Безумный барон – 2

Глава 22

Ну вот и всё. Занавес, аплодисменты переходят в овацию, цветы на сцену. Мой личный «Дозор Пустоты», собранный, как на заказ: тюремщик Ратмир, стукач Елисей и моя канарейка в шахте Арина. И над всеми ними — Голицын, с поводком в руке. Отличная компания для похода на север. Осталось только собачий корм в миску насыпать и команду «голос!» разучить.

В зале воцарилась тишина — густая, мертвая, такая, что казалось, у толстого барона в фиолетовом прямо сейчас от ужаса стынет в жилах кровь. Весь этот курятник, полный напыщенных индюков, еще мгновение назад готовый разорвать меня на части, теперь замер, будто превратившись в дурную пасторальную картину. Так замолкает класс, в который вошел директор с ремнем в руках, а на доске — мелом нарисована его карикатура с ослиными ушами.

Первым сломался барон Кривозубов. На его багровой физиономии, где шла сложная работа мыслительного процесса, сравнимая по интенсивности с работой мозга инфузории-туфельки, наконец проступил единственно верный результат: «Надо кланяться, а то хуже будет». Рухнув на одно колено с грохотом упавшего мешка с картошкой, он склонил свою сальную башку так низко, что я боялся, как бы он носом в пол не воткнулся.

Его падение стало сигналом. Следом за ним, как костяшки домино, посыпались остальные. Нехотя, с внутренним скрежетом, который читался на их холеных рожах, они гнулись, однако не ломались, а в глазах у каждого плескалась смесь животного ужаса и… облегчения. Постыдного, трусливого, зато абсолютно искреннего. Ведь теперь я — не их проблема. Теперь я — головная боль Империи. Меня «сплавили» наверх, и пускай у Его Величества череп трещит, как усмирять своего нового, ручного зверя.

Эту гнетущую пантомиму прервал голос Легата. Поднявшись со своего кресла с грацией сытого кота, который только что сожрал канарейку и теперь думает, как бы еще и клеткой закусить, он обвел зал тяжелым, хозяйским взглядом.

— Воевода Ратмир! — его голос, гладкий и ядовитый, как шелк, прошелся по залу, заставив всех вжать головы в плечи.

До этого стоявший как гранитная скала, Ратмир сделал шаг вперед. Каменная физиономия не дрогнула, хотя под кожей на его челюсти заходили желваки, выдавая чудовищное напряжение. Он склонил голову — не передо мной, а перед бездушным пергаментом в руках глашатая.

— Слушаю, ваша светлость.

— С этого момента, — Голицын сделал паузу, наслаждаясь моментом, — твой отряд поступает в полное и безоговорочное подчинение Магистру Аномалий. Ваша задача — его безопасность. И исполнение его воли. Любой. Я понятно выразился?

— Так точно, — проскрежетал Ратмир, не поднимая глаз. Приказ он принял, как солдат. И он его выполнит, даже если приказом будет вонзить мне меч в спину.

— Отлично. Маг Елисей!

Бедный парень, до этого пытавшийся слиться с колонной, дернулся, будто его ткнули шилом. Сделав пару неуверенных шагов, он почти рухнул в поклоне.

— В-ваша светлость…

— Я надеюсь, у вас больше нет возражений по поводу вашего назначения? — в голосе Легата не было угрозы, лишь ледяная констатация факта: еще одно слово, и твоя карьера мага закончится карьерой чистильщика нужников в самой дальней крепости.

— Никак нет, ваша светлость! Честь… честь служить… — залепетал Елисей, бросив на меня короткий, испуганный взгляд.

Двинувшись вперед, я медленно пошел мимо склоненных голов. Ни один не поднял на меня взгляд — все вдруг страшно заинтересовались узорами на полу, собственными перстнями или пылью на сапогах. С каждым моим шагом холод, источаемый мной, заставлял их съеживаться, будто я был не человеком, а ходячим сквозняком из преисподней.

