто мне не помешает.

– А мотив? – спросил Дэвид, не поворачиваясь к полицейскому.

– Отказ от предъявления документов и сопротивление при досмотре автомобиля, – его голос звучал угрожающе.

– Это ложь. Мы оба знаем. Учитывая, насколько я вам не нравлюсь, вы могли сделать это при нашей первой встрече. Но мне кажется, что у вас есть четкие правила, которым нужно следовать. Вот если бы я действительно совершил правонарушение, то да, а так это только слова.

– Вы хотите проверить? – рука Стивена потянулась к наручникам.

– Пожалуй, хочу, – Дэвид смерил полицейского взглядом. – Арестуйте меня, если можете, – повернувшись к нему, он протянул руки, чтобы удобнее было накинуть браслеты. – Ну же, сержант. Я не сопротивляюсь.

Стивен Маршалл замер. Рука все еще лежала на наручниках, но он не осмеливался снять их с пояса. Глядя на него, Дэвид видел муки борьбы. Глаза бегали из стороны в сторону, а челюсти крепко сжались, что дополнялось раздувающимися ноздрями и едва заметной пульсирующей венкой на левом виске. Он напоминал разъяренного быка на корриде, которого никак не выпускают из стойла. Еще немного и глаза приобрели бы кровавый оттенок.

– Не можете, – подвел итог Дэвид и опустил руки. – Потому что я не сделал ничего плохого.

– Из-за вас у города может возникнуть множество бед. Может быть, вы все-таки уедете отсюда подобру-поздорову, пока не наворотили дел?

Стоило Дэвиду обнаружить, что скрывалось за яркой бравадой полицейского, и ткнуть его носом в слабое место, как поведение Стивена Маршалла резко изменилось. Напускная надменность и самоуверенность стерлись, оставив после себя только недовольство и злость. Перед мистером Розеном стоял настоящий сержант Маршалл, снявший с себя маску исполняемой им роли.

– Я не могу, – ответил Дэвид. – Вернее, не имею ни малейшего права повернуть назад.

– Дом Розенов проклят, Дэвид. Каждый житель Толимана знает об этом и не смеет к нему подходить. Там творятся поистине ужасные вещи, – чтобы скрыть гнев, который не успел затихнуть, Стивен крепко ухватился руками за свой пояс. – И вполне вероятно, что ваш приход выпустит демонов наружу.

– С чего такие мысли? – удивился мистер Розен.

– С того, что вы уже впустили их в наш в город, – рявкнул сержант. – Смерть следует за вами Дэвид. Вы ведь наверняка знаете, о чем я говорю. Да?

– Догадываюсь, – он опустил взгляд в землю, вспомнив Китобоя и безликих тварей.

– Вот поэтому вы мне и не нравитесь, черт побери, но я действительно не могу ничего сделать. Прошло уже около сотни земных лет с тех пор, как меня назначили полицейским и заставили патрулировать окраины. Я встречаю каждого приезжающего человека и, если он оказывается преступником, то выпроваживаю его прочь. Я бы с радостью поступил с вами точно так же, но вы хотите вернуться домой, а это не преступление. Поэтому мне остается только просить: бросьте свою задумку и убирайтесь прочь.

– То есть вы знали, что это дом моей семьи?

– Знал, – кивнул Стивен.

– И ничего не сказали?

– Мое дело – охранять город, а не лезть в генелогиские деревья.

– Генеалогические, – поправил его Дэвид.

– Какая разница? Я думал, со временем вы откажетесь от этой идиотской затеи, но поскольку мы оба стоим здесь, вижу, что ничего не изменилось. Даже скорее наоборот.

Из зарослей подсолнечника раздался шорох, что заставило Стивена резко дернуться и схватиться за рукоятку пистолета. Но это был вовсе никакой не монстр, а самый обыкновенный кот, глядевший на полицейского с легким порицанием за то, что тот посмел приехать.

– Лопес, – с облегчением выдохнул Стивен.

– Льюис, – в очередной раз поправил его Дэвид.

– Мяу, – подтвердил кот.

– Какая разница?

– Никакой, Сидни, – парировал мистер Розен.

– Я – Стивен, – возмутился сержант.

– Вот именно.

Высоко подняв хвост, кот недовольно забурчал и прошел мимо полицейского, после чего запрыгнул на капот, а затем и вовсе перебрался на крышу.

– Дэвид, – после непродолжительной паузы, возникшей из-за того, что оба собеседника наблюдали за Льюисом, сказал Стивен, – остановитесь. Я прошу в последний раз. Не совершайте ошибку.

– Я как раз наоборот стараюсь ее исправить. И даю слово, что когда уйду, то заберу своих демонов с собой.

– Вы обещаете то, над чем не имеете власти, – задумчиво проведя по густым усам, сделал вывод полицейский. – Оставьте пустое балабольство при себе. Что же? Я предупредил – моя совесть чиста. Когда вас там сцапают и крепко возьмут за глотку, вспомните мои слова. А мне предстоит готовиться к худшему.

Полицейский направился было к своему автомобилю, но мистер Розен его остановил.

– Сержант, а что значит – заставили патрулировать окраины? Кто заставил? – напоследок Дэвид решил уточнить слова Стивена.

– Я был слишком паршивым человеком для жизни в городе, но недостаточно паршивым, чтобы изгнать меня из него навсегда.

– А кто заставил-то? – не унимался мистер Розен.

– Я сам. В конце концов, кто как не я сотворил большую часть дерьма в своей жизни? И потому сам себя и наказал. Когда-нибудь, когда почувствую, что расплатился за все, я смогу поселиться в городе, но до тех пор буду его охранять.

– Странный метод искупления.

– И это мне говорите вы? – фыркнул полицейский.

– А за какую провинность вы себя наказали?

– Не вашего ума дело, Дэвид.

Не произнося больше ни слова, Стивен изолировался от общества Дэвида и Льюиса в своем служебном автомобиле и покатил обратно в сторону Толимана. Как долго сержант Маршалл еще будет петлять вокруг Толимана, прежде чем позволит себе въехать в город? На какой срок рассчитано его наказание? Вполне возможно, что он создал для себя личный ад, в котором будет вечно вращаться, не имея ни сил, ни желания отпустить себе совершенные грехи. Зачастую наш Ад подобен запертой комнате с деревянной обшарпанной дверью, где нет никого, кроме нас самих. Хоть тяжелый железный ключ от замка и лежит в кармане брюк, но мы об этом не помним. А когда случайно натыкаемся на него и проводим пальцами по незамысловатым изгибам, отказываемся понимать, что это наш путь к спасению. Затхлый воздух проникает в легкие, оставляя после себя микрочастицы пыли, которые слой за слоем ложатся друг на друга. Полумрак, насыщенный запахом плесени, становится вторым домом, и с каждым днем дышать все труднее, но мы и не думаем покинуть комнату или хотя бы открыть окно. Вместо этого теряем человеческий облик и начинаем превращаться в ее часть, врастая в стену или прогнивший пол. И так продолжается целую вечность. Но самое страшное в том, что это наш собственный выбор.

– А я был паршивым человеком, Льюис? – глядя вслед удаляющемуся автомобилю, поинтересовался Дэвид

– Мяу, – кот не сказал ничего конкретного только потому, что вопрос хозяина был слишком пространным.

В отличие от Дэвида он понимал, что невозможно быть абсолютно хорошим или плохим и все зависит от угла обзора. Герой для одного – чудовище для других. А для кота, проведшего рядом с ним целую жизнь, мистер Розен был самым лучшим из всех людей. Потому вместо бессмысленно долгих объяснений Льюис предпочел подойти к хозяину, поставить передние лапы ему на плечо и, предусмотрительно включив урчалку на максимальную громкость, уткнуться розовым носом в щеку.

– Спасибо, друг, – ответил Дэвид и потрепал кота по затылку. – Надеюсь, ты прав.

