Барин-Шабарин 2

Глава 16

Играла музыка. Был бал. Звучали нежные, лёгкие вальсы Шуберта, иногда играли Шумана. Пары кружились в незамысловатых движениях. Редко можно было увидеть пару, которая танцевала действительно легко и плавно, в основном гости тужились и пыжились с окаменелыми лицами, страшась наступить на ногу партнеру, чаще партнерше, так как дамы все же танцевали не в пример лучше мужчин.

Был тихий вечер, почти что и без ветра. Лишь чуть колыхались легкие шелковые полупрозрачные занавески, огораживая деревянный помост для танцев от внешнего комариного мира. Если бы не занавески, а также чуть чадящие чаши с огнем, от насекомых было бы не отбиться. А еще… Барин я или как? Крестьяне чуть поодаль бегали и дымами отгоняли насекомых. Не приведи Господь, какое прелестное оголенное дамское плечико будет покусано комарами, покраснеет и зачешется. Не видели тут комаров! Вот в тайге, там да — монстры, а тут так, одомашненные декоративные насекомые.

Я уже сам дважды танцевал, и вполне удачно. Опыт был. Эльза с Машей так меня натаскали в хореографии, что я уже чуть ли не танцором себя ощущал. Благо тем, которому ничего не мешает, несмотря ни на какие размеры этого «ничего».

Но прельщала меня лишь одна дама на балу.

— Елизавета Дмитриевна, могу ли я спросить у вас позволения пригласить на вальс? — спросил я у одной очаровательной особы.

— Не хотелось бы, сударь, чтобы вы питали какие-либо надежды, выходящие за пределы этого вечера, и будьте так любезны не обижаться на меня. Конечно же, я не отвечу вам отказом, но вы должны знать, что я сделаю это лишь потому, что вы хозяин этого дома, — не только держа лицо, а и с некой даже брезгливостью сказала миловидная девушка.

Мне захотелось показать свой норов и каким-то образом отреагировать на такие, право сказать, не самые приветливые слова. Однако я не стал грубить, а лишь поблагодарил девицу. Грубость просто перечеркнула бы даже вероятность общения.

Я присматривал себе девушку, потенциальную жену. Где это еще делать, если не на балу? Да, у меня есть Эльза, но для моих планов она мало того, что не подходит, но подобный мезальянс если и не поставит крест на всех тех моих задумках, что уже подробным образом расписаны в блокноте, то явно соорудит очередную преграду на пути к исполнению оных.

Кроме того, у меня появилось странное желание, так сказать, пустить корни. Я хочу детей, хочу семью. Я, человек, который прожил уже практически полноценную жизнь в прошлом, а если учитывать все те передряги, которые со мной случались, то и той бы на нескольких хватило. И вот сейчас я хотел иного. Не оставаться одиноким волком, который только изредка встретит какую волчицу, а после потеряется с ней в каменном лесу мегаполисов. Было желание стать вожаком, пусть и волчьей стаи, где и волчица всегда будет рядом, и волчата.

Кроме того, нужно было соответствовать времени, а в эти времена неженатый мужчина не то чтобы и вовсе изгой в обществе, но вызывает некоторое недоумение, а чем дальше по дороге жизни, тем более решительно порицается. В некотором роде считается, что если мужчина не женат, то он в чем-то неполноценен. Причём я говорю не только о дворянстве, а обо всех сословиях Российской империи. Так что некоторые глубоко женатые мои потенциальные бизнес-партнеры даже вряд ли со мной станут серьёзно разговаривать. Вот я и сам присмотрел себе невесту.

И эта стройная, темноволосая, с милым привлекательным личиком и с чуть вздернутым носиком девица не просто пришлась мне по вкусу, она всерьез рассматривалась мной как потенциальная жена. Племянница видного дворянина Екатеринославской губернии Алексея Михайловича Алексеева была самой яркой звёздочкой среди всех присутствующих гостей. А ведь сюда привезли всех девиц на выданье, что только нашлись в губернии. Может, конечно, не всех, но многих.

