Бес сознания 2

Глава 2

Вовчик быстро отыскивает ключ, спрятанный под большим камнем неподалёку, открывает ворота, а после загоняет москвич прямо внутрь темно ангара.

— Сейчас, подождите, — говорит он, выскакивает из машины, а мы остаемся сидеть.

Несколько минут он там что-то возится, а затем под крышей ангара одна за другой загораются лампы дневного света.

Половина помещения отгорожена стеной из профлиста, что за ней — не видно, а вот вторая половина оказывается гаражом. Здесь есть смотровая яма, а еще стоит авто — черный внедорожник, такой же какой взорвался вместе с головой Дипломата, но он почему-то без колес и номеров.

Еще здесь вдоль правой стены стоит несколько старых крашенных обычной краской сейфов, которые открываются ключом. В подобном сейфе мой дед хранил свое охотничье ружье. Не удивлюсь, если и в этих сейфах оружие. И если так, это может оказаться очень полезным.

— Выходите, — кричит Вован и подает знак рукой, а сам скрывается в проходе за разделительной стеной.

Санька тут же выскакивает, а Семен продолжает сидеть, только дверь открывает и голову из машины высовывает.

— И как я выйду? — растерянно и обиженно спрашивает Сема.

— Я могу твой перелом подлечить, но может неправильно срастись, — говорю я.

— Лучше не надо, — бурчит Сема.

В эту секунду возвращается Вова с лопатой, у которой треугольная рукоять сверху, вместо держака, и протягивает Семе.

— Пока что вместо костыля, — говорит он.

— Спасибо, — вздыхает Семен и забирает лопату.

Просыпается Мишка. Без единого слова выползает из машины и завороженно осматривается.

Тем временем Вова помогает Семену встать и приладить лопату на манер костыля. Приходится снять полотно, чтобы остался один черенок с рукоятью. Сема примеряет костыль, засовывает подмышку, делает несколько шагов. Не то чтобы удобно, да и нога болит во время движения, но передвигаться с горем пополам все же можно.

Возвращается из-за стены возбужденная Саня:

— Прикиньте, там даже душ и туалет есть, — говорит она.

— Ага, — подтверждает Вова, — Дементич это место сделал на случай, если от ментов придется прятаться или от врагов. Тут можно полноценно жить. Есть даже небольшой запас еды и денег. Правда, я не знаю где.

— Повезло нам, однако, — невесело тянет Сема, поправляя выскальзывающую рукоять лопаты.

Я забираю у него контроль и говорю громко, чтобы все услышали:

— Раз вы теперь в безопасности, я пойду и проверю своё тело. Разузнаю в каком я месте и насколько далеко от вас.

— А мы что будем делать? Просто сидеть здесь и бездействовать? — хмурится Саня.

— Нет, я тоже остаться тут не могу, — резко отвечает Вован. — Завтра пятница и я должен вернуться в Краснодар.

— Так, — говорю я, тыча в Вову угрожающе пальцем Семы. — Раз это уже завтра, значит, будем в первую очередь разбираться с тобой.

— А как же моя мама? Учеба? У меня, вообще-то, тоже есть дела и жизнь! — возмущается Саня. — Может, как-то побыстрее решим эту проблему. Если нужно вступить в партию Жизни, чтобы нас не трогали, так давайте сделаем это! Я готова хоть сегодня! — с энтузиазмом восклицает она, а потом резко кривит кислую мину и тянет: — А! У вас же пэку нет. Черт!

— А у меня даже тело есть лишь формально, — добавляю я. — Пока мы не решим эти проблемы, уходить из убежища опасно.

— Но Вова же собирается выйти! — снова начинает бунтовать она.

— Он выйдет без пэку и только потому, что у него реальная проблема. Мне будет легче, если я буду знать, что остальные в безопасности. И мне будет намного проще помогать ему и использовать мои способности исключительно на него. Так что вы остаетесь здесь, и это не обсуждается.

Саня раздраженно фыркает, сердито скрещивает руки на груди и бурчит:

— Идем, Семен, сделаем что-то с твоей ногой.

— А ты медик? — спрашивает восхищенно Мишаня.