«Зафиксированы пиковые значения кортизола у девяноста двух процентов присутствующих», — сообщила Искра. Ее новый, синтетический голос идеально подходил для зачитывания некрологов. — «Их физиологическая реакция на твое приближение аналогична реакции на встречу с крупным хищником. Неэффективно. Устранение наиболее паникующих особей повысило бы дисциплину».

— Отставить зачистку, — мысленно буркнул я. — Мне еще с этими «особями» как-то работать.

Остановившись перед столом президиума, я уставился на Легата. Арина бесшумно встала рядом, чуть позади; на ее лице застыла маска холодного безразличия, но я чувствовал, как напряжены ее плечи. Она была готова. Ко всему.

— Что ж, Магистр, — Голицын изобразил на лице подобие улыбки. — Ваш отряд в сборе. Ваша власть подтверждена. Ваши первые распоряжения?

Он демонстративно, на глазах у всех этих перепуганных лордов, вручал мне поводок, чтобы я сам надел его на их шеи. Гениально, твою мать. Старый интриган не просто выиграл партию — он заставил проигравшего самого убирать фигуры с доски. И я был этой самой фигурой. Игроком. И доской одновременно. Отлично. Прекрасно.

Мои первые распоряжения? Кривая усмешка сама собой тронула мои губы. Этот старый лис, Легат Голицын, играл свою партию как по нотам, и сейчас ждал от меня финального, предсмертного аккорда — полного и безоговорочного подчинения. Он не просто хотел, чтобы я принял его условия; он хотел, чтобы это видели все. Чтобы каждый из этих напыщенных индюков понял, кто здесь держит поводок.

Не дожидаясь моего ответа, он с видом гроссмейстера, только что поставившего изящный, в три хода, мат, начал формировать мой личный эскорт в один конец.

— Воевода Ратмир! — голос Легата упал на пару тонов, превратившись из шелка в полированную сталь.

До этого стоявший как гранитная скала, Ратмир сделал шаг вперед. Его каменная физиономия не дрогнула, хотя под кожей на челюсти заходили желваки, выдавая чудовищное напряжение. Он склонил голову — не передо мной, а перед бездушным пергаментом в руках глашатая.

— Слушаю, ваша светлость.

— С этого момента, — Голицын сделал паузу, наслаждаясь моментом, — твой отряд поступает в полное и безоговорочное подчинение Магистру Аномалий. Ваша задача — его безопасность. И исполнение его воли. Любой. Я понятно выразился?

— Так точно, — проскрежетал Ратмир, не поднимая глаз.

Приказ он принял, как солдат. И он его выполнит. Мой личный конвой, а по совместительству — палач, который без колебаний исполнит приказ, если я вдруг решу, что мой поводок слишком короткий.

— Отлично. Маг Елисей!

Бедный парень, до этого пытавшийся слиться с колонной, дернулся, будто его ткнули шилом. Сделав пару неуверенных шагов, он почти рухнул в поклоне.

— В-ваша светлость… я… я не могу! — лепет Елисея походил на отчаянный писк мыши, которую за хвост вытащили из норы. — Мои знания… они не подходят для… для этого. Методы Магистра… они нарушают фундаментальные законы магии! Я буду бесполезен! Я…

— Маг Елисей, — голос Легата превратился в ледяной шепот, от которого, казалось, иней пошел по стенам. Он не кричал, нет, он просто объяснял правила игры. — Приказы Императора не обсуждаются. Они исполняются. Или вы предпочитаете продолжить свое обучение в рудниках на ледяном острове Скорби? Говорят, тамошний климат очень способствует концентрации.

Елисей вздрогнул так, будто его ударили. Побледнев еще сильнее, он сжался, и в его глазах, полных ужаса, отразилось понимание: это не предложение, а приговор.

И вот тут я решил, что с меня хватит быть пассивной фигурой на его доске.

