Блуждающий меж звезд

Реальность Толимана

Открыв массивную дубовую дверь и сделав шаг вперед, Дэвид Розен очутился в небольшом холле гостиницы. Под его ногами от входа и до стойки администратора тянулась темно-бордовая ковровая дорожка с тонкими желтыми полосками по бокам. На расстоянии двух метров друг от друга по обе стороны от дорожки расположились декоративные кирпичные колонны, которых Дэвиду удалось насчитать целых четыре. На каждой из них в тонких пластиковых рамках красовались плакаты с изображением достопримечательностей Толимана: конечно же, это был театр, которым гордились не только жители, но и люди за пределами города; массивное здание суда, наводящее ужас на преступников с момента своей постройки в конце прошлого века; высокий обрыв над морем, что носил странное название Пик мечтателей, и последней в нашем списке значилась старенькая белая часовня с длинным острым шпилем, нашедшая для себя приют посреди бескрайнего поля, где ныне фермеры выращивали различные зерновые культуры.

Что же касается самого холла гостиницы, то он был окрашен в насыщенный кофейный цвет, призванный создавать спокойствие в душе постояльцев и сотрудников. По левую руку от Дэвида позади колонн располагались круглые столики и стулья, где каждый желающий мог посидеть и почитать газету или книгу с чашечкой кофе. По правую руку можно было увидеть крохотный магазинчик с сувенирами, где за кассой клевала носом пожилая женщина в очках с толстенными стеклами.

Из висевших под потолком стареньких колонок лился тихий бессмертный джаз, ошибочно ставший для многих символом музыки, существующей для того, чтобы играть на заднем фоне, пока люди занимаются своими делами.

Дэвид не хотел искать дешевые мотели и потому вознамерился попытать удачу и остановиться здесь, но тут, как всегда, была одна хвостатая проблема, из-за которой собственник мог вполне отказать гостю в приеме. И потому оставалось только надеяться на благосклонность местных людей. Конечно, он мог бы спрятать Льюиса в сумку и попросить его вести себя прилично, пока они не окажутся в номере, но вместо этого Дэвид решил идти напролом.

– Добрый день, – облокотившись на стойку администратора, он доброжелательно поздоровался с девушкой, что-то искавшей в нижнем ящике стола.

– Простите, подождите одну минутку, – ответила она, так и не оторвавшись от своего занятия.

Льюис, до этого момента спокойно сидевший на плече хозяина, заинтересовался тем, что искала девушка, и потому он спрыгнул на стойку, подошел к самому краю и с любопытством свесил морду вниз.

– Мяу? – поинтересовался Льюис.

– Ой! – от неожиданности девушка подскочила на кресле и схватилась за сердце, – Я вначале подумала, что это вы мяукнули, – переведя взгляд на гостя, призналась она.

– Нет, – рассмеялся Дэвид, – Я пока еще не научился.

– Какой милый котик, – девушка расплылась в улыбке и протянула руку к Льюису.

Чувствуя доброго человека, Льюис даже не попытался отстраниться, а наоборот, с удовольствием предоставил свою голову для поглажки и замурчал.

– Что ж, – заметил мистер Розен, – начало нашего разговора более чем удалось.

– В каком смысле? – не отрывая взгляда от кота, спросила администратор.

– Ну, вы не закричали от ужаса, не требуете, чтобы мы убирались прочь, потому что в гостиницу с животными нельзя.

– Что вы? Можно! Многие из тех, кто у нас останавливается, приезжают с животными. Они либо только переехали в Толиман и ищут постоянное жилье, либо это случайные путешественники, которые не могли надолго оставить домашних любимцев. Поэтому владелец гостиницы мистер Марк Энслин не имеет ничего против животных, ведь в конце концов клиент всегда прав.

– Вот и отлично! – Дэвид довольно потер ладони. – Меня зовут Дэвид, а это Льюис, и мы хотели бы у вас остановиться.

– Ой! Простите, пожалуйста! – девушка воскликнула так же, как когда увидела Льюиса, и тут же вскочила со стула с заученной улыбкой на лице. – Добро пожаловать в «Твин Пайн». Меня зовут Линда Фрост, и я буду рада…

– Линда, – перебил ее Дэвид, – пожалуйста, давай обойдемся без формальностей? И не будем обращаться друг к другу на «вы»?

– Хм, – вопросы гостя несколько озадачили ее, но уже через секунду поддельная улыбка сменилась на настоящую, – Что ж, тогда будем знакомы, Дэвид.

– Будем, – он кивнул в знак согласия. – А теперь скажи, пожалуйста, у вас есть свободные номера? Я устал, как собака, и очень хочу немного вздремнуть.

– Так, – на стойке неожиданно появился толстый журнал с учетом постояльцев, – посмотрим, что у нас есть. Вот, вижу отличный вариант на четвертом этаже. Гостиная, ванная, спальня. Есть еще камин, но сразу предупреждаю: он декоративный.

– Звучит неплохо.

– Запишись в журнале, а я найду ключ.

– Без проблем!

Дэвид взял у Линды ручку и обратил внимание, что у нее на безымянном пальце нет кольца. А что в этом, собственно говоря, такого? Красивая стройная девушка с каштановыми волосами до плеч ему совершенно точно понравилась. Нет, конечно, если он выберется из Толимана, то больше никогда сюда не вернется, но разве это мешает просто пообщаться с приятным человеком?

Дэвид развернул к себе журнал и в свободную графу вписал свое имя, а рядом поставил размашистую подпись.

– Готово, – сказал он, возвращая журнал.

– Спасибо. А это тебе, – Линда протянула Дэвиду ключ с большим тяжелым брелоком, – номер сорок два. В ванной в нижнем ящике шкафа ты найдешь лоток и наполнитель. В холодильнике должны быть консервы, но если их нет…

– То я тебе позвоню. Не беспокойся. Мне нужно внести аванс?

– Нет, оплачивать при выезде.

– Отлично. Спасибо.

– Не за что. Если понадоблюсь, то я буду здесь, – добрым голосом, полным тепла, сказала Линда.

Мистер Розен улыбнулся и направился к лифту, расположенному позади стойки администратора. Высоко подняв хвост, Льюис, конечно, последовал за ним. Едва палец коснулся кнопки, как дверцы тут же открылись, приглашая гостя пройти в кабину. Учитывая последние события, стоило ожидать, что на месте лифта окажется пропасть или какая-нибудь непонятная комната, но ничего такого не произошло. Вместо этого они без каких-либо приключений добрались до четвертого этажа. Покинув кабину, гости очутились посреди коридора, который тянулся метров на двадцать в каждую из сторон. Увидев множество дверей вдоль стен, Дэвид почувствовал, что у него пересохло в горле, так как в памяти всплыл образ ржавого корабля, где его чуть было не убил великан.

– Мяу? – забеспокоился Льюис.

– Нет-нет. Все нормально, сейчас пройдет, – ответил мистер Розен, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки, чтобы стало легче дышать.

В конце концов, этот коридор ничем не был похож на тот. Под ногами лежал темно-коричневый ковер с высоким ворсом, на стенах красовались однотонные бежевые обои, освещаемые несколькими люстрами на потолке. Каждый сантиметр окружающего пространства указывал на доброжелательность его хозяев. Но, как бы то ни было, Дэвид Розен знал, что в любое мгновение все может измениться и далеко не в лучшую сторону. «Если стану параноиком, то удивляться не следует», – подумал он, глядя себе под ноги. Ведь что такое безумие, как не потеря связи с реальностью? Когда не можешь отличить вымысел собственного разума от чего-то настоящего. Правда, в данном случае, скорее, реальность потеряла связь с ним.

– Льюис, скажи мне честно: я все-таки спятил?

– Мяу! – кот определенно не согласился.

– Тогда пойдем спать, – изучая близлежащие номера комнат, сказал Дэвид.

Определив, в каком направлении следует двигаться, они свернули налево и, миновав несколько дверей, дошли почти до самого конца коридора, где четко напротив комнаты сорок один располагался номер Дэвида. Он достал из кармана полученный от Линды ключ, вставил его в замок и с легкостью отпер дверь. Едва они оказались внутри, как Дэвид поспешил тут же захлопнуть дверь, чтобы хоть в какой-то степени отгородить себя от Толимана.

