Бес сознания 2

Глава 8

— И что теперь делать? — вдруг с яростью орет на меня Вован.

— Так, прекратить истерику! Дай подумать!

— Не хрен тут думать! — даже не собирается униматься он. — Ты не слышал что ли?! У меня нет выбора! Я должен вернуться и поехать к ним, иначе они убьют маму.

— Значит, ты поедешь туда, а я сам встречусь с Бессоновым, — спокойно отвечаю я. — На тебя не падут подозрения, потому что в двух местах одновременно ты быть никак не можешь.

— И что ты скажешь этому Бессонову? Он увидит, что у тебя нет пэку и даже говорить с тобой не станет! Расскажешь обо мне? Скажешь, что я готов пойти на сделку с органами? Думаешь, он тебе поверит?

— Ему придется поверить, да и других вариантов я не вижу. В любом случае ты ничем не рискуешь. Так что давай езжай в Краснодар. А мне нужно заехать куда-нибудь и переодеться мне в нормальное.

Вова матерится, с силой бьет несколько раз по рулю так, что авто сигналит, а затем заводит двигатель и мы трогаемся.

— Если все пойдет не так, — говорю я, когда Вова немного успокаивается, — мы всегда можем сжечь логово твоего Кузьмича вместе с ним и всеми его братками.

— Нет, — категорично чеканит Вова, — пока у него мать, ты ничего не станешь делать. Ты не знаешь, что он за человек. Даже если ты его убьешь, остальных это только разозлит. У него немало преданных людей, которые, будь уверен, захотят отомстить. Да и не все братки, как ты выразился, заслуживают смерти.

— Значит, будем действовать по обстоятельствам, — жму я плечами.

Вова не отвечает, он вообще перестает со мной говорить и довольно долго мы едем молча, пока меня под мерные звуки двигателя не начинает клонить в сон.

Я лезу на заднее сидение и там, свернувшись калачиком, засыпаю. Мне даже снится сон, первый сон в новом теле. Сам сон я не помню, но кажется, это было что-то приятное.

— Вставай давай, времени у нас мало, — толкает меня в бок Вовчик, и я открываю глаза.

Гляжу в окно — мы уже приехали. Стоим во дворе у дома Вовчика, он торопливо открывает дверь, намекая, чтобы я вылезал.

Сон мне однозначно пошел на пользу, чувствую я себя немного лучше, но боль в суставах и озноб все же еще не проходят.

— Идем, быстро переоденешься, и я поеду, — говорит Вова, спешно открывая дверь в дом, и жестом приглашает меня войти.

Дальше он дает мне свою одежду: футболку, шорты и шлепанцы, которые на пару размеров мне малы, а пятка шоркает по земле. Но это все же лучше, чем ничего.

— Вот еще возьми, — кидает мне Вова какой-то маленький предмет. Я пытаюсь поймать его на лету, но с координацией у моего нового тела не очень и предмет падает на пол. Поднимаю, теперь я могу его рассмотреть — это пэку.

Я вопросительно гляжу на Вову.

— Это простая болванка, — отвечает он, — макет, его нельзя включить. Но с ним будешь вызывать меньше подозрений. А вот что будешь объяснять менту по этому поводу, это уже твои проблемы. Свой пэку я сниму. Еще не хватало, чтобы этот Бессонов начал названивать при Кузьмиче. И вот еще — тебе может понадобиться наличка, у меня ее немного, но...

Он делает несколько шагов по кухне, открывает шкаф, достает железную банку с надписью «конфеты» и достает оттуда несколько купюр номиналом по десять эмдэе и протягивает мне.

Я забираю купюры и прячу в карман.

— А! — вдруг вскидывает Вова указательный палец вверх. — Тебе ведь нужна карта. Сейчас, секунду!

Он снова уходит в комнату, оттуда слышится монотонный длинный шелест, а после он приносит лист бумаги.

— Вот, — протягивает он мне распечатанную черно-белую карту. — И это, старайся не привлекать внимание, не пользуйся такси или общественным транспортом, ни с кем не говори и передвигайся по дворам, — наставительно говорит мне Вова. — Вот ключи от дома, если закончишь быстрее, вернешься сюда и будешь ждать здесь. Но, скорее всего, я не приеду, Кузьмич оставит меня на ночь. И это... — он немного мешкает, — соседям лучше на глаза не попадайся, а то ментов вызовут.

