Весь этот курятник, полный напыщенных индюков в бархате и шелках, замер. Кто-то подавился вином; кто-то уронил кубок, и глухой стук в этой мертвой тишине прозвучал, как выстрел. Рожи вытянулись, как у двоечника, которого мамка застала за курением за сараем. Сценарий, где я должен был быть заочно осужденным пугалом, только что накрылся медным тазом.
«Анализ физиологических реакций. У объекта „Барон Орлов“ зафиксирован скачок артериального давления до критических отметок. Пульс — сто сорок два удара в минуту. Рекомендуется ввести внутривенно магнезию, но у нас ее нет», — с бесстрастием медицинского справочника сообщила у меня в голове Искра. — «Вероятность спонтанного инсульта — двенадцать процентов. Это считается успешным выполнением задачи?»
«Это считается хорошим началом, подруга, — мысленно я отмахнулся. — Молчи и сканируй дальше, идет сеанс одновременной игры».
Первыми, как и положено, из ступора вышли те, у кого вместо мозгов — набор простых рефлексов. Стража. Десяток лбов в шлемах, с деловитостью мясников, увидевших заблудшего поросенка, ринулись ко мне. Не с криками, нет. Молча, с лязгом выхваченных мечей, со скрежетом сапог по камню. Ощетинившаяся свора, готовая рвать.
Я даже не шелохнулся. Адреналин, который должен был бить по вискам, куда-то исчез. Вместо него — звенящая, отстраненная тишина в голове. Весь этот зал, полный перепуганных рож, вдруг показался не угрозой, а… задачей. Набором данных. Фигурами на доске, двигавшимися как-то замедленно, предсказуемо. Холод в груди не мешал — он прочищал мозги, убирая все лишнее. Например, инстинкт самосохранения.
Их порыв, уже готовый превратиться в короткую, но очень кровавую свалку, прервал властный, резкий жест. До этого сидевший с кислой миной, будто ему в вино уксуса плеснули, Легат Империи Голицын лениво поднял руку. В его скучающих глазах вспыхнул огонек, какой бывает у следователя из старого сериала, когда подозреваемый вдруг начинает путаться в показаниях. Ага, попался, голубчик. Сейчас мы тебя начнем колоть. Он не спасал мою шкуру, нет. Он просто увидел на доске новую, интересную фигуру, которая только что съела вражеского ферзя, и не собирался позволять пешкам смахнуть ее с поля раньше времени.
— Оставить, — его голос, спокойный и холодный, как сталь моего нового меча, без труда разрезал начавшийся было гул. — Это суд. Даже самый отъявленный преступник имеет право на последнее слово. Пусть говорит.
Получив приказ, явно противоречащий их внутренним установкам, стражники неохотно затормозили. Как псы, которых отогнали от миски с мясом. Они не ушли — они просто образовали вокруг меня кольцо, держа мечи наизготовку. Любое резкое движение, и эта тонкая ниточка приказа порвется. Но я получил то, что хотел — время. Несколько драгоценных секунд, чтобы перестроить план.
Этим решением Легат мгновенно перехватил инициативу, превратив самосуд Орловых в официальное, мать его, выездное заседание. Дирижерская палочка теперь была в его руках. Мой мозг аналитика тут же оценил расклад: Легату, как любому крупному игроку, нужна не справедливость, а сильная позиция и демонстрация власти. Ему нужны факты. Ему нужен скандал, который он сможет лично «разрулить». Что ж, скандал я ему обеспечу. Такой, что весь Север еще полгода икать будет.
До этого казавшийся ледяной статуей, высеченной из куска вечной мерзлоты, Инквизитор Валериус едва заметно повернул голову. Его пустые, безжизненные глаза впились в меня. И вот тут моя ледяная уверенность дала трещину. От него не несло силой — от него несло ничем. Пустотой, которая была на порядок страшнее моей. Мой внутренний холод, моя новая «суперсила», впервые съежился, как дворовый пес перед матерым волком. Он не собирался меня судить. Он собирался меня изучать. А потом, скорее всего, препарировать, чтобы понять, как я устроен. И от этого взгляда мой гениальный план только что обзавелся переменной, которую я не просчитывал. Этот мужик был не фигурой на доске — он был самой доской. Игровым полем. И он мог в любой момент изменить правила.
