Светлейший-9. Битва за надежду

Глава 1

— Алексей Иоаннович, прошу, садитесь в машину, — велела женщина.

Темно-зеленая «Ласточка» подъехала к обочине практически бесшумно. Внутри автомобиля мелькнула тень, и задняя пассажирская дверь открылась. Женщина кивнула, и я понял, что когда-то уже видел ее, но не помнил, где именно. Короткая стрижка, строгий взгляд, пальцы нервно постукивали по стеклу. «Четверка», кто же еще…

Я вздохнул и сел в машину. Возле меня на заднем сидении уже находился мужчина средних лет с непроницаемым лицом. Он не смотрел на меня, просто сидел, сложив руки на коленях.

— В чем срочность? — спросил я, глядя вперед. — Можно было вызвать меня по телефону.

Мне не ответили. «Ласточка» плавно тронулась с места, вплетаясь в слабый поток трафика ночного Петербурга. Я повернул голову к окну и сразу понял: мы едем в центр. Судя по всему, в Дом со львами.

Четвертое отделение всегда умело создавать атмосферу напряженности. Даже если это была просто встреча для обсуждения, они делали так, чтобы человек чувствовал себя как под прицелом. Машина двигалась ровно, водитель не проявлял ни малейшего волнения, но воздух в салоне был густым, тяжелым.

Мы подъехали к зданию. Пропускной пункт, металлические ворота. Сопровождающие меня сотрудники выстроились плотным полукругом, как конвой. Меня это не удивило, но напрягло. Пока они считали меня своим союзником, но стоило сделать неверный шаг — и положение могло измениться.

— Прошу, Алексей Иоаннович, — обратилась женщина, когда мы вышли из машины. — Следуйте за нами.

Я равнодушно пожал плечами:

— Как скажете.

Внутри Дома со львами царила гнетущая атмосфера, словно ее специально такой делали. Ночные коридоры были тускло освещены, свет ламп едва пробивался сквозь мрак, отбрасывая на стены длинные, почти бесформенные тени. Вдалеке слышались гулкие шаги — чьи-то, не наши. Старые деревянные панели на стенах казались пропитанными тайнами и страхом.

Меня провели на третий этаж и остановились у знакомой двери. Табличка подтверждала мои догадки: кабинет Черкасова. Дежавю.

— Что-то я зачастил к подполковнику, — улыбнулся я, но мои сопровождающие сохраняли каменные выражения лиц.

Внутри находился только Черкасов. Он сидел за массивным столом, руки были сцеплены в замок, взгляд тяжелый, хмурый. Рядом с кружкой кофе дымилась в пепельнице сигарета — тревожный знак. Черкасов курил редко.

Сопровождающие остались в кабинете, закрыв за мной дверь.

— Доброй ночи, Евгений Александрович, — сказал я ровным голосом, подходя ближе. — В чем такая срочность и загадочность?

Он не ответил сразу, только посмотрел на меня так, словно пытался прожечь дыру в моей голове.

— А как ты сам думаешь, Алексей? — наконец произнес он.

Я чуть склонил голову, внимательно рассматривая его лицо. Черкасов был раздражен. Нет, вполне себе зол.

— Я задержан? — спросил я.

— Это зависит от тебя, — отозвался он.

Значит, мы уже перешли на «ты». Ладно, так даже проще. Давно пора.

Я вздохнул, подошел к стулу напротив Черкасова и опустился на него, откидываясь на спинку. Скрестил руки на груди.

— Так чем же я могу помочь доблестным сотрудникам?

Это было ошибкой. Черкасов резко наклонился вперед, и его голос стал похож на рык:

— Не паясничай, Алексей! Какого черта ты устроил гонки с отрывом от наружного наблюдения⁈ Гонки в автомобиле Толстого!

Я удивлённо моргнул.

