Благие намерения: Спавшая пелена

Глава XII

Изначально, я собирался расположиться на скамейке так, чтобы оказаться поближе к Штайнеру и Бреннеру. Но стоило военному выйти за дверь, как техники сразу же толкнули соседей, и те сдвинулись в сторону, давая мне возможность сесть вплотную к ним. Усевшись, я повернул голову и столкнулся со взглядом Николаса. Мы никогда не общались, но я помнил, что он всегда был жизнерадостным. Не так, как остальные, чьи действия сейчас казались шаблонными. Бреннер искренне радовался мелочам, которые казались ему достойными внимания.

Теперь же на меня смотрели глубоко впавшие глаза, в которых не осталось ничего, кроме усталости и безысходности. Рыжая шевелюра была грязной, а общий вид сильно помятым. Ник кивнул мне, поднял руки и попытался что-то изобразить в воздухе. Что именно он хотел показать, я не понял. Но используемая методика обхода запрета вызывала интерес.

Осознав, что я не могу разобрать его знаки, мужчина сменил тактику. Сначала указал на себя и Штайнера, потом — на меня, а затем — в сторону двери. Пантомима была не самой понятной, но я догадался, что он пытается спросить, почему я оказался здесь только сейчас?

Немного подумав, я указал на свою голову. Затем изобразил часовой циферблат, намекая, что изменения в моём случае происходили постепенно. Судя по выражению лица Николаса, тот уловил смысл. Техник задумчиво нахмурился, а из-за его плеча выглянул Томас, тоже принявшись чертить в воздухе знаки.

Его вопрос я разобрал только с пятой попытки и даже тогда не был до конца уверен в правильности своей догадки. Как мне показалось, он пытался узнать, как и почему меня поймали?

В ответ я попытался изобразить рабочий терминал. Убедившись, что они поняли, перешёл к следующему шагу: нарисовал в воздухе трёхэтажное здание. Следом обозначил фокус на верхнем этаже и условный кабинет. Затем показал принцип работы ключ-карты, понятный всем, и снова вернулся к терминалу. Чтобы техники наверняка поняли, о ком идёт речь, изобразил иерархическую пирамиду, указав на самую её вершину.

Николас непонимающе хлопал глазами, зато до Штайнера, похоже, дошло. Какое-то время он просто удивлённо меня разглядывал. Затем жестами спросил, что именно мне удалось узнать после визита в кабинет начальника департамента.

На это ответить я уже не мог — было сложно изобразить на пальцах всё, что я там увидел. Разницу между двумя частями полиса можно было не объяснять: если их везли тем же маршрутом, они сами всё видели и знали не меньше моего. Тем не менее, у меня имелась действительно ценная информация — два возможных варианта побега из полиса. Сложных, но, в теории, осуществимых. Однако для того, чтобы детально о них рассказать, требовалась возможность общаться голосом. Одной жестикуляцией тут было не обойтись.

Ещё какое-то время мы пытались переговариваться жестами, но в конце концов выдохлись. Слишком уж мало было вещей можно легко и просто объяснить таким образом — разве что самые простые и примитивные. Тогда как наши темы для обсуждения оказались куда сложнее. В итоге «разговор» сошёл на нет, а я переключился на изучение остальных своих новых коллег.

Всего на трёх длинных узких лавках расселось девятнадцать человек. Если считать меня, всего нас здесь находилось ровно два десятка. Все присутствующие был облачёны в комплекты военной формы. Как правило, потрёпанные и не в самом лучшем состоянии, но вполне функциональные. Ещё рядом с каждым стоял автомат «Рысь 17» — модель, устройство которой мне теперь было хорошо знакомо. Более того, я видел запасные магазины и ручные гранаты в их разгрузках. Не говоря уже о том, что на поясах висели армейские ножи.

В целом, ничего странного. Если учесть, что каждый из них, по сути являлся солдатом, подобная экипировка выглядело вполне логично. Тем не менее это казалось немного странным. Особенно, когда я смотрел на знакомых техников, облачённых в форму и выглядящих как настоящие военные. Впрочем, если не считать Томаса Штайнера и Николаса Бреннера, больше знакомых лиц я не увидел.