Довольно быстро сержант Маршалл исчез за горизонтом, оставив на память о себе только следы протекторов на грунте. Какое-то время Дэвид и Льюис продолжали смотреть на дорогу, как будто ждали, что вот-вот кто-то появится, но кроме них двоих рядом не было ни единой души. Ни криков птиц, ни звуков пребывания человека, даже ни одна собака не лаяла вдалеке, а только лишь пустота и звучный ветер, что продолжал свои игры со стеблями растений.

– Льюис?

– Мяу, – отозвался кот.

– Нам пора.

Не дожидаясь разрешения, Дэвид взял кота подмышку и обошел машину, чтобы проверить колеса. По какой-то странной причине у него закралась мысль, будто должно случиться что-то способное помешать двинуться дальше. Но, по крайней мере, колеса оказались целы. Хотя, возможно, он сам искал повод, который позволит еще немного задержаться, ведь нельзя так быстро и просто отказаться от былых привычек.

Пока хозяин осматривал фольксваген, Льюис даже не пытался вырваться, а наоборот, расслабился, и его пушистые лапы болтались в такт шагов Дэвида.

– Все нормально, – с удивлением заключил мистер Розен.

Кот исподлобья посмотрел на хозяина, словно говоря: «Быть того не может! Поехали уже. Хватит тянуть».

Дэвид вернулся на место водителя, посадил рядом кота и завел автомобиль. Едва они выехали с обочины на дорогу, нога сильнее вдавила педаль газа, и машина, набирая скорость, помчалась вперед. Буквально через пару минут поля подсолнечников закончились, уступив место золотому ковру колосящейся пшеницы. Родные просторы. Такими они были в детстве Дэвида Розена, и такими же их воссоздала Альтера. В голове мелькали десятки, а то и сотни размытых образов, ни один из которых в полной мере не мог обрести свои истинные очертания. Дэвид хотел помнить, но все еще не мог переступить через блок собственного подсознания.

– Черт! – воскликнув, он ударил рукой по рулю. – Черт! Черт!

– Мяу? – поинтересовался Льюис.

– Не могу уловить мысль. Как, знаешь, когда забываешь слово, а оно крутится на кончике языка? Вот то же самое.

– Мяу, – вздохнув, подметил кот.

Впереди, как и предсказывал Дэвид, появился указатель над покосившемся почтовом ящике с надписью: «Розен».

– Вот мы и дома, Льюис.

Автомобиль повернул налево и неспешно покатил по грунтовой дороге. Разгоняться не имело смысла, поскольку за годы своего существования эта промятая колея не видела ни одного ремонта, и потому местами на ней расположились внушительные ямы. Фольксваген подбрасывало вверх-вниз, отчего он недовольно гудел и скрипел своими видавшими лучшие годы костями.

– Мы должны были уже давно подъехать к дому. Странно, – озвучил свои мысли мистер Розен.

Но дорога и не думала заканчиваться. Она, извиваясь, все тянулась и тянулась вперед. Так продолжалось до тех пор, пока прямо по курсу метрах в десяти среди густых колосьев Дэвид ни увидел крышу машины. Он нутром чувствовал, что ее тут вовсе не должно было быть. Что-то лишнее. Чужеродное.

Когда расстояние сократилось до нескольких шагов, перед путниками предстало то, чего они, пожалуй, меньше всего ожидали увидеть. Дэвид тут же остановил машину.

– Льюис, укуси меня. Это не сон?

Не мешкая ни секунды, кот широко раскрыл пасть и от души куснул хозяина за локоть.

– Ай! – мистер Розен отдернул руку и потер пострадавшее место. – Я выражался фигурально, Льюис. Фи-гу-раль-но!

– Мя-я-я-у! – разделяя звуки, возразил кот.

Перед фольксвагеном Дэвида, примяв часть пшеницы, стоял фольксваген Дэвида. Точно такой же – ни единого отличия, если не считать следы грязи по всему кузову.

– Подожди здесь. Я проверю.

Кот послушался и остался дожидаться хозяина, опершись передними лапами на приборную панель. И пока Льюис, навострив все свои чувства, недовольно махал хвостом, Дэвид медленно продвигался к автомобилю. Стекла были слишком грязными, чтобы через них хоть что-то разглядеть, и хоть Дэвид и понимал это, но все равно продолжал всматриваться в бурые разводы. Ни единого движения или звука. Добравшись до двери, мистер Розен взялся за ручку, но открывать ее не спешил. Теперь, стоя вплотную к стеклу, он мог различить очертания человека на переднем сиденье.

– Черт меня побери, если это то, о чем я думаю, – сказал он вслух и резко открыл дверь.

В нос ударил мерзкий запах разлагающейся плоти, от чего Дэвида тут же затошнило. Он сделал несколько шагов назад и приложил ладонь ко рту, всеми силами стараясь сдержать рвотный рефлекс, но еда предательски поднималась обратно по пищеводу. Закрыв глаза, мистер Розен попытался отвлечься от мыслей о трупе. Он представил себе поле подсолнечников, где они с Льюисом совсем недавно были. Желтые лепестки, черная сердцевина, толстые зеленые стебли. Образы ожили во тьме, заполнив собой пустое пространство. Наконец, тошнота отступила, и он смог нормально дышать. Теперь нужно было взять себя в руки и взглянуть на тело. Дэвид закрыл нос и рот куском рубашки и открыл глаза. На переднем сиденье в знакомой до боли одежде сидел человек, некогда бывший Дэвидом Розеном. Кожа, обтянувшая череп, изменила цвет, приобретя бурые оттенки, свидетельствующие о процессе разложения. Но, несмотря на столь сильные изменения, это все еще был он. На левом виске отчетливо выделялось пулевое отверстие с засохшими струйками крови.

Дэвид опустил взгляд. В руке, как и следовало ожидать, оказался зажат пистолет.

Эта версия мистера Розена покончила с собой. Как? Почему? Что он увидел такого, что заставило его пойти на столь кардинальный шаг? Вопросы не имели ответов, ведь они умерли вместе с этим человеком.

– Странно, – подумал Дэвид. – Я всегда считал самоубийство слабостью и не видел в нем возможного выхода из ситуации, какой бы сложной она ни была.

На ум невольно пришла передача «Горизонт событий», что по собственной воле включилась минувшей ночью: бесчисленное множество миров и временных отрезков, в каждом из которых был свой Дэвид Розен, стремящийся достичь заветной цели. Они гибли один за одним, становясь только лишь очередной неудачной попыткой, чтобы затем раствориться в необъемлемом пространстве Вселенной, не оставив от себя и следа.

– Неужели и меня ждет нечто подобное? – задумался мистер Розен. – Нет, я не брошу Льюиса одного.

Вспомнив о коте, он только сейчас заметил на коленях своей копии свернувшийся черно-белый клубок.

Некогда блестящая шерсть потускнела и перестала излучать тепло, к которому привык Дэвид с момента их первой встречи.

Кто умер первым? Если Дэвид, значит кот не бросил своего хозяина, а вместо этого предпочел дожидаться смерти на его остывающем теле. Ведь в противном случае он мог бы открыть дверь пассажирского сидения, как не раз уже это делал, и выбраться наружу.

А если первым умер Льюис? Значит Дэвид где-то раздобыл оружие, приехал сюда, в качестве доказательства того, что у них все получилось, и, уложив на колени своего лучшего друга, пустил пулю в голову.

Ни один из вариантов не казался более оптимистичным, так как в обоих случаях они были мертвы.

Задержав дыхание, мистер Розен подошел к машине и присел на корточки. Его рука сама потянулась к бездыханному кошачьему телу и погладила его. Такой твердый и холодный.

– Прости, малыш. Не знаю за что, но прости.

В багажнике обоих фольксвагенов лежала саперная лопатка, которой и воспользовался Дэвид. Он вырыл небольшую могилку и бережно положил в нее тело своего друга.

Засыпав яму землей, мистер Розен побрел к машине, где его дожидался живой Льюис.

– Мяу? – встревоженно поинтересовался кот, едва Дэвид плюхнулся на сиденье.

– Да, это мы с тобой. Думаю, тебе нет смысла объяснять, что именно я там видел.