«Зафиксировано аномальное поле в секторе „Инквизитор“, — в голосе Искры впервые прозвучало что-то похожее на недоумение. — Энергетическая сигнатура… отсутствует, но при этом оказывает подавляющее воздействие на окружающее пространство. Это как черная дыра, которая нарушает законы физики, просто существуя. Я не понимаю, как это работает. Мне нужно больше данных».
«Вот и я о том же, подруга, — мысленно ответил я, заставляя себя не отводить взгляд. — Так что давай без экспериментов. С этим парнем шутки плохи».
Стоя в одиночестве посреди этого гадюшника, я снова ощутил, как возвращается та отстраненная, холодная уверенность. Передо мной была не просто толпа напыщенных аристократов, а система — сложный механизм, полный шестеренок, рычагов и уязвимостей. И в моей руке, тяжелый, как судьба целого мира, лежал главный инструмент для ее взлома — обитый кожей гроссбух.
Сцена была готова. Декорации расставлены. Зрители в сборе, причем билеты в первый ряд достались самым интересным персонажам. Пора начинать представление. И я собирался отработать его так, чтобы овации еще долго отдавались эхом в стенах этого проклятого замка.
Оправившись от шока быстрее прочих, потому что наглость, как известно, второе счастье, барон Орлов решил вернуть себе контроль над ситуацией. Этот старый хрыч был актером, каких поискать. В моем мире он бы, наверное, вел какое-нибудь политическое ток-шоу, где с одинаково скорбным лицом обсуждал бы и курс доллара, и проблемы миграции сусликов. Сделав пару шагов вперед, он воздел руки к потолку, будто призывая в свидетели всех небесных и не очень покровителей. Рожа у него была — хоть сейчас икону пиши: скорбь вселенская, праведный гнев, запрятанный в самые уголки глаз, и благородство, которым можно было бы, наверное, мосты строить.
— Чернокнижник! — его дрожащий голос ударил по ушам. — Ты смеешь являться сюда, оскверняя своим присутствием этот благородный собор! Ты, чьи руки по локоть в крови моего друга, твоего же отца! Ты, кто принес тьму на наши земли!
Молот обвинений обрушился, но я не стал подставлять под него свою голову. Я не оправдывался. Я напал.
— Тьму, говорите, принес? — мой голос прозвучал ровно, безэмоционально, и от этого контраста с его театральным надрывом по залу прошел легкий шепоток. Медленно обведя взглядом «президиум», я задержался на Инквизиторе. — Ваша Святость, ваша светлость, вы ведь были в Долине Пепла. Помните, как из-под земли полезло то, чему даже названия в ваших книгах нет? Помните, как трещал по швам ваш хваленый защитный купол, Валериус? — я выдержал паузу, глядя прямо в его пустые, бездонные глаза. На его лице не дрогнул ни один мускул, но ответная волна ледяного ничего заставила мой внутренний холод съежиться. — И кто же тогда остановил эту… тьму? Не я ли, с помощью своей «неправильной» силы? Так что позвольте задать встречный вопрос, благородные лорды: кто на самом деле якшается с тьмой? Тот, кто ее останавливает, или те, на чьих землях она почему-то постоянно просыпается?
«Так, первый пошел, — мысленно я отметил. — Намек на Долину Пепла задел не только Орлова, но и вон того толстяка в третьем ряду — помнится, его отряд там чуть не в полном составе полег. Хорошо. Побледнел и вцепился в подлокотники. Значит, слушает».
Под кожей на благородных скулах Орлова заходили желваки. Поняв, что первый удар ушел в молоко, он сменил тактику, переходя к более личному и понятному для этой толпы.
— Ложь! Гнусная попытка уйти от ответа! — взревел он, указывая на меня дрожащим пальцем. — А что ты скажешь о похищении невинной девы⁈ О леди Арине Шуйской, которую ты, монстр, выкрал из ее замка, чтобы прикрываться ее именем и ввергнуть Север в пучину междоусобной войны!
Он разыграл карту «дамы в беде». Хороший ход. Проверенный. Толпа одобрительно загудела — вот это им понятно, это близко. Вот только дама у меня была с сюрпризом.