Стоит отдать должное руководству «Твин Пайн» – для столь скромной по своей значимости гостиницы номер выглядел превосходно. В отличие от коридора и холла стены были выкрашены в насыщенный зеленый оттенок, близкий к изумрудному. Вместо ковра пол устилал ламинат, потершийся со временем в нескольких местах. Вдоль левой стены располагалась широкая двуспальная кровать, накрытая пледом точно такого же цвета, как и стены. Рядом с ней стоял самый обыкновенный высокий шкаф, куда постояльцы могли сложить все свои пожитки, которые, впрочем, Дэвид оставил в машине, но возвращаться за ними сейчас ему совершенно не хотелось. Самым неожиданным в номере оказался телевизор. Дело в том, что даже если предположить, будто Толиман жил и дышал девяностыми годами, то телевизор опаздывал от них лет так на пятнадцать. Прямо возле окна из угла комнаты на Дэвида смотрел двадцатипятидюймовый транзисторный динозавр. Вместо какой-либо тумбочки или столика телевизор обладал собственными четырьмя тонкими ножками. На коричневом лакированном корпусе помимо выпуклого экрана с левой стороны располагались различные переключатели и регуляторы, вместо привычного пульта представляющие собой систему управления.

– Вот это да, – вырвалось у Дэвида, пока он внимательно изучал чудо техники.

Впрочем, телевизор не имел для него большого значения, ведь дел и забот хватало и без того. Скинув одежду прямо на пол, Дэвид прямиком направился в душ, чтобы смыть с себя пережитый день. Стоя под горячими струями воды, он надеялся, что воспоминания уйдут вместе с потом и грязью, но, конечно же, это было неосуществимым желанием. Как только мытье подошло к концу, Дэвид выбрался из душевой кабинки и встал прямо напротив запотевшего зеркала. Рядом на крючках висело несколько полотенец, взяв одно из них, гость вытер капли сконденсированной воды с гладкой поверхности. С обратной стороны на него смотрело уставшее лицо, довольно отдаленно напоминавшее то отражение, которое он видывал раньше.

– Занесло нас с тобой, конечно, – обратился он сам к себе, не ожидая получить какой-либо ответ, а просто констатируя факт. – Ничего. Выберемся.

Дэвид взял большое полотенце, насухо вытерся и вернулся в комнату, где накинул на себя одежду и поспешил упасть на левую сторону кровати, поскольку правая была занята спящим котом. Вместо того чтобы свернуться клубком, как обычно поступают коты, Льюис вытянулся во весь свой рост и откинул голову назад. Упавший рядом хозяин ничуть его не потревожил. Он лишь на одно мгновение приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что Дэвид удобно устроился, и поспешил скорее снова заснуть.

Первые несколько минут, глядя в белый потолок, мистер Розен думал, что из-за душа сон отступил и теперь вряд ли ему удастся последовать примеру Льюиса, но не тут-то было: глаза медленно закрылись, окружающий мир померк, и он отключился.

– Мистер Розен, – во тьме зазвучал знакомый женский голос, – мистер Розен, вы меня слышите?

Дэвиду не хотелось, чтобы его будили, ведь тогда придется вновь вернуться в Толиман, и потому он попытался проигнорировать человека, который его звал, надеясь, что от него в итоге отстанут.

– Мистер Розен, у нас не так много времени. Прошу вас, отзовитесь. Мистер Розен.

Ее голос был таким знакомым. Может быть, Линда пришла к нему в номер? Глупости. Ей незачем это делать.

– Мистер Розен, прошу вас. Это для вашего же блага.

– Кто бы вы ни были, дайте мне поспать. Я очень устал!

– Мистер Розен, если бы я могла вас растрясти, то непременно бы так и поступила, но, к сожалению, мне нечем.

– Шелли? – ответ стрелой вонзился в его разум.

Дэвид резко поднялся, вытаращив глаза, и в ту же секунду спину пронзила хорошо знакомая боль. Он еле сдержался, чтобы не завыть. Номер в «Твин Пайн» исчез, и его место заняла каюта на корабле «Альфа Шелтер».

– Черт побери! – воскликнул Дэвид, хлопнув себя по коленям. – Я все вспомнил! Как я мог забыть?

– Мистер Розен, послушайте меня…

– Шелли, со мной в Альтере прежде не случалось ничего подобного! Ты представляешь? Я все забыл! Нет-нет. Я не просто забыл, я как будто бы разделился.

– Мистер Розен…

– Да, разделился на несколько частей. Представляешь? В голове все смешалось, не уверен, что сейчас могу точно вспомнить каждое событие, – Дэвид почесал затылок. – Я стал журналистом в городке Толиман! Точно!

– Мистер Розен, это важно! – голос Шелли зазвучал в несколько раз громче, но ей никак не удавалось унять своего капитана.

– Погоди ка, ведь мы с тобой как раз и прилетели к звезде под названием Толиман! Значит, это не просто город, – Дэвид продолжал быстро говорить, пытаясь разом описать все свои воспоминания и переживания, – это и есть звезда, но… Как я проснулся? Ведь так нельзя выйти из Альтеры.

– Мистер Розен, вы не проснулись! – прокричала Шелли, и ее голос эхом разнесся по замкнутому помещению, затихая с каждой секундой.

– Что? – удивился он.

– Вы все еще спите в гостиничном номере «Твин Пайн». Когда я поняла, что ситуация выходит из-под контроля, то много раз пыталась с вами связаться, но у меня ничего не получалось. Тогда я совершенно случайно повстречала Профессора Эдварда Стоуна. Он оказался вашим знакомым и с радостью согласился помочь, не задавая лишних вопросов.

– Профессор? Да, точно. Эдвард Стоун. И он не просто плод моего воображения, а самый что ни на есть настоящий человек. Тот самый, что в далеком детстве обучал меня музыке, – старик опустил голову и грустно улыбнулся, – Профессор всю жизнь значил для меня очень многое.

– Я знаю, мистер Розен, – хоть Шелли и представляла собой не более чем компьютер, но в ее голосе отчетливо звучала тревога. – Время уходит.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне с огромным трудом удалось установить данный контакт и воссоздать обстановку корабля внутри вашего сна, только дело в том, что время во сне внутри Альтеры движется гораздо быстрее. Очень скоро вы проснетесь и забудете почти все, о чем мы сейчас говорим. Это погружение полностью вышло из-под нашего контроля и угрожает вашей жизни. Мистер Розен, вы должны выбираться из Альтеры, и как можно скорее. Согласно моим расчетам ближайшая дверь расположена в часовне…

– Шелли, – резко перебил ее Дэвид, – остановись.

– Запомните: дверь в часовне.

– Шелли, хватит! Неужели ты не понимаешь? – превозмогая боль в спине, Дэвид плавно спустил ноги на пол и поднялся с кровати, – Все происходящие события не случайны. Я наконец нашел то, что так давно искал. Ответ должен быть где-то здесь.

– Но вы можете погибнуть.

– Да я уже много лет и не живу! Мое существование было полностью посвящено одной единственной цели, и теперь, когда появился шанс, нужно идти до самого конца. Я понимаю твое беспокойство: ты всегда изо всех сил стараешься меня защитить, только сейчас этого не нужно. Да, опасно. Да, я могу погибнуть. Все это правда, но еще одна правда заключается в том, что самый темный час наступает перед рассветом. Пусть будет непросто, я готов.

– Мистер Розен, я не хочу вас терять.

– Мне уже много лет, и тебе об этом прекрасно известно. Сколько мне там лет осталось по твоим расчетам? Ты говорила перед тем, как я включил Хронос Лабержа – шаркающей походкой Дэвид двигался к входной двери.

– Шесть лет и двадцать пять дней, – раздался из динамиков монотонный голос.

– Вот-вот. Конец близок, и потому я должен рискнуть, – старик приложил руку к специальной пластине, открывающей дверь.

С характерным звуком дверь отъехала в сторону, да только вместо ожидаемого коридора перед Дэвидом Розеном предстал номер в гостинице «Твин Пайн». Он увидел самого себя, спящим на кровати, а рядом черно-белого кота.

