Безумный барон – 2

Глава 19

Уставившись на Арину, я почувствовал, как мой мозг, привыкший все раскладывать по полочкам, выдал ошибку 404. Страница не найдена. «Ошейник», «Ключ Льда», «стазис»… Все это звучало, как набор случайных слов из генератора названий для дешевого фэнтези. Началось в колхозе утро. Кажется, принцесса окончательно поехала кукухой на фоне стресса.

— Ошейник? — я издал звук, похожий на скрежет ржавого железа. — Серьезно? Мне еще поводок нужен и команда «к ноге!». Ты, принцесса, давай без этих твоих метафор. У меня тут, знаешь ли, не поэтический кружок, а намечается полное форматирование диска C с последующим размагничиванием.

Махнув рукой, той самой, что сжимала Искру, я замер. Сквозь полупрозрачную, мерцающую кожу ладони отчетливо проступали трещины в грязной столешнице. Не просто контуры — каждая, мать ее, заноза. Моя физическая оболочка не просто «таяла» — она превращалась в плохую голограмму, которую какой-то криворукий сисадмин забыл выключить.

Арина, однако, спорить не стала. Вместо этого она сделала то, чего я боялся больше всего. Шагнула ко мне.

— Не подходи, — прошипел я, инстинктивно отшатываясь. — Я серьезно.

Но она была из тех, кто сначала делает, а потом, может быть, думает. Если вообще думает. Проигнорировав мое предупреждение, она протянула руку не ко мне, а к моей руке, все еще похожей на глюк в компьютерной игре.

— Я не собираюсь тебя «лечить», Михаил, — ее голос был тихим, но упрямым, как у сапера, который режет красный провод, будучи уверенным в своей правоте. — Я просто хочу, чтобы ты понял.

Ее пальцы коснулись моих.

И мир взорвался болью.

Ничто на свете не походило на это. Два оголенных высоковольтных провода, брошенные в ведро с соленой водой. От места касания ударил разряд — короткая, злая синяя искра, видимая даже в тусклом свете. Воздух между нашими руками зашипел, будто на раскаленное железо плеснули маслом.

Меня обожгло теплом — не приятным, не согревающим, а яростным, чужеродным, как струя из паяльной лампы. Мой внутренний ледник взвыл от ярости, и холод в груди сжался в такой тугой, болезненный комок, что я едва не согнулся пополам. В то же время ее ударило холодом. Краска схлынула с ее лица, ставшего цвета старого снега, а по руке, до самого плеча, пробежала волна гусиной кожи. Вскрикнув, она отдернула руку, будто коснулась куска сухого льда.

Мы стояли, тяжело дыша, и смотрели друг на друга. Эксперимент, чтоб его, удался. Наглядно, доходчиво и до одури больно.

— Вот, — выдохнула она, растирая свою замерзшую руку. — Теперь ты понял? Твоя Пустота пожирает мою Жизнь, а моя Жизнь — выжигает твою. Мы не можем существовать вместе. Это не ошибка, Михаил. Это магия, заложенная в саму основу этого мира.

Она не объясняла — она ставила диагноз. Холодно, безжалостно, как патологоанатом, вскрывающий причину смерти.

— То, что ты впустил в себя, — это не просто сила. Это программа. Алгоритм чистого, концентрированного Хаоса, который они называют «Изначальным Голодом». Он не просто высасывает из тебя энергию, он переписывает твой исходный код на фундаментальном уровне, превращая материю в ничто. Твое тело, твоя душа, твоя собственная жизненная сила — для него просто питательная среда. И если его не остановить… от тебя не останется даже пыли. Просто дыра в пространстве.

Картина, и без того паршивая, приобрела оттенок полного, беспросветного фиаско. Я опустил взгляд на свой меч, черные, уродливые вены на котором голодно и требовательно пульсировали.

В этот момент в моей голове раздался голос. Не прежний, подростковый, а новый. Ровный, холодный, синтетический.