– Мяяяу, – протяжно подтвердил Льюис, опустив голову.

– Ничего. Все наладится. Не переживай. Иди сюда, – Дэвид развел руки в стороны, чтобы кот мог прыгнуть на колени.

Пара ловких движений и Льюис взгромоздился хозяину на плечо, оставив задние лапы и пятую точку свисать вниз. Левая рука мистера Розена привычно поддерживала кота от падения, а правая вовсю гладила его по голове. Льюис замурчал и прижался к небритой щеке.

– Эх, Льюис, Льюис. Куда же нас, черт побери, занесло? Знаешь, я все думаю об этих параллельных мирах и временных ответвлениях и не могу понять. Они, то есть наши копии, умирали, умирают и будут умирать, так ничего и не добившись. Столько смертей и все впустую. За что? Разве это справедливо?

– … – Льюис молчал, ведь Дэвид и сам знал ответ.

– Да. Дело здесь совсем не в справедливости, – вздохнул он.

Дэвид прекрасно понимал, что далеко не справедливость движет миром: не все зло будет раскрыто и наказано, не все хорошие люди непременно достигнут счастья. И как бы нам ни хотелось обратного, но жизнь не сказка о доблестных рыцарях, прекрасных дамах и страшных драконах, которых ждет гибель от острого клинка. Жизнь подобна игре в карты с незнакомыми тебе людьми, где приходится бороться за победу с тем, что достанется из колоды. И так будет продолжаться до тех самых пор, пока у тебя есть деньги делать ставку или пока старый охранник, обходя вверенную ему территорию, не погасит свет, погрузив участников игры в кромешную тьму.

Верил ли Дэвид Розен в Бога? Прежде он с большой долей уверенности мог ответить: «Нет!» – и иронично улыбнуться, но теперь после всего того, что с ним произошло, он покинул круг атеистов и скромно с краю примкнул к рядам агностиков. Теперь мир не казался простым и понятным местом, а превратился в нечто безграничное и непознанное. Это пугало, но давало надежду на то, что нет ничего невозможного и потому можно справиться с любой бедой. Да только в чем состояло отличие Дэвида от него самого из другой временной линии или параллельной вселенной? В общем-то ни в чем, а значит, не было никакой гарантии, что получится успешно пройти путь до конца. В любой момент он может сгинуть точно так же, как и они, оставив свое изможденное тело гнить где-нибудь посреди поля, пока однажды в круговороте времени и пространства последние капли воспоминаний о нем не превратятся в прах.

– У меня есть предчувствие, что это не единичный случай, – сказал Дэвид коту, глядя на грязный фольксваген.

– Мя, – коротко ответил Льюис, и его ответ прозвучал как подтверждение.

– Чем ближе к центру, тем больше и больше.

– … – кот продолжал мурчать.

– Ладно, пора ехать, – мистер Розен похлопал Льюиса по спине, и он тут же спрыгнул с плеча прямиком на пассажирское сидение.

Фольксваген тронулся с места и продолжил свой путь по грунтовой дороге среди густой высокой пшеницы. Поначалу путники ничего не замечали, и им казалось, что дорога все так же безмолвно продолжает петлять без конца, разрезая поле на две части. Но через какое-то время стал очевидным тот факт, что колосья пшеницы значительно увеличились в размерах. В высоту они достигли человеческого роста, и потому разглядеть что-либо впереди оказалось совершенно невозможно.

Что же касается мысли, озвученной Дэвидом, то он был абсолютно прав: чем дальше они продолжали двигаться, тем чаще им на пути попадались фольксвагены. Большая часть из них оказались покинуты. На одних были пробиты или сняты колеса, у других открыт капот, свидетельствующий о попытке найти причину поломки, а какие-то просто стояли целые и невредимые, но брошенные своими хозяевами. Правда, были и такие, где Дэвид снова и снова сталкивался со смертью.

Рядом с открытой дверцей фольксвагена на земле с протянутой вперед рукой застыл труп, давно потерявший большую часть плоти. По какой-то причине он полз, стараясь добраться до кабины, но так и не сумел этого сделать. Рядом с ним под боком лежал преданный друг.

Возле другого автомобиля, опершись спиной на левое крыло, сидел мертвец, поднявший взор к небу. Перед самой смертью он смотрел на мерцающие звезды, каждую ночь заполнявшие небосвод. Его правая рука, словно в колыбели, держала мертвого кота.

Следующая версия Дэвида, которой было суждено умереть, сидела внутри салона, уронив голову на руль. Внимание привлекала надпись, сделанная красной краской прямо на автомобиле: «Привет, Дэвид. Надеюсь, у тебя получится!»

Конечно, можно было бы описать каждый из случаев, встретившихся на пути, но тогда это заняло бы слишком много времени, поскольку и сосчитать их стало проблемой.

Так или иначе Дэвид останавливался возле каждого автомобиля, чтобы как полагается похоронить кота – он не мог позволить себе поступить иначе, поскольку воспринимал это как предательство.

Его удивляло, что никто из его копий этого не делал. Почему? Ведь они были одним и тем же человеком, а значит, и мыслить должны одинаково. Может быть, в какой-то момент своего путешествия Дэвид шагнул дальше остальных и потому столь чутко реагировал на смерть Льюиса?

– Глупость какая-то, – возмутился мистер Розен столь неприятной мысли.

Он всегда ценил Льюиса гораздо больше всего того, что имеет, включая самого себя. И за это кот платил ему искренностью и бесконечной преданностью. Два сапога пара.

Несколько позднее мистер Розен получил ответ на свой вопрос. В очередном фольксвагене он обнаружил в руках мертвеца записку, обращенную к нему:

«Дэвид, если ты читаешь эти строки, значит я боролся не зря. Да, мне не удалось добраться до дома, но я очень старался. Желаю тебе удачи. Пройди путь, который мы не смогли.

P.S.

Тебя, как и меня, наверняка тревожит мысль о том, почему никто не хоронил Льюиса? Так вот я это делал. Возможно, Альтера играет с нами злую шутку и возвращает все на свои места, а возможно, дело во множественных измерениях, но знай, я не бросал Льюиса. Каждую его копию я предал земле. Думаю, что и остальные поступали так же».

Рядом с машиной мистер Розен обнаружил невысокий холмик старой могилы, на котором лежал венок, сплетенный из пшеницы.

– Спасибо, – сказал он, возвращая записку на прежнее место, чтобы ее мог прочитать тот, кто пойдет следом.

Время неумолимо двигалось вперед. Если верить часам, с того момента, как Дэвид и Льюис въехали на поле, прошло около трех часов, но ничего в окружающем их мире не менялось. Датчик топлива яростно горел, стараясь привлечь внимание, но Дэвид и без него знал о возникшей проблеме. Очень скоро бензин в баке закончится, и тогда, если не получится слить его из другого фольксвагена или какой-либо из них не будет на ходу, то им придется бросить машину и продолжить путь пешком.

Получается, что именно так многие из них здесь и оказались. Приближаясь к бездне, Дэвид шаг за шагом повторял путь своих предшественников.

Остановившись у следующего фольксвагена, Дэвид в очередной раз выкопал могилу и похоронил кота, лежавшего в полном одиночестве на капоте машины. В нескольких местах кожа на ладонях была уже содрана от постоянных манипуляций с лопатой, но его это нисколько не смущало, поскольку большие переживания приносил сам факт совершаемого им действия: закидывая яму землей, он словно хоронил и часть самого себя. Закончив дело, Дэвид проверил бензобак. Пусто.

Прежде чем фольксваген мистера Розена заглох, не имея возможности впрыскивать в двигатель бензин, он успел проверить семь или восемь автомобилей, но каждый раз удача предпочитала игнорировать путника. И вот они встали с концами. Если бы он только знал, что такое может произойти, то непременно прихватил бы канистру с бензином! Но нельзя предусмотреть всего.

– Вылезай, дружище. Пойдем пешком, – сказал Дэвид, открыв окно.

