Барин-Шабарин 2

Глава 13

Картошку мы всё-таки окучили. А сколько там той работы! Тремя плугами прошлись, взрыхлили земельку, создали бугорки, чтобы клубням было удобнее плодиться и размножаться — и все. А после, чтобы от работы оставались только положительные впечатления, все участники данного мероприятия, сопровождающегося даже песнями, были награждены драниками, да со шкварками, со сметанкой. Вреднющими, жирными! Но вкусненными!

С каким же страхом крестьяне подходили к этим блюдам, изготовленным на больших жаровнях, что сделаны уже к балу в кузнечной мастерской. Но стоило найтись одному смельчаку, который смог переступить через себя и всё-таки сунуть в рот это чудо-юдо невиданное, какие и иные селяне присоединились к поеданию лакомства. Ну как такая еда может не нравиться⁈ Мало того, мы им и с собой раздали, пусть домочадцев накормят да про картошку расскажут.

Я почти уверен, что драники из картошки, а раньше они такое видали только из репы, придутся по вкусу всем. И вот в упор не вижу сейчас проблемы в том, чтобы высаживать картошку и правильно её растить. Какие бунты? Против чего? Вкусной и сытной пищи? Я бы ещё понял революцию зожника, фаната правильного питания, который встал бы с автоматом в руках за уничтожение крахмалистого картофеля, но — где взяться тут зожникам? Если только что я сам. Но, как партизан на допросе, я промолчу про вредные свойства картошки.

Конечно, мое участие в устройстве хозяйства картошкой не ограничивалось. Я отнюдь не собирался складывать все яйца в одну корзину. Пшеница — это хорошо, но не только ею должно развиваться поместье. Так что частью я посадил даже кукурузу.

Мало того, что я сам очень любил этот продукт, так еще собирался вплотную заняться весьма даже интересным бизнесом. Если вопрос о цементном заводе — это достаточно долгая перспектива, требующая больших вложений, которыми я пока не располагаю, то создать небольшой консервный заводик можно, и даже очень быстро. Дело в том, что на пресловутом Луганском заводе уже однажды открывали линию по производству консервных банок. Да это была не жесть, а лужёное железо, но принципиальной разницы я не видел, разве что банку сложнее вскрывать.

Почему подобным не заинтересовался никто из помещиков, не могу судить. Может, от того, что свиная тушёнка хуже, чем, к примеру, привычное солёное мясо или сало. Или от того, что я, как ни спрашивал Емельяна Даниловича, всё не мог узнать, у кого из моих соседей есть хоть какое серьёзное производство. Хоть бы чего. Даже масло не давят из подсолнуха! Хотя я знал, что такое масло уже есть. Да чего там! Я купил много подсолнечного масла для фритюра, ну и других кулинарных нужд к балу. Я, кстати, пять десятин земли засеял подсолнечником.

Вообще складывалось впечатление, что разведением крупного рогатого скота или хотя бы свиней, занимаются только лишь для удовлетворения собственных нужд. Ну или крайне малыми партиями торгуют с ресторанами. Вместе с тем, неразработанных земель-то хватает.

На мой взгляд, это чрезвычайный объем упущенной выгоды. Но тут возникает вопрос, что выгоднее: отдавать земли под пастбище или же эти земли обрабатывать? Если разводить скот, который будет пастись лишь только на пастбищах, то, возможно, это слишком затратное, малорентабельное дело. Однако, если к этому присовокупить силос, который можно изготовлять из кукурузы, да ещё закупить в Англии пару механических косилок, то я не вижу никаких препятствий в том, чтобы начать выращивать свинок на мясо.

А еще стоит задуматься об искусственном осеменении. Да, процедура для многих крестьян будет неприятной. Нужно же сделать забор спермы, оплодотворить… Не самая приятная процедура, если к этому процессу не относиться, как к простой работе. Я видел, как это делается. Был такой период в моей жизни, когда я пробовал себя в агротуризме. У нас с компаньоном были лошади, которых мы возили на ближайший… ну, как, в двухстах километрах, конезавод. Ближайший и единственный на все тысячу километров. Вот там и наблюдали, как наши кобылки становились мамами. Нелегкий процесс, но весьма возможный. Нужно только придумать, как заменить латексный семясборник.