Где ещё знакомиться можно с молодыми людьми, как не на таких мероприятиях? По крайней мере, именно здесь можно девушку поддержать за ручку, сказать ей комплимент, чтобы понять, насколько девица образована, благочинна в своем поведении и воспитана. А также прощупать в вальсе девичью талию, если только она присутствует, и заставить краснеть щечки.

— Господа, музыкантам нужно отдохнуть! — провозгласил артист Миловидов. — Но и нам найдутся интереснейшие занятия. Лишь пока все приглашаются к столу.

Вот тут расстарались на славу. Было четыре кухни, которые предлагались гостям, и я установил правило, которое, конечно, не обязательно к исполнению, когда гости пробуют разные блюда с разных кухонь.

Была грузинская кухня — с шашлыком, хачапури, сациви. Правда, так себе грузинская кухня, которая без хмели-сунели. Но… играем теми картами, что выпали при раздаче.

Была кухня итальянская, с пастой карбонара, пиццей, брускеттами с семгой, лазаньей. Присутствовала кухня, условно названная «Восточной». Вот тут я не доверил никому исполнение важнейшего блюда под названием плов. Правда, из приправ ни зиры не было, ни барбариса. Какие-то приправы всё-таки удалось раздобыть, немного той же куркумы, перца, но основной вкус создавали всё-таки чеснок и огромное количество лука. Рис я купил по бешеной цене. В восточной секции была также представлена и шурпа.

Но был здесь и другой набор блюд, условно — кухня Европейской России. После восстания в Польше в 1830 году было запрещено использовать такие названия, как Беларусь, Украина и, собственно, Польша. Так что я решил объединить кулинарные традиции и натянуть эту гастрономическую сову на глобус. Вот тут была мочанка с блинами, драники со шкваркой, голубцы.

Тот самый потат был не только в белорусских блюдах — он был везде. Так, например, в итальянскую кухню я засунул картофельные печёные дольки, в грузинскую — картофель пай. В восточных блюдах картошке и так полагается быть в шурпе. Но, конечно, основные картофельные блюда оказались в «русской европейской», а это хрусты, пюре, варёный молодой картофель с укропом, драники, бабка — на терке перетертый картофель с салом, картофельные пирожки, колдуны — этакий драник-пельмень с мясом внутри.

Как есть — картофельный рай!

Когда я подбил сумму, в которую мне обошлось всё это мероприятие, которое всё ещё не закончилось и будет длиться ещё два дня, я учитывал и закупку продуктов, но треть всех трат пришлась на оркестр.

Эти десять музыкантов мало того, что запросили две с половиной тысячи рублей за свои выступления, так ещё стребовали выплатить отступные за то, что они не смогут в это время принять заказы в Одессе. Но это было ещё не всё. Музыканты запросили своего рода райдер: пить бордо они не будут, крымские вина им не предлагать. А ещё на их столе должна быть обязательно вяленая колбаса, свежевыпеченный хлеб и далее по списку. Ко всему прочему они опоздали. Поэтому танцы состоялись только на второй день моего приёма.

— И всё же вы молодец, — ко мне подошла Мария Николаевна Струкова, жена ещё одного виднейшего дворянина в губернии. — Вы же, Алексей Петрович, явно предполагали, что многие из собравшихся приедут посмотреть на то, как вы оконфузитесь. Подобный анекдот стал бы весьма популярным не только в Екатеринославской губернии. Вам всего-то нужно было никому не рассылать приглашения и, возможно, многие даже забыли бы о том, как вы давеча в Екатеринославе всех приглашали к себе. Достойно, когда молодой человек, пусть и бросающий пустые обещания в пылу пирушки, осознаёт, будучи трезвым, что за каждое слово нужно отвечать.