– Мяу, – ответил кот и выпрыгнул наружу.

Переведя коробку передач на нейтралку, мистер Розен откатил машину с дороги, чтобы она не мешала проезду (вдруг другой Дэвид будет умнее и прихватит бензин). В бардачке нашлись блокнот и ручка, и потому он быстро набросал записку и оставил ее на переднем сиденье:

«Дорогой Дэвид,

У нас закончился бензин, и мы с Льюисом пошли пешком. Не трать время: здесь ты не найдешь ничего полезного. Продолжай двигаться вперед. Удачи.

С наилучшими пожеланиями,

Дэвид, который побывал здесь до тебя».

На листе бумаги осталось несколько пятен крови, что напомнило Дэвиду о содранной коже. Едва ли ко всему прочему ему хотелось получить заражение. Чтобы этого не произошло, на помощь пришел антисептик и бинты, лежавшие в аптечке, которая уже больше года кочевала по багажнику автомобиля.

Забирать больше было нечего, и они двинулись по дороге. Льюис спокойно шел рядом с Дэвидом, не пытаясь отстать или вырваться вперед. Если бы под рукой был фотоаппарат, то это мгновение точно стоило бы запечатлеть. Слева и справа росли огромные колосья пшеницы, а в центре по пыльной дороге бок о бок вышагивали человек и черно-белый кот.

Яркое горячее солнце висело высоко над головами. Складывалось впечатление, будто оно решило остановиться и не покидать путников вовсе.

– Льюис, что думаешь, сможем отсюда когда-нибудь выбраться?

– Мяу, – сказал кот, имея в виду «поживем увидим».

– Интересно, если развернуться и пойти назад, то сколько это времени займет? Мне кажется, минут десять.

Льюис исподлобья бросил непонимающий взгляд на хозяина.

– Ну, как тебе объяснить? Проверять мы, конечно, не будем, но думается, что проблема в том, куда мы идем. Альтера или сам дом упорно не хотят нас подпускать, а вот уйти нам позволят с огромным удовольствием.

За поворотом возник очередной автомобиль. Правда, надежда на наличие бензина жила совсем недолго. Стоило повернуть ключ в зажигании, как стало понятно, что аккумулятор приказал долго жить.

– Мяу? – поинтересовался Льюис, забравшись на крышу и заглядывая в салон.

– Ни-че-го, что в общем-то и следовало ожидать. Они тоже оставили машину, – ответил Дэвид и откинулся на сиденье.

В глаза бросился сложенный листок, аккуратно засунутый за солнцезащитный козырек. Дэвид достал его и развернул. Записка слово в слово повторяла ту, что он написал сам.

– Льюис, мы движемся в никуда, – обреченно сказал мистер Розен.

Как говаривал Альберт Эйнштейн, «это безумство делать одно и то же раз за разом, и при этом ждать разных результатов». И Дэвид понимал, что это действительно так. Сколь много душ пало, двигаясь по одному и тому же маршруту? Они совершали одинаковые ошибки и потому, словно ряды солдат, несущихся на пулеметный дзот, падали один за другим. Но если солдаты могут взять верх количеством, то здесь ничего подобного произойти не может. Чтобы изменить свою судьбу, он должен изменить путь. Принять нестандартное решение.

Ведь и в жизни происходит нечто похожее. Люди ругают свой удел, и при этом, словно бараны, бьются головой в запертые ворота. Дело оказывается не в закрытых воротах, а в том, как их пытаются открыть. Может быть, стоит остановиться и осмотреться? Возможно, в замок вставлен ключ или совсем рядом есть другой проход. Упрямство, конечно, неплохая черта, но она не должна граничить с идиотизмом.

– Бесконечно повторяющийся цикл, – задумчиво произнес мистер Розен.

Ответ был совсем рядом. Однажды ему уже подсказывали его. Выбравшись из машины, Дэвид сосредоточился и сделал шаг, дабы переступить границу между измерениями. Реальность вздрогнула, но не изменилась. Он повторил снова – ничего. Дело было в том, что у него не получается или здесь на этом проклятом поле все измерения слились воедино? Учитывая десятки брошенных фольксвагенов и гниющих трупов, второй вариант казался более правдоподобным.

Дэвид закрыл глаза и погрузился во тьму. Окружающий мир перестал существовать – остались только его собственные мысли. То и дело всплывали обрывки каких-то образов, пока наконец не появилась отчетливая картинка верениц одинаковых комнат с дурацкими обоями. Да, тогда, будучи ребенком, он совершал ту же самую ошибку, хотя выход был совсем рядом.

Дэвид открыл глаза и вернулся в замкнутый цикл.

– Льюис.

Кот, дремавший на крыше машины, нехотя приоткрыл глаза.

– Пойдем за мной, – сказал он, свернул с дороги и нырнул в самую гущу пшеницы.

Не ожидавший такого поворота, кот подскочил на месте и вытаращил глаза. Через секунду опомнившись, он помчался следом за хозяином. Чтобы не потерять Дэвида в густых зарослях, Льюис потребовал взять его на руки и усадить на плечо.

– С одной стороны, сходить с дороги опасно, ведь если ничего не изменится, то мы можем ее не найти, но, с другой стороны, мы и так застряли, поэтому нужно рискнуть и выйти за пределы шаблона. Согласен?

– Мяу, – подтвердил кот.

Грунтовка сменилась пшеницей, а путники непреклонно продолжали двигаться вперед, не имея ни малейшего понятия, что ждет их впереди. Выросшие до невразумительных размеров колосья периодически били Дэвида по лицу, чем вызывали его соответствующее негодование и тихое хихиканье кота, выражающееся в непонятных для человека звуках. А ведь Дэвид мог сдаться и вернуться в город или даже воспользоваться часовней, чтобы покинуть Альтеру. Сидел бы сейчас тихо-мирно и попивал кофе с книгой в руках, но разве в этом был смысл? Он действительно больше не хотел бежать, хоть ему и было чертовски страшно. Страх – это нормальное чувство, он, как и боль, защищает нас, помогая определить опасность и, самое главное, правильно отреагировать на сигнал. Тот, кто говорит, что ничего не боится, – лжец и трус, ведь принять свой страх гораздо более мужественно, чем отрицать его.

Дэвид понимал это, как и то, что прошлое, сокрытое от посторонних глаз и самого себя, словно медленно действующий яд, отравляет душу и разум, отчего он представляет собой не более чем бледную копию человека, которым мог бы быть.

– Мне кажется или колосья становятся ниже? – через какое-то время заметил Дэвид и был абсолютно прав.

Чем дальше они удалялись от дороги, тем быстрее поле возвращалось к своему первозданному виду.

В тот момент, когда Дэвид решил вырваться за пределы однообразного цикла, в котором мир переставал соответствовать законам логики, удача наконец повернулась к ним с Льюисом лицом.

Если бы он знал, что случилось с теми, кто не свернул с дороги, то ужаснулся. С каждым проделанным километром они лишались крупицы рассудка, позволяя безумию пустить мощные корни внутри разума. Желание достичь цели именно этим путем становилось навязчивой идеей, от которой они попросту не могли отказаться.

И потому, несмотря на голод и усталость, копии Дэвида и Льюиса, не замечая ничего вокруг, через не могу продолжали переставлять гудящие ноги и лапы. А пшеница тем временем становилась все выше и шире, пока в какой-то момент не превратилась в монолитную стену без единого просвета. Заметили ли они это? Нет. Их взор, затуманенный безумием, был направлен только вперед.

– Ничего, Льюис, – говорили многие копии Дэвида. – Перед рассветом ночь особенно темна.

Сложно спорить со столь глубокой мыслью, да только ни у кого нет никаких гарантий дожить до рассвета.

Стены пшеничного коридора стремились сомкнуться, отчего проход становился уже, пока в один прекрасный момент все не заканчивалось смертью.

Но, к счастью, наши Дэвид и Льюис смогли вовремя вырваться. Теперь они шли по самому обыкновенному полю пшеницы, где далеко впереди можно было разглядеть родной дом мистера Розена, а правее метрах в трехстах от него – высокое ветвистое дерево, которому на вид было более сотни лет.