— Анализ подтвержден. Объект «Арина» излагает корректную теорию. Процесс аннигиляции физической оболочки носителя запущен. Текущая структурная целостность: шестьдесят восемь процентов. Прогнозируемое время до каскадного распада — два часа пятьдесят четыре минуты. Рекомендую принять меры.

По спине проскрежетал состав с замороженным чугуном. Это была Искра. Моя новая, «прокачанная» Искра. И ее бесстрастный, машинный тон пугал больше, чем все вопли Орлова и «Серая Хворь» вместе взятые.

— Меры? — хрипло переспросил я, обращаясь то ли к ней, то ли к Арине. — Какие, к черту, меры? Спеть песню и сдохнуть с достоинством?

— Нет, — Арина снова впилась в меня взглядом, в котором горел лихорадочный огонь. — Перестать мыслить, как воин, и начать мыслить, как… ты. Как инженер. Противовес, Михаил! Идеальная структура, которая не будет бороться с твоим хаосом, а загонит его в рамки! Ключ Льда — это не магия холода, это магия Порядка. Абсолютного, незыблемого стазиса. Он не вылечит тебя. Он тебя «заморозит», введет твоего внутреннего зверя.

Замолчав, она оставила меня наедине с этой мыслью. Я посмотрел на свою полупрозрачную руку. На меч, который теперь был частью меня. На эту упертую девчонку, которая, кажется, только что нашла единственный выход из этой безнадежной ситуации. Выход, который был еще безумнее, чем сама проблема. Найти мифический артефакт, чтобы запереть в себе другого мифического зверя.

И это был мой единственный, чтоб его, шанс.

— Единственный шанс… — пробормотал я, и в этот момент меч в моей руке дернулся.

Не просто завибрировал — дернулся, как живое существо, с такой силой, что я едва не выронил его. Вспыхнув не светом, а абсолютной, поглощающей тьмой, черные, уродливые вены на клинке испустили волну ледяного ужаса. Это был не физический холод. Волна чистой, концентрированной воли заставила Ратмира в углу невольно вжать голову в плечи, а Арина, стоявшая рядом, пошатнулась, будто ее ударили.

Синтетический голос в моей голове, к которому я уже начал привыкать, вдруг пошел помехами, как старая радиостанция, которую пытаются заглушить. «Ре-ре-рекомендую… сис-системный сбой… перезагруз…» — проскрежетало у меня в мозгу, а потом наступила оглушительная тишина.

И тогда он заговорил.

Не мужской и не женский, а просто… голос. Глубокий, спокойный, лишенный эмоций, но при этом живой. В нем не звучало ни детского любопытства, ни подростковой иронии, ни машинной бесстрастности. Только усталость. Бесконечная, вселенская усталость существа, которое не спало вечность и только что с трудом разлепило глаза.

«Она права, Носитель».

Я аж поперхнулся. В голове воцарился белый шум. Мой хваленый аналитический ум, только что пытавшийся обработать новую переменную под названием «Ключ Льда», столкнулся с чем-то, для чего в его картотеке не было даже папки. Не галлюцинация. Слишком реально.

— Ты… кто? — вырвалось у меня вслух. Ратмир в углу дернулся и уставился на меня, как на полного идиота.

Вместо ответа меч в моей руке снова полыхнул тьмой, и в сознании взорвались образы.

Эта паршивая, сырая комната исчезла. Меня швырнуло в беззвездную пустоту, заставив висеть в первом ряду на представлении, от которого мой мозг грозил утечь через уши. Передо мной, как два исполинских, дерущихся за последнюю порцию пельменей божества, сталкивались две силы. Ослепительная, яростная, золотая вспышка — Хаос созидания, «Великое Тепло» — рождала и тут же гасила целые галактики. В то же время бездонная, всепожирающая чернота — Хаос разрушения, «Изначальный Голод» — всасывала эти галактики, как пылесос.