Вместо ответа я просто сделал шаг в сторону, открывая вид на свою спутницу. Выйдя из тени на свет, Арина, бледная и изможденная, но не сломленная, расправила плечи. Она вскинула подбородок, и в ее глазах горел такой ледяной, презрительный огонь, что несколько лордов в первых рядах невольно поежились. В зале поднялся гул; кто-то из дальних родичей Шуйских даже вскочил с места, но тут же сел, наткнувшись на тяжелый взгляд Легата.
Арина не сказала ни слова. Ее молчаливое, вызывающее присутствие здесь, рядом со мной, было красноречивее любой речи.
— Леди Арина не похищена, — мой голос резал тишину, как скальпель. — Она спасена. Спасена от своего родного дядюшки, вашего, барон Орлов, верного союзника. Того самого, который уже договорился с вашими друзьями из Ордена и собирался продать собственную племянницу им в качестве живой жертвы для их темных ритуалов. Так что вопрос о разжигании войны стоит адресовать не мне, а вашим партнерам по бизнесу.
Смотрю на Легата. Не реагирует. Каменное лицо. Значит, прямые обвинения его не проймут. Ему нужны факты. Бумажки. Документы. Ладно, прелюдия окончена, пора доставать главный калибр.
Старый паук понял, что его сеть рвется. Отчаяние придало ему сил. Он перешел к последнему, главному аргументу, пытаясь сплотить толпу против общего, непонятного врага.
— Это все заговор! Он лжет! Этот человек — не просто убийца, он чума, которая хочет поглотить всех нас! Его цель — не власть, не земли! Его цель — хаос! Война всех против всех!
И вот тут я впервые позволил себе повысить голос. Не сорвался на крик, нет. Он просто стал тяжелее, весомее, заставляя каждого в зале вслушиваться.
— Война? Да, вы правы, барон. Война идет. Только ведете ее не вы и не я. Ее ведут они. — Я выдержал паузу, давая словам набрать вес. — Вы все слышали о Жнецах, об ассасинах в черном. Считаете их просто наемниками, экзотическими головорезами. Вы ошибаетесь. Это солдаты другой армии. И поверьте, им плевать на ваши земли, на ваше золото, на ваши титулы. — Я обвел взглядом их холеные, перепуганные рожи. — Вы думаете, им нужны ваши замки? Не смешите мои тапочки. Им нужны вы. Вы все. Как ресурс. Как топливо для их машины, которая работает на чем-то похуже дров. И барон Орлов здесь не просто союзник, который решил прибрать к рукам соседские земли. Он — завхоз. Тот, кто открывает им двери на склад. На склад с вашими жизнями.
Мои слова упали в мертвую, ошеломленную тишину. Лорды, до этого видевшие во мне лишь безумного выскочку, начали переглядываться. В их глазах, до этого полных праведного гнева, теперь плескалось сомнение и страх. Я не просто защищался. Я рисовал перед ними картину такого масштабного, чудовищного заговора, что их местечковые интриги казались детской возней в песочнице. И в этой новой, страшной картине мира барон Орлов из оскорбленной жертвы медленно, но верно превращался в одного из ключевых игроков. В пособника чудовищ.
Понимая, что теряет аудиторию, что его тщательно выстроенная роль оскорбленной невинности трещит по швам, барон Орлов пошел ва-банк. Он взорвался не благородным гневом, а самой натуральной истерикой, какую закатывает ребенок, у которого отобрали любимую игрушку.
— Ложь! Гнусная, чудовищная ложь! — он тыкал в меня пальцем, который трясся так, будто у него припадок. — Вы слышите, благородные лорды⁈ Этот ублюдок, этот чернокнижник, пытается очернить честное имя моего рода, рода, который веками стоял на страже Севера! Он несет бред безумца! Вы поверите ему⁈ Убийце и предателю⁈
Он почти преуспел. Его слова были простыми, понятными и били в самое сердце их мировоззрения. Лорд, честь, враг, предатель. Черное и белое. А я? Я нес какую-то муть про «Жатву душ», про «завхозов» и «ресурсы». Это было слишком сложно, слишком страшно, чтобы быть правдой. Толпа снова загудела, на этот раз склоняясь на его сторону. Проще поверить в одного конкретного злодея, чем в глобальный заговор, который ставит под угрозу их всех. В их глазах снова загорался праведный гнев. Еще минута, и они бы разорвали меня на части, наплевав и на Легата, и на Инквизитора.