— Я весьма признателен, Мария Николаевна, что вы оценили мой поступок. Оценка моей личности от столь мудрой и уважаемой дамы важна для меня, — отвечал я, перехватывая одного из подавальщиков, у которого на подносе были бокалы с шампанским.

— Пожалуй, я выпью шампанского с вами, — любезно согласилась дама.

Я разговаривал будто бы ни о чём с Марией Николаевной, при этом то и дело отвлекаясь и выискивая глазами, где же находится в данный момент милая особа, почти что отказавшая мне в танце. Лизонька же, как оказалось, кружилась в вальсе с поручиком Миклашевским.

— Прекрасная пара, не правда ли? — спросила Мария Николаевна, от которой не утаилось моё внимание к Елизавете Дмитриевне.

— Союз Миклашевских и Алексеевых весьма прогнозируем, — пространно отвечал я, сжимая костяшки в кулак.

Откуда всё это? Почему я, взрослый человек, у которого есть женщина, пусть и временная, но весьма искушенная в любви, позволяющая мне не чувствовать сексуальной напряженности, сейчас невольно веду себя, как мальчишка! Нет, конечно, я стараюсь не показывать никаких своих эмоций, но ведь чувствую, чувствую, как начинают бурлить во мне гормоны! Как они закипают, побуждая совершать какие-то глупые поступки, говорить необдуманные слова.

— Знаете, Алексей Петрович, а я считаю, что Лизонька вполне бы подошла бы и вам. Приданое за ней недурное. Это две небольших деревеньки, там есть еще озеро и дубрава. Но и не сказать, что она слишком завидная невеста. А вот то, что хороша собой, это решает многие вопросы. Иные такую девицу и без приданого заберут. Только прошу вас, не совершайте никаких глупостей, ещё не всем видно, что вы сейчас испепеляете своим взглядом невенчанную девушку, но я подобные вещи определяю сразу. Но общество таково, что всё обо всём будет известно. Думаю, что не нужно никому более того видеть, — вполне оправданно нравоучала меня Мария Николаевна, а я не возражал, хотя были мысли, но уважения к годам женщины и ее статусу у меня хватало, чтобы промолчать.

Разумом я понимал, что я — не столь выгодная партия, особенно для племянницы Алексея Михайловича Алексеева. Что обо мне могут думать мои гости? Распутная мать, которая укатила куда-то в Петербург с любовником. Об этом давно все знают, не скроешь. Отец мой, как я узнал не так давно, уже от гостей, вел себя по жизни, как задира, который не умеет дружить, а напившись, может и скандал устроить.

И вот я — отпрыск этих родителей. Вроде бы, с виду не должен выглядеть пустоумным повесой, но в этом времени пусть и не знают о такой науке, как генетика, но зато верят в поговорку про то яблоко, которое падает недалеко от яблони. К тому же у меня в голове лишь прожекты, для многих считающиеся малоосуществимыми. Так стоит ли с таким связываться? Если только какому-то захудалому дворянскому роду, которые сейчас едва сводят концы с концами. И мне уже навязчиво намекали на трёх девиц.

Это были дочери весьма нерадивых хозяев, чьи поместья заложены, а может, ещё и перезаложены. Так что с меня, вроде бы как, оставшегося без попечения родителей, мамочка, конечно же, не в счёт… так вот с меня им можно было бы попробовать что-то взять. Некоторые, видно, надеялись уговорить меня продать своё имение, чтобы погасить долги любимой тёщи или тестя.

Таким образом, пока никакого достойного союза я не смог для себя спроектировать. Вместе с тем, я же себя знаю — если взял цель, то буду этой цели добиваться. Моя цель — это Елизавета Дмитриевна Потапова, племянница Алексеева.

Гости поели, поговорили, на все это было отведено полтора часа. Блюда, кстати, хвалили, правда, было разное…

— А я был в Грузии, так там хачапури другой. И какой хачапури без сулугуни? — услышал я один разговор.