То ли в голове ожили смутные воспоминания, то ли Дэвид на самом деле услышал тихую музыку, звучащую со стороны дерева.

– Это дуб! Что думаешь, дружок? Рискнем слегка изменить маршрут? – спросил мистер Розен, глядя на кота.

Льюис плюхнулся на землю и задумался. Чтобы как можно лучше расслышать происходящее возле дерева, его особо чувствительные локаторы настроились на нужную частоту. Ожидая решения мудрого товарища, Дэвид стоял, не шевелясь и даже стараясь не дышать, чтобы не засорять эфир посторонними звуками.

Без какого-либо предупреждения Льюис сорвался с места и пулей помчался к дубу. Колосья пшеницы, потревоженные кошачьей прытью, трепыхались, словно толща воды, рассекаемая акульим плавником.

– Это вообще нормально? – разведя руки в стороны, поинтересовался Дэвид. – Хотя кого я спрашиваю.

Не оставалось ничего другого, кроме как последовать за котом. И стоило ему побежать, как он ощутил легкость во всем теле и простоту счастья. Ему захотелось смеяться и никогда не останавливаться. Шелест пшеницы оживил в душе давно умершее ощущение того, как быть ребенком.

И вот мужик тридцати с лишним лет от роду, как какой-то мальчишка бежал по полю, дико хохоча и преследуя кота. Со стороны могло показаться, что какой-то местный безумец хочет причинить вред несчастному животному и его нужно срочно спасать, но на деле все обстояло совершенно иначе.

– Льюис! Эй, Льюис! Посмотри на меня! – выкрикнул Дэвид, хоть и не понимал, откуда взялись эти слова.

Когда-то давно много лет тому назад жизнь была такой простой и очевидной. Никаких сложностей, что с возрастом люди придумывают сами себе. Улыбка – не маска для поддержания социальных норм, а самое настоящее отражение чувств, полыхающих в груди.

Почему же все это исчезает? Стоит человеку, как он считает, вырасти, и мир тут же теряет былые краски. Появляются хлопоты, неотложные дела: заменить масло в машине и написать отчет, купить продукты на неделю и оплатить счета по коммуналке, развесить постиранное белье и составить смету расходов, поставить будильник, чтобы вовремя проснуться на работу, и взять кредит на покупку большого шкафа, куда поместится много вещей. Простота исчезает, а вместо нее появляется паталогическая усталость, желание выспаться на выходных, депрессия и апатия. Улыбка становится средством коммуникации или щитом, за которым люди скрывают свое истинное состояние. И больше нет времени, да даже нет и желания, валяться на траве или нестись по полю, чувствуя, как ветер щекочет лицо. Жизнь разделяется на до и после. Какая глупость.

За эти пару минут бега Дэвид Розен отдохнул гораздо больше, чем за несколько прошлых ночей вместе взятых. Ведь его голову не терзали безумные мысли, а душа не изнывала под гнетом былых ошибок. Он был чист, как белый лист бумаги, и только чувство легкости наполняло грудь.

Говорят, что в каждом из нас живет так называемый Внутренний ребенок, который представляет собой часть личности, являющуюся носителем опыта, полученного в детстве и при внутриутробном развитии. С годами он никуда не исчезает, а остается с нами и оказывает сильное воздействие на всю последующую жизнь. Эти внутренние дети могут быть как счастливыми, так и несчастными, им может быть страшно или им может не хватать любви. И тот человек, который сумел полюбить в себе Внутреннего ребенка и достичь гармонии, – счастливый человек.

Когда Дэвид бежал по полю, он почувствовал связь с этим самым ребенком, буквально на мгновение стал им и понял, что мальчик счастлив вернуться домой. Все, что его окружало, было по-настоящему родным: запахи, звуки, тепло солнца на щеках. Наконец-то Дэвид не просто знал, где он, а чувствовал это.

Наслаждаясь мгновением, остаток пути к дереву мистер Розен прошел пешком. Музыка стала более отчетливой. Она то начинала играть, то прерывалась детскими голосами.

Старый ветвистый дуб стоял посреди поля на зеленой поляне, которую хозяин фермы бережно засаживал травой, чтобы дерево могло расти в естественных для себя условиях, а не бороться с пшеницей за плодородную землю.

Ноги ступили на скошенный газон, и мистер Розен замер. Льюис уже давно был здесь и ждал своего хозяина. Их взору открылась неожиданная картина.

– Фенек? – тихо спросил Дэвид, увидев девочку.

Она сидела с гитарой в руках на качелях, что были привязаны к мощной ветке дуба, а прямо перед ней на траве сидел мальчик. Хоть его лица и не было видно, поскольку он сидел спиной, но Дэвид знал, что этот мальчик и есть он сам. Фенек оказалась вовсе не случайным человеком, встретившимся на пути, – она была важным кусочком паззла прошлого.

– Дэвид, – сказала Фенек, глядя на мальчика, – как мне тебя развеселить? Хочешь поиграем в салочки?

– Никак, – дрожащим голосом ответил он ей.

– Ну, Дэвид, пожалуйста.

– Я боюсь возвращаться домой.

– Так нельзя.

– Можно! Больно много ты в этом понимаешь!

– Понимаю побольше твоего, – воспротивилась Фенек.

За несколько встреч с ней мистер Розен усвоил одно важное правило: палец ей в рот не клади.

– Я тебя и поколотить могу, если ты не прекратишь! – она отставила гитару в сторону, сжала кулаки и уже собиралась вскочить, но маленький Дэвид закрыл лицо руками и заплакал.

– Дэвид, – Фенек слезла с качелей и, сев рядом с ним, крепко обняла. – Ты же мальчик!

– И что? – едва различимо спросил Дэвид.

– Мальчики не плачут! Это мне можно реветь, а не тебе! Ты рассказал папе?

– Рассказал, но он мне не верит. Говорит, что я все придумываю.

– Хочешь, я тоже скажу?

– Не хочу, – Дэвид взял себя в руки и утер слезы рукавом. – Он говорит, что мама просто сильно устает и ей нужно больше отдыхать. Может быть, он прав?

– С чего бы это?

– Ну, он же взрослый…

– Ой, Дэвид, эти взрослые! Они зануды! Мне вчера вечером захотелось, чтобы у мены были красные стены в комнате, а у папы осталась краска в гараже. Я решила сделать сюрприз. Пробралась в гараж взяла краску и кисточку и покрасила стену. Ты думаешь, родители были довольны? Нет! Они ругались на меня целый час. Папа кричал, что я испортила пол краской, когда ее несла, а мама охала и ахала, как будто я совершила преступление. Но ведь так стало лучше, я так хотела!

– И что? – не понимающе спросил Дэвид, поскольку прослушал половину, так как был погружен в свои мысли.

– А то! Взрослые ничего не понимают! Если твоей маме нужна помощь, давай скажем моей тете Джулии. Она ветеринар…

– Моя мама не собака!

– Я не это имела в виду. Она же учила медицину и всякие такие штуки.

Дэвид нахмурил брови и задумался. Не такую уж и плохую идею озвучила Фенек. Если ее тетя Джулия и правда училась на доктора, пусть и для животных, то наверняка может чем-то помочь.

– Хорошо, – согласился мальчик. – Но давай я еще раз попробую поговорить с папой. Если он не будет меня слушать, завтра сходим к твоей тете.

– Договорились! – Фенек радостно обняла его. – Хочешь я спою?

Она изо всех сил пыталась хотя бы ненадолго отвлечь своего друга от тягостных мыслей.

– Я сегодня выучила новую песню.

– Я не хочу, – пробурчал Дэвид.

– Какой же ты… Ты… – подходящее слово и не думало всплывать в памяти, поэтому Фенек просто ударила Дэвид в плечо.

– Ай! – вскрикнул мальчик и принялся активно растирать ушибленное место.

– Со мной шутки плохи!

– Да играй уже свою песню.