— Вы же сами говорили, что мне нужно как можно скорее втереться в доверие к Толстому, — напомнил я. — Он заметил слежку. И разве это не проблема вашей команды, что профессор без спецподготовки так легко срисовал сотрудников отдела наружного наблюдения? Мне же пришлось выкручиваться и действовать по обстоятельствам, чтобы усыпить его бдительность.

Черкасов сжал губы в тонкую линию. Да, почтенный. Не все тебе меня чехвостить.

— И с каких это пор ты научился так ловко сбрасывать хвосты? — спросил подполковник.

Я усмехнулся.

— Евгений Александрович, дорогой вы мой человек… Моя семья пятнадцать лет жила в опале, если вы забыли. В первые годы после изгнания на родителей несколько раз покушались те, кто считал их виновными в смерти отца нынешнего императора. Мы с братом еще в Выборге прошли соответствующую подготовку и умеем постоять за себя.

Черкасов молча смотрел на меня, словно ожидал, что я дрогну. Я выдержал его взгляд. Потом он вздохнул, потер виски и откинулся в кресле.

— Ты всегда был упрямым сукиным сы…

— Осторожнее, Евгений Александрович, — прошипел я, подавшись вперед. — Вы не вправе давать характеристики моей матери. Никто не вправе.

— Прошу прощения, это и правда было лишним. Я забылся. — Черкасов поставил локти на стол и сложил ладони домиком. — Сдается мне, вы всегда себе на уме, Алексей Иоаннович. Действуете вопреки приказам.

— Я не являюсь сотрудником Четвертого отделения, — с улыбкой напомнил я. — Поэтому расцениваю ваши приказы как просьбы. Которые я выполняю по большой дружбе. Приказать мне может только ее превосходительство генерал-лейтенант Шереметева.

— Шереметева не защитит тебя, если ты снова выкинешь подобное тому, что устроил сегодня. Однако следующая выходка — и будут проблемы. Понял меня?

— Трепещу и преклоняюсь, Евгений Александрович. Буду ходить-дрожать. Только как вы предлагаете действовать с учетом того, что Толстой умнее всякого из вашей команды слежки? Определитесь уже, вам по уставу или с результатом?

Черкасов побелел от ярости. Его и без того светлая кожа приобрела мертвенно-белый оттенок, а пальцы, сжимающие край стола, побелели до костяшек.

— Все аристократы обязаны соблюдать правила и законы, светлейший князь, — процедил он сквозь зубы. — Вас это тоже касается.

Я лишь слегка склонил голову, выражая формальное согласие. Отвечать не было смысла: Черкасову не нужны были объяснения, ему нужен был контроль. А контроль я ему дать не мог.

Подполковник выдохнул через нос и сдержанно спросил:

— Куда вы направились с Толстым после того, как оторвались от слежки?

Я сделал вид, что раздумываю. Рассказывать о лаборатории Толстого было опасно. Да и не только для меня — в первую очередь для самого профессора. Наконец, я заговорил:

— Мы поехали в Муринскую промзону. На пустыри.

— И зачем? — голос Черкасова стал холоднее.

Я пожал плечами:

— Толстой хотел показать мне новую разработку. Прототип прибора, позволяющего улавливать фон аномальной энергии. Пока что это кустарная разработка, ему передали её для тестов в полевых условиях.

— Кто передал?

Я скосил глаза в сторону.

— Университетские. Какие-то студенты-энтузиасты. Они там периодически пытаются что-то изобрести.

— И вы уехали на пустыри, чтобы тестировать прибор? — Черкасов медленно, почти лениво водил пальцем по столу, но я видел напряжение в его челюсти.

— Именно. Поскольку я адаптирован к работе с аномальной энергией, могу хранить и извлекать её в чистом виде, Толстой попросил меня помочь. Мы выбрали безлюдное место, я выпустил частицу аномальной энергии, а он пытался её обнаружить с помощью прибора.