Может, и так. И я даже согласен. Но мы сделали такое приближенное к оригиналу блюдо, что мне лично понравилось. Ничего, завтра гости будут есть салаты. Начиная с чего-то вроде оливье, заканчивая сельдью под шубой.

Что ж… А мне пора было открывать огонь из тяжелой артиллерии.

— Дамы и господа, не желаете ли услышать в исполнении хлебосольного хозяина столь гостеприимного поместья песни собственного его сочинения? — объявил, якобы интересуясь у гостей, Миловидов.

Я состроил удивлённое и смущённое лицо, даже пару раз попытался продемонстрировать свое стеснение, мол, я не волшебник, я ведь только учусь. Чего это мои песни петь, коли они не профессиональные.

На самом же деле я подговорил Миловидова, чтобы произошло всё именно так. Он должен был меня объявить, даже уговорить, а я должен был исполнить некоторые из тех песен из будущего, которые вспомнил или же подобрал, а на основе оригинального текста сочинил свой. Но всё это должно было прозвучать именно здесь и сейчас. С одной стороны, творческих людей в этом времени очень даже жалуют, и человек, который вовсе не занимается никаким творчеством, не пробует сочинять стихи, кажется даже неполноценным. Ты можешь не быть Пушкиным, Лермонтовым, но попробовать ты обязан.

С другой стороны, я не могу лгать самому же себе: мне захотелось несколько проучить снежную королеву, Елизавету Дмитриевну, которая так пренебрежительно поставила меня в список своих кавалеров на предпоследний или даже последний танец.

— У нас в губернии появился свой поэт? — язвительно заметил Андрей Михайлович Миклашевский.

Этот деятель стал оборачиваться, словно ища поддержки, ухмылок на лицах других гостей, реакцию на его выпад, но ситуация несколько поменялась. Всё же за последние два дня я смог себя проявить в достаточной степени и как благоразумный хозяин, и как сдержанный человек, хотя последнее давалось мне с большим трудом. Ни разу я не уступил в словесной пикировке Миклашевскому и не спасовал ни перед ним, ни перед кем-либо другим.

Зачем мне выпячиваться? Я понимаю, что если Миклашевскому по молодости его лет я ещё мог бы некоим образом ответить, то вот с Алексеевым или Струковым уже поступить подобным образом категорически нельзя. И здесь некоторые слова наиболее важных гостей, уже стариков, нужно было вроде бы как мотать на ус и даже благодарить за науку. Несмотря на то, что иногда эта наука могла бы на поверку быть абсолютно неуместной и даже глуповатой.

— Вашему вниманию представляется песня «Как упоительны в России вечера», автор слов и музыки Алексей Петрович Шабарин, — звонким пронзительным голосом, перекрикивая всех, словно вбивая в уши каждого собравшегося информацию, говорил Миловидов.

И всё же, я несколько был не прав в отношении этого человека. Да, он заносчивый, но вместе с тем то, как актер отрабатывает взаимодействие с гостями, как он устраивает и поэтические вечера на пару с Хвастовским, или музыкальные минутки, как он умеет быстро организовать игру в фанты или различные конкурсы — он стоит не только тех денег, что уже ему заплачены, но и некоторых даже премиальных, чтобы в следующий раз Миловидов оказался на моей стороне и создавал погоду на любом другом моём мероприятии.

Взяв в руки шестиструнную гитару, которую пришлось переделать из семиструнной, тем самым несколько уменьшив функционал инструмента, я начал перебирать струны.

— Как упоительны в России вечера… — полилась песня.