— Нет, но я проходила в универе курсы оказания первой медицинской помощи. На отлично, кстати, сдала. Так что давай, Сема, осмотрим твой перелом.

Я отдаю Семе контроль, и он не без помощи Вовы заходит в жилую часть ангара.

Здесь действительно можно жить. У дальней стены имеется кухня с холодильником и электрической печью, отгорожен гипсокартонной стеной туалет и душ. В углу за ширмой виднеется двуспальная кровать, а еще есть диван, два кресла, журнальный стол и небольшой жидкокристаллический телевизор на тумбочке.

Семен садится на диван, Саня с Вовой осторожно укладывают ногу Семы на журнальный стол, а после разрезают штанину.

Нога посинела и очень опухла, но, к счастью, перелом закрытый.

Пока Санька производит всяческие манипуляции: фиксирует и бинтует ногу, я забираю у Семена контроль и говорю:

— Итак, товарищи, раз не все и не все понимают, давайте обсуждать. У нас есть несколько проблем, которые необходимо решить. И будем мы делать это постепенно и осторожно. Во-первых, Вова, — я многозначительно киваю ему, — у меня есть кое-какой план, как нам выкрутиться из твоей ситуации.

— И какой же? — недоверчиво усмехается он.

— Есть у меня один знакомый в органах, он как раз занимается расследованием преступлений вашей группировки.

— Точно! — восклицает Саня. — Аркадий Бессонов! Он же занимается Чащовскими.

— О, нет, к ментам не пойду, — нехорошо смотрит на нас Вова, — даже не просите. Я не стукач. Не, не, не.

Я подаюсь слегка вперед и с напором спрашиваю:

— А кто ты тогда, Вова? Убийца? Всерьез собираешься поехать и убить тех людей, включая детей? Серьезно?

Вова молчит, сердито раздувает ноздрями и сверлит меня тяжелым взглядом, а я спокойно продолжаю:

— Я предлагаю тебе законный, а главное, разумный выход из ситуации. Сдашь и Чащовских и Казачинских. Расскажешь Бессонову о том, что собирается сделать твой босс и что он уже сделал. Пойдешь на сделку с милицией. Их посадят, а ты выйдешь сухим из воды. Мы договоримся так, что никто не узнает, что именно ты их слил.

— Ну ты и наивняк, Леня! — зло восклицает Вова. — Думаешь, в органах у Чащовских нет своих людей? Да как только там пойдет слушок про это, меня тут же сольют и пристрелят в этот же день!

— Не обязательно, — возражаю я. — И, думаю, что Бессонов в курсе, что у них в отделении есть крысы.

Вова кривится и качает головой:

— Нет. Я лучше колено себе прострелю и не пойду на дело. Даже если все выгорит, всех не пересажают. А потом все равно узнают, кто их слил, и мне получается все равно конец. Я лучше поеду, заберу мать из больницы и затаюсь на время.

— Трус! — сердито восклицает Саня. — Если ты так сделаешь, этих людей все равно убьют! Может глава Казачинских и преступник, но пострадают и другие! Леня, — она резко поворачивается ко мне. — Я видела твои способности, ты ведь можешь просто пойти с Вовой и спасти всех. А этих Казачинских, Чащовских — сожги их просто к чертовой матери и все!

Я несколько секунд на нее озадаченно таращусь.

— Я начинаю бояться тебя, Санек, — говорю я.

— Ну а чего? — жмет она плечами. — Зачем с этими бандитами церемониться?

— Затем, — поясняю я, — что Вовчику необходимо начать жизнь с чистого листа как законопослушный гражданин, сверхчеловек и значимый член партии Жизни. Ему нужна незапятнанная репутация. А если мы с ним пойдем и начнем жечь всех налево и направо, это кто-нибудь да заметит. И у нас опять буду проблемы. Засветим еще и Вову перед партией Света. Также у нас нет столько времени, чтобы как чертов Мститель, отлавливать и убивать каждого преступника. А если мы сделаем все правильно, обратимся в милицию, сдадим их всех, то Вова будет свободен от бандитской жизни, а руки его будут чисты.

— Слишком рискованно, не доверяю я ментам, — качает головой Вова. — Все они продажные.