Так что… В путь. А соли рядом хватает. Причём эта соль, залегающая рядом с Бахмутом, вполне доступна, и даже торгуется по очень низким ценам. А если покупать еще и ту соль, которую не совсем законно добывают промысловики, то и вовсе чуть ли не задаром выходит. Завод, который всё никак не может запустить новую линию по производству консервных банок, также под боком. Так что бери банки, туши мясо, откладывай вкуснейшие куски, запаивай и продавай.

А ведь когда я был в ресторане в городе, там одним из самых недешёвых блюд была именно французская тушёнка из банки. Она была чуть дороже, чем английская тушёнка, стоила столько, что проще было бы заказать три раза тушеную телятину, но не из банки. Так чем же может быть хуже тушёнка, произведённая прямо здесь, на месте?

Вот я и решил, что в самое ближайшее время пошлю того же Емельяна, чтобы он в Харькове или в Воронеже закупил сразу пятьдесят тёлочек и десять быков. Истосковался я, знаете ли, по тёлочкам!

Кроме того, насколько я знаю, в Крыму вполне себе растёт лавровый лист, достать который абсолютно несложно. Перчика еще закупить, вот и получится замечательный продукт, которым можно будет торговать и в мирное время. Но я же знаю, что скоро грянет Крымская война, а когда она начнётся, возникнут серьёзные проблемы с продовольствием, которое будут выгребать под нужды армии.

Как раз у меня будет время, чтобы приумножить своё стадо и наладить производство тушёнки. Ещё нужно посмотреть, может, получится даже сгущёнку делать. Правда, для этого нужен собственный сахар, иначе сгущёнка будет выходить по цене золота. Впрочем, не всё сразу, успеем об этом подумать.

А что касается того, почему до меня многие состоятельные люди не открыли это всё, то объяснение тут простое — я смотрю на вещи иначе.

Да, да. Все проблемы, как и все возможности, существуют прежде всего в голове.

Я достаточно отчётливо помню то время, когда рушился Советский Союз, и миллионы людей, живших ранее от зарплаты до зарплаты и даже считавших, что бизнес — это какое-то ругательное слово (при этом, правда покупая с рук фарцы одежду и обувь), оказались перед лицом, ни много ни мало, слома эпохи и вместе с ней сознания.

И вот тогда, когда обрушился этот мир, многие люди оказались на краю пропасти. И часто падали в эту пропасть Они просто не умели зарабатывать деньги (и вообще не знали, что такое деньги, если это не зарплата), строить бизнес. А многие боялись что-либо начинать, ведь мозги были запрограммированы на иной образ жизни — который казался абсолютно незыблемым.

Так и в этом времени. Люди живут устоявшимися укладами, как заведено предками, не считая при этом себя ретроградами. И лишь единицы видят возможности капитализма. Нет, я не идеализирую капитализм, отнюдь, но ведь нельзя и упускать вероятные возможности, особенно если они могут помочь не только мне, но и моей стране, как бы пафосно это ни звучало.

Я, человек из будущего, вижу, что существует множество возможностей, которых многие наверняка, даже не понимают. Дворянство пребывает в своём мирке, многим, хоть и отнюдь не всем, хватает того, что приносит поместье, даже с самым примитивным хозяйством. Не готовы люди воспринимать что-либо новое, они даже против картошки бунтуют. Только лишь купечество и небольшая прослойка промышленников, часто как раз не местных, а немцев, занимается какими-либо производствами.

Ничего, поправим ситуацию. Я полон мыслей, идей. А еще, что часто является определяющим для успеха — я готов рисковать и менять!

Вице-губернатор Екатеринославской губернии Андрей Васильевич Кулагин не находил себе места. Всё будто бы валилось из рук, ничего не получалось. Ему хотелось бы сконцентрироваться на какой-либо проблеме, но это никак не выходило, мысли блуждали. И всему виной — одна девка.

Кулагин не знал, что такое любовь, не верил в это чувство, считая, что о любви могут только писать либо юные романтики, которые ничего не понимают в жизни, либо прожжённые циники, которые желают на фантазиях девиц заработать себе деньги и славу.