– Мистер Розен, я смогла создать только каюту. Остальное пространство осталось не тронутым.

– То есть за дверью такой же настоящий Дэвид, как и я сам?

– Все верно. В данной точке измерения пересекаются.

– Как же я молод, – старик глубоко вздохнул и покачал головой. – Кажется, я начинаю понимать, почему расслоился в Альтере.

– Вы уже несколько раз повторяли данный термин, но я не совсем поняла, – признался искусственный интеллект, который не видел большую часть того, что происходило с Дэвидом.

– Я полагаю, что молодой человек, который мирно спит сейчас на кровати, представляет собой часть меня. Понимаешь, я всю жизнь бежал прочь от огромного количества воспоминаний. Какие-то я отрицал, какие-то старался забыть или видоизменить. Я не хотел и даже сейчас не хочу принимать свое прошлое таким, каким оно было. А вот у него, – на несколько мгновение Дэвид многозначительно замолчал, – их отняли насильно. Он не помнит себя, родителей, друзей и многое другое. И теперь он вынужден скитаться по Толиману, собирая осколки собственной жизни в том виде, в каком она на самом деле должна существовать.

– Но причем здесь расслоение?

– Прежде чем стать этим журналистом, я оказался ребенком в поле. Символ чистоты и непорочности. Мой взор не был затуманен, и я чувствовал, что по-настоящему жив.

Каюта неожиданно содрогнулась, и лампы освещения несколько раз мигнули.

– Сон разрушается, значит вы скоро проснетесь, – подтвердила его мысли Шелли.

– И продолжу свой путь, – утвердительно сказал Дэвид, – Ах, да. Я не договорил. Полагаю, что если все получится, то мне предстоит столкнуться с еще несколькими сторонами самого себя.

– Мистер Розен, вы сделали свой выбор, но на случай, если вы все-таки передумаете, я повторю: выход из Альтеры находится внутри часовни.

– Спасибо, Шелли.

Лампы в каюте разом погасли, и единственным источником света во тьме осталась открытая дверь, через которую старик продолжал смотреть на молодую версию себя.

– Может быть, еще свидимся, – сказал Дэвид.

– Буду на это надеяться, – голос Шелли пробивался из шумов в динамиках, становясь все менее различимым, – Только берегитесь его.

– Кого?

– Ки…, – последнее слово потонуло в бесконечном шипении.

Дэвид Розен подскочил на кровати от резких звуков музыки, как казалось, возникших из ниоткуда. Его взгляд сразу привлек телевизор в углу – он оказался включен и, более того, работал на полную громкость. На потускневшем от долгих лет экране показывали музыканта, стоящего на сцене с гитарой в руках. Его худое вытянутое лицо обрамляли длинные светлые волосы. Дэвид сразу узнал и его, и песню, поскольку слышал их не один раз за свою жизнь. Музыканта звали Том Петти, и он исполнял песню под названием «I won’t back down». Было ли в этом что-то символичное или же простое совпадение? Но, как, черт побери, телевизор включился сам по себе? Дэвид слез с кровати и убавил звук, но совсем выключать не стал: пусть работает на заднем фоне, все же лучше, чем тишина.

– Мяу? – послышался голос из-за спины, заставивший Дэвида обернуться.

Озадаченный Льюис сидел на кровати с широко открытыми глазами.

– Испугался, дружок? Я, честно говоря, тоже. Чуть было дух не испустил.

– Мяу! – недовольно подтвердил кот.

– Ну ладно тебе. Не ругайся. Сколько мы спали? – Дэвид посмотрел на часы. – Два часа. Тоже неплохо. Да и вообще даже хорошо, что мы проснулись, а то ночью не смогли бы сомкнуть глаз. Сейчас, между прочим, седьмой час вечера.

Кот пробурчал что-то невнятное и удалился в ванную.

– Я вообще-то с тобой разговаривал.

– Мяу! – послышалось из ванной.

– Вот значит, как? Ладно.

Полностью отойдя ото сна, Дэвид осознал, что совершенно не помнит, что же ему снилось, и снилось ли вообще. Видимо, он слишком крепко заснул, и потому о сновидениях и речи быть не могло. Поскольку настал вечер, то не имело никакого смысла куда-либо ехать и уж тем более беспокоить родителей погибшего мальчика, а вот подготовиться к встрече было вполне неплохой идеей. Достав из кармана телефон, Дэвид хотел найти сообщение, в котором начальник Эдвин отправлял ему контактные данные семьи, да только проклятый мобильник сел и не желал включаться даже на одну минутку. В этом не было никаких проблем, ведь в номере должен был быть телефонный справочник. Обойдя комнату пару раз, Дэвид все-таки обнаружил его в тумбочке, стоящей рядом с кроватью. Примечательным оказался тот факт, что рядом со справочником дожидалась своего часа закрытая бутылка виски Jack Daniels.

– Интересные у вас удобства, – подметил для себя Дэвид, устраиваясь на кровати.

Пролистав несколько страниц с тонной бесполезной рекламы, за которую заказчикам приходилось платить кругленькую сумму, он добрался до того места, где должны были начаться фамилии на букву А, но вместо этого перед его взором предстала страница, только на одну треть заполненная именами и номерами телефонов. Ни одной фамилии. Чтобы убедиться в своей догадке, Дэвид пролистал справочник до конца и не увидел ничего, кроме пустых желтых страниц. Словно те, кто должен был быть там записан, не имели для него никакого значения. Тогда он вернулся к началу: Леонард, Стивен, Эдвард, Патрик, Сэйди, Линда. Каждого из них Дэвид встретил в Толимане. Последней в списке значилась мать умершего мальчика по имени Джейн.

– Чтобы попасть в Изумрудный город, следуй по дороге из желтого кирпича, – неожиданная, но, пожалуй, довольная точная ассоциация сама собой пришла ему на ум: кто-то или что-то упорно прокладывал путь, по которому Дэвид должен был двигаться.

Черный кнопочный телефон стоял тут же на тумбочке, и Дэвид, не задумываясь, снял трубку и набрал номер. Долгие гудки без ответа следовали один за другим, намекая, что хозяев либо нет дома, либо они очень заняты, а возможно, и вовсе не намерены ни с кем разговаривать. Отчаявшись, Дэвид собирался было положить трубку, как вдруг услышал тихий женский голос.

– Алло?

– Алло! Добрый вечер. Простите, я вас не очень отвлекаю?

– Нет, все в порядке, а с кем я разговариваю? – голос оставался все таким же спокойным и размеренным.

– Меня зовут Дэвид Розен и…, – едва он представил, как сообщит о цели своего звонка, ему тут же стало стыдно за себя и свою работу.

Кто он такой, чтобы врываться в чужую жизнь и бередить рану, которая даже не успела затянуться? А с другой стороны, первоначальная цель визита в Толиман потеряла былой смысл: он должен был встретиться с Джейн далеко не ради статьи, а чтобы, как он надеялся, выбраться из безумной цепи событий.

– И?

– Мне нужно с вами встретиться.

– Для чего? Кто вы?

– Понимаете, я журналист и должен был написать статью о вашем сыне, но…

– Понятно, – Джейн не дала ему договорить.

– Нет, подождите. Я не для этого…

– Приезжайте завтра в двенадцать, – сказала она, и на другом конце провода зазвучали короткие гудки.

– Дурак, – возвращая трубку на положенное ей место, охарактеризовал себя Дэвид. – Кто тебя просил говорить о работе? Я даже не знаю, куда ехать.

Он действительно мог назвать любую другую причину, но вместо этого предпочел сказать правду, которая оказалась довольно неуместной. Теперь Джейн изначально будет относиться к нему предвзято, что, конечно, усложнит их предстоящее общение. У всего на свете есть свое время, и правда не исключение.

– Тук-тук-тук, – раздался стук в дверь.

– Кто? Кто там? – громко спросил Дэвид.

– Это Линда, – прозвучал знакомый голосок.

– Линда? – Дэвид в очередной раз поднялся с кровати и направился к двери.

В коридоре действительно стояла Линда. Она сменила свою рабочую униформу на повседневную одежду и, нужно признать, выглядела сногсшибательно.