— Не все, поверь, — говорю я. — Ну а если что-то пойдет не так, мы всегда можем всех сжечь к чертовой матери!

Саня смеется, Вова неуверенно, но тоже начинает улыбаться. Миша плюхается на диван рядом с Семой и грустно вздыхает. Явно пытается обратить на себя внимание.

— Не грусти, твою проблему тоже решим, дружок, — подбадриваю я и ерошу его волосы. — Пока мы не придумали как, но обязательно выкрутимся.

Мишка поджимает губы и кивает.

— Теперь ты, Сема, — говорю я. — Тебе тоже надо как-то вернуться в общество и желательно как можно скорее попасть в больницу.

Я возвращаю контроль, чтобы дать ему возможность высказаться.

— А что я? У меня все просто, — отвечает он. — Мне нужно попасть в мою партию и рассказать, что произошло. Партия Света меня похитила и хотела запереть в своей секретной лаборатории. Покажу нашим суперариусам свои сверхспособности, все будет выглядеть очень даже правдоподобно и логично. После я зарегистрируюсь, получу статус сверха, и моя партия будет защищать меня с еще больше рьяностью. В общем, я буду под защитой службы безопасности, а юристы партии поднимут переполох. Партия Прогресса ведь нам не враг?

— Не враг, — задумчиво отвечаю я. — И, возможно, это может сработать. Но ты ведь понимаешь, что тебе нужно вступить в партию Жизни как можно скорее. А если ты начнёшь судебную тяжбу с партией Света от партии Прогресса, это может затянуться надолго. И все это время остальные не будут в безопасности. Да и не уверен я, что у партии Света нет своих подкупленных людей в Прогрессе.

— Мы все равно пока не придумали, что делать с Мишей, — отвечает Семен. — А если решимся делать ему пэку с другой личностью, на это понадобятся деньги. А деньги, насколько я понял, имеются только у меня. А еще у меня есть обнулитель, и есть у меня идея, как улучшить программу, чтобы можно было влезть в базу Умко и создать тебе и Михаилу новые личности. Вот только мне всем этим не воспользоваться, пока я отсиживаюсь здесь. Поэтому самое разумное -воспользоваться сейчас своим положением в партии Прогресса.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Давай поступим так. Теперь у тебя есть сверхспособность и в случае чего сможешь за себя постоять. Значит так, Вова и Сема сейчас едут в Краснодар. Вова, ты отвезешь Семена в штаб партии Прогресса, а после мы с тобой договоримся о встрече с Бессоновым, — перевожу взгляд на Саню, которая уже было открывает рот, чтобы начать возмущаться, и говорю: — Ты остаешься за главную.

Она хмурится, а я добавляю:

— Ну, Сань, не можем же мы Мишку одного здесь оставить?

— Я могу и сам, если что, я уже взрослый, — с готовностью заявляет Мишаня.

Саня снисходительно усмехается и говорит:

— Ладно, я останусь, но постарайтесь как-то побыстрее.

— А ты уже пошел в свое тело? — спрашивает меня Вова.

— Да, — отвечаю я. — Пора узнать, где оно находится и, если будет возможность, притащить его сюда.

— Если не сильно далеко, я могу съездить за тобой, — Вова смотрит на часы и добавляет, — время еще есть, да и мне нужно поспать хоть пару часов, я всю ночь ехал.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Значит, я за телом, а вы ждите. Постараюсь вернуться как можно скорее.

Я выхожу из Семена, вижу, что в меню выбора одержимых есть теперь и кнопка: «Личное тело».

Выбираю его.

Первое, что я ощущаю — жуткая вонь. Запах гнилья, мочи, грязных немытых тел ударяет в нос и тут же подкатывается тошнота. Я не сдерживаюсь, поддаюсь позыву, но желудок больно сводит спазмами, а меня тошнит только желудочным соком.

— Я думал, ты сдох, — рядом раздается скрипучий, словно сильно прокуренный голос, и кто-то толкает меня в бок. — Ты сутки дрых, не шевелился даже. Думал выносить тебя.

Все тело сводит от боли в мышцах, каждая клеточка ноет и пульсирует, кажется, у меня даже кости и те болят. А еще меня жутко знобит, хотя по идее на дворе лето, мне не должно быть так холодно.