И это было просто великолепно. Не знаю, как у кого, а у меня так бывает: я могу переживать, волноваться за какое-то мероприятие, но в какой-то момент все отпускаю, перестаю думать о возможных закавыках и провалах. Вот тогда всё идёт более чем хорошо. И сейчас я просто всё отпустил, будто в той самой компании дворовых пацанов, в которой не нужно было выкаблучиваться и выдавливать из себя «великого» певца или гитариста, так как все пацаны прекрасно знали, кто чего стоит. В моей компании вообще принимали даже того, кто орал песни с уникальной способностью: не попадать вообще ни в одну ноту.

Так что я пел и про хруст французской булки, пока это ещё не стало признаком чего-то вроде инагента, и про дам, и кавалеров. Группа «Белый орёл» когда-то написала отличную песню, которая, я в этом уже более чем уверен, подходит и к этому времени. Она мелодичная, моментально садится на слух и вбивается в голову так, что не быть хитом не может.

— Следующая песня также была сложена господином Шабариным. Это тоска по Родине, любви к… — отрабатывал и далее роль конферансье Миловидов.

— Отчего так в России берёзы шумят, отчего белоствольные всё понимают, — начал петь я, а артист, вот умница, так гармонично пристроился к моему вокалу и подпевал, что песня зазвучала десятикратно красивее, чем мог я ее исполнить в одиночку.

Едва замерли струны на гитаре, предводитель екатеринославского дворянства поднялся со своего стула и стал аплодировать. В некотором замешательстве находились остальные гости, но скромные хлопки быстро переросли в овации.

Вот ведь сентиментальные люди, не боятся показывать свои эмоции! Слезинки то и дело скатывались не только по мужским щекам, запутываясь в бакенбардах, бороде или усах, женские щёчки также ощущали влагу. Хорошо, что женщины были таковыми, что не имели ни бакенбардов, ни усов, ни бороды. А то слезинкам было бы сложнее вырваться на простор. Ну и крайне сложно для психики было бы подобных особ видеть мне.

Я бросил взгляд на Лизу и не без злорадства увидел, что и эта девушка, понравившаяся мне, но выдавшая такую отповедь при приглашении, вытирала белоснежным платочком слёзы. Вот и сделан один ход, чтобы она запомнила меня не как того, с кем перемолвилась острым словечком, а того, кто смог достучаться до души.

Я поднял руку, призывая всех ко вниманию.

— Господа, я премного благодарен вам за столь лестную оценку моего творчества. Позвольте представить еще одну песню. Все вы знаете, что отец мой был лихим казаком, — сказал я и сделал паузу, так как шепотки пошли по всем рядам стульев и скамеек, на которых расположились мои гости, они стали обсуждать моего батюшку.

Пришлось немного подождать. Но скоро я продолжил:

— Знаю, что батюшка мой, Царствие ему Небесное, мог быть грубым, но он неизменно был верным подданным Его Величеству, а также любил наше Отечество. И следующую песню я посвящу именно таким казакам, иным кавалеристам, для которых и честь — не пустой звук, и которые знают, что в бою, порой, самым верным товарищем для кавалериста является его верный конь.

Меня слушали уже с некоторым интересом, я бы сказал, с предвкушением. И я их не огорчу — исполню настоящий шедевр.

— … Пой златая рожь, пой кудрявый лен… Пой о том, как я в Россию влюблен, — заканчивал я исполнение песни группы «Любэ».

Тишина… Я стоял, не помню, как и поднялся со стула, рядом тяжело дышал Миловидов, единственный, кто и нарушал безмолвие и тишину. А, нет. Комар еще привязался и жужжал на ухо. Наверное, высказывал свое восхищение.

— Крестник! Дай же я тебя расцелую. Вот, как есть, про меня спел, и про моего Ветра. Это конь, с коим я молодым казаком в Париж входил, — воскликнул Матвей Иванович Картамонов да и полез ко мне целоваться.

Вот тут я и узнал, что такое «крепкий мужской поцелуй по-брежневски».

— Достойно! — сказал Петр Ананьевич Струков, наверное, реагируя все же на исполнение песни, а не на наши с крестным лобызания. — Казаки облагоденствуют, коли узнают песню и кто ее сочинил.