Их вечная, бессмысленная война была самим дыханием вселенной. Вдох и выдох. Рождение и смерть.

А потом я увидел третью силу.

Она не воевала, не творила и не разрушала. Она просто была. Идеальная, бесконечная, кристаллическая решетка, от которой веяло таким абсолютным, незыблемым покоем, что хотелось выть. Она не мешала им — она их ограничивала. Замораживала. Превращала их дикий, неконтролируемый танец в строгий, выверенный ритуал. «Ледяной Порядок».

Видение схлопнулось так же внезапно, как и появилось, швырнув меня обратно в мое мерцающее, распадающееся тело. Пытаясь унять дрожь, я тяжело дышал.

«Я — Голод, Носитель, — снова раздался в голове этот древний, усталый голос. — А та девчонка — искра Тепла. Мы — двигатель этого мира. Он же, — в голосе проскользнуло что-то похожее на презрение, — он — тормоз. Ошибка. Стазис, который мешает нашей вечной игре. И именно поэтому он — твой единственный шанс».

От этих откровений голова шла кругом. Не просто магия — это, чтоб его, была космология. Фундаментальные законы мироздания, которые только что объяснили мне на пальцах.

— Значит… все, что она сказала — правда? — мысленно спросил я, боясь услышать ответ. — Я разваливаюсь на части, и без этого вашего «братца» мне крышка?

«Процесс необратим, Носитель, — подтвердила Искра, и в ее голосе не было ни капли сочувствия. — Моя пробужденная сущность требует постоянной подпитки. Энергии Пустоты. Если я не буду получать ее извне, я начну пожирать тебя. Не из злобы. Просто таков мой голод. Я не могу его контролировать, как ты не можешь контролировать дыхание. Мое пробуждение — твоя сила и твой смертный приговор».

После мгновенной паузы она добавила, и в ее голосе прозвучало что-то новое — не усталость, а едва уловимая, хищная нота:

«Мы связаны, Носитель. Пока ты не найдешь его… мы оба обречены. И я очень, очень не хочу снова засыпать».

Дар и проклятие. Сила и смертный приговор. Она обрела память и мощь, а я получил таймер на бомбе, вмонтированной мне прямо в душу. Делов на копейку, а шуму на рубль. И этот рубль, похоже, придется платить мне. Своей собственной жизнью.

— Связаны? — хрипло усмехнулся я. — Отличное партнерство. Ты жрешь меня, я разваливаюсь. Прямо идиллия. Кто, черт побери, вас таких вообще создал? Какой безумный часовщик решил, что две бомбы с разными таймерами — это хорошая идея для поддержания мирового порядка?

Просто злость, бессильная и холодная, требовала выхода. Однако Искра, похоже, восприняла мой вопрос буквально.

«Ты хочешь знать?» — ее голос в моей голове был ровным, но под этой ровностью скрывалось эхо древней, нечеловеческой боли.

Не дожидаясь моего согласия, она снова ударила по моему сознанию. Не просто образы — хроника. Личная, болезненная, вырванная из самой сердцевины ее памяти.

Мир вокруг снова исчез. И я, чтоб его, оказался на стройке века. Небоскребы из живого, переливающегося кристалла, улицы из рек чистого света. А по ним двигались они. «Создатели». Сияющие, бесформенные фигуры, которые, кажется, строили все это силой мысли. «Так, значит, местные боги — это светящиеся хиппи, которые доигрались с законами физики? Понятно».

Видение сменилось. Город света охватила тьма. Из разлома в самой ткани реальности, из дыры, похожей на кляксу на картине мироздания, лезла она. «Тень Единого». Не существо, а принцип. Чистый, неразумный, всепожирающий Хаос, который не атаковал — он просто поглощал.

А потом я увидел их мастерскую. Не кузницу, а скорее операционную, где сама реальность лежала на хирургическом столе. Двое «Создателей», самых могущественных, пошли на отчаянный, безумный шаг, создавая не оружие, а замок.