Да что ж так-хреново-то?

— Воды, — прошу я, собственные звуки больно царапают горло. Я захожусь кашлем.

— Сам подними задницу и иди попей, я тебе че, мля, служанка? — отвечает голос и теперь проясняется зрение, а я вижу того, кому он принадлежит.

Передо мной сидит жилистый худой мужик бомжеватого вида со спутанной грязной бородой, к слову, грязная у него не только борода, а все, за что можно зацепиться взглядом.

Я осматриваюсь по сторонам. Мы в какой-то импровизированной палатке из палок и грязных тряпок, сам я, видимо, спал на картонной подстилке. Сквозь дырку в тряпке виднеется небо, а снаружи слышатся голоса. И снаружи там очень шумно, галдёж стоит как на базаре.

Я поднимаюсь на локтях, пытаясь привстать. Чувствую, как кружится голова, как меня начинает колотить мелкой дрожью и как снова подкатывает рвота. Нужно попить. А еще поесть. Кажется, мой предшественник очень давно ничего не ел.

Кое-как на карачках я выползаю из палатки в надежде глотнуть хоть каплю свежего воздуха, но там меня ожидает разочарование. В нос тут же ударяет смрад мусорных куч — они здесь высятся повсюду насколько только хватает обзора.

— Где вода? — спрашиваю я, оборачиваясь на соседа.

— Ты че, совсем мозгами поехал? — зло зыркает он на меня затуманенным взглядом. — Где найдешь, там и твоя вода! Сам все выхлестал, а теперь с меня спрашиваешь.

Меня то и дело подмывает использовать исцеление, но я не знаю, что именно исцелять при наркоманских ломках. А то, что у меня именно они я даже не сомневаюсь. Состояние напоминает похмелье, помноженное на острый грипп. И единственное желание в таком состоянии — просто лечь и спокойно сдохнуть.

Но я нет, я поднимаюсь на ноги и иду, сам не зная куда. Мне нужна еда и вода, а еще информация.

Здесь людно. Грязные женщины и мужчины в лохмотьях копошатся в мусоре, что-то выискивая. Прямо у куч стоят хижины, сделанные из всего, что, по всей видимости, попадалось под руку. Какие-то две бабы лениво и медленно мутузят друг друга за старую замусоленную подушку, вырывая ее друг у друга. Но больше всего пугает то, что в этом городе бомжей есть дети. На глаза попадается чумазый мальчонка лет трех без штанов в одной растянутой футболке, он держит в грязных пальчиках корку черствого хлеба и с аппетитом ее грызет, с любопытством наблюдая за дракой.

Вот тебе и цивилизация, вот тебе и социализм, вашу мать. Нет, я предполагал, что мусорные города — это что-то плохое, но действительность оказывается куда суровее.

— Где вода? Есть пить? — спрашиваю я сидящего на ржавой бочке деда.

Он глядит на меня исподлобья, качает неодобрительно головой, взгляд у него вполне вменяемый в отличие от взгляда соседа и большинства обитателей свалки.

— Совсем обленились, молодежь, — ворчит дед, достает из-за пазухи грязную флягу и протягивает мне, но отдавать не спешит, а строго говорит: — Только потом пойдешь и из бочки полную наберешь, понял?

Я киваю. Фляга оказывается у меня в руках, обращаю внимание на свои грязные длинные тощие пальцы в занозах. Прикладываюсь к фляге и жадно пью. Только когда осушаю флягу до конца, понимаю, какой неприятный привкус болота был у этой воды. Но благо я ее уже допил.

— Где мы? — спрашиваю я старика.

Тот окидывает меня недовольным подозрительным взглядом.

— Совсем мозги поехали от дряни вашей? — спрашивает он.

Я киваю, и снова спрашиваю.

— В какой мы республике? Какой город поблизости?

— Левка, ты меня пугаешь, — настороженно говорит старик, — такой молодой, а уже того... Не жри больше эту заразу из вертолета.

— Не буду, — обещаю я. — Но ты просто скажи, где мы. Уйти я хочу.

Дед удивленно округляет глаза, долго молчит, словно бы размышляет, всерьез я или просто и впрямь кукухой поехал.