– Не будешь слушать, ударю еще раз.

Она пригрозила ему пальцем и вернулась обратно на качели. Мистер Розен даже не успел глазом моргнуть, как гитара оказалась в ее руках, а детские пальчики ловко задвигались по грифу.

Мистер Розен узнал песню с первых же аккордов. Столь долгие годы она жила внутри него, блуждала по запутанным коридорам разума, отражаясь от стен едва различимым эхом, но все-таки жила. Вспомнить слова оказалось настолько легко, как будто он каждый день повторял их перед сном. Фенек была обладателем потрясающего голоса, и потому он ласкал слух, принося с собой покой.

Следом за песней ожила и сама сцена, свидетелями которой они с Льюисом только что стали.

В начальных классах Дэвид и Фенек были не разлей вода. Такие разные, но такие нужные друг другу. Словно начало и конец фразы: две половинки одного целого.

Когда Дэвид впервые оказался за школьной партой, он предпочел сесть на последний ряд, где, по его мнению, никто не будет обращать на него внимания. До начала урока оставалось всего несколько минут, а рядом с ним никто так и не садился, что его очень сильно радовало. Но неожиданно в класс влетела девчонка с торчащими в разные стороны от бега волосами. Она остановилась у доски, внимательно оглядела всех присутствующих и свободные места, стараясь выбрать для себя самое подходящее. И стоило взгляду упасть на последнюю парту, как все было предрешено. Дэвид видел, как она, поправив сбившиеся на кончик носа очки, направляется прямо к нему, и потому он зажмурился и начал повторять про себя: «Только не сюда, только не сюда, только сюда». Плюх! Девочка расположилась на соседнем стуле.

Она было хотела что-то сказать, но не успела, так как в класс зашла учительница и начала урок. Как же Дэвиду было неприятно в тот момент! Идея ходить в школу не нравилась ему с самого начала, а теперь он и вовсе захотел поскорее вернуться домой. Сам того не осознавая, он подвинулся на самый край стула, чтобы как можно дальше оказаться от причины своего беспокойства.

– Ты дурачок? – прошептала девочка, на что в ответ он лишь помотал головой.

Она вырвала из своей тетради листок и, положив его на центре стола, начала что-то усердно рисовать. С опаской, но Дэвид все-таки старался понять, что же именно она рисует. Когда изображение было готово, девочка, довольная собой, отложила ручку и отклонилась на спинку стула.

На листке бумаги был изображен странный зверек с острой мордочкой и огромными ушами.

– Это я, – с гордостью заявила она. – Фенек. Нарисуй себя?

Дэвид взглянул на нее с удивлением.

– Ну, нарисуй!

– Дети, не шумите! – подала голос учительница.

– Простите, я больше не буду, – без капли страха отозвалась Фенек.

Дэвид взял в руки карандаш и нарисовал худого улыбающегося человечка со странным свертком в руках.

– Он держит конфету? – рассмотрев рисунок, спросила девочка.

Дэвид кивнул. Его новая знакомая запустила руку себе в карман и неожиданно достала оттуда шоколадную конфету, которую поспешила протянуть своему соседу по парте. И тут впервые с момента ее появления Дэвид улыбнулся, что и стало началом великой дружбы.

Далекое воспоминание вернулось к мистеру Розену яркой вспышкой и пролетело перед глазами с огромной скоростью.

С упоением слушая, как поет Фенек, мистер Розен изо всех сил старался не замечать болезнь, поразившую могучий дуб. Дерево, сбрасывая листву, сохло на глазах. И стоило прозвучать последнему аккорду в песне, как единственный оставшийся листок оторвался от ветки. Разрушаясь на глазах, оОбраз из прошлого превратился в прах, а налетевший порыв ветра развеял его по всему полю.

Мистер Розен стоял посреди пустой полянки, где о дубе напоминал только пень с огромным количеством колец, свидетельствовавших о долгой жизни, которую он провел на Земле.

– Помню, как отец спилил дерево, – обращаясь к Льюису, сказал Дэвид. – Без какой-либо видимой причины оно просто начало умирать. Ветка, на которой висели наши с Феньком качели, обломилась. И отец решил, что пора уже избавиться от старика, а на его месте посадить молоденький дуб. Да вот только спилить он спилил, но ничего так и не посадил.

– Мяу?

– Фенек? Не помню, – в задумчивости он склонил голову. – Правда, не помню, что с ней стало. Зато теперь полный набор воспоминаний о времени, которое мы провели вместе. Знаешь, с самого детства я был самодостаточным ребенком. Умел проводить дни напролет, далеко не покидая дом. Играл в своей комнате или помогал по дому. И мне действительно было хорошо, а потом настала школьная пора. Если бы я мог сидеть в классе внутри коробки с прорезанной для глаз дыркой, то так бы и сделал, но Фенек свалилась мне на голову и взбаламутила всех демонов в моей голове. Теперь я, конечно, ей благодарен за это.

– Мяу? – Льюис запрыгнул на пенек.

– Да. То, что я так или иначе стал человеком, добившимся определенных успехов, полностью ее заслуга. Она посадила во мне зерно авантюризма. – Дэвид, к удивлению кота, неожиданно засмеялся, а когда успокоился, объяснил: – Ой, прости. Мне почему-то стало смешно от того, что отец ничего не посеял, а она смогла. И получается, что она помогла мне не только в жизни, но и в Альтере. Только знаешь в чем дело? Я не помню ее настоящее имя.

– Мрр? – кот непонимающе посмотрел на хозяина.

– Фенек – это просто кличка. А вот настоящее имя…

– Это неважно, дурачок, – раздался ее голос из-за спины.

– Фенек? – Дэвид обернулся и обнаружил, что она и правда стоит позади него.

– Ты совсем не изменился, хоть и стал больше.

– Это правда ты? Или…

– Я не галлюцинация! – возмутилась девочка и топнула ногой. – Забыл, что я могу тебя стукнуть?

– Что ты? – капитулируя, мистер Розен поднял обе руки вверх.

– То-то же! – Фенек была абсолютно удовлетворена ответом. – Между прочим, я скучала по тебе!

За несколько прыжков она преодолела расстояние до Дэвида, оттолкнулась от пня и крепко-крепко его обняла.

– Я еле сдерживалась, чтобы тебе все не рассказать, но мне запретил твой отец, – вернувшись на землю, сказала Фенек.

– Отец? – поразился мистер Розен.

– Да! Представь себе, он сказал, что мы не должны мешать тебе или подсказывать. Мол, ты должен сам до всего дойти.

– Он здесь? В Толимане?

– Ой, – Фенек от испуга выпучила глаза и закрыла рот руками.

– Что такое?

Девочка лишь зажмурилась и помотала головой. Подобное, конечно, не устраивало Дэвида, и он попытался убрать ее руки ото рта. Ответные действия оказались довольно неожиданными: Фенек цапнула его за палец.

– Ай! Да что же это такое? Почему все меня кусают? – он отскочил на несколько шагов назад и смотрел то на Льюиса, мирно лежащего на пеньке, то на девочку.

– Потому что!

– Информативно, – дуя на укушенный палец, подметил Дэвид.

– Я прокололась! Вот что! Я думала, ты уже знаешь про отца, а оказывается, нет, и я все испортила, – она вот-вот готова была заплакать.

– Ничего ты не испортила.

– Испортила. Он сказал…

– Не важно, что он сказал. Я уже почти дома и наверняка встречу его там.

– Угу, – расстроенно ответила Фенек.

– Хватит. Иди сюда, дурында! – он снова поднял девочку над землей и крепко-крепко прижал к себе. – Я так рад тебя видеть! Как будто прошла целая вечность.

Дэвид закрутился вокруг своей оси, да так быстро, что ноги девочки болтались в воздухе, как лопасти вертолета.

– Ты мне сейчас кости переломаешь! – сквозь счастливый смех кричала она.

– Тебе? Не смеши меня. Ты тверда, как сталь.

– Льюис, помоги мне!

– Мяу, – ответил кот, имея в виду «разбирайтесь сами», и принялся умываться.