Черкасов молчал. Я чувствовал, как его взгляд пронизывает меня насквозь, оценивая каждую паузу, каждую интонацию.

— Эксперимент опасный, — продолжил я. — Именно поэтому мы и сбросили хвост. Сами понимаете, кто угодно мог попасть под воздействие. Так что и пустырь выбрали специально.

— Что это за прибор и откуда он у Толстого? — спросил Черкасов.

Я пожал плечами.

— Точно не могу сказать. Знаю только, что это университетская разработка. И, судя по тестам, эта приблуда требует значительной доработки… Пока что работает криво.

Подполковник переглянулся с сотрудниками, которые стояли позади меня, словно невидимые тени. Затем снова повернулся ко мне.

— И когда ты собирался мне обо всём этом сообщить? — спросил он.

Я усмехнулся:

— Ваши сотрудники перехватили меня у дома Толстого. Я даже не успел позвонить домой и предупредить, когда вернусь. А вообще, собирался заехать завтра и доложить.

Я видел, как на мгновение в его глазах мелькнуло что-то похожее на сомнение. Он знал, что не может к чему-то придраться напрямую. Но я чувствовал: что-то изменилось. Он мне не доверял.

Черкасов откинулся в кресле, глубоко вдохнул и махнул рукой одному из сотрудников.

— Подбросьте его светлость до дома.

Я поднялся, взглянул на него в последний раз.

— Доброй ночи, Евгений Александрович.

— Доброй ночи, Алексей Иоаннович.

И я вышел из кабинета. В голове крутилась одна мысль: судя по всему, следить теперь будут не только за Стагнисом.

Я вернулся домой уже поздно, когда в окнах особняка на Большой Дворянской горел тёплый свет. Было бы логично ожидать тишины и уюта, особенно перед вечерним чаем, но…

Едва переступив порог, я ощутил атмосферу суеты и возбуждения. В доме царило редкое оживление, больше похожее на переполох.

— Аграфена, что стряслось? — спросил я у проходившей мимо помощницы.

Феня лишь закатила глаза и тяжело вздохнула.

— Светские новости, ваша светлость. Много новостей. Все собрались в гостиной. Лучше вам пройти туда и узнать все от домочадцев.

Я кивнул и вошел в публичную часть дома. В «голубой» гостиной собралась вся семья — отец, матушка, Виктор и Татьяна. Матушка, размахивая какой-то бумагой, что-то возбуждённо говорила отцу, тот слушал её с прищуром, Виктор сидел в кресле, скрестив руки на груди, а Татьяна вся светилась любопытством.

— Добрый вечер, — произнёс я, входя. — Что за переполох?

Матушка остановилась на полуслове, повернулась ко мне и буквально потрясла бумагой перед моим лицом.

— Известия из Зимнего дворца! — с пафосом заявила она.

Отец, более спокойный, чем его супруга, уточнил:

— В Петербург приезжает шведская королевская семья. Кронпринц Карл Густав и его сестра, принцесса Астрид, будут во главе делегации.

Татьяна мечтательно вздохнула:

— Я видела его фотографии… он очень хорош собой. И, что самое интересное, всё ещё холост!

— И принцесса Астрид тоже весьма симпатичная, — добавил Виктор с усмешкой. — Но, дорогая моя сестрица, нам лучше закатать губу. Не нашего полета птички.

Таня потянулась в кресле и мечтательно подняла глаза к потолку:

— А жаль…

Я кивнул, пытаясь осмыслить эту информацию. Визит королевской семьи Швеции был событием незаурядным, и я сразу понял, что это не просто вежливая поездка.

— И какое отношение всё это имеет к нам? — спросил я.

Матушка с наигранной гордостью расправила плечи:

— Мне пришло официальное распоряжение: я вновь назначена статс-дамой в свите императрицы Надежды Фёдоровны.

Я приподнял бровь:

— Но это же чисто декоративная должность, и она не обязывает тебя присутствовать при дворе на постоянной основе.