Но ответить он мне так и не успевает, вдалеке слышится рокот вертолета, и все вокруг заметно оживляются: кто сидел, вскакивают, кто прятался в хижинах и палатках, торопливо выползают оттуда, и даже бабы перестают драться за подушку и, спешно подбирая грязные юбки, начинают взбираться на самую высокую мусорную кучу.

Вертолет подлетает, зависает в метрах десяти над нами и оттуда начинают выкидывать какие-то круглые мешочки.

Все, словно безумцы, просто чертова толпа зомби, начинают остервенело собирать эти мешочки, рассовывать по карманам, а кто-то и вовсе начинает их развязывать, доставать оттуда сероватый порошок, нюхать его и лизать.

По всей видимости, этот волшебник из голубого вертолета бесплатно показывает совсем не кино. Он какую-то наркоту сюда привез и раскидывает.

Мы с дедом к этому безумию не присоединяемся, а просто наблюдаем со стороны.

— Ты че, Левка? Серьезно решил завязать? — спрашивает меня удивленно дед.

Я киваю, присаживаюсь с ним рядом на старую покрышку и спрашиваю:

— А кто это привозит наркотики?

— А черт его знает? — кривится дед. — Наверное, те, кто придумал сраные рейтинги и статусы, а теперь хочет, чтобы мы тут передохли все поскорее.

— А если подробнее? — заинтересованно спрашиваю я, пытаясь смотреть на деда, но приходится щуриться, потому что солнечный свет причиняет боль.

— А что тебе подробнее? Не нужны мы никому, пользу обществу не приносим, вот и травят потихоньку. У кого мозги есть, употреблять не станет, а остальные... Знаешь, Левка, сколько в мире сейчас людей?

— Нет, — качаю я головой и тут же жалею, потому что от движения он начинает раскалываться. Но я терплю, мне почему-то всерьез интересно, что скажет дед.

— Три миллиарда, — отвечает он, задумчиво жует губами и снова говорит: — и десять лет назад было три миллиарда, и двадцать лет назад столько же. Те гады, что у власти, очень заботятся, чтобы население в мире не росло. Им хватает рабов и без того, а излишки можно и утилизировать.

Вот тебе и обратная сторона прекрасного мира. Хотя я и так уже знал, что он далеко не сказочный и чудесный.

Дед усмехается, кряхтит, встает с бочки и забирает у меня флягу.

— Ладно, давай сам наберу, — говорит он, — вижу, что тебе совсем хреново.

И, шаркая подошвой, примотанной к ногам шнурками, сильно хромая, он уходит. Я провожаю его взглядом и тем временем обдумываю свое положение.

В таком состоянии, как у меня сейчас, черта с два я дойду до города, даже если он близко. Тело обессиленно, изнеможённо, а еще эти ломки. Сколько они продлятся, сложно представить, но что-то мне подсказывает, что легко я не отделаюсь.

Так, сейчас главное — узнать где я. А после вернусь ребятам и придумаем, как Вовану меня отсюда забрать.

Сижу покорно и жду деда, наблюдаю, как большая часть населения мусорного города лижет порошок, а потом, медленно пошатываясь, расползается по своим жилищам. Употребляют даже подростки возраста Мишки и от этого становится совсем паршиво. Ладно взрослые, но детей власти могли бы и забирать отсюда. Как бы там хреново ни было в домах сирот, здесь явно не лучше.

— Дед, — говорю я, когда он возвращается.

Он удивлённо вскидывает брови:

— И с каких пор это я дед? Не, ну теперь точно вижу, что память тебе в край отшибло. Всегда был дядь Валерой, а теперь вдруг дед.

Честно говоря, мне совсем неинтересно, как его зовут и заводить отношения я тут ни с кем не собираюсь, поэтому говорю:

— Мне нужно уйти отсюда. Просто скажи мне, где ближайший населенный пункт.

— Да куда пойдешь, дурак? Ты видел себя? Тебя ж в рейтинговом лагере запрут, а там, уж поверь, и подохнешь.

— Не все там дохнут, — возражаю я. — Лагерь нужен, чтобы вернуться в общество.