— Господа, прелестные дамы, вы знаете, что хозяин сего замечательного имения, глубоко уважаемый мной господин Алексей Петрович Шабарин, ещё не успел отдать долг нашему отечеству… — начал представлять очередную песню Миловидов, но я его перебил.

— Прошу простить меня, господин Миловидов, что столь беспардонно вас перебиваю, но меня переполняют эмоции, так как следующие две песни, которые я хотел бы для вас исполнить, написаны мной в порыве любви к нашему Отечеству и признательности офицерам, которые нынче защищают нашу Великую державу. И быть случится несчастье, подобное нашествию Наполеона, я тут же отправлюсь вольноопределяющимся в войска. Думаю, что мои порывы разделяют все достойные мужи, что нынче присутствуют на этом приеме, — сказал я, наблюдая одобрение моей речи.

Сказанные слова были не праздным сотрясанием воздуха. Я для себя уже решил, что отсиживаться во время Крымской войны просто не смогу. Это сейчас я еще не готов к тому, чтобы идти в армию и приводить к порядку восставших венгров, да и спорное это дело — угождать австрийскому императору, который тех же венгров не может сам приструнить. Этот император предаст в скором времени Россию и забудет все то, что для него сделал русский монарх. Крымская война — это иное. Это самая что ни на есть Мировая война против России. Тут отсидеться никак не получится, ноги сами понесут в Крым.

Когда я читал про оборону Севастополя, про героические события на Камчатке, то поражался. С одной стороны, меня восхищал тот героизм, который проявляли и солдаты, и офицеры. С другой же стороны, я не могу не возмущаться всем тем идиотизмом, с которым были проиграны сражения, сданы позиции в Турции. Время еще есть, и нужно тщательно подумать, что именно я могу сделать для развития страны, чтобы Россия не подписывала унизительного мира с европейцами.

Смогу ли? Если смотреть на вещи более рационально, то напрашивается ответ «нет». Но когда мы, русские, с нашей-то широкой душой, смотрели на вещи только рационально⁈ Так что «Умом Россию не понять… В Россию нужно только верить». Вот и я верю и в Россию, и в себя, способного что-то менять.

Сегодня, например, я смог окончательно расположить к себе большинство гостей. Так что смогу и много больше.

— Господа офицеры, по натянутым нервам… — начал я петь чуть переделанную песню, заставляющую офицеров в будущем вставать с кресел любого зала с первых аккордов.

Да, пришлось переделать некоторые строки. К примеру, я убрал «за свободу», вставляя «за Царя и за мечту». Но в целом, музыка и текст так же врываются в душу.

— Браво! Браво! — кричали те, кто мог это делать, иные же просто плакали.

— Да что ж ты мне душу-то рвешь! — выкрикнул Матвей Иванович, вырвался от удерживающей его Насти и кинулся ко мне.

Эх. А вот и поцелуй по-брежневски 2.0.

— Это нужно исполнять в Петербурге! — воскликнула дочка помещика Седобородова, кстати, моего непосредственного соседа, имение которого находилось на юго-западе.

Дмитрий Михайлович Седобородов, в полном соответствии со своей фамилией, с седой бородой, выглядящий как глубокий старик, одернул дочь. Девица раскраснелась, как тот помидор. Нужно бы дамочке позаботится о своем здоровье. Такое покраснение лица — недобрый предвестник болезней сердца.

— Среди нас нет моряков, но песня, что сейчас прозвучит, посвящена им, — сказал Миловидов и сам, под мой аккомпанемент, затянул: — … Ждет Севастополь, ждет Камчатка, ждет Кронштадт, верит и ждет земля родных своих ребят…

И снова слезы и уже всхлипывания женщин.

— Прошу простить меня, господа, особенно, милые дамы, что заставил вас взгрустнуть. Но нынче чуть развеселимся. Три вальса нас ожидают, и после прошу вновь к столам! — сказал я и подал знак оркестру.