— Подожди, — пытаюсь я его притормозить, видя, что он уже собирается уходить. — Нам как бы надо обсудить, как мы с тобой будем связь поддерживать. Моя способность сопряжения с тобой не располагает к общению. А нам нужно будет решить, как поступить, после того как я договорюсь с Бессоновым.

— А как же тот твой стремный голос? — Вова замирает в дверях и вскидывает брови.

— Да, я могу его использовать, но только не при свидетелях, сам понимаешь, как это будет выглядеть. И использовать его долго не получится, эта способность ограничена несколькими минутами.

— Я думаю, что смогу выйти и поговорить с тобой, если ты конечно орать не будешь как обычно.

— Демоническим голосом шептать у меня тоже не выйдет. Но, видимо, других вариантов у нас нет. Нужно придумать какой-нибудь знак, чтобы я отдал тебе мысленный приказ, и ты понял, что нужно выйти на связь.

— Ну давай, например, затылок почесать, — говорит Вова и чешет затылок.

— Нет, — качаю я головой. — Это слишком обыденно, такое ты можешь пропустить. Нужно что-то более эффективное, так сказать, запоминающееся.

— Только не заставляя меня больше бить себя по морде, тем более при мужиках. Они не поймут.

— Нет, этого делать я не собирался. Давай вот что: трижды ущипнешь себя за ногу. Это и будет знаком.

— Ладно, — кивает Вован, окидывает меня каким-то печальным взглядом и говорит: — Ты это — только постарайся там не накосячить.

— И ты постарайся, — усмехаюсь я.

Его лицо кривится в неуверенной улыбке, словно он еще хочет что-то сказать, но так и не решившись, молча выходит за дверь.

Я решаю не терять время и сразу же выдвигаться на встречу со своим, так сказать, родственником. До назначенной встречи осталось сорок минут, и пусть идти и недалеко, по дороге всякое может случиться. Поэтому не трачу время.

Я покидаю дом Вовчика без проблем. Никаких соседей мне, к счастью, не попадается. Не без удовольствия отмечаю, что прохожим нет до меня никакого дела. Ну а что? Я хоть и выгляжу паршиво, но чист, побрит и одет нормально.

Гулять по Краснодару из альтернативной реальности любопытно. Некоторые улицы кажутся до боли знакомыми, но и все же в них все равно что-то не так. Иногда сверяюсь с картой, чтобы удостовериться, что иду правильно. По совету Вована, стараюсь не шастать по центральным улицам, а больше передвигаюсь по дворам. Один раз даже напарываюсь на милицейский патруль, но благополучно их обхожу.

К фонтану на Красной я прихожу, как мне кажется, вовремя. Правда, часов у меня нет, но по моим внутренним ощущениям я шел не больше получаса. Идею спросить который час у прохожих я тут же отметаю. С макетом пэку лучше не привлекать ничьего внимания.

Бессонов появляется через десять минут. К фонтану он не спешит, а только бросает в мою сторону короткий взгляд. К слову, под фонтаном я тут один торчу.

Бессонов направляется к одной из скамеек, словно бы невзначай наводит на меня пэку. Ага, сразу решил проверить, кто я.

Пока он проверяет, я решаю не терять время и быстро направляюсь к нему.

— Добрый день, Аркадий, — говорю я и сажусь рядом.

Он здороваться не спешит, смотрит на меня недоверчиво и одновременно нетерпеливо. И судя по лицу, не слишком-то нравится ему происходящее.

— Имя, фамилия, отчество и статус, — чеканит он официальным тоном.

— Мое имя и статус тебе ничего не скажет, я просто посредник между тобой и осведомителем. Я пришел вместо Владимира Чернышевского. Сам он явиться не смог.

Лицо опера становится суровым и недовольным. Черт, как же он на отца-то моего похож!

— Пока не назовешь свою фамилию, имя и отчество, я с тобой говорить не буду, а сразу заберу в отделение.