— Постойте, — мой голос прозвучал ровно, безэмоционально, но заставил всех в зале замереть. — Я, кажется, еще не дал своего согласия на кандидатуру.

Голицын медленно повернул голову, и в его лисьих глазах мелькнуло удивление, тут же сменившееся хищным интересом. Он ждал бунта. Ждал, что я откажусь, но я не собирался играть по его правилам.

Подойдя к Елисею, который от моего приближения вжал голову в плечи так, что, казалось, вот-вот провалится сквозь пол, я положил руку ему на плечо. Парень вздрогнул, как от удара током, и замер, боясь дышать.

— Ты прав, Елисей. Твои знания действительно бесполезны, если пытаться применять их по учебнику, — сказал я, поворачиваясь к Легату и глядя ему прямо в глаза. — Но мне нужен не канонический маг. Мне нужен исследователь. Тот, кто сможет забыть все, чему его учили, и начать думать. Анализировать. Искать закономерности там, где все видят только хаос.

Я не просто принял его «шпиона». Я тут же дал ему задание, переподчинив его себе на глазах у всех. Наглая, открытая пощечина Легату, и тот ее почувствовал. Желваки на его лице напряглись, но он промолчал, лишь едва заметно кивнул. Возразить — значит, признать, что Елисей был его человеком. Шах и мат, старый лис. Теперь это моя фигура.

— Я… да… Магистр, — пролепетал Елисей, и в его глазах на смену животному ужасу пришло недоумение.

«Интересная социальная конструкция. Напоминает модель содержания нестабильных объектов в твоей памяти: один охранник, один техник, один наблюдатель», — с бесстрастием машины прокомментировала Искра. — «Только техник теперь работает на объект. Эффективность контроля снижена на сорок процентов. Мне нравится».

Легат перевел взгляд на Арину. Она даже не подумала кланяться, вместо этого вскинув подбородок. В ее глазах плескался такой ледяной, презрительный огонь, которым можно было бы резать стекло.

— Леди Арина, — Голицын слегка склонил голову, изображая уважение, которое никого не обмануло. — Ваш статус «особого консультанта» дает вам право находиться рядом с Магистром в любое время. Ваша… экспертиза будет неоценима.

Она посмотрела на меня и одними губами, почти незаметно, выдохнула одно-единственное слово, адресованное то ли мне, то ли всей этой паршивой ситуации: «Проклятье».

Вот и все. Отряд в сборе. Мой тюремщик, мой новый научный сотрудник и моя канарейка. И над всеми ними — Голицын, который только что понял, что поводок в его руке может оказаться слишком коротким. Представление было окончено. Или, наоборот, только начиналось.

Старый лис, Легат Голицын, с трудом сохранял невозмутимое выражение лица, однако в его глазах, в самых уголках, плясали крошечные, злые огоньки. Он проиграл раунд, но не партию. И сейчас, я это чувствовал каждой клеткой, он собирался выложить на стол свой главный козырь.

Вишенка на торте, как говорится, подается последней, когда гость уже наелся и не может дать сдачи.

Глашатай, который уже было с облегчением свернул пергамент и приготовился слиться с гобеленом, вдруг замер. Поймав тяжелый, приказывающий взгляд Голицына, этот тощий хмырь побледнел так, что его можно было использовать в качестве холста для натюрморта. Его руки, державшие пергамент, затряслись, как у алкаша с похмелья. С видимой неохотой, будто разворачивая собственный смертный приговор, он снова раскатал свиток.

По залу пронесся шепоток, похожий на шелест сухих листьев. Все поняли. Это еще не конец.

— И… и последнее… — голос глашатая сорвался, превратившись в жалкий писк. Он откашлялся, пытаясь придать себе веса, но получилось так себе. — Первый приказ Его Императорского Величества новому Магистру Аномалий!