Я быстро, не тратя время, подошел к Елизавете Дмитриевне, той самой очаровашке, что своим вздернутым носиком крутила, лишь бы только не столкнуться со мной взглядами.

— Позвольте вас ангажировать! — сказал я и резко поклонился.

— Обещала же, — будто нехотя сказала девица и подала мне свою ручку.

Чудо, как хороша, грациозна. А талия… Сегодня Эльза получит свое за все те переживания, что мне приходится в себе душить. Будет отдуваться за всех женщин.

К слову об Эльзе. Она была представлена гостям, однако не принимала участия в мероприятиях. Статус этой женщины в моем доме был, мягко сказать, спорный, и сама вдова это понимала. Так что Эльза в глазах моих гостей оставалась что-то вроде ключницы-домоправительницы. Хотя многие ухмылялись, подначивая меня, что я неплохо устроился, что у меня в подчинении находится дама, которая чудо как хороша собой, наверняка опытная, а еще и вдова, которой и терять-то нечего.

Мария Александровна Садовая и вовсе пока проживала у Емельяна дома и не отсвечивала. У меня были небезосновательные догадки, что Маша, она же в прошлом Марта, имела слишком близкое общение с некоторыми мужчинами, которые нынче же являются моими гостями. Маша не подтверждала напрямую мои выводы, но и не отрицала такую возможность. Да и подальше от глаз сестрицу нужно держать. Мало ли, какую пакость мог придумать Кулагин.

— Песни душевные. Я благодарна вам за них. Несмотря на то, что вы несколько изменили в лучшую сторону мое отношение к вам, все едино… И прошу вас не дискредитировать мое имя. Уже многие заметили, как вы смотрите на меня, — не особо приветливо говорила Лиза.

— Вы уже обручены? — не обращая внимание на слова Елизаветы Дмитриевны, спросил я.

— Нет, — жестко сказала дама. — Но это не значит ровным счетом ничего.

— Тогда рассматривайте во мне себе партию. Не спешите с согласием, если ваше мнение станут спрашивать, а не выдадут замуж за Миклашевского сразу же, — сказал я, чуть сильнее перехватывая будоражащую сознание гибкую талию девушки.

— Наглец! — сказала Лиза, но не разорвала дистанцию.

Я танцевал ни плохо, ни хорошо. Если вокал имел явно лучше среднего, то танцами я не мог выделиться. Ну не начинать же под Шуберта исполнять нижний брейк! Хотя вот такой момент приема точно бы запомнился многим — а меня бы свезли в жёлтый дом прямо отсюда. Ну уж нет.

— Благодарю вас, сударь, за танец, — Лиза чуть заметно поклонилась. — Между тем, не компрометируйте меня более.

— Если вы про мои взоры, то не могу ничего с собой поделать, — пожал я плечами. — В них виновны вы и ваша красота.

— Хм! — многозначительно произнесла девушка и отвернулась от меня.

— Считайте, что я сделал вам приглашение, — негромко сказал я и проводил молчаливую Лизу до того места, откуда ее и ангажировал, вернулся и сам.

— Барин, там Петро с поста прислал вестового. Ваша матушка едет, будет тута через полчаса, — улучив момент, сказала мне Саломея.

— Да что ж такое, мля! — выругался я, не стесняясь даже присутствия рядом Картамонова, который теперь излишне живо, даже на чуть повышенных тонах, общался с Жебокрицким.

Но не только это меня взбесило. Миклашевский посмел взять за локоть Елизавету Дмитриевну, когда она того явно не желала.

Похоже, вечер перестает быть томным. Но я не стану позволять Миклашевскому вести себя неучтиво с Лизой, пусть не моею пока невестой, но — никому нельзя в моем доме так поступать с дамами. А еще… Да что уж там. Достал он меня, нету сил сдерживаться.