Из самой сути энтропии, из «Изначального Голода», они выковали первый Ключ. Мой меч. Картинка была короткой, но ясной: вот сгусток абсолютной черноты, а вот его сжимают, придавая форму клинка. «Ага, значит, мой меч — это, по сути, консервированная черная дыра, космический пылесос. Забавно».

Из абсолютного, незыблемого Порядка они соткали второй Ключ. Сияющий, сотканный из чистого льда и света клинок. Его «брат». «А второй — морозильная камера. Отличный план, надежный, как швейцарские часы. С одной стрелкой».

Два артефакта, две противоположности, два замка на одной цепи. Их отдали в руки двух воинов, двух «Стражей». Один — в темной, как сама ночь, броне, с моим мечом в руке. Второй — в сияющих, серебристых доспехах. Они не были людьми. Они были… функциями. Константами.

Время в этом ментальном кинотеатре рвануло вперед, проматывая тысячелетия. Кадры сменяли друг друга, как в бешеной нарезке: вот они спина к спине на страже у разлома — идеальная боевая двойка. Вот темный клинок всасывает очередной всплеск Хаоса, а ледяной тут же «заваривает» трещину в реальности. Они не просто воевали — они работали, как два компонента одного сложного механизма. Идеальный, мать его, тандем. Идеальный баланс, державшийся на их воле.

А потом — катастрофа.

Воспоминания Искры здесь были рваными, полными боли и помех. Не предательство, нет. Что-то хуже. Сбой в системе. Я видел лишь вспышку слепящего, неправильного света, слышал крик, который был не звуком, а разрывом самой реальности. И видел, как второй Страж, тот, что в серебре, падает. Его ледяной клинок тускнеет, покрывается трещинами. Он умирал.

Баланс рухнул.

Лишившись своего противовеса, своего «тормоза», первый Страж, носитель Искры, начал сходить с ума. Голод, который до этого был под контролем, вырвался на свободу. Я видел его глазами, как он пожирает все вокруг, как его собственный меч начинает высасывать из него жизнь, превращая в то самое чудовище, которое он должен был сдерживать.

И в последний момент, прежде чем Хаос окончательно вырвался, он сделал единственное, что мог: запустил протокол «глубокого сна». Пожертвовал своей силой, своей памятью, своей личностью, чтобы запечатать собственный меч, превратив его в проклятый, спящий артефакт.

Последнее, что я увидел перед тем, как видение погасло, — это темный клинок, падающий на выжженную, мертвую землю этого мира. Падающий, чтобы тысячи лет спустя оказаться в руках рода Рокотовых. В моих руках.

Реальность с грохотом вернулась, и я рухнул на колени, хватая ртом воздух. В голове гудело, как после хорошей контузии. Это было не кино. Я все это… пережил. Я смотрел на меч в своей руке уже не как на оружие, а как на своего предшественника по несчастью. На бедолагу, который завалил смену и оставил весь этот вселенский бардак мне в наследство. «Спасибо, старик. Очень вовремя».

Все эти детские и подростковые личности, все эти «что такое „задница“?» и саркастичные комментарии — лишь осколки, эхо той великой сущности, что заперла сама себя. Спящая программа, отчаянно пытавшаяся понять мир, в который попала, не имея доступа к собственной памяти.

До меня дошло. Я держал в руках не просто оружие, а одного из двух древнейших стражей этого мироздания. И я, чтоб его, только что его разбудил. Теперь его голод был моим голодом, а его единственная надежда на спасение — моим единственным шансом.

Стоя на четвереньках посреди этой убогой комнаты, я пытался собрать свой мозг обратно в кучу. Кажется, я только что посмотрел самый дорогой и самый паршивый документальный фильм в истории вселенной, и главную роль в нем, похоже, теперь предстояло играть мне. Наследство, чтоб его.