Это невольно подводило к вопросу: если техники, так же как и я, пострадали в результате инцидента на хлебозаводе, то что произошло с рабочими? Насколько я помнил, в производственном зале было несколько десятков человек. И если вдруг предположить, что все они разом оказались под таким же воздействием, то тоже должны быть здесь.

В памяти всплыла картинка, которую я видел перед тем, как окончательно потерял сознание: тела на металлическом полу и следы крови. Покосившись на Бреннера, сидящего справа от меня, я решил не пытаться задавать ему вопросы. Сейчас было бы слишком сложно объяснить, что именно я хочу узнать. И даже если Николас поймёт, ответить ему будет ещё труднее. Не так просто рассказать при помощи пантомимы, что именно ты чувствовал или видел.

Тем более, существовала высокая вероятность, что никто из техников не сможет рассказать ничего дельного. Если сбой неожиданно повлиял на всех одинаково, то они, как и я, потеряли сознание и рухнули на пол.

Голова постепенно остывала. Боль в позвоночнике тоже становилась меньше. Вброшенные под давлением знания рассосались по закоулкам разума, сливаясь со старыми воспоминаниями и превращаясь в часть меня самого. Сознание снова заработало — пусть не на полную мощность, но гораздо лучше прежнего. В результате я вернулся к своим старым мыслям: побег, Люсия, прорыв за стены полиса. Всего три этапа. При этом, каждый — невероятно сложный. Особенно первый. Пока я даже не представлял, с какой стороны к нему подступиться.

Рациональная часть моего сознания подсказывала, что все лазейки закрыты. Находя для этого веские основания. Если «Гелиос» практиковал подобное десятилетиями, то систему безопасности для своих боевых рабов они точно отладили. Рассчитывать на то, что я обнаружу некую очевидную лазейку, с помощью которой смогу выбраться, не стоило.

Спустя полчаса, когда я изрядно устал просто сидеть на скамейке, входная дверь снова открылась. Я ожидал увидеть того самого командира, про которого упоминал капрал. Но вместо этого внутрь шагнули двое мужчин в форме. Остановившись, окинули нас взглядами, и один из них ткнул в мою сторону.

— Смотри, новенького привезли. Ещё один дурачок с нами бегать будет.

В первую секунду я не понял, что мне показалось в них странным. Но, когда он закончил говорить, картинка в голове сложилась.

Во-первых, странные черты лица. Похожие друг на друга массивные покатые лбы, широкие надбровные дуги, близко посаженные глаза и странная гримаса, словно высеченная на лицах. Она не исчезала даже когда они молчали. Во-вторых — манера речи, её обороты и мимика производили впечатление отсталых идиотов. Не то чтобы я был снобом — точно нет. Но эти двое казались неандертальцами. Или обезьянами, которых подстригли, умыли, одели и слегка прокачали интеллект.

Второй из незваных гостей, покосившись в мою сторону, лишь махнул рукой:

— Ещё без формы. Нельзя пока трогать. Командир придёт, ругаться будет.

Мгновение он помолчал, а затем поочерёдно ткнул пальцем в троих мужчин, сидящих на лавке:

— А вас можно трогать. Встали, пошли за нами. В зале поработаете. Идиоты.

Слово «идиоты» он произнёс с явным удовольствием. Как будто наслаждаясь возможностью использовать его по отношению к другому человеку. А заодно упиваясь превосходством над теми, кто не мог ему ответить.

Трое «счастливчиков» почти сразу поднялись на ноги. И, спустя пару секунд, уже вышли в коридор следом за солдатами. Всё это вызвало у меня немало вопросов, но времени подумать как их лучше сформулировать и передать жестами, не оказалось. На пороге появился новый гость.

В этот раз, действительно командир. Молодой, со слегка потерянным взглядом, нашивками младшего капрала и грудой амуниции в руках. Сбросив всё, что нёс, прямо на пол, посмотрел на меня:

— Новенький? Переодевайся.

Едва выдав эту фразу, продолжил:

— Основные правила. Пока ты на базе — ведешь себя как овощ, никуда не суёшься, ничего не вытворяешь. Даже если тебя о чём-то спросят и сможешь заговорить — не огрызаешься. Выбьют зубы или сломают что — так и пойдёшь в бой. Лечения твоя страховка не предусматривает.