То, что Аркадий Бессонов резкий и несговорчивый, это я выяснил еще при первой встрече. Поэтому решаю сразу перейти к делу:

— Завтра Андрей Кузьмич Чащовский планирует напасть на главаря опэгэ Казачинских. И планирует он убрать не только его, но и на всех, кто будет в доме. То есть: его семью и друзей, которые завтра соберутся на юбилее Ярослава Казачинского. В эту заваруху пытаются втянуть моего друга, Владимира Чернышевского. Его мать Чащовский держит в заложниках и угрожает расправой, если тот не выполнит поручение. Владимир готов пойти на сотрудничество с органами. Он сдаст вам банду Чащовских и всю информацию о Казачинских, если ему будет гарантирована анонимность, а в дальнейшем свобода.

Несколько секунд Аркадий Бессонов сверлит меня задумчивым суровым взглядом, потом строго спрашивает:

— Если это правда, почему этот Чернышевский сам не явился?

— Как я уже сказал, Чащовский угрожает его матери. Вова был вынужден уехать сейчас, потому что так ему приказали.

Бессонов закрывает глаза и устало качает головой.

— Даже если это правда, я ничего не смогу сделать, если он сам не явится. Никто не даст мне разрешение их задерживать, как и людей мне тоже не выделят. Да и Новороссийск не наша территория. Там свои следаки есть. Нужны веские основания. А тут что? По сути у меня нет ни осведомителя, ни показаний, ни свидетеля. Тебя я в расчет вообще не беру. Лутума наркомана никто слушать не станет.

Ладно, про наркомана я еще могу понять, может опер ввиду своей профессиональной деятельности на глаз умеет такое определять. Но как понял, что я лутум? Отсутствие пэку никак не подтверждает мой нулевой рейтинг. Этот вопрос я и решаю задать:

— С чего ты решил, что я лутум?

— Определил по ногтям, — нехорошо усмехается он, и по этой усмешке неясно шутит он или серьезно.

Невольно смотрю на свои руки, грязь действительно есть, а еще ногти обломанные или скорее даже обгрызенные, а не подстриженные. Черт, да он просто брал меня на понт!

Бессонов ухмыляется, когда я поднимаю глаза.

— Я не при исполнении, — говорит он, — поэтому можешь не переживать. Но и с обманкой вот так по городу ходить бы не советовал. Тебя глаза и губы выдают. Сразу видно ты крепко и давно на дегре сидишь. А эту дрянь употребляют исключительно лутумы.

Даже захотелось посмотреть на свои глаза и губы. Что-то я при первом созерцании своего облика ничего подозрительного не заметил, просто болезненная морда.

— Я больше не употребляю, — говорю я, — и разум мой чист и ясен как никогда. Так что я не поехал умом, если ты намекаешь на это.

— Вижу, что не поехал. Говоришь вполне внятно, даже удивительно, как внятно.

— Слушай, — меняю я тему, — я ведь знаю, что именно ты расследуешь преступления Чащовских. Неужели не хочется сцапать их за зад прямо во время преступления?

— Очень хочется, — соглашается он. — Вот только сам Андрей Чащовский руки как всегда марать не станет. Отправит кого-нибудь из своих зверенышей. И даже если я всех подниму, схватим мы парочку его пацанов и на этом все, они его не сдадут. Потому что знают, что на зоне им при таких раскладах не выжить. Поэтому, не вижу смысла лезть. Вот как уже случится, тогда мы и будем работать. И то, даже не мы, а Новороссийский отдел.

— Ясно, значит, когда убьют, тогда и приходите, — мрачно вздыхаю я, затем снова обращаюсь к Бессонову: — Слушай, ну я понимаю, что в рамках закона ты действовать не можешь. Но ведь я тебе сдаю их с потрохами и всех разом. Вова согласен выдать все преступления Чащовских и Казачинкских. Да и вообще, там завтра резня намечается. Неужели, зная это, ты ничего не предпримешь? Если схватишь их, предотвратишь преступление, это ж ведь как минимум повышение в звании.

— Слушай, парень, — хмурит лоб недовольно Аркадий, — что ты хочешь от меня? Я тебе, по-моему, все четко и ясно пояснил. Это не в моей компетенции.

— Я хочу, чтобы Чернышевский не участвовал в этой резне. Хочу, чтобы он вообще не был причастен никоим образом к этой группировке.

— Это, конечно, похвально, но я тебе не крестна фея, чтобы вот так палочкой взмахнул, и твой безмозглый друг, который сам влез в эту задницу, стал вдруг законопослушным гражданином.

— Значит, не поможешь?