Так что, несмотря на то, что светлые пятнышки на почти что чёрной душе Кулагина затрепетали, и его сердце стало биться чаще, вице-губернатор никак не связывал собственные метаморфозы с тем, что просто любил Машу. Своеобразной, конечно, была любовь Кулагина. Может, это чувство, чтобы не осквернять светлое понятие о любви, и не стоило так называть. Но эмоции в мужчине нынче били через край.

Ещё некогда, даже не спрашивая Марию Александровну Садовую о согласии, Кулагин предложил её отцу очень даже выгодную, по мнению циничного вице-губернатора, сделку. Всего-то и нужно было архитектору Садовому передать свою дочь в пользование Кулагину. Всего-то, ведь в мировоззрении вышеозначенного вице-губернатора дочь — это товар, который нужно выгоднее продать. Пусть эта сделка купли-продажи и называлась… плохо, проституция это, не иначе, но могли же быть и договоры иного характера.

За то, что Александр Садовой «продаст» свою дочь, ему были обещаны заказы на строительство важнейших строений, причем как административного назначения, так и религиозного. Может быть, даже Садового привлекли бы и к строительству военных объектов, госпиталей… Это всё — просто колоссальные деньги, из которых можно почти что незаметно отщипнуть и жить — не тужить, ни в чем не нуждаясь. Да ведь и не только Екатеринослав строился, строительство ширилось и по всей губернии.

Так что Кулагин был уверен, что архитектор Александр Садовой обязательно согласится на такую сделку. Тем более, что его дочь не будет лишена перед обществом своей чести, все встречи станут тайными, частными. Мария стала бы лишь изредка навещать Кулагина, получать от него большие деньги, квартиру и всё, что будет необходимо. Это прилюдно вице-губернатор не мог много тратить, но ведь он был баснословно богатым человеком, чье теневое состояние составляло уже около миллиона рублей серебром.

Архитектор Садовой, по убеждению Кулагина, оказался глупцом, упрямцем и человеком, который не думает ни о себе, ни о дочери, которой всяко будет хорошо в постельных прислужницах у вице-губернатора. На некоторое время, когда последовали отказы со стороны Садового, Кулагин даже растерялся, не понимая, что не понравилось Садовым. Ну ладно бы отказывал какой богатей или дворянин, но разночинец… Садовой же не был дворянского сословия. И даже после того, как Кулагин посулил похлопотать в получении личного дворянства, Садовой все равно не стал говорить о «продажи» своей дочери. И эта ситуация только распаляла желание Кулагина обладать девушкой.

В итоге Садовой посмел не просто отказать Кулагину, он его прилюдно оскорбил. И пусть свидетелями подобного позора были лишь самые близкие друзья-прихлебатели вице-губернатора, всё равно, нельзя позволять, чтобы кто угодно мог поставить под сомнение лидерство Кулагина. А то еще и гляди, подумают, что слабым стал вице-губернатор, начнут за его спиной козни строить.

Мало того, Садовой, уже бывший назначенным, так сказать, авансом перед будущей «сделке по Машеньке», городским архитектором, отказался участвовать в весьма прибыльных для Кулагина делах. Этот самый разночинец не стал подписывать ведомости о постройке и приеме зданий и сооружений, манкировал обязанностью даже рассматривать документы, которые бы свидетельствовали, что в городе построены несколько зданий, которых на самом деле и не было.

Ну, как — не было… Это два ветхих дома, которые то и дело грозило затопить от разлива Днепра. После можно же было просто все списать на стихийное бедствие и вытребовать дополнительное финансирование, но уже на сооружение дамб. И эти деньги пришли бы обязательно. Ну не самолично же Кулагин решается на подобные авантюры. За ним стоят более серьезные личности, из самой столицы.

Это было чересчур. Кулагин почуял опасность — ведь Садовой, прекрасно понявший, что именно от него требуют, начнёт трепаться налево и направо о всех тёмных делишках Кулагина и его команды. И этого архитектора было не угомонить. Присланные «учителя с дубинами» немного лишь поломали архитектора, но тот не сдавался и стоял на своем, пытался, наивный, обращаться к еще прошлому губернатору. А после второй попытки «вразумить» его бешеный Садовой, купивший аж три пистолета, открыл пальбу у самого Губернского Дома в Екатеринославе.