Дэвид продолжал крутиться и крутиться до тех пор, пока его собственные ноги не начали подкашиваться. Тогда он все-таки остановился и поставил девочку, но мир все еще продолжал вращаться. Фенек сделала несколько шагов и тут же плюхнулась на траву.

– Дэвид, как же ты бываешь упрямый. Меня сейчас стошнит.

– У кого-то слабый вестибулярный аппарат? – облокотившись руками на колени, подметил мистер Розен.

– У меня небо кружится! Какой еще аппарат?

– Я говорю, что в космонавты тебя не возьмут.

– Не очень-то и хотелось! Уууууууууух, – протянула девочка.

– Сейчас пройдет. Не переживай, – Дэвид выпрямился, чувствуя, как потихоньку снова обретает контроль над телом.

Мистер Розен был счастлив видеть своего старого друга. И не просто друга, а одного из самых близких людей из далекой-далекой жизни, которая будто вовсе ему и не принадлежала. Правда, ему не давал покой вопрос, почему Фенек не выросла, а осталась маленькой девочкой.

– Феня…

– Не зови меня так. Не люблю сокращений.

– Фенек.

– Вот так гораздо лучше! – девочка продолжала лежать спиной на земле, подложив под голову обе руки.

– А что с тобой случилось?

– В каком смысле?

– В Толимане я встретил множество людей, и они так или иначе были взрослыми. Как видишь, я вырос, а ты нет.

– Помнишь, мы лежали здесь и смотрели на звезды? – Фенек проигнорировала заданный ей вопрос

– Нет, – честно признался он. – Может ответишь?

– Как мне объясняли, здесь мы можем проживать множество жизней и даже одновременно, если того захотим. Я та часть, которая была до отъезда. До того, как мне пришлось начать расти.

– Ты уехала? – все еще не понимая, о чем она говорит, спросил Дэвид.

– Иди сюда, – она похлопала по траве рядом с собой. – Ложись. Я тебе кое-что покажу.

Дэвид подошел к девочке и устроился рядом с ней на траве. Оставшийся в одиночестве на пеньке, Льюис не мог стерпеть такого безразличия к его персоне и потому, не тратя времени, даром плюхнулся между ними и тоже перевернулся на спину.

– Ты всегда показывал мне новые звезды и созвездия. Покажи сейчас? – попросила Фенек.

– Какие звезды? Сейчас день. Там только Солнце.

– А ты представь, что ночь. Забыл, как это делается? – девочка повернула голову к Дэвиду.

– Честно говоря, не понимаю, о чем ты говоришь.

– Мы всегда лежали здесь днем, и ты рассказывал о звездах. Мне было достаточно слушать тебя, чтобы воображение само все дорисовало.

– Ну я правда не понимаю, – неуверенно пробормотал мистер Розен.

– Давай! Не сомневайся! Неужели ты настолько старый? – вздохнула она. – Хорошо. Я сама начну. – Фенек вытянула указательный палец в голубое небо. – Смотри вон туда. Видишь яркую звезду? Ее называют Регор, но на самом деле это звездная система и в ней не меньше шести звезд. А теперь следи за моим пальцем.

Фенек медленно двигала пальцем по небу, словно соединяя точки в детской книжке для того, чтобы получилась картинка. Дэвиду хотелось верить в мир, который она создавала, но пока у него не получалось посмотреть на все ее глазами.

– Следишь?

– Слежу, – подтвердил Дэвид

– Мяу, – согласился Льюис.

– Это созвездие Паруса. Раньше оно было частью одного большого созвездия, которое называется корабль Арго, но потом решили разделить его частей: Паруса, Корма, Киль и Компас.

– Это я тебе все рассказывал?

– Да, ты, – кивнула Фенек. – А мне всегда нравилось слушать. Попробуй теперь ты.

Вглядываясь в голубое небо без единого облачка, мистер Розен всеми силами пытался представить на его месте черное полотно, усеянное звездами, и вспомнить хоть что-то.

– Дэвид, хватит прикидываться старикашкой, – недовольно воскликнула девочка и пнула его по ноге.

– Больно же! Ты меня все детство била?

– Только когда ты выпендривался, как сейчас.

– А я отвечал?

– Девочек не бьют.

– Удобно устроилась.

– Так! Не заговаривай мне зубы!

– Хорошо-хорошо. Сейчас. Паруса… Что рядом с ними? Среди звезд прячется бессмертный мудрый кентавр по имени Хирон. Сын Кроноса и нимфы Филиры не был таким, как большинство кентавров, а славился мудростью и добротой. Многие великие герои, такие как Ясон и Ахилл, были его учениками, а Геракл – хорошим другом. И вот, покинув Землю, он перебрался на небо, – слова становились явью, и перед глазами Дэвида появилось ночное небо с бесчисленным множеством огоньков. – Смотри, я покажу тебе, – подобно тому, как делала Фенек, он указательным пальцем чертил по небу. – Вот оно созвездие Кентавра.

– А там есть очень яркие звезды? – поинтересовалась Фенек.

– Да, конечно. И не просто яркая, а третья на небе после Сириуса и Канопуса! – неожиданно Дэвид замолчал.

– И как она называется?

Сколь много очевидных вещей мы не замечаем в своей жизни, даже если они находятся у нас прямо под носом.

– Толиман, – наконец сказал он. – Это тройная звездная система. Находится на конце передней ноги Хирона.

– Там, где ты нас и нашел, – подметила Фенек.

– Так город – это звезда?

– Нет, но назван в ее честь. Я не очень в этом разбираюсь, поэтому не вздумай меня пытать сложными вопросами.

– Но ты же наверняка что-то знаешь? – он повернулся на бок.

– Я сейчас что-нибудь не так скажу, и ты будешь смеяться.

– Нет, обещаю.

– Точно?

– Клянусь, – Дэвид протянул ей мизинец.

Она с подозрением посмотрела на него, но все-таки протянула мизинец, и они сплели пальцы, дополнив все словами: «Кто нарушит слово, проглотит тысячу иголок и отрубит палец».

– Есть какая-то штука, – неуверенно начала Фенек. – У нее такое забавное название на букву Ф. Как же оно?

– Что означает?

– Она повторяет сама себя и расходится в разные стороны.

– Что? – улыбнулся Дэвид.

– Ты обещал!

– Нет-нет. Я не смеюсь, – он тут же прикусил губу.

– Оно такое, как снежинки.

– Ты имеешь в виду фракталы?

– Вот! Точно!

– Множество, обладающее свойством самоподобия. – серьезным тоном изрек мистер Розен.

– Я, кажется, уже говорила, что делаю, когда ты выпендриваешься? – поинтересовалась Фенек и снова пнула его по ноге.

– Ай!

– Мяу, – впервые за долгое время отозвался кот.

– Что ты сказал?

– Что так тебе и надо, – обиженно сказала девочка. – И вот эти фракталы разлетаются в разные стороны по всему миру. Толиман – лишь одна из точек, где миры соприкасаются.

– Можно я повторю то, что понял, но ты меня не будешь бить?

– Можно, – согласилась она.

– То есть, получается, Альтера существует по принципу фракталов. Поскольку она находится за пределами мира, где мы с тобой жили, то к ней нельзя применить понятие пространство-время. Здесь что-то совершенно иное. Но так или иначе Альтера соприкасается со Вселенной в точках, где находятся звезды и, как полагаю, черные дыры.

– Почему черные дыры?

– Звезды сами по себе очень большие объекты и поэтому обладают огромной гравитацией, которая способна искривлять пространство-время, а у черных дыр…

– Гравитация еще больше, так? Все так понятно, что аж скучно.

– Умница, – улыбнулся Дэвид. – Получается, что Толиман – городок, возникший в одной из точек соприкосновения.

– Дэвид?

– Да? – отозвался он, все еще пребывая в задумчивости.

– Мне хотелось бы помнить, дружили ли мы с тобой после того, как я уехала, – она довольно резко перевела тему, но оно и понятно, ведь она ребенок, и ее не очень интересовали рассуждения о мироздании.