— Странный ты тип, — вместо ответа, усмехается Бессонов, откидываясь на спинку скамейки. — Как ты вообще в это ввязался? Тоже был в банде Чащовских? Попал под обнуление?

— Да, типа того, — киваю я. — Так ты поможешь или нет?

Он молчит.

— А если я скажу, что есть вероятность, что и сам Чащовский будет в доме Казачинского в это время?

— Это точно? — заинтересованно смотрит он на меня.

— Гарантировать не могу, но есть вероятность. Тогда сможешь повязать его прямо на месте преступления. А там, сам подумай, соберется столько народу причастных к делам обоих группировок, наверняка кто-то да расколется. А еще у тебя будут показания Чернышевского.

Говорю я это уже так, в качестве последней попытки его уговорить. Сам же уже думаю, как бы быстро завершить разговор и свалить. Если откажется — сам дурак. Тогда ему никогда уже не раскрыть преступления Чащовских. Потому что, если он не станет помогать, все что мне останется, переметнуться в Вована и сжечь его босса со всеми, кто под руку попадется.

Мой однофамилец молчит и довольно долго смотрит на меня, словно бы размышляя, потом тихо ругается и на выдохе говорит:

— Помогу, чтоб тебя! — затем качает головой, словно бы сам корит себя за это решение.

— Вот и договорились, — усмехаюсь я.

Бессонов резко поворачивается, вскидывает напряженно указательный палец и говорит:

— Только нужно подумать, как правильно поступить.

— Хорошо, давай думать.

Он кидает в мою сторону снисходительный взгляд:

— А ты-то здесь при чем? Я сам как-то разберусь. Ты пришел, рассказал — свое дело сделал. Теперь будут разбираться спецы. Можешь быть свободен.

— Это я конечно рад, но мне бы знать, что ты собираешься делать. А еще мне нужны гарантии, что Чернышевский в безопасности.

Бессонов вздыхает, окидывает меня недовольным взглядом.

— Если есть связь с Владимиром, пусть скинет мне координаты и время. Так я потом смогу подтвердить, что он пошел на сделку со следствием. Возможно, удастся скосить ему срок до условного, но рейтинг все равно пострадает. А если, как ты сказал, он сможет привести туда Чащовского, тогда я уж, будь уверен, постараюсь. Может и без понижения рейта и условного получится все выкрутить. И еще, нужен будет повод, чтобы я смог вызвать наряд. Выстрел, например. Понимаешь?

Я киваю.

— Ну и отлично, значит. Спасибо за наводку, — он решительно встает со скамейки, потом смотрит на меня недовольно и поучительно говорит: — Ты бы по городу меньше шлялся. Не знаю, где ты там обитаешь, но мой тебе совет — лучше возвращайся. Такие, как ты, в рейтинговых лагерях долго не живут. И еще: можешь попытать счастья в новом городе партии Прогресса. Там вроде условия для лутумов получше.

— Нет уж, спасибо, — нехорошо ухмыляюсь я.

— Ну как знаешь, — безразлично говорит Бессонов, и не прощаясь, резко уходит в сторону уже знакомого мне авто, припаркованного у обочины.

Я тоже встаю и ухожу.

Мало ли что в голове у этого Аркадия. А после этого разговора, что-то доверия он стал вызывать во мне еще куда меньше. Хотя, я не слишком-то на него и рассчитывал изначально. Просто хотелось поступить правильно, и я не мог не попытаться.

Но все же результат есть — теперь на мало-мальскую страховку от милиции мы можем рассчитывать. Осталось решить с Чащовским и предупредить Вову.

Домой к Вочику я возвращаюсь спешно и дворами. На улице уже начинает смеркаться, и внимание прохожих вообще перестает меня волновать. Домой захожу осторожно, сначала убеждаюсь, что поблизости нет соседей, затем захожу внутрь. Свет включать не спешу.

В холодильнике у Вована нахожу сосиски и сыре яйца. Жарю яичницу с сосисками. Регулярно питаться для меня сейчас тоже важно. Силы мне еще понадобятся.

Пока жарится ужин, иду к зеркалу и изучаю лицо, пытаясь понять, что же такого в нем увидел Аркадий, что сразу опознал во мне лутума.

Глаза болезненно красные и впалые, зрачки маленькие, настолько, что почти не видно. На губах, если присмотреться виднеются темно-синие пятнышки, такие же обнаруживаю на языке и деснах. Обращаю внимание, что зубы у меня тоже ни к черту. Как все утихнет, неплохо бы посетить стоматолога.