Вице-губернатор знал, что всегда остаётся самый действенный метод, согласно которому проблемы уходят с уходом самого человека. Однако Кулагин никогда не желал бы заливать кровью место, где он живёт. Не напрямую, по крайней мере.

Удалось подстроить драку, в которой Садовой лишь немного помял одного приезжего бедолагу, готового за пять рублей спровоцировать и без того раздраженного архитектора. Ну а то, что этот бедолага якобы умер после драки — заслуга уже людей Кулагина. Это не кровь, это побочный эффект больших дел, свойства масштаба личности. Чтобы всё хитро, подставляя своего врага. Судебное дело завертелось, и архитектора Садового, не без содействия Кулагина, отправили по этапу. Что там случилось, вице-губернатор не знал, но однажды пришли сведения, что Садовой умер. Странная история, на самом деле… Ну да умер, так умер!

Ну а дальше, растерявшуюся девушку, оставшуюся без средств к существованию, было лишь делом техники сделать своей. Но и тут поначалу Кулагин встретился с некоторым сопротивлением. Пришлось девчонку подпаивать, подкладывать её под некоторых мужчин, ну а после такого многоточия Мария превратилась в Марту. Кулагин же не забывал обещать, что вытащит отца девушки, которая осталась одна с пятилетним, а тогда годовалым, братцем.

Кулагин не просто действовал по плану, он мстил. Помнил её отказы и не стал делать Марту только лишь своей. А еще… Его сильно заводило и злило осознание того, что этой кажущейся непорочной девой обладают иные мужчины. Таких эмоций за всю свою жизнь Кулагин не испытывал.

А теперь вице-губернатор крайне живо переживал, что эту игрушку у него забрали, ведь только с ней он ощущал всю прелесть плоских утех, которую более ни с какой проституткой не мог ощутить. Да и не жаловал Кулагин дамочек лёгкого поведения. Мало того, что Мария была прелесть как хороша, так ещё она умудрялась сохранять, даже и став падшей Мартой, некий флёр наивности и девственности. Прекрасная порочная девственница, разве может быть что-то, что будет сильнее возбуждать мужчину?

В дверь постучали, и Кулагин вырвался из плена размышлений и фантазий. Он сразу же накинул на себя строгий вид, решительного и ни о чем не сожалеющего, пусть даже о потере столь для него, как оказывается, важной девицы.

— Позволите, ваше превосходительство? — как обычно, нерешительным тоном спрашивал помощник Кулагина.

— Чего тебе надо? — строго спрашивал вице-губернатор. — Решил напомнить мне, что пора идти в ресторан?

Антон Павлович Беляков, бывший уже на протяжении более десяти лет бессменным помощником Кулагина, стушевался.

На самом деле Беляков не был столь бесхребетным человеком, как старался это показать перед вице-губернатором. Это была персона достаточно прозорливая и хитрая, чтобы понимать, что именно нравится его хозяину. Ведь с Кулагиным только покажи свой норов — и самое меньшее, что произойдёт, это он просто выкинет взашей со вполне даже прибыльной должности.

Между тем, Кулагин достаточно щедро одаривал всех тех, кто ему прислуживает. Вице-губернатор понимал, что только лишь на одном страхе отношения никогда не построишь, пусть и старался держать всех людей в кулаке. Мало того, что нужно своих же прихлебателей замарать в тёмных делах, так ещё нужно и платить им хорошо, чтобы уж точно не возникло никаких желаний работать против своего хозяина.

— Андрей Васильевич, вы просили прийти Тараса. Он здесь. Но стоит ли ему появляться в Губернаторском Доме? — опустив глаза, будто в чём-то виноват, спрашивал Беляков.

Кулагин уже было хотел сказать что-то гневное, но понял, что его помощник всё же прав. Пусть сейчас губернатора и не было на месте, все равно тут находился его помощник, еще та гнида, по мнению Кулагина. А вообще странные отношения были у вице-губернатора с Фабром. Они, вроде бы, не мешали друг другу, Кулагин даже поумерил свои аппетиты и не вмешивался в дела обустройства Екатеринослава, однако чуйка вице-губернатора подсказывала, что Фабр мог начать свою игру против своего заместителя.