«Так, Миша, кажется, твое ораторское искусство не зашло, — пронеслась в голове холодная, как сквозняк, мысль. — Этим ребятам нужны не концепции. Им нужны доказательства. Материальные. Такие, чтобы можно было пощупать. Время для представления».
Я не стал с ним спорить. Медленно, небрежно, будто вспомнив о чем-то неважном, я сунул руку за пазуху и вытащил толстый, обитый черной кожей гроссбух. Я не бросил его на стол. Я держал его в руке, лениво перелистывая страницы.
— Слова — это действительно всего лишь слова, барон, тут вы правы, — мой голос прозвучал на удивление спокойно. — А вот цифры… цифры врать не умеют. Вот, например, интересная запись. Барон Кривозубов, вы здесь? — я поднял глаза на набычившегося соседа Орлова. Тот дернулся, будто его ткнули шилом. — Помнится, в прошлом месяце у вас пропал караван с имперским железом? Так вот, согласно этой книге, он не пропал. Он был очень выгодно продан пиратам с Черных островов. Сделка оформлена через подставное лицо, некоего… Аристарха. Знакомое имя, барон Орлов?
Кривозубов, побагровев до корней волос, вскочил с места, его рука сама собой нашла рукоять меча. По залу прокатился возмущенный гул. Первое семя раздора, брошенное мной в эту благодатную почву взаимного недоверия, мгновенно дало всходы.
— А вот еще, — перелистнув страницу, я проигнорировал шум. — Поставки соли в обход имперской пошлины. Господин глава купеческой гильдии, — я кивнул на пузатого купчину, который тут же побледнел и попытался спрятаться за спину соседа, — тут ваша подпись стоит. Очень узнаваемая.
Паника начала расползаться по залу, как пожар по сухому лесу. Союзники Орлова, его должники, его партнеры по грязным делишкам — все разом поняли, что я держу в руках не просто книгу. Я держу в руках их репутации, их кошельки, а возможно, и их жизни. Верность барону Орлову начала таять на глазах.
И только тогда, когда зал был достаточно «подогрет», когда их монолитный строй рассыпался на кучку перепуганных, готовых предать друг друга эгоистов, я сделал главный ход, подойдя к столу президиума.
— А теперь, ваша светлость, самое интересное, — я наконец положил книгу перед Легатом, но не бросил, а аккуратно, как нечто очень ценное. — Все это — мелочи, недостойные вашего внимания. А вот здесь, — я стукнул пальцем по закладке, сделанной из тонкого стилета ассасина, — здесь уже не про деньги. Здесь про кровь.
При упоминании убийства Арина, стоявшая за моей спиной, вышла вперед. Ее лицо превратилось в маску, но в глазах плескалась такая неприкрытая боль, что даже самые черствые из лордов не выдержали и отвели взгляд. За ее спиной Ратмир сжал кулаки до побелевших костяшек.
— Здесь подробно расписана оплата за услугу. Услугу по устранению барона Шуйского. Вашего старого друга, барон Орлов. Исполнители, как я понимаю, тоже были любезно предоставлены Орденом. Очень педантично, с датами и именами.
В зале раздался не просто вздох. Это был коллективный стон, в котором смешались шок, ужас и у некоторых — плохо скрываемое злорадство. Это было уже не обвинение. Это был приговор, подкрепленный уликой, которую нельзя было назвать «бреднями чернокнижника».
Легат Голицын, чье лицо превратилось в непроницаемую маску, медленно, почти с брезгливостью, протянул руку и взял книгу. Открыв ее на заложенной странице, он начал читать. И с каждой строчкой его лицо становилось все более каменным, а глаза — холодными, как зимняя ночь.