Я не стал ждать. Вместо этого, я подошел к столу президиума и сам вырвал пергамент из дрожащих рук глашатая. Тот испуганно пискнул и отскочил, будто я его кипятком ошпарил.

— Хватит этого театра, легат, — сказал я, пробегая глазами по строкам. — Если Император хочет отправить меня на убой, давайте без этих пафосных прелюдий. Мы здесь все взрослые люди.

Голицын на мгновение замер. На его лице промелькнуло удивление, тут же сменившееся хищным, азартным блеском. Он не просто ждал — он наслаждался моим вызовом, моим перехватом инициативы.

— Вы, как всегда, нетерпеливы, Магистр, — с ядовитой вежливостью произнес он. — Но раз уж вы так настаиваете…

Обводя взглядом зал, я поймал на себе полный плохо скрываемого злорадства взгляд Кривозубова. Рядом, наоборот, нахмурился Ратмир, его рука легла на эфес меча — не для атаки, а по привычке солдата, чующего засаду. Взгляд наткнулся на Арину. Она не отводила глаз, и в них плескалось не страх, а холодное, аналитическое ожидание. Она тоже понимала, что это — ключевой момент. Развязка.

«Расчет вероятности», — бесстрастно констатировала Искра. Ее синтетический голос был единственным спокойным звуком в моей голове. — «С вероятностью в девяносто восемь целых, семь десятых процента, следующий приказ будет классифицирован как „самоубийственная миссия с низкой вероятностью возвращения“. Это стандартный протокол Империи для утилизации нестабильных, но полезных активов».

— Спасибо, подруга, я и без тебя догадался, — мысленно прошипел я.

Внутренний холод, до этого бывший просто фоном, сжался в тугой, звенящий комок. Вот она. Плата. За власть, за спасение, за то, что я еще дышу. Империя не прощает долгов, она их облекает в форму приказов.

Все, от последнего лорда до самого Легата, понимали — это не просьба о защите границ. Это проверка. Испытание на прочность и лояльность. Приказ, который должен либо сломать меня, либо окончательно превратить в верного, безропотного пса Империи. И оба варианта их, кажется, вполне устраивали.

Выпрямившись, я опирался на свой меч, который теперь ощущался не оружием, а костылем, не дающим мне окончательно развалиться. Я ждал. Спокойно. Безразлично. Пусть наслаждаются моментом. Я уже был мертв. Просто мое тело еще об этом не знало.

Сглотнув под моим тяжелым, выжидающим взглядом так, что кадык у него дернулся, как пойманная на крючок рыба, глашатай наконец заставил себя продолжить. В его голосе, до этого дребезжавшем от страха, зазвенел металл. Не свой — чужой. Он превратился в бездушный рупор, транслирующий ледяную, безжалостную волю Императора.

— Ввиду чрезвычайной угрозы, исходящей от еретического Ордена, и во имя защиты незыблемости имперских устоев, — тараторил он, будто боялся, что если сделает паузу, то у него не хватит духу продолжать, — Его Величество повелевает о необходимости нанесения упреждающего удара по главному источнику заразы!

Канцелярская муть, от которой сводило скулы. Звучало, как заголовок в газете «Правда» перед вводом войск в очередную братскую республику. Все красиво, благородно, и ни слова о том, что сейчас кого-то отправят удобрять землю.

«Анализ семантической структуры», — с бесстрастием машины прокомментировала у меня в голове Искра. — «Используются стандартные формулировки для легитимизации акта агрессии. Эффективность — высокая. Протокол „Священная Война“ активирован».

— … полное и безоговорочное искоренение ереси, где бы она ни гнездилась! — глашатай вошел в раж, и его голос взлетел до фальцета. — Восстановление порядка и демонстрация несокрушимой мощи Короны!