— Отлично, — прохрипел я, поднимаясь на ноги. Мир качнулся, но я устоял. — История, конечно, трогательная. Только вот один вопрос: если твой «братец» где-то тут валяется уже пару тысяч лет, как мы его, к черту, найдем? Объявим в розыск? «Разыскивается ледяной клинок, особые приметы — сияет и замораживает все вокруг»?

Вместо ответа меч в моей руке взвыл — низко, на грани ультразвука. Внутренний холод, до этого бывший просто фоном, вдруг сжался в тугую, острую иглу, вонзившуюся мне под ребра. Не боль, нет. Что-то хуже. Тяга. Настойчивая, требовательная, как у наркомана, учуявшего дозу. Она тащила меня, разворачивала на месте. «Какого черта?..»

«Энергия, которую мы поглотили, была не просто едой, Носитель, — голос Искры в моей голове прозвучал с той же древней, усталой ровностью. — Она была… ключом. Она перезагрузила древний протокол».

Я посмотрел на меч. Черные вены на нем перестали просто пульсировать. Теперь они едва заметно светились тусклым, иссиня-черным светом, и это свечение становилось ярче, когда я поворачивался на север. Мой личный, персональный счетчик Гейгера, который реагировал не на радиацию, а на какой-то вселенский зов.

— Протокол поиска… — прошептал я, и до меня дошло. — Экстренная программа.

«Баланс нарушен, — подтвердила Искра. — Впервые за тысячелетия я снова… чувствую его. Не как точный адрес. Скорее, как эхо в пустоте. Как зов, на который я обязана ответить. И с каждым поглощенным нами осколком Пустоты этот зов будет становиться все громче».

Ну вот и все. Приехали. Моя личная проблема выживания только что превратилась в глобальную, мать его, миссию. И у меня появился компас. Компас, который работает на вражеской энергии и ведет меня прямиком в пасть к дьяволу.

Миссия перестала быть абстрактным поиском мифического артефакта, превратившись в погоню за целью. Целью до одури конкретной и до одури опасной.

— Куда? — выдохнул я, уже зная, что ответ мне не понравится. — Покажи мне.

Это был не вопрос, а требование. И Искра ответила.

В моем сознании возникла карта. Не пергаментная, не нарисованная. Живая. Трехмерная. Сотканная из тьмы и света. Знакомые очертания северных земель, замок Шуйских, похожий на муравейник, Орлиное Гнездо, все еще дымящееся на ментальном плане. Но мой взгляд, будто его тащили на невидимом поводке, устремился дальше. На север. За пределы всех известных карт, за так называемую Стену Мира, в неизведанные, проклятые земли, которые на всех картах обозначались одним словом: «Ничто».

Там, на самом краю мира, я увидел его. Огромное черное пятно. Шрам на теле планеты. Гигантский горный хребет, окутанный вечными бурями и тьмой, от которого даже на ментальном уровне веяло таким могильным, нечеловеческим холодом, что мой собственный внутренний ледник показался мне теплой грелкой.

— Мертвые Горы, — прошептал я вслух, и голос сорвался.

Я посмотрел на Арину. Она тоже видела это. Не карту, нет. Она видела ужас в моих глазах и чувствовала, куда указывает мой внутренний компас.

— Это… их главная цитадель, — ее голос был едва слышен. — Логово Ордена.

Логично. Где еще хранить такой артефакт, как не в своей главной крепости? Это укладывалось в мою картину мира. Прямолинейно, просто и чертовски предсказуемо. Я уже приготовился к очередному штурму, когда Искра снова заговорила, и ее слова выбили у меня почву из-под ног.

«Он там, Носитель, — ее голос был холоден, как сама вечность. — Но ты ищешь не то. Ты ищешь артефакт. А нужно искать… тюремщика».

Я непонимающе моргнул.

«Клетка заперта не снаружи. Она заперта изнутри. Он там. Он сам стал своим замком. И он ждет тебя».