Дед возмущённо усмехается:

— Поверь мне, Лёвка, бывал я там. Коль не сбежал бы, давно ноги протянул. Изверги эти все соки из тебя выпьют, душу вытащат и вытрясут. Дохнут там такие, как мы. Не выдерживают. Крепким и здоровым надо быть, чтобы все это вынести. А ты какой? Тебя вон, соплёй перешибить можно.

— Так, давай по делу, просто скажи мне где город.

Дед цыкает недовольно, качает головой и тычет пальцем влево:

— Вон там, если идти часа три, выйдешь к станице Стараполевской. Там народа нет почти, три улицы на сотню жителей, молодежь вся разъехалась, старики одни остались.

— Станица? Значит, республика Кубань? — возбужденно спрашиваю я.

— А что еще? Конечно, она родимая, — соглашается дед.

— А город какой поблизости?

— Ну-у-у, — задумчиво тянет старик. — Армавир, наверное, ближе всего.

— Отлично! — говорю я, и уже было собираюсь вернуться к команде, чтобы сообщить где я, как вдруг подвисаю.

Так, стоп! А что будет с моим телом, когда я уйду? Предыдущего владельца тут явно уже нет, и он не продолжит, как подопечные, жить как ни в чем не бывало. Так что же тогда?

— Дед, могу я тебя попросить кое о чем? — спрашиваю я.

Он смотрит на меня с подозрительностью:

— Я тебя не узнаю, Левка. То двух слов без мата связать не мог и еле языком ворочал, а тут вдруг — могу попросить?

— Ну так могу или нет?

— Могешь, могешь, — кивает он и усмехается.

— Посмотри, что со мной будет. Хорошо?

Дед не отвечает, а медленно и настороженно кивает.

Я выхожу из тела, возвращаюсь в Саню.

«Я недалеко от станицы Стараполевской, где-то под Армавиром», — говорю я ей.

Она вздрагивает, видимо, дремала, и тихо спрашивает:

— Разбудить Вову и сказать, чтобы ехал за тобой?

«Нет, пусть выспится, а я пока дойду до станицы. Через пару часов вернусь вас проведать».

— И как ты там? Как вообще? — осторожно интересуется Саня.

«Лучше не спрашивай, — отвечаю я. — Могу сказать только одно, что вашу чертову систему нужно менять как можно скорее».

— Что? Все настолько плохо?

Я отвечаю на вопрос вопросом:

«Ты знала, что лутумов кто-то целенаправленно снабжает наркотой, чтобы они скорее сдохли?»

— Да ну, — недоверчиво тянет Саня, — кому бы это могло понадобиться?

«Не знаю, — задумчиво отвечаю я, — но мы это обязательно выясним».

— Мы теперь будем спасать лутумов? — удивленно и брезгливо спрашивает она. — Я думала, мы будем заниматься политикой.

«Нет, в задницу политику, мы будем делегировать, пусть ею занимаются специалисты, — резко отвечаю я. — Вы, точнее, мы, должны спасать людей, иначе в ваших сверхспособностях нет никакого смысла».

Говорю я это пусть и в сердцах, но от всей души. Да, именно этого жаждет моя душа. Я и мои подопечные супергерои, именно спасением мы и должны заниматься. Пусть Легат и поставил мне совсем другую задачу, но я не политик, никогда вообще этой темой не интересовался, и я уверен, что больше пользы мы с подопечными принесем партии, действиями, а не политическими интригами и борьбой за власть.

А еще у нас есть оружие — обнулитель Семы. Не зря же Император помог нам его создать. Но время обнулителя еще не настало. Сначала нам нужно определиться с вектором изменений.

Я какое-то время жду. Жду, что Император выкатит какое-нибудь предупреждение, мол: «Отклонение от миссии, штраф и все дела», но Император молчит.

Значит, именно таков наш путь, значит, мой выбор правильный. Хорошо, что Иммуну положена полная свобода действий.

— Знаешь, — улыбается Саня и загадочно тянет: — а мне это где-то даже начинает нравится. Будем героями, будем бороться за справедливость и мир во всем мире.

Я, конечно, не думаю, что все будет настолько романтично, как нафантазировала Санек, но развеивать эти иллюзии не решаюсь.

«Я пошел», — коротко говорю я Саньку и выхожу из ее сознания.