– Я вас потревожила?

– Нет, конечно. Нет.

– Моя смена только закончилась, и я решила предложить вам поужинать.

– Вот это да, – брови мистера Розена от удивления взмыли вверх. – Никогда прежде девушка не приглашала меня на ужин. Скажу честно: я даже немного смущен.

– Это не свидание, Дэвид. Просто мне не хочется сразу ехать домой, а одной есть довольно печально. Вы показались мне приятным человеком, и я подумала, что мы могли бы посидеть пообщаться.

– Примерно такая же мысль посетила меня днем. Дайте минуту, я надену куртку, и можем выдвигаться.

– Конечно, – кивнула Линда.

Дэвид вернулся в комнату и поднял с пола свою небрежно брошенную куртку. Телевизор все еще работал, и потому пришлось его выключить, чтобы не переживать, что за время ужина этот кусок рухляди может закоротить.

– Льюис, – Дэвид заглянул в ванну, где застал кота лежащим в раковине, – я отлучусь на пару часов? Обещаю принести тебе чего-нибудь вкусного.

Льюис не возражал: за это время он успеет насладиться тишиной и покоем.

– До встречи, – мистер Розен махнул ему рукой.

– Пока, Льюис! – не удержалась Линда, заглядывая через порог.

Покинув территорию гостиницы, двое молодых людей двинулись вниз по улице вдоль жилых домов. Хоть город уже и успел погрузиться в полумрак, но сотни фонарных столбов освещали улицы, помогая жителям не заблудиться и окончательно не очутиться во тьме. Толиман был очень похож на многие другие города, и потому первые этажи зданий здесь использовались под различные заведения и лавочки. Дэвид и Линда шли бок о бок, молчали, и каждый думал о своем. Но все-таки девушка первой нарушила тишину.

– Вы никогда прежде у нас не бывали? – ее голубые глаза с любопытством смотрели на нового знакомого.

– Нет, – признался Дэвид, – но все, что меня окружает, кажется безумно знакомым.

– Наш город напоминает вам о доме? – предположила Линда.

– Не знаю, возможно, – он, конечно, не мог ей признаться, что не помнит своего родного города, и потому оставил этот момент без уточнения.

– Я, когда сюда переехала…

– Так вы не из местных? Простите, что перебил.

– Ничего страшного, – улыбнулась девушка и поправила сбившийся локон волос. – Нет, я не отсюда. На самом деле, очень мало людей, кто может причислить себя к коренным жителям Толимана. Почти все, кого я знаю, приехали сюда по делам или случайно, но в итоге остались здесь жить.

– Город переселенцев, – подвел итог Дэвид.

Тем временем, не дожидаясь зеленого сигнала светофора, поскольку дороги были совершенно пусты, они миновали очередной перекресток и продолжали идти вперед. Как далеко находилась финальная точка маршрута, знала только Линда, но Дэвид и не собирался ее об этом спрашивать, ведь ему было все равно.

– Когда я только здесь поселилась, меня тоже не покидало чувство чего-то безумно знакомого и близкого. Буквально все вокруг поддерживало ощущение дежавю: запах кондитерской, смех детей в парке, скрип флюгера на доме напротив моего и даже стук шагов соседки миссис Блюм. Я то и дела ловила себя на мысли, что нахожусь в другом месте.

– А затем оно прошло?

– Да, – кивнула Линда и остановилась, – стоило мне привыкнуть к Толиману, как от дежавю остались одни лишь воспоминания.

– Воспоминания. Кто, как не они, в конце концов, делают нас теми, кто мы есть, – слегка невпопад заметил Дэвид.

– Удачно подмечено. Кстати, мы пришли, – она кивнула в сторону входной двери.

Дэвид окинул взором здание, на которое до этой секунды не обращал никакого внимания. В первую очередь его привлекла красивая винтажная лестница, выкованная из толстых металлических прутьев и состоящая всего-навсего из трех ступенек. Затем он отметил для себя витражные окна, на которых изображались люди различных эпох. Благодаря небольшим табличкам, заботливо прикрепленным под каждым из них, не составляло труда определить конкретный год. Тысяча девятьсот двадцатому соответствовала картина, где на переднем плане, вытянувшись по струнке, стоял серьезный мужчина средних лет в высоком котелке. На его лице красовались густые закрученные усы и крошечное пенсне на самом кончике носа. Под руку его держала молодая девушка в элегантном черном платье и таких же черных перчатках, заканчивающихся в районе локтей. Позади них располагался один из стареньких фордов, которые в то время пользовались большим успехом.

В соседнем окне с табличкой тысяча девятьсот сорок, конечно, был изображен солдат, уходящий на войну. Он стоял на перроне возле поезда, забитого военными, и махал рукой женщине с ребенком, чьих лиц не было видно, поскольку они располагались спиной к Дэвиду. Определить возраст женщины также не представлялось возможным, но маленькой девочке в алом платье, которая держала ее за руку, очевидно, было около пяти лет.

Переместившись к третьему окну, мистер Розен увидел картину, которую ожидал меньше всего. На переднем плане стояли двое мужчин. Один из них был одет в плащ и фетровую шляпу, а второго отличал шрам на лице. Позади них виднелись темные очертания мертвого города, охваченного всполохами красного, как кровь, огня. Этот образ определенно что-то ему напоминал, но он не мог сказать, что именно. В надежде вспомнить он бросил взгляд на табличку, да только год оказался не полным: тысяча девятьсот шестьдесят, а последняя цифра оказалась изрезанной до неузнаваемости.

– Что это? – указывая на окно, спросил Дэвид у Линды.

Девушка сделала несколько шагов и оказалась плечом к плечу с Дэвидом.

– Абисс. Ты разве не знаешь?

– Что-то не припомню.

– Город в Англии, где в середине века разразилась страшная эпидемия чумы неизвестного штамма.

– А кто эти двое? – Дэвид переводил взгляд с лица одного мужчины на другого, пытаясь хоть что-то выудить из своей памяти.

– Этого я тебе уже не скажу, – с нескрываемой досадой в голосе ответила Линда. – Да и никто не скажет. Человек, который построил это здание, исчез несколько лет назад, но, пока был здесь, хранил в тайне персону каждого, кто изображен на окнах. Наверное, просто жители.

– Не очень-то они похожи на обычных жителей.

– Нам остается только гадать. Будешь досматривать? – она жестом указала на оставшиеся витражи.

– На сегодня, думаю, хватит. Давай лучше зайдем внутрь, а то мне кажется, что ты уже замерзла, – глядя на дрожащую девушку, ответил Дэвид.

– Есть немного, – подтвердила Линда, и они направились к лестнице.

– А что это вообще за место?

– Мой любимый ресторан в городе. Называется «Легенда об Амаранте».

– Амарант?

– Цветок. Не знаешь?

– Не припомню.

Соблюдая нормы приличия, Дэвид открыл дверь и пропустил Линду вперед, а затем и сам последовал за ней. Они очутились в просторном зале с несколькими десятками столов, большая часть из которых оказалась занята. Словно из-под земли перед ними возникла женщина средних лет с несколькими меню в руках.

– Добрый вечер! Мы рады… – увидев Линду, она тут же изменилась в лице. – Линда, дорогая моя! Я рада тебя видеть.

– Здравствуй, Мэгги. Мы виделись только пару дней назад.

– Этого времени вполне достаточно, чтобы я успела соскучиться. А кто твой спутник? – она внимательно оценила Дэвида с ног до головы.

– Дэвид Розен. Гостит у нас в городе.

– Рада с вами познакомиться, Дэвид.

– И я рад, Мэгги, – ответил мистер Розен, хотя на самом деле не мог ответить ей тем же.

Возможно, Мэгги была хорошим человек, а может быть, и еще лучше, но в ней была одна вещь, которая всегда пугала Дэвида. Дело в том, что в силу специфики строения ее большие выпученные глаза создавали на лице выражение постоянного удивления, смешанного с испугом. Конечно, Дэвиду было стыдно, что он судит о человеке по внешности, но он не мог ничего с собой поделать.

– Дорогая моя, пойдем за мной. У нас свободен превосходный столик.

Мэгги провела их в дальнюю часть ресторана, где усадила за прямоугольный столик прямо возле окна.