Бросив взгляд на всё ещё не распечатанное письмо, которое Кулагин так и не решался прочитать, он всё же повелел привести Тараса.

Рослый мужик, бывший некогда унтер-офицером российской армии и дезертировавший по причине того, что устремился на похороны жены, и чтобы забрать своего малолетнего сына, намереваясь самостоятельно воспитывать наследника, стоял напротив Кулагина. От того самого унтер-офицера осталось только одно воспоминание, нынче же Тарас был поручителем вице-губернатора, одним из его исполнителей. На самом деле Тараса звали Иваном, но об этом знал лишь только Кулагин, ну и жена вице-губернатора. Елизавета Леонтьевна вообще знала на удивление слишком много.

Тарас уже давным-давно ушёл бы из-под вороньего крыла вице-губернатора, но у мужика был на руках четырёхлетний сын, в котором он души не чаял. Так что нельзя было Тарасу в тюрьму или на каторгу отправляться, как дезертиру. Невозможным считал мужик и побег, хотя мысли сорваться с места и бежать Тараса посещали часто. Но верил он, что руки Кулагина дотянутся хоть куда в России.

Были как-то мысли у Тараса о том, чтобы вырваться на Камчатку, а после на Алеутские острова или на Аляску, уж там точно Кулагин бы не нашёл, но будто пудовой гирей на ногах, не позволяющей бежать, был его сын. С ребёнком-несмышлёнышем в такие путешествия не отправляются, если только не хотят этого ребёнка уморить.

— Почему ты не решил вопрос с Шабариным? — строго спрашивал Кулагин. — Отчего молчишь, стервец?

Тарас смотрел на своего хозяина, но уже не затравленным взглядом, бывший унтер-офицер устал боятся. Бывало, что Тарас даже думал о том, чтобы найти какую хорошую семью да отдать туда Демьяна, сына своего. А самому сдаться властям. Пусть судят за дезертирство.

При этом нельзя было сказать, что Иван, сын Фрола, был праведником. Нет, уже имеются души загубленные, грузом повисшие на не до конца попорченной душе мужика. Мучался он этим своим «крестом», не мог более нести, но… нес, ибо не видел иного для себя пути.

— Скажи, Тарас, ты чем-то недоволен? Или судьба архитектора Садового так тебе нравится? — Кулагин привстал со стула и попробовал нависнуть над мужиком, но, учитывая габариты последнего, пугающей фигуры из него никак не вышло. — Почему, я тебя спрашиваю, до сих пор не решён вопрос с Шабариным? Когда эта девка будет валяться у моих ног и молить о прощении?

Тарас не стушевался, хотя лицом и показал, что он, вроде бы как, и боится гнева вице-губернатора. Исполнитель грязных дел Кулагина знал своего хозяина. Тут если не показать страха, то только больше визга будет, да и денег лишних не даст.

— Выкрасть её — не самое простое дело, — отвечал тогда бывший унтер-офицер. — Я уже ездил к поместью Шабарина, этот помещишка там устраивает что-то вроде военного лагеря. Посты, караулы, люди оружные. Будто бы воевать собрался с кем.

— А он и воюет! Только чем ты ему ответишь? — взъярился Кулагин.

— Убить прикажете? — простодушно, но лишь на вид, отвечал Тарас.

— Ты… в моём кабинете! Чтобы более таких слов не произносил! — тихо сказал Кулагин. — Мне нужно его раздавить, чтобы Шабарин приполз, молил о пощаде, чтобы он побирался в Екатеринославе и продавал свой последний костюм.

Глаза его всё ещё сверкали холодом, а губы будто сами собой, против хозяйской воли, расплылись в хищной улыбке.

— Так, ваше превосходительство, это уже не ко мне. Я же только если в морду, да выкрасть, — прибеднялся Тарас, бывший куда смекалистее, чем казался.

— Так выкради! — выкрикнул Кулагин.

— Могу ли я поступать по своему усмотрению и без пособников? — спросил Тарас.