— Теперь обязывает, — вставил Виктор. — По крайней мере, на всех официальных мероприятиях.

Я нахмурился. Назначать бывшую великую княжну статс-дамой было весьма иронично. Но я не видел в этом злого умысла: императрица только так могла отметить особое положение моей матери. Моя матушка больше не имела права держать собственный двор, но могла стать важной частью двора императорского.

Анна Николаевна продолжила:

— Кроме того, вас с Виктором включили в Почетную свиту Его императорского величества.

Я нахмурился:

— То есть, теперь мы тоже обязаны присутствовать на всех мероприятиях?

— Именно, — с удовлетворением подтвердила матушка. — Положение нашей семьи выросло, и императорская семья больше не игнорирует нас.

Я бросил взгляд на отца. Его имени в списке, очевидно, не было.

— Но отца не включили? — уточнил я.

Матушка пожала плечами:

— Не все во дворце готовы к его полной реабилитации. Но со временем это изменится. Мы и так проделали огромную работу за последние месяцы. Не без твоего участия, Алексей. Но не все сразу. Вскоре настанет день — и придворные станут снова раскланиваться перед твоим отцом.

Отец, похоже, не был разочарован отсутствием назначения. Он поставил чашку на блюдце и усмехнулся:

— Кто-то же должен управлять семейными делами, пока мои жена и дети торгуют лицом на балах и приёмах… Справедливости ради, я тоже не горю большим желанием расхаживать по залам Зимнего разодетым, как павлин.

Я вздохнул. Мне было не по душе, что теперь мне придётся регулярно посещать дворцовые мероприятия, но я понимал: без этого карьерного роста не будет. Некоторые вещи с годами не меняются — и придворная жизнь была как раз таким примером.

Однако меня волновало другое.

— А зачем шведы решили приехать? — спросил я. — Швеция укрывает у себя государственного преступника, светлейшего князя Юрьевского. Это должно было бы усложнить дипломатические отношения между нашими странами.

Виктор кивнул:

— Может, они хотят поторговаться? Обменять Юрьевского на какие-то привилегии или договорённости? С них бы сталось. Потому что Швеция мало что может предложить империи…

Матушка задумчиво добавила:

— А может, речь идёт о брачных союзах? София до сих пор не замужем, а кронпринц и принцесса тоже холосты. Возможно, король Швеции хочет обсудить такие вопросы.

Я покачал головой. Всё это было возможно, но слишком запутано. Пока нельзя было сказать наверняка, чего именно хотят шведы.

Татьяна, всё ещё горя энтузиазмом, мечтательно вздохнула:

— Жаль, что я не могу присутствовать при дворе… Визит королевской делегации — это же такое событие! Праздник! Сколько будет балов, приемов, выездов…

Я лишь усмехнулся. Если бы Таня знала, насколько утомительны эти приёмы, она бы так не мечтала о них. Но, пожалуй, пусть пока наслаждается своими грёзами.

Внезапно меня отвлекла вибрация телефона во внутреннем кармане.

— Прошу прощения, сейчас я вернусь.

Я вышел в коридор и вытащил телефон. Номер неизвестен.

— Слушаю, — сказал я.

— Алексей, здравствуй! Это София. Прости за поздний звонок…

Я нахмурился. Теперь понятно, почему я не знал номера — членам императорской семьи по каким-то причинам было запрещено иметь личные средства связи. Наверняка она воспользовалась телефоном одной из фрейлин. И она не сделала бы этого из-за пустяка. Тем более что голос Софии показался мне взволнованным.

— Здравствуй, дорогая кузина. Что-то случилось?

— Наверное, да… Мне кажется, ты должен приехать и кое-что увидеть. Я думаю, это очень важно…

— Я смогу приехать завтра после обеда. Заодно потренирую государя.

— Нет, Алексей, лучше прямо сейчас… Если я права, это не может ждать…