– Может быть, пока вы изучаете меню, вам принести что-нибудь из напитков?

– Брют, как обычно, – без промедления ответила Линда.

– А мне можно пиво?

– Конечно. Какое предпочитаете?

– Любое темное подойдет.

– Отлично, скоро вернусь, – едва сказала Мэгги, как тут же удалилась.

Перемешиваясь друг с другом, голоса людей заполняли помещение, создавая единый гудящий фон, в котором тонула едва различимая музыка.

– Дэвид?

– Да? – мистер Розен опомнился и переключил свое внимание обратно на Линду.

– Так ты не знаешь такой цветок?

– Арама… Амарант?

– Да, Амарант, – подтвердила Линда и рассмеялась.

– Правда, не помню.

– Он не самый красивый, но с давних времен имеет важное значение для многих народов.

– Почему? Что в нем такого особенного? – Дэвид непонимающе нахмурил брови.

– Он символизирует бессмертие. Существует огромное количество историй об этом. Если хочешь, могу рассказать тебе ту, что помню.

– Давай.

– Она пришла к нам от индейцев. Инков, кажется, – Линда ненадолго задумалась и замолчала. – Жил был на свете молодой воин. Храбрый, красивый. И была у него невеста, которую он любил всем сердцем. Но однажды на его поселок напало соседнее племя. Нападавших было так много, что местные жители не смогли им ничего противопоставить, хоть и сражались до конца. Невесту молодого воина похитили, а он выжил. Конечно, юноша не мог и подумать, чтобы бросить в беде свою возлюбленную. Тогда он отправился на поле, где рос амарант. В то время у растения как раз был период буйного цветения. Юноша провел на поле ночь, а наутро обмазался амарантовой краской, приготовил горстку семян и воскликнул: «Я вернусь с головой их вождя и выпью его кровь с этими семенами!»

– Ваши напитки, мои хорошие, – Мэгги вернулась с подносом в руках, на котором стояли большая кружка с густым темным пивом и высокий бокал с брютом, – Вы выбрали, что хотели бы на ужин?

– Пока нет, – признался Дэвид.

– Тогда я подойду минут через пять?

– Да, было бы здорово.

– Спасибо, Сарра, – принимая из рук администратора бокал с брютом, сказала Линда.

Дэвид пригубил хмельной напиток и почувствовал, как по телу спускается приятная прохлада. Давно ему не приходилось пить столь вкусного пива. Приятное горькое послевкусие так и просило сделать еще один глоток, но Дэвид поставил кружку на стол и обхватил ее двумя руками.

– Мы остановились на том, что юноша собирался выпить кровь вождя вместе с семенами, – ему действительно хотелось услышать конец истории, тем более что голос Линды почему-то его успокаивал.

– Верно, – подтвердила девушка, не отводя взгляд от пузырьков, поднимавшихся со дна бокала с брютом. – Молодой воин решил, что именно такую жертву он должен принести Богу, который подарил людям амарант. Едва он пересек границу поселка, чтобы отправиться на бой с врагом, как его тут же обступили соплеменники. Люди думали, что юноша сошел с ума и идет на верную погибель, но он поведал им историю о том, как переночевал в поле, дал клятву принести жертву Богу и за это Бог даровал ему бессмертие, благодаря которому ни один человек на Земле не сумеет его остановить. Каждый житель поселка с младенчества знал о чудодейственной силе амаранта, и потому они больше не стали удерживать юношу. Бог действительно помогал ему: на протяжении всего пути он ни разу не сбился со следа, а уже к вечеру был у стен вражеского лагеря. Выждав удачный момент, юноша пробрался в дом их вожака, приставил к его горлу острый клинок и потребовал вернуть девушку. Растерянный и испуганный вождь тут же отпустил невесту молодого воина, а тот в ответ, отрезав вождю голову, исполнил первую часть своей клятвы.

– Если бы мы смотрели один из современных фильмов, – заметил Дэвид, – то сейчас нас бы ждал счастливый финал. Что-то вроде: и жили они долго и счастливо, родили много детей, один из которых стал миллионером. Но вряд ли здесь такой конец?

Линда лишь исподлобья взглянула на Дэвида и слегка улыбнулась.

– Не прошло и часа с того момента, как воин с невестой покинули лагерь, а враги уже обнаружили тело обезглавленного вождя и бросились вдогонку за беглецами. Очень скоро они их догнали, и тогда, поскольку не было иного выхода, молодому воину пришлось вступить с ними в бой. Амарант действительно подарил юноше бессмертие, и никто не смог его одолеть. А вот его невеста не была защищена Богом и потому погибла от удара клинком в самое сердце. Она умерла мгновенно, не успев даже вскрикнуть от боли. Ее безжизненное тело рухнуло в густую траву, а неподвижный взор застыл, глядя в небо, где сияло бесчисленное множество звезд. Расправившись с врагами, молодой воин отбросил в сторону свое оружие, сел возле тела возлюбленной и несколько часов гладил ее по голове. Ему хотелось кричать, плакать, но он сумел сдержать это все внутри себя. Когда солнце начало подниматься из-за горизонта и его первые лучи побежали по нашему миру, юноша прикрепил к поясу мешок с головой вождя, взял на руки свою невесту и направился домой. По пути ему не попался ни один человек, ни одно животное, словно они знали, что сейчас стоит держаться подальше. Через несколько часов он пришел в свое селение, где соплеменники молча следили за каждым его шагом. Юноша похоронил свою возлюбленную и вернулся на поле с цветущими амарантами. Вместо того, чтобы выполнить вторую часть клятвы, он бросил отрубленную голову в самую гущу цветов и прокричал: «Я не имею права приносить жертву и пить кровь врага!»

– Выбрали? – от неожиданности Дэвид подпрыгнул на стуле. – Простите, я не хотела вас напугать.

– Ничего страшного, Мэгги. Я сам виноват. Знаете, а мы…

– Выбрали, – перебила его Линда, – мне куриные крылышки и салат из свежих овощей, а Дэвиду, – она перевала свой взгляд с Мэгги на мистера Розена. – Доверишься мне?

– Без проблем!

– Стейк слабой прожарки и ваши фирменные картофельные шарики.

– Конечно, моя хорошая, – приняв заказ, Мэгги тут же удалилась.

– Вот и конец истории, – девушка подняла свой бокал и сделала небольшой глоток.

– Погоди, а что же стало с воином?

– Значит, тебе все-таки интересно, а не просто из вежливости слушаешь.

– Конечно. Я очень живо представил описанную тобой картину.

– Воин не смог больше жить в своем селении и однажды ночью ушел. С тех самых пор еще долго ходили слухи о том, что он оживет где-то в пещере в горах. Бессмертный и безумно одинокий. Возможно, он и сейчас там.

– Да уж. Счастливого конца быть и не могло.

– К сожалению, далеко не все истории в жизни заканчиваются счастливо. Я бы даже сказала, что лишь малая часть.

За время истории Дэвид будто действительно покинул ресторан и переместился в далекое прошлое, когда Америкой владели индейцы. Он был готов поклясться, что буквально видел лицо молодого война, перемазанное краской из амаранта и каплями крови. Но теперь все исчезло: они с Линдой снова сидели за столиком у окна среди многих других посетителей.

– Не только концовки историй, но и жизни частенько бывают несчастными, – уточнил мысль Линды Дэвид.

– А какой ты считаешь свою жизнь?

– Не знаю, станет понятно ближе к концу. Не хочу забегать вперед и заглядывать на последние страницы.

– Ох, если бы так можно было! – Линда вскинула руки. – Я бы непременно посмотрела!

– Зачем? О чем-то сожалеешь в жизни?

– Конечно. А ты разве нет? Мне кажется, что нет ни одного человека, который ни о чем не сожалеет.

– Так все же о чем? – Дэвиду было интересно.

Некоторое время Линда молчала, раздумывая о том, стоит ли продолжать начатую тему. С одной стороны, Дэвид вызывал у нее доверие, а с другой – она понимала, что сегодня видит его первый раз в жизни. Дэвид же в свою очередь терпеливо ждал, попивая пиво. Ему совершенно некуда было спешить, и к тому же по своей практике он знал, что если человек начал ему что-то рассказывать, то обязательно не удержится и продолжит говорить. То ли это была особенность самого мистера Розена, то люди таковы, но так или иначе суть оставалась прежней. Он притаился, подобно хищнику, и ждал.