Он довольно улыбнулся, видимо, наслаждаясь собственной «гениальной» шуткой. Я же принялся облачаться в форму, которая, как ни странно, пришлась мне практически по размеру. Разобравшись с основной частью, натянул разгрузку и, раскладывая по ней запасные магазины, бросил взгляд на капрала.

На самом деле, у меня было несколько вопросов, которые очень хотелось бы озвучить. Желательно, получив ответы. Поэтому я постарался сделать своё лицо максимально выражающим это желание. Могу поспорить, капрал всё понял. Но реагировать не стал. Вместо этого продолжил:

— В казарме и вообще внутри полиса вашим сбродом командую я. Младший капрал Клэнс. На поле боя — тоже. Но там я буду держаться позади. Оперативным руководством займётся «Старый».

На последних словах он поднял руку, указывая на мужчину, сидящего на дальнем конце одной из трёх лавок. Затем заговорил снова:

— Он тут дольше всех. Три с половиной месяца. Двадцать шесть операций за пределами полиса. Живучий, зараза. Так что если отдаст команду, слушай его. Конечно, если она не противоречит моей. Хотя такого не случится — у «Старого» мозги мигом закипят.

Последние фразы младшего капрала сопровождались мерзким оскалом, который тот, видимо, считал улыбкой. У меня же невольно возникло горячее желание впечатать в его лицо приклад автомата. От спонтанно вспыхнувшей мысли слегка закружилась голова. Так что я молча отошёл к скамейке и сел на своё прежнее место, прислонив рядом автомат. Проводив уходящего военного взглядом, тяжело вздохнул.

Они все относились к нам, как к инструментам. Как к чему-то неразумному и предназначенному исключительно для службы. Буквально считали расходным материалом.

Стараясь вынырнуть из гнева, который заполнил разум, я попытался всерьёз рассмотреть слова садиста в белом халате по имени Патрик. Сложно было сказать, насколько он сам был уверен в своих словах. Но вот я в них сомневался.

Потому что я никогда в жизни даже не слышал о технологиях, способных создавать искусственных людей. Если «Гелиос» действительно такое может, значит, они могут работать с человеческими органами, заменяя их при необходимости. Плюс, должны уметь создавать человеческие мозги — живые, нейронные, биологические устройства. Конечно, теоретически это возможно. Но здесь речь шла о практике. О крайне сложном технологическом процессе. Применяемом массово.

Если подумать, он ни шёл ни в какое сравнение с теми технологиями, которые корпорация использовала в полисах. Раз они настолько продвинулись вперёд в науке, почему все прочие производства так примитивны? Или речь о масштабном прорыве в отдельно взятой сфере, где у них внезапно объявился гениальный учёный? Иной вариант — подобное направление и является основной специализацией корпорации. А всё остальное — лишь выстроенная вокруг стержня структура. Обе версии в теории могли быть возможны. Хотя, на мой взгляд, их вероятность была не слишком высока.

Долго раздумывать мне не дали. Через двадцать минут командир вернулся и приказал немедленно выходить на тренировку. Интересно, что отсутствие троих бойцов из его «подразделения» его совершенно не заинтересовало. Либо это было в порядке вещей, либо младшему капралу просто было плевать, кто и зачем их забрал.

А вот те, что были на месте, выдержали приличную нагрузку. Десять кругов вокруг внутренней стороны забора окружающего базу. Потом упражнения на турнике, отжимания, спарринги по рукопашному бою и другие «радости жизни». Постепенно я начал понимать, почему техники выглядели такими измождёнными. Особенно это стало очевидно, когда нас привели в столовую.

«Каша», которую подавали в департаменте информационных систем, казалась мне ужасной. Но даже она была съедобной по сравнению с местными пайками. По большому счёту, это вовсе было сложно назвать едой — просто брикет полупрозрачной тёмно-фиолетовой массы, который мне всучили в руки на одноразовой бумажной тарелке.

Естественно, я выбрал столик, за которым уже расположились мои бывшие коллеги-техники. Сев напротив, с сомнением посмотрел на брикет непонятной субстанции, а потом на Тома с Ником. Они же переглянулись и почти одновременно воткнули пластиковые ложки в «блюдо».