– Мне тоже, – согласился Дэвид. – А почему ты уехала?

– Папу повысили. Назначили важным начальником и заставили переехать, чтобы он работал в главном офисе.

– Тебе понравилось на новом месте?

– Не знаю, – Фенек пожала плечами. – Мои воспоминания обрываются на том, как мы с тобой прощались. Ты сказал, что будешь бежать рядом с поездом до конца перрона.

– И бежал?

– Бежал еще как, – девочка рассмеялась. – Чуть не упал из-за шнурков, а потом едва не врезался в фонарь, но бежал. Мой герой! – новая волна смеха накрыла ее, да так, что она даже согнулась пополам.

Она смеялась не только от комичности ситуации, но и потому, что на самом деле ей было грустно в очередной раз вспоминать расставание. А что, как не смех, лучше всего помогает прогнать печаль? Если бы Фенек могла, то предпочла бы снизу доверху заполнить воспоминание смехом и радостью, но это было не в ее силах. Она поймала себя на мысли, что, продолжая смеяться, сдерживает слезы, и тут же успокоилась.

– Я очень не хотела бросать тебя в ту минуту. Чувствовала, что нужна тебе. Прости.

– За что?

– Скоро узнаешь. Не могу сказать.

– Опять мой отец просил не говорить?

– Угу.

– А кто он? Я встречал его в Толимане? – не надеясь получить ответ, спросил Дэвид.

Фенек изобразила, как закрывает рот на замок и выбрасывает ключ.

– Понятно.

– Правда не могу. Всему свое время.

– Скажи мне тогда другую вещь. Думаю, что это точно не секрет. По дороге сюда я множество раз сталкивался с другими Дэвидами, которые не смогли добраться до дома – от его слов Фенек нахмурилась. – Я единственный, кого ты встречала или же этот разговор или наши прошлые встречи случались и прежде?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ты один единственный Дэвид, как могут быть другие? Они умерли?

Только сейчас он понял, что сказал лишнее. Можно было получить ответ, изъясняясь гораздо проще и аккуратнее.

– Забудь об этом.

– На дороге никого нет. Там только твоя машина. Я была там совсем недавно.

– Фенек, прошу тебя, забудь. Главное, что мы оба здесь. Так?

– Так.

– Проводишь нас с Льюисом к дому?

– А вы вернетесь или мы больше не увидимся? – забеспокоилась девочка.

– Обязательно вернемся, – заверил ее Дэвид.

– Клянешься?

– А ты мне не веришь?

– Поклянись, так мне будет легче. А я поклянусь, что буду ждать тебя.

– Хорошо.

Они вновь скрепили свою клятву переплетением пальцев и, оставшись полностью довольными таким договором, поднялись с травы. Втроем они двинулись к дому, который с каждым шагом становился для мистера Розена все более реальным. По пути, чтобы не думать о том, что ждет его за дверью, они с Феньком решили вспомнить игру, в которую играли каждый раз после школы. Игра была глупой, и в ней не было победителя, но главное, приносила радость. Суть заключалась в том, чтобы по очереди придумывать связанные одно с другим предложения, тем самым создавая целую историю. Каждый раз Дэвид старался свернуть на тему фантастики, а Фенек – фэнтези. Потому у них и получались киборги на единорогах, которые охотятся за магами-драконами, путешествующими во времени. Иногда они даже начинали спорить, кто правильно играет, а кто нет, но, в конце концов, приходили к общему мнению, что в киборге на единороге или в чем-то подобном нет ничего плохого.

За все время, проведенное в Толимане, Дэвид чувствовал себя паззлом, который собирается все больше и больше. И если вначале был виден только периметр, то теперь отчетливо прорисовывалась сама картинка.

– Вот мы и пришли, – сказала неожиданно остановившаяся Фенек.

Дэвид не заметил, как пшеничное поле закончилось и он ступил на подъездную дорогу к дому, а девочка осталась стоять среди колышущихся колосьев.

– Ты дальше не пойдешь?

– Нет. Мне нельзя, – она помотала головой. – Никому нельзя, кроме тебя. Кое-кто в городе осмеливался нарушить запрет, но больше не возвращался.

– Да, я слышал об этом, – вспоминая слова Стивена Маршалла, подтвердил мистер Розен.

– Нам снова пора прощаться, – Фенек вытянула вперед руки, чтобы обнять своего друга.

– Я обещал тебе вернуться.

– Я знаю, но не все обещания удается сдержать. Обними меня. Я буду тебя ждать.

Дэвид вернулся на поле и, опустившись на колени, обнял девочку. Тут же ему на плечо запрыгнул Льюис, который поспешил прижаться к Феньку. Так они и стояли какое-то время, не нарушая молчания.

– Запомни, я вернусь, – снова повторил Дэвид.

– Ладно. Дэвид?

– Да.

– Возьми, – она достала из кармана стеклянный шарик и протянула его мистеру Розену.

– Зачем?

– Пусть он напоминает тебе обо мне. Если будет страшно, сожми его в руке. Человек, у которого есть друг, не должен бояться и никогда не будет один.

– Спасибо, Фенек, – поблагодарил ее Дэвид, приняв дар.

– До встречи? – пересилив себя, она улыбнулась.

– До встречи, – Дэвид улыбнулся в ответ.

Чтобы не расплакаться и не показывать этого Дэвиду, Фенек побежала через поле обратно на поляну с пнем. Она не хотела и не могла заставить себя смотреть, как ее друг заходит в дом, куда боялся возвращаться в детстве. С самого своего появления в Толимане она, как и все, слышала много разных баек о доме Розенов, и все они были пугающими. Никто в точности не знал, насколько давно появился дом, но его сила оказалась столь велика, что вместе с собой он изменил окружающий мир, где прежде не должно было быть никаких пшеничных полей и уж тем более обрыва, где внизу разбивались о камни волны бушующего моря.

Фенек довольно часто бывала на поле, так как оно в буквальном смысле было частью ее жизни, и всегда держалась вдалеке от дома.

В один из дней незадолго до того, как Дэвид приехал в город, она в очередной раз гуляла по полю и играла в кладоискателей. В какой-то момент ей почудилось, будто кто-то пробежал совсем рядом. Она услышала детских смех и огляделась. Никого. Страх овладел ей, заставив тонкие волосики на руках встать дыбом. Ее новый мир был странным местом, которое то и дело могло видоизменяться, но за все время ее жизни здесь поле всегда оставалось неизменным. Преодолевая страх, она отправилась на разведку и наткнулась на дверь. Да, самую обыкновенную дверь, стоявшую в объятьях пшеницы. Ко всему прочему, она оказалась заперта. Не предпринимая попыток взлома, девочка продолжила свой путь и наткнулась на тропу из примятых колосьев. Конечно, стоило послушать здравый смысл и повернуть назад, но вместо этого она последовала на поиски того, кто побывал здесь незадолго до нее. Оказавшись на знакомой узкой тропинке, петлявшей через поле, Фенек знала, что впереди дом Розенов и обрыв. Может быть, злые силы заманивали ее в свое логово, чтобы сожрать?

Но не успела она над этим как следует поразмыслить, как издалека услышала: «Здесь, братец Санчо, нас ждут необыкновенные приключения!»

Фенек узнала этот голос. Здесь не могло быть никаких сомнений, и потому, позабыв об осмотрительности, она побежала по тропинке к обрыву, да только опоздала всего-то на пару секунд. И все, что ей удалось увидеть, – это мальчика лет десяти, прыгнувшего с обрыва с черно-белым котом на плече. Долгое время она стояла на краю, вглядываясь в волны и надеясь хоть что-то разглядеть. Ничего. Фенек смирилась со своей неудачей и собиралась уходить, как чья-то тяжелая рука легла ей на плечо, отчего она испуганно вскрикнула. Правда, обернувшись, девочка увидела хорошо знакомое лицо отца Дэвида.

– Привет, Уна, – как всегда, назвал он ее по имени. – Дэвид едет домой.