— Поступай, как посчитаешь нужным. Мне только нужно быстрее! Ты у меня уже три года служишь? Понимаешь ли, что тебя, да и сына твоего, не станет, если только справляться не будешь с тем, что тебе поручают? Делай что хочешь, а Шабарин должен лишиться своей земли, но главное — приведи мне девку! — Кулагин небрежно повёл рукой, отпуская Тараса, словно отмахиваясь от назойливой мухи.

— Сделай то, не знаю что, — прошептал себе под нос Тарас, когда уже через потаённую дверь выходил из Губернаторского Дома.

В этот раз мужик не собирался прямо сейчас бежать и выполнять все указания своего хозяина. Он уже не столько Кулагину служил, сколько его жене. Именно жена вице-губернатора, помогла найти Тарасу дом и купить его, Кулагина же поручила своей личной служанке нанять няньку для малолетнего сына Тараса, Демьяна Тарасовича. Так что мужик чувствовал к этой женщине огромную благодарность. А ещё ему очень нравилась Елизавета Леонтьевна, как женщина. Нравилась, но мужик никогда не посмел бы осквернить даже своим признанием столь благородную особу. Хотя при случае Артамону, полюбовничку Кулагиной, он шею-то свернёт.

— Что он тебе сказал? — спросила жена вице-губернатора.

Сразу после общения с Кулагиным Тарас направился к его супруге, он обещал ей рассказывать о всех делишках её мужа. Теплилась ещё надежда у мужика, что обозлённая женщина, которая собирает на своего же мужа сведения скользкого характера, что-то сможет сделать. Он не верил в то, что Кулагина обвинит своего супруга и придаст общественному порицанию все те злодеяния, которые были допущены. Но был готов помочь Елизавете Леонтьевне, даже если до конца не понимал её мотивы.

— Говорит, чтобы я расправился с Шабариным, — тут же ответил мужик.

— Какая прелесть! Всесильный Кулагин сломал зуб о молодого помещика… Не зря я приветила этого парня, — рассмеялась Елизавета Леонтьевна.

Тарас поймал себя на мысли, что готов был бы прямо сейчас скрутить шею барчуку. Правда, нахлынули воспоминания, что уже дважды встречи с Шабариным заканчивались для Тараса весьма болезненно.

— А про девку он вспоминал? — зло осклабившись, спросила Кулагина.

— Вспоминал, — нехотя признался Тарас.

— Что ж делать думаешь? Убьешь Шабарина? — спросила Елизавета Леонтьевна.

— А как мне не разорваться между вами, барыня, да господином Кулагиным, что мне, сирому, делать прикажете? — несколько более эмоционально, чем следовало, сказал Тарас.

К удивлению мужика, его не отчитали, не обозвали. Елизавета Леонтьевна только задумалась, завлекательно поджав нижнюю губу.

— А ты вид делай, что пробуешь скрасть эту девку. Поезжай к Шабарину, — весело, будто осенённая великой мыслью, сказала Кулагина. — А и правда, приезжай! Я дам тебе письмо к Шабарину, договоришься с ним, он не дурак, чтобы сделать попытку скрасть ту курву — Марту, но ежели она здесь появится… не жить ни тебе, ни ей, так и знай! Ненавижу ее, гадину!

«Два сапога пара» — подумал Тарас, словив на себе колючий взгляд женщины.

Сам же взгляда от барыни отвести не мог. Как же он сейчас хотел бы показать, что такое настоящий мужик, как он может любить свою бабу! Но нельзя, Тарас знал своё место, потому даже сам опешил от мимолетной, но такой отчетливой, яркой фантазии.

А в это время вице-губернатор Кулагин, уже чуть ли не прожигая взглядом присланное фельдъегерской службой письмо, всё же его вскрыл.

Вначале вице-губернатора почувствовал страх, потом появилось даже какое-то веселье. Спасибо за хорошее настроение в момент переживаний нужно было сказать Николаю Васильевичу Гоголю, который так смешно показал в своем произведении чиновничество уездного города.

— У нас пренеприятное известие, к нам едет ревизор! — сказал Кулагин и нервно, как могут только психически неуравновешенные люди, рассмеялся.