Чуть помедлив, я тоже взял столовый прибор и аккуратно отрезал кусок прямоугольного пакета, напоминавшего слизь. Надо сказать, на вкус он был приблизительно таким же — омерзительная дрянь. Но другой еды не предвиделось, а организм отчаянно требовал хотя бы каких-то калорий.

Помимо нас, в столовой находились и другие люди. Не меньше сотни военных, которых я бегло оглядывал, постепенно приходя к очевидному выводу — весь рядовой состав состоял из мужчин, внешне очень похожих друг на друга.

Одинаковые покатые лбы и те же надбровные дуги. Маленькие, близко посаженные и утопленные в черепе глаза. Выступающие челюсти. Уровень интеллекта, судя по обрывкам разговоров, тоже был одинаковым и не слишком высоким — обсуждали исключительно происшествия во время службы, женские формы и еду.

Что до последнего, кормили их заметно лучше, чем нас. Я увидел ту же «кашу», которую подавали в столовой департамента, какие-то непонятные десерты и даже нечто, напоминающее мясо. Как минимум, визуально. Плюс у них был кофе, аромат которого буквально сводил меня с ума. Уж не знаю, почему, но «Гелиос» подсовывал напиток практически везде. Кофе был в личных пайках, его подавали в каждом кафе, где он зачастую служил основой для меню, и даже на работе его позволяли бесплатно пить, пусть и в ограниченных объёмах. За прошедшие годы организм привык к ежедневным дозам кофеина и теперь отчаянно требовал хотя бы глоток.

Если не считать экономию ресурсов, которая здесь была буквально налицо, у нашего рациона была ещё одна, более чем очевидная, цель — наглядно подчеркнуть наше отличие от остальных. Кому-то, видимо, было мало того, что мы критически выделялись на общем фоне. Один наш внешний вид провоцировалу агрессию со стороны рядовых. К счастью, в действия она не переходила. Потому как защититься у нас всё равно бы не вышло.

Как я предполагал, у этих солдат были точно такие же ограничения, как у нас. Наверняка, несколько более мягкие, но запрет на потасовки с другими военными однозначно входил в их число. Я сам наблюдал несколько вспыхнувших конфликтов, во время которых стороны обменивались бранью, но не переходили к действиям.

Всё это навело меня на новую мысль — о природе этих самых ограничений. Почему сработала та мелодия? Из-за чего каждая фраза, звучавшая тогда, так крепко впечаталась в мозг? Как всё это функционирует? Что именно делает чип контроля? И каким образом эти сволочи изначально навязали мне свои установки, с рождения превратив в раба?

Пережёвывая куски фиолетового брикета, я пытался отвлечься, заодно формируя свои версии о том, как нас держат под контролем. Если я хочу разобраться во всём — понять это будет необходимо.

Мясник в белом халате упоминал какие-то базовые установки, которые, по его словам, у меня «слетели». Отсылка явно указывала на схожую процедуру, проведённую при моём «рождении». Хотя она, скорее всего, отличалась от той, что я пережил сейчас. Если задуматься, вовсе могла быть принципиально иной. Хотя бы из-за того, что теперь в моём позвоночнике установлен новый имплант, гарантирующий выполнение тех самых инструкций из мелодии. Раньше его не было, но, тем не менее, я следовал заложенным в меня алгоритмам, даже не подозревая об их существовании.

Изначально меня заинтересовала разница между этими процессами, но, когда мы закончили есть и наш небольшой отряд отправили обратно в то же помещение, я понял одну простую вещь. Те ментальные установки, которые у меня были раньше, уже уничтожены. Для понимания этого достаточно было взглянуть на всю цепочку моих действий в полисе. Я однозначно нарушил абсолютно все запреты, некогда заложенные в голову.

Так что теперь смысл имело только понимание второй процедуры, в которой ключевую роль играл чип контроля. Что автоматически превращало его в мою главную цель.

Вот только пока я не мог придумать ничего дельного по поводу избавления от импланта. Учитывая, что я либо находился в относительно небольшом помещении, либо был под постоянным наблюдением военных, предпринять что-то было крайне сложно. Если же добавить к этому все существующие запреты, включая невозможность использования электромагнитных импульсов, задача становилась практически нерешаемой. Какая-то маленькая часть моего разума нашёптывала, что она такая и есть, а слово «практически» я добавляю исключительно для самоуспокоения. Но я быстро загнал эти мысли на самое дно сознания. Чего сейчас точно было нельзя допускать, так это потери надежды и упадка морального духа.