Инквизитор Валериус не смотрел в книгу. Он смотрел на меня. В его взгляде теперь не было ни любопытства, ни отстраненности. В нем плескалась чистая, концентрированная ненависть. Ненависть перфекциониста к кляксе на идеально чистом листе. Я был Хаосом, который посмел вершить свое собственное правосудие на его территории, его, Инквизитора, методами — уликами и логикой.
В рядах сторонников Орлова стало тревожно. Как крысы на тонущем корабле, они зашептались, засуетились, бледнея на глазах. Барон Кривозубов, тот самый, что потерял караван, уже не просто сверлил Орлова взглядом — он смотрел на него, как на свой личный кошелек, который только что сбежал и теперь его нужно догнать и выпотрошить. Купец, которого я приложил поставками соли, незаметно пробирался к выходу, притворяясь частью гобелена. Верность, честь, союзнический долг — вся эта шелуха слетела, обнажив голый, животный страх. Их покровитель не просто получил пробоину ниже ватерлинии — его корабль уже разваливался на куски, и каждый спешил спастись на своей собственной шлюпке.
Легат Голицын дочитал. Долго изучать каракули Аристарха он не стал — хватило пары строк. С громким, сухим стуком, похожим на удар судейского молотка, книга захлопнулась. Этот звук, эхом пронесшийся по замершему залу, поставил жирную, черную точку в судьбе одного из самых могущественных родов Севера.
Подняв свой ледяной, ничего не выражающий взгляд, он посмотрел на барона Орлова, стоявшего посреди зала, как памятник собственному провалу.
— Барон Орлов, — голос Легата резал, как скальпель. — Обвинения, содержащиеся в этой книге, а также свидетельства присутствующих здесь леди Арины и барона Рокотова… чрезвычайно серьезны. Они касаются не только междоусобных распрей, но и государственной измены. Именем Императора, я беру вас, вашего сына и всю вашу личную свиту под стражу до полного и всестороннего выяснения всех обстоятельств. Стража!
С лица барона Орлова в один миг слетела вся напускная скорбь и благородство. Дорогая, искусно сделанная маска треснула, и из-под нее выглянула перекошенная от ужаса, потная физиономия мелкого жулика, пойманного за руку. Он проиграл. Полностью и безоговорочно. Шах и мат.
Его взгляд, полный животного отчаяния, метнулся по залу. Не к союзникам, не к сыну. Он искал глазами одного человека — неприметного, серого «советника», до этого стоявшего в тени у колонны. Агент Ордена. Его последняя надежда. Его план «Омега».
— Взять и его, — бросил я, указывая подбородком на серого кардинала.
Но было уже поздно. Агент Ордена понял, что игра окончена, и действовал без приказа. Не дожидаясь кивка, увидев, что его миссия провалена, а сеть вот-вот будет вскрыта, он сработал на опережение.
«Аномалия! — заорала у меня в голове Искра, и в ее новом, холодном голосе впервые прозвучала настоящая, неподдельная тревога. — Неизвестный артефакт! Энергетическая сигнатура… она пустая! Это невозможно! Угроза! Максимальная угроза!»
Я рванулся вперед, инстинктивно выставляя меч, пытаясь сбить его, помешать, но он был быстрее. С плавностью и скоростью змеи он сунул руку за ворот своего серого камзола и сорвал с шеи амулет из черного, тусклого, как кусок антрацита, камня.
— Стоять! — заорал Ратмир, но его крик утонул в следующем действии.
Не давая никому опомниться, агент Ордена с силой ударил амулетом о каменный пол. И в тот момент, когда камень должен был разбиться, он выкрикнул слова, от которых у всех в зале застыла в жилах кровь. Голос его был нечеловеческим, дребезжащим, будто говорил не он, а сотня голосов одновременно:
— Да пожрет Хаос этот прогнивший мир!
Амулет раскололся, но не со звоном. Он лопнул, как гнойный нарыв. И из него хлынула беззвучная, невидимая волна, от которой у всего в зале на мгновение пропал цвет, превратившись в серую, выцветшую фотографию. Камень под ногами стал мягким, как резина, а воздух загустел, будто превращаясь в стекло.
Мир на мгновение замер. Застыли в нелепых позах лорды, замерла стража с выхваченными мечами, замерло даже пламя свечей в тяжелых люстрах.
А потом эта волна ударила.
И мир взорвался хаосом.