– А вот и я, дорогие мои! – громким голосом ознаменовала свое появление Мэгги.

Тут же перед гостями были поставлены тарелки с горячими, дышащими паром блюдами и обновлены напитки.

– Как у вас дела? Всем довольны?

– Да, все, как всегда, превосходно, – подтвердила Линда.

– А вы, молодой человек? Вы немногословны.

– Все прекрасно. Мне нравится ваш ресторан.

– Если бы он был моим! – с сожалением вздохнула Мэгги. – А так я здесь только работаю. А что скажете насчет города? Многие любят Толиман за его гостеприимность и чистоту.

– К сожалению, еще не имел возможности в полной мере проникнуться духом города, но обязательно постараюсь этим заняться. Скажите, Мэгги, могу я задать вам один отчасти личный вопрос?

– Конечно, – ее немыслимо широкая улыбка в совокупности с выпученными глазами скорее пугали, нежели чем располагали к себе.

– А вы родились в Толимане?

– Ой, нет-нет. Что вы? Я не из этих мест. Приехала из Денвера семь лет назад и осталась навсегда, потому что влюбилась в этот город.

– И что же, никогда не сожалели о своем решении?

– Сожалела, Дэвид, но немного. Нечто вроде ностальгии о былых временах. Если вы у нас останетесь, то тоже поймете.

– Нет, что вы! Я здесь только по работе и не более того.

– Я тоже так думала, – повисла пауза, которой Мэгги поспешила воспользоваться. – Приятного аппетита. Мне нужно возвращаться к работе.

И она ушла, оставив Дэвида и Линду наедине. Вечер выдался поистине чудесным, а если вспомнить все то, что пережил мистер Розен, то он походил на райское чаепитие. Голоса гостей ресторана не затихали: то и дело слышался чей-то смех и громкие восклицания, а один раз из противоположного угла зала нестройный хор голосов прокричал поздравление с днем рождения. Сейчас Толиман и вправду казался прекрасным местом, да только множественные измерения, о которых говорил Профессор, не позволяли до конца расслабиться. Дэвид уже пересекал их границы, сам не понимая как, и теперь знал, что в любую секунду может произойти что-то странное или даже страшное. Что сейчас происходит в этом самом месте, где он сидит, в другом измерении? Например, в той версии города, где кругом одни манекены, а меж них бродят несуразные твари с великаном в желтом плаще во главе. Этот мир совсем рядом – буквально можно коснуться рукой, но при этом он так далеко, что его существование кажется безумием. Как понял из слов Профессора Дэвид, подобных измерений очень много, может быть, даже бесчисленное множество, и они все взаимосвязаны друг с другом.

– Дэвид, ау?

– Да, что? Прости, я задумался.

– Я вижу. Ты уже несколько секунд смотришь в одну точку, а еда остывает.

– Точно! Еда! – воскликнул Дэвид и принялся поглощать дожидавшийся его ужин.

– Приятного аппетита, – улыбаясь, сказала Линда. – Ты выглядишь немного безумно.

– Я только сейчас понял, как сильно проголодался.

– Вкусно?

– Очень! – отрезая кусок мяса, заявил Дэвид.

В отличие от мистера Розена, Линда ела аккуратно и неспешно, то и дело с приятным удивлением поглядывая на своего сегодняшнего кавалера.

– Дэвид, почему ты ее, как и меня, спросил о сожалении? Тебя сильно задевает эта тема, и ты не можешь о чем-то забыть?

– Понимаешь, – он отложил в сторону столовые приборы и скрестил пальцы рук, – я слишком часто думаю о том, что нас, всех людей без исключения, в большей степени формируют травмы прошлого. Кто-то с ними борется и становится сильнее, хоть и навсегда остается носителем толстых шрамов на душе, а кто-то ломается под их весом и превращается в огромную кровоточащую рану, которая не имеет никакой возможности затянуться. Люди из первой категории заслуживают уважения вне зависимости от того, смогли ли они до конца победить своих демонов, ведь как бы то ни было они продолжают бороться. А люди из второй категории в зависимости от конкретного случая вызывают жалость или гнев.

– В каком смысле?

– Тот, кто сломлен, может оказаться несчастным, забитым жизнью человеком или трусом, предпочитающим не высовывать голову из зоны комфорта, а может превратиться в жестокого убийцу, живодера, садиста. Ведь кто чаще всего становится преступником? Нет, я не отрицаю тот факт, что маньяки появляются и в приличных семьях, но процент выше среди тех, чье детство прошло в неблагополучной семье. Они не виноваты, что начало их жизни сложилось именно так, и если бы нам всем пришлось через это пройти, то наверняка многие сломались бы, как и они.

– И ты, конечно, относишь себя к первой категории?

– Не знаю, – Дэвид искренне пожал плечами. – Всегда думал, что да, но, как оказалось, я даже не помню большую часть своего прошлого.

– Что значит не помнишь? – этой фразе Линда почему-то особенно удивилась.

Нож и вилка выпали из ее рук и со звоном ударились о тарелку, что в свою очередь вызвало мгновенное внимание со стороны других посетителей. Они синхронно повернули головы на шум, но, убедившись, что все в порядке, вернулись к своим делам.

– Спокойно, – Дэвид неосознанно отклонился на спинку стула. – Я же ничего такого не сказал.

– Объясни, что ты имеешь в виду? – облокотившись на стол, Линда наклонилась вперед и перешла на шепот.

– Я… Понимаешь, когда я приехал в Толиман, – Дэвид знал, что есть определенные границы того, что можно ей рассказать, а чего говорить не стоит, – то осознал, насколько большую часть своей жизни попросту не помню. Ее словно отняли у меня насильно, а я даже и не замечал. Я… Я забыл родителей, детство и многое другое. Мне бы хотелось вернуть все это, но пока получается не очень. Я вижу какие-то обрывочные образы, голоса, но и только. Не знаю, возможно, я сам с собой все это сделал.

В глазах Линды застыл непонятный ужас и даже навернулись слезы. По ее груди было видно, как участилось ее дыхание. Но она лишь молча смотрела ему в глаза.

– Что с тобой? – Дэвид потянулся и взял девушку за руку.

Она перевела взгляд с Дэвида на стол и продолжила молчать.

– Чем я тебя расстроил? Посмотри на меня.

Линда лишь отмахнулся от него, а затем резким движением высвободила свою кисть и скрестила руки на груди. Странно. Ведь Дэвид не сказал ничего такого, и тем более ничего такого, что могло бы касаться ее. Он попытался снова с ней заговорить, но она лишь покачала головой.

– Дамы и господа! – раздался громкий мужской голос, – Чтобы сделать столь прекрасный вечер еще лучше…

– Я потом тебе расскажу, – бросила Линда и тут же, как ни в чем не бывало, вместе со стулом развернулась к сцене с выражением полного восторга на лице.

– …мы хотели бы представить вашему вниманию Эда Зорена! Многие из вас с ним знакомы по его прекрасным ролям в нашем театре, но готов поклясться, что не всем известно о музыкальном таланте Эда. И потому сегодня он выступит для вас с небольшим акустическим концертом. Прошу любить и жаловать! Мистер Эд Зорен!

Бурные аплодисменты тут же разлетелись по залу. Кто-то даже не смог удержаться и, вскочив со стула, аплодировал, высоко подняв руки и крича: «Браво! Браво!»

Люди действительно знали и любили этого Эда, о котором Дэвид прежде не слышал ни единого слова. Люстры резко погасли, и единственным источником света в «Легенде об Амаранте» остались маленькие настольные лампы с бежевыми тканевыми абажурами. Но так продолжалось всего пару секунд: висящий под потолком прожектор ожил и устремил свой яркий глаз прямиком на сцену, где в самом центре на высоком барном стуле сидел мужчина. На нем были надеты классические брюки, белая рубашка с закатанными рукавами и черная жилетка, под которой прятался такой же черный галстук. К своему удивлению Дэвид обнаружил, что вместо туфель, которые так и напрашивались к образу, на Эде были белые кожаные кеды, буквально сияющие своей чистотой. В руках он держал темно коричневую концертную акустическую гитару фирмы Martinez с узким грифом и внушительного размера корпусом. Эд поднял голову, окинул взглядом зал и, вскинув руку, поприветствовал присутствующих: «Всем добрый вечер! Очень рад вас здесь видеть. Надеюсь, немного музыки не помешает вашему аппетиту?»