За оставшийся день мы успели ещё раз сходить на тренировку, а затем подметали плац. Периодически к нам подходили рядовые, забирая одного-двух человек. Иногда сразу троих. Формально — для выполнения разнообразных вспомогательных задач, на деле — для издевательств и повышения собственной самооценки. Судя по всему, этим бритым гориллам не слишком нравилось наше присутствие. Возможно, где-то на уровне подсознания они понимали, что мы умнее и до того жили совсем иной жизнью. Вполне вероятно, кто-то из них считал, что мы вовсе ничем не отличались от других граждан полиса. Или всё было проще и они злились из-за того, что у нас другие черты. Больше похожие на лица офицеров, чем пушечного мяса.

Мысли о происхождении основной массы рядового состава я успешно гнал прочь на протяжении всего дня. Но, когда прозвучала команда «отбой» и мы улеглись на скрипучие кровати с тонкими матрасами, избежать этого вопроса не получилось. К тому же, лучше было обдумывать его, чем вспоминать о времени, проведённом с Люсией и терзаться вопросами о её безопасности. Стоило таким мыслям набрать вес, как они немедленно начинали зацикливаться и формировали в голове замкнутый круг, с каждым новым оборотом всё больше лишая меня хладнокровия и способности объективно мыслить.

Не удивительно, что такому развитию событий я предпочёл размышления над тем, откуда «Гелиос» взял такое количество людей со сниженным уровнем интеллекта? Конечно, имелся первый и самый очевидный вариант — доктор с капралом говорили правду. Все мы — синтетики. Только разных видов. Рядовой армейский состав призван быть послушной пехотой, а их интеллект ограничен, чтобы минимизировать проблемы. Гражданские, напротив, умнее. Настолько, что для них разработана целая легенда, которой корпорация неукоснительно следует.

На первый взгляд, это звучало логично. Особенно в отношении военных. Учитывая, какие потенциальные проблемы может создать один вооружённый человек с доступом ко всем помещениям базы, ограничение уровня интеллекта выглядело рациональным. К тому же, для выполнения примитивных боевых задач этого вполне хватало. Безусловно, в бою тоже нужно думать. Но с самыми простыми ситуациями такие солдаты могли справиться. А если требовались более сложные решения — для них имелись капралы и офицеры.

Их я тоже сегодня видел. У этих парней не было никаких проблем с интеллектом. Да и выглядели они вполне обычно. Не как вышедшие из леса неандертальцы. К тому же, видимо считали себя людьми. Возможно даже были ими. Или относились к иному виду синтетиков, которым корпорация позволяет гораздо больше, при этом продолжая контролировать их разум.

На момент представив, что весь «Гелиос», включая правление, состоит из искусственных людей, я горько усмехнулся. Потом перевернулся набок и постарался вернуться к прежним мыслям.

Слабым звеном в словах «поросёнка» Патрика по-прежнему оставался вопрос технологии. Я с трудом представлял себе разработку, которая позволяла бы вырастить полноценного человека с головным мозгом, центральной нервной системой, костями и всеми необходимыми органами.

Сравнивая это с тем уровнем, который я наблюдал в Полисе № 16, нельзя было не прийти к простому вопросу, который уже приходил в мою голову. Если «Гелиос» умеет делать такое, то почему в остальных сферах используются куда более примитивные варианты? Конечно, версий на эту тему можно было придумать много. Тем не менее, ни одна из них не казалась мне заслуживающей доверия.

Факты упорно отказывались укладываться в голове. Разрыв между искусственным созданием людей и теми промышленными объектами, которые я видел своими глазами, был слишком велик. А толковых объяснений этому не находилось.

В конце концов я заснул. Сам не заметил, как отключился прямо посреди размышлений о технологиях и мотивации «Гелиоса». А проснулся в этот раз совсем не от звука коммуникатора. Вместо него по ушам ударил другой звук — бешено орущая где-то совсем рядом сирена.