Быстро перекусив, укладываюсь на диван и переключаюсь на Вову.

Первое, что ощущаю: здесь очень накурено. Я слышу, как работает телевизор, еще рядом кто-то монотонным голосом что-то бубнит.

— И значит, как только уберем бугаев Казачинского, можно заходить. А там уже действуем по обстоятельствам. Ты, Черныш, идешь последним. Мы Казачка берем и вяжем, а ты его семьей займешься.

— У тех, у кого волына при себе, надо сразу решать, — говорит деловито другой голос.

Проясняется зрение, теперь я вижу, что мы находимся в небольшом помещении с белыми стенам. Сидим на кожаном диване, перед нами журнальный столик, несколько пепельниц, доверху заполненных окурками, работает небольшой голографический проектор, отражая выпуклое изображение на угол комнаты. Собеседниками Вовы оказываются двое крепких парней ничуть не старше самого Вована. Один белобрысый и круглолицый, второй смуглый с короткой стрижкой и сильно сломанным носом. Самого Кузьмича здесь не видно.

«Ущипни себя за ногу трижды», — отдаю я Вове мысленный приказ.

Немного помешкав, он делает то, что велено. Затем решительно встает и говорит браткам:

— Пойду отолью.

Никто из них на него внимание не обращает, и Вова молча уходит.

Мы оказываемся в уже знакомом коридоре сталелитейного завода. Вова торопливо шагает, заходит в одну из дверей, и мы оказываемся в туалете. Он торопливо запирает дверь.

— Ну как там прошло? —взволнованно спрашивает он и поворачивает кран, словно шум воды в раковине, может заглушить мой демонический голос.

«Активация: демонический голос 30 сек. частота использования 2 раза в сутки».

— ПРОШЛО ВСЕ НЕ ОЧЕНЬ, — грохочу я, хоть и стараюсь шептать, — ОН СОГЛАСИЛСЯ ПОМОЧЬ, НО ТЫ ДОЛЖЕН БУДЕШЬ ВЫСЛАТЬ КООРДИНАТЫ МЕСТА И ВРЕМЕНИ. НУЖЕН ВЫСТРЕЛ, ЧТОБЫ ОН ВЫЗВАЛ ПОДМОГУ. И ЕЩЕ — НУЖНО ПОПРОБОВАТЬ УГОВОРИТЬ ТВОЕГО БОССА ПОЕХАТЬ С ВАМИ.

— Черт, замолчи лучше, — шипит Вован, — еще не хватало, чтобы кто-то услышал!

В эту же секунду в дверь кто-то начинает тарабанить и возмущенно восклицает:

— Эй, кто там с фильмами срать засел? Выходи давай, ты тут не один.

— Бляха... — тихо тянет Вован, неодобрительно глядя на собственное отражение.

— БУДЕМ ДЕЙСТВОВАТЬ ПО ОБСТОЯТЕЛЬСТАВМ. Я БУДУ С ТОБОЙ, ЕСЛИ ЧТО — Я НА ПОДХВАТЕ, — говорю я напоследок, прекрасно понимая, что в такой обстановке поговорить не получится. Лучше оставить вторую половину активации голоса на потом.

— Уже выхожу! — орет Вова тому, кто за дверью и жмет кнопку слива на бачке и быстро выходит.

Там за дверью щуплый златозубый мужик с хитрым прищуром радостно улыбается, увидев Вову:

— А, Черныш, ты? Нашел, где киносеанс устраивать, — усмехаясь, он качает головой и скрывается в туалете.

— Этот безобидный и глупый, можно не опасаться, — шепчет Вован.

Я решаю остаться с ним, чтобы убедиться, что он отправит Аркадию данные. Да и вообще, неплохо бы получше знать подробности их планов. А еще я не теряю надежду попытаться пригнать на дело Кузьмича. По крайней мере, можно попробовать его уговорить. Но что-то мне подсказывает, что сам Вован не решится, поэтому ему понадобится помощь в виде мысленного пенделя.

И только стоит мне об этом подумать, как открывается одна из дверей, и появляется Кузьмич.

— А, Вова! — радостно усмехается он. — Зайди-ка на минутку.

Ну вот и случай сразу представился.