– Нет, не помешает! Давай играй! – откуда-то послышался женский голос.

– Спасибо за разрешение, – рассмеялся Эд, и ответная волна смеха прокатилась по залу. – К сожалению, в моем насыщенном графике не всегда остается место для музыки, но едва появляется окно, как я тут же стараюсь воспользоваться этим случаем. И сегодня именно такой вечер!

– Эдди, когда ты женишься на мне? – прокричала тучная женщина у барной стойки.

– Однажды, детка, обязательно женюсь! А пока давайте все же вернемся к вопросу музыки, – пальцы его левой руки один за другим ловко зажали несколько аккордов, а правая рука ритмичным боем оживила музыкальный инструмент.

Но это было совсем не начало песни, а лишь маневр, чтобы привлечь дополнительное внимание, хотя все посетители и так до единого смотрели только на Эда. Выдержав драматическую паузу, он наконец начал играть: гитара нота за нотой рождала медленную грустную мелодию.

Поскольку Дэвида поразила реакция присутствующих на появление Эда, то он поначалу вместо того, чтобы слушать музыку продолжал следить за людьми. В эти минуты их лица отражали одну и ту же эмоцию – восторг. И Линда не была исключением. Они с жадностью ловили каждое слово, что пел Эд.

Нельзя отрицать особое очарование, с которым он исполнял свою песню. Томный басовый голос идеально попадал в каждую ноту, то падая вниз, то возвышаясь до самых небес. Даже для человека, полностью лишенного слуха, это звучало фантастически. Сам Эд все так же сидел на барном стуле, подняв одну ногу на перекладину, а другой тихонько отбивая ритм о лакированный паркет. Едва песня началась, он тут же закрыл глаза и не открывал их до самого последнего аккорда. Его длинная русая челка, вначале прилежно зачесанная назад, то и дело сбивалась на глаза, а он настырно возвращал ее на место, резким движением откидывая голову назад. Лицо обрамляла аккуратная борода, которую еще несколько дней назад можно было назвать излишне запущенной щетиной. В те самые моменты, когда его голос, как мы уже упомянули, взмывал вверх или опускался вниз, Эд то сильно зажмуривался, то, наоборот, мышцы на его лице расслаблялись, и только брови продолжали оставаться нахмуренными.

Едва песня закончилась, люди вскочили со своих мест и принялись громко аплодировать. Что это было? Им так понравилась песня? Или же, скорее, они демонстрировали свое уважение к выступавшему творцу? Для себя Дэвид выбрал второй вариант, поскольку он показался ему наиболее реальным. Также он решил, что если выдастся случай, то обязательно стоит попасть на постановку, где будет играть Эд, чтобы воочию оценить его талант. Что-то особенное было в этом человеке: какой-то природный магнетизм и харизма, действовавшие одинаково на женщин и мужчин. Дэвид даже поймал себя на мысли, что завидует Эду и с большим удовольствием оказался бы на его месте.

– Спасибо, друзья! Спасибо. Но это только начало. Впереди я припас еще немало песен, которые обязательно спою сегодня для вас, – дабы слегка освежить горло, он сделал глоток из стакана, стоявшего рядом с ним на подставке для синтезатора. – И сейчас мы перейдем, пожалуй, к самой моей любимой песне, которую я написал много лет назад. Посмотрите друг на друга. Давайте же, смелее, – он сделал паузу, позволив людям последовать его просьбе. – Видите, как много различных судеб собралось сегодня в одном месте? Кто-то вам знаком, кого-то вы видите впервые в жизни, а кого-то больше не встретите никогда, но! Что однажды приключилось с каждым из вас и навсегда оставило свой след? – очередная пауза, Эд, прищурившись, оглядел зал и едва заметно ухмыльнулся. – Ну же? Говорите ваши версии?

– Школа! – прокричал пьяный мужчина, сидевший за столиком у самого входа.

– Нет, хотя версия неплохая.

– День рождения? – едва слышно спросил официант.

– Нет, их было у нас с вами уже не мало.

– Секс?

– И снова нет. Его тоже было не мало. Не берусь отвечать за вас, но у меня точно. Но уже ближе.

К своему огромному удивлению, Дэвид знал ответ, который хотел услышать Эд, и, повинуясь совершенно непонятному импульсу, родившемуся где-то глубоко в груди, он крикнул: «Первая любовь!»

– В точку, дружище! – прикрыв один глаз, Эд изобразил рукой пистолет и сделал выстрел в сторону Дэвида. – Она была у каждого из нас. В большинстве случаев все заканчивалось печально, но иногда, когда капризные звезды того пожелают, первая любовь может длиться целую вечность. И я хочу спеть для вас именно об этом. Пусть песня покажется вам банальной, слащавой – ваше право. Но для меня она особенная, как и моя первая любовь.

Гитара ожила с минорного аккорда, и в зале воцарилась полная тишина.

Впереди мириады сияющих звезд,

Позади жуткий шепот бессонных ночей,

Я сжимаю в руке исхудалую трость,

Провожая плеяды потерянных дней.

Я покинул свой дом, переставший им быть,

Чтоб нырнуть в пустоту и вернуться домой,

И не в силах мой разум твой образ забыть,

И не в силах душа распрощаться с мечтой.

Этот мир ничто не держит больше,

Он не стоит вовсе ничего.

Я готов прожить не вечность… дольше,

Пусть за все ответит божество.

На исходе пути за мгновенье до смерти

Будет жестким мой взгляд, а душа уж сгорит.

Все равно я не сдамся, иному не верьте,

Если даже в итоге и буду забыт.

Наша жизнь – не смиренье с пришедшей бедою,

Не признание горьких и терпких потерь.

Наша жизнь – это битва со старухой судьбою,

За улыбкой которой скрывается зверь.

Этот мир ничто не держит больше,

Он не стоит вовсе ничего.

Я готов прожить не вечность… дольше,

Пусть за все ответит божество.

Едва песня закончилась, Эд тут же перешел к следующей. Он играл и играл, изливая душу незнакомым людям, словно в этом не было ничего особенного, словно он больше не мог сдерживать в себе тот ворох чувств, что превратился в рифмованные тексты. То и дело, чтобы пояснить, как и почему появилась песня, Эд рассказывал небольшие истории, а затем вновь начинал играть. Ему нужны были слушатели, а слушателям нужен был он.

– На сегодня, пожалуй, все, – отставляя гитару в сторону, сказал Эд. – Я благодарен всем вам, что вы уделили мне свое внимание.

Весь зал поднялся на ноги и принялся громко аплодировать. Дэвид также последовал их примеру, поскольку за прошедший час успел стать настоящим фанатом Эда.

– К сожалению, пока не могу сказать, когда снова устрою небольшой концерт, но до этого момента я надеюсь увидеть вас всех в театре. Спасибо еще раз! – Эд поднял большие пальцы над головой и спустя мгновение исчез за сценой.

Прожекторы погасли, и вместо них тут же включились люстры, с которыми ресторан вновь стал похож сам на себя. Медленно и неохотно люди возвращались к своим делам: кто-то продолжил прерванный диалог, кто-то начал собираться уходить, но были и такие, кто некоторое время молча продолжали смотреть на пустую сцену, словно не желая возвращаться в свой мирок, где все было обыденно и знакомо.

– Может быть, пойдем потихоньку? – поинтересовалась Линда у Дэвида, не сводившего глаз от пустого стула на сцене.

– Что? – он едва услышал ее далекий-далекий голос.

– Ты так восхищен выступлением?

– Да, – не вырываясь из пелены, ответил Дэвид.