На багровой физиономии Кривозубова проступила откровенно злорадная ухмылка; он практически облизывался, предвкушая мою отправку на верную смерть. Каменная маска Ратмира, казалось, покрылась инеем; он слушал, как солдат, уже просчитывая маршрут и неизбежные потери. Старый лис Голицын, однако, не отрывал от меня взгляда, и в его глазах плясал хищный, азартный огонек — он оценивал не приказ, а мою реакцию на него.

Сделав то, чего от меня не ждал никто, я шагнул вперед, прямо к глашатаю. Тот испуганно попятился, едва не выронив пергамент. Стража инстинктивно дернулась, но замерла, поймав едва заметный останавливающий жест Легата.

— Ближе к делу, — мой тихий голос в этой оглушительной тишине резанул по ушам. — Пропустите прелюдию. Назовите цель.

Глашатай в панике посмотрел на Голицына, тот лишь едва заметно кивнул. Получив разрешение, парень зажмурился, будто прыгая с обрыва в ледяную воду, и выпалил финальную часть приказа. Его голос сорвался, превратившись в истошный, почти бабий визг, который оглушительно ударил по барабанным перепонкам в мертвой тишине зала:

— … приказываю Магистру Аномалий Михаилу Рокотову во главе вверенного ему отряда «Дозор Пустоты» немедленно возглавить разведывательно-карательную экспедицию в… Мертвые Горы!

По залу пронесся коллективный вздох ужаса, похожий на звук лопнувшей струны; Кривозубов торжествующе хмыкнул, а Елисей качнулся, и если бы не колонна за спиной, он бы рухнул. Даже на лице Арины на мгновение отразилось отчаяние.

Однако я их почти не слышал. В тот миг, когда прозвучало название, мой внутренний мир взорвался. Искра, мой голодный зверь, взвыла от беззвучного, хищного восторга. Холод в груди превратился в натянутую до предела струну, в неумолимый вектор, указывающий точно на север. Судьба и долг сошлись в одной точке.

И тут же, перекрывая этот внутренний вой, раздался бесстрастный голос Искры:

«Внимание. Обнаружено совпадение. Географический объект „Мертвые Горы“ упоминается в скрытых файлах гроссбуха Аристарха. В контексте… „Тюрьмы Вечного Льда“. Где, согласно тексту, Орден удерживает „ошибку творения“. Того, кого они называют… Тюремщиком».

Вот оно. Шах и мат.

Вырвав пергамент из дрожащих рук глашатая, я развернул его. Пробежав глазами по строкам, остановился на последней. На подписи. Идеальный, каллиграфический росчерк Императора. Но рядом с ним, почти незаметная, стояла крошечная, едва видимая руническая печать. Печать Святой Инквизиции.

Все встало на свои места, обнажая суть происходящего: не просто приказ — сделка. Циничная, безжалостная сделка между Императором и Валериусом. «Мы дадим тебе власть и ресурсы, а ты избавишь нас от этого чудовища, отправив его в самое пекло». Гениально.

Медленно сворачивая пергамент, я поднял голову и посмотрел на Легата. На его лице больше не было триумфа, только холодное, выжидающее любопытство. Он ждал моей реакции. Ждал, что я сломаюсь, откажусь, впаду в ярость.

Вместо этого на моем лице проступила лишь кривая усмешка.

Развернувшись спиной к президиуму, я посмотрел на свой новый отряд. На мрачного Ратмира. На перепуганного Елисея. На бледную, но решительную Арину.

— Ратмир, — мой голос резанул тишину. — У тебя час на сборы. Полная боевая выкладка. Елисей, мне нужны все карты Мертвых Гор, какие только есть в архивах. Даже самые древние и недостоверные. Арина, ты идешь со мной.

Не дожидаясь их ответа, я развернулся и пошел к выходу, бросив через плечо Легату:

— Готовьте экспедицию. Мы выступаем на рассвете.

Я шел в пасть к дьяволу. Вот только мой личный компас и поводок моего нового хозяина теперь вели в одну и ту же сторону. И это превращало самоубийственную миссию в единственный шанс.