Когда мистер Розен осознал, что концерт закончен и ему придется вернуться к реальности Толимана, ему стало немыслимо грустно и даже отвратительно. Больше всего на свете сейчас он хотел попасть домой, да только где его дом? Он вспомнил свою небольшую квартирку и тут же вычеркнул ее из вариантов. Но беда была в том, что другого дома он не помнил. Как можно хотеть чего-то определенного, не имея ни малейшего понимания об этой определенности?

Они расплатились по счету, перекинулись парой слов с Мэгги и покинули «Легенду об Амаранте». На улице уже давно окончательно стемнело, но яркие фонарные столбы исправно выполняли возложенные на них обязанности. То ныряя во тьму, то выбираясь на свет, Дэвид и Линда неспешно шли бок о бок по тротуару.

– А ты бывала в местном театре?

– Конечно. После стольких лет, прожитых в Толимане, иначе и быть не могло, – поправляя шарф, ответила Линда.

– И как? Эд и там хорош?

– Да. И, честно говоря, я не понимаю, почему он с таким талантом сидит в забытом богом городке, а не умчался в Голливуд. Имея все необходимое для настоящего успеха, он почему-то решил себя угробить.

– А что ему бы это дало? Признание мира, деньги?

– Да. Разве не такой судьбы желают творческие люди?

– Зависит от человека, – пожал плечами Дэвид, – но ты, пожалуй, права. У меня тоже есть мечта, связанная с искусством, и я еще не успел окончательно ее похоронить, хоть и не делаю никаких движений, чтобы она стала явью.

– Дай угадаю. – Линда остановилась и внимательно осмотрела Дэвида с ног до головы. – Ты хочешь стать писателем?

– И как ты узнала?

– У тебя это на лице написано.

– Быть не может. А что еще на нем написано?

– Много разного, но я хотела бы оставить остальные догадки при себе, – Линда отвела взгляд и продолжила идти.

Еще несколько мгновений Дэвид продолжил стоять в центре круга, образуемого ярким светом фонарного столба. Четкая граница отделяла его от вязкой тьмы, и он молча смотрел Линде вслед. Цоканье ее каблуков разносилось по пустынной улице и растворялось, не оставляя после себя ровным счетом ничего. Она не сразу поняла, что Дэвид не идет за ней, но, когда все-таки осознала сей факт, то обернулась. И в эту самую секунду мистеру Розену показалось, что он увидел совершенно другое лицо – куда более близкое и знакомое. Но тому, что он его не узнал, удивляться уже не приходилось.

– Дэвид, ты долго там будешь стоять?

– Прости, – он тут же опомнился, – просто наслаждался мгновением.

– Если не хочешь, то можешь меня не провожать.

– Нет, что ты? Конечно, провожу!

Он покинул круг света и тут же очутился во тьме. По всему телу прокатилось странное чувство. Словно погрузился в воду: двигаться стало тяжелее, а тело изменило свой вес. Каждый уголок этого странного города и каждая минута, проведенная в нем, казались чем-то безумным, но в то же время осмысленным. Город существовал по своим собственным законам. А что если он представлял собой живой организм? Разум, развитый куда сильнее, чем человеческий. И что если он что-то пытался сказать Дэвиду, а тот в силу скудости ума не имел возможности его понять?

– Линда, ты, кстати, обещала мне кое-что рассказать, – поравнявшись с девушкой, напомнил Дэвид.

– Что? – она с недоумением взглянула на него.

– Прямо до начала концерта ты…

– Ах, да. Одним выстрелом убьем двух зайцев, – Линда глубоко вздохнула и прикусила нижнюю губу.

– В каком плане?

– Сожаление и память. В ресторане ты сказал, что многого не помнишь, и это мне хорошо знакомо. Переезд из одного места в другое – как минимум важное событие в жизни человека, согласен?

– Конечно.

– Сборы, прощания, погрузка вещей, дорога – они оставляют отпечаток на самом человеке, и он может рассказать о том, трудно или легко дался ему переезд. А я не могу, вернее не могла. В тот день я очнулась с заплаканными глазами, сидя на кровати в какой-то незнакомой комнате. Передо мной стоял включенный телевизор, который не показывал ничего, кроме помех, а вокруг располагалось несколько картонных коробок с надписью «Спальня». Поначалу я не могла понять, что происходит и как я здесь оказалась. Мне даже кажется, что в тот момент я забыла свое имя, но, возможно, я сейчас просто надумываю. Причин для слез вроде бы не было, да только они не спрашивали моего разрешения, а все катились и катились из глаз. Я попыталась вспомнить, что делала и где была до того, как попасть в эту комнату. Ничего. Лишь только какие-то сумбурные обрывки воспоминаний о проделанном пути. Так не бывает, так не должно быть, но произошло все именно так. В течение нескольких часов память стала несколько ярче, и я поняла, что это мой новый дом, я переехала сюда по собственной воле, чтобы начать жизнь с чистого листа. А когда грузчики втащили все вещи внутрь, и я осталась одна, то не смогла сдержаться и расплакалась.

– Почему? Ты должна была быть счастлива. Мечта стала явью или что-то заставило тебе переехать?

– Что-то заставило, – Линда утвердительно кивнула и отвела взгляд.

– Я понимаю, что это нагло с моей стороны, так лезть в чужую жизнь, но что?

– Что-то, – едва слышно повторила Линда. – Я так и не вспомнила, что именно. В этом месте в моей памяти огромная черная дыра. Давай я скажу еще кое-что, и мы закроем тему?

Они остановились на тротуаре перед одним из типовых частных домов, в окнах которого не горел свет. Его братья-близнецы тянулись вдоль улицы в обе стороны. Глядя на дом сквозь темноту, Дэвид не мог сказать, какого именно он цвета: то ли серый, то ли бежевый. Скошенную крышу покрывала аккуратно уложенная черепица, на самом краю поддерживая железной водосточной трубой.

– Мы пришли? – удивился мистер Розен.

– Да, пришли. Одна из причин, почему я люблю «Легенду об Амаранте», – он совсем недалеко от дома. Так мы договорились?

– Конечно. Ты скажешь еще одну вещь, и мы закрываем тему.

– Отлично, – Линда взяла Дэвида за руки и посмотрела прямо в глаза. – Ты спрашивал меня, сожалею ли я о чем-то в своей жизни? Да, сожалею. Но не о том, что приехала сюда, а том, что предпочла забыть причину. Иногда в разные моменты жизни мне кажется, словно я вот-вот смогу вспомнить, но тут же что-то происходит: то упадет чашка, то зазвонит телефон или нечто вроде того. Я цепляюсь за это, как за повод не вспоминать, и образ исчезает. А знаешь почему?

– Тебе страшно, – глядя в ее глаза, на которых выступали слезы, Дэвид знал ответ.

– Да, очень страшно. И именно об этом я сожалею, но ничего не могу с собой поделать. Я хочу, чтобы эта история так и не была рассказана. Пусть она навсегда останется темным пятном.

– Побег от себя не выход.

– И это мне говоришь ты? – Линда улыбнулась.

– Да, я, пожалуй, тоже не идеал.

– Если бежать глупо, то перестань убегать сам, – девушка поцеловала Дэвида в щеку и, отпустив его руки, направилась к крыльцу.

Он ни слова не сказал Линде в ответ, ведь обещал закрыть тему, а потому молча наблюдал, как она уходит. Конечно, Дэвид мог не отпускать ее или напроситься переночевать, но он вовсе не желал ничего подобного. Он был благодарен за прекрасный вечер, полный разных эмоций и мыслей, и потому стоило позволить ему спокойно закончиться на столь приятной и грустной ноте. Когда Линда открыла дверь, Дэвид уже собрался уходить, но она с порога окликнула его.

– Эй, Дон Кихот!

– Что? – он резко обернулся на ее голос.

Его удивил не факт того, что она его окликнула, а то, каким именем назвала. Перед глазами промелькнул странный образ, будто он вновь стал ребенком и почему-то прыгает с обрыва в океан, но самое интересное состояло в том, что Льюис был рядом.

– В мире есть люди, о которых ты не помнишь, – облокотившись на дверной косяк, сказала Линда, – но которые хотят помнить тебя, потому что ты изменил их жизнь. Я была очень рада повидаться с тобой, Дэвид. Спокойной ночи!