Баламут

Глава 7

…Матушка смогла дотянуться своим недо-щупом до жилы патриарха окрестных лиственниц только с шестой попытки. Зато, поймав отклик первый раз и с моей помощью «сев» на энергетику этого дерева, ощутила прилив сил и энтузиазма. Поэтому повторила эксперимент самостоятельно, добилась того же эффекта и… отвесила мне легкий подзатыльник:

— А раньше научить не мог?

— Раньше ты упиралась и заявляла, что Разум тебе не дается! — напомнил я, закрыл глаза и расслабился. А что мне оставалось делать, если родительница притянула меня к себе, сжала в костедробительных объятиях и заявила, что никуда не отпустит?

— Хватит, мать, сломаешь! — пробасил отец и попробовал меня спасти, но схлопотал локтем в печень, охнул и, видимо, развел руками, так как дед весело хохотнул:

— А Олюшка-то ни разу не домашний цветочек!

Оспаривать это утверждение не решился бы ни один засечник, ведь с тех пор, как я начал самостоятельно ходить в Багряный Лес, матушка сбрасывала внутреннее напряжение, тренируя рейдовые группы общины и перспективную молодежь. Тренировала серьезно, без дураков. Но уделяла практике, в смысле, боям на техно-артефактных имитаторах холодного оружия с обязательным применением магии, на порядок больше времени, чем любой другой наставник общины, обожала схватки по правилам «толпа на толпу» или «каждый за себя» и как-то уж очень точно определяла пределы возможностей каждого отдельно взятого ученика, поэтому занятия с ней втихаря называли мясорубкой. Что не мешало соперничать за место в основном составе, выжимать из себя все силы ради сдержанной похвалы и гордиться прозвищами, полученными от «самой» Ольги Леонидовны.

На шуточную подначку свекра «сама Ольга Леонидовна» отреагировала странно — выпустила меня из «захвата», ласково поцеловала в лоб, развернула к себе спиной и легонечко толкнула:

— Все, прощайся с остальными родственничками, а потом вали…

Поворачиваться я не стал, понимая, что она пытается скрыть слезы, навернувшиеся на глаза, поэтому отправился выполнять «боевой приказ». Пожал батюшке лопатообразную ладонь и пережил удар по плечу, способный отсушить руку, ткнулся лбом в широченную грудь деда и дал ему потрепать меня по макушке, а затем поднял к плечу правый кулак и, не оглядываясь, сорвался на бег. Марево накинул уже потом, после того, как покинул область действия отцовской паутинки, и перешел на волчий скок. А минут через пять-семь движения на полной скорости вынесся на опушку леса, вгляделся в полосу отчуждения обычным взглядом, потом переключился на взор и занялся поисками «тропинки».

Стартовый пятачок обнаружился относительно недалеко, причем в этот раз саперы начудили, отделив его от «чистой» земли МЗП-кой шириной чуть больше двух метров и высотой в метр. Перепрыгнуть это препятствие удалось без труда, пройти по хитросплетениям безопасного прохода длиной не меньше километра — тоже, так что в восемь двадцать утра я «постучался» к дежурному оператору комплекса технического контроля. В половине девятого закончил беседовать с помначкара, сбежал с боевого хода во внутренний двор, ответил на приветствие взводного, прогнавшего неподалеку толпу из «свежего мяса», и поплелся к «своему» ДОС-у.

Пока забирал ключ-карту и коммуникатор, добирался до ближайшего входа в подземный гараж и спускался четвертый ярус, было еще терпимо. Но стоило выйти из лифтового холла, повернуть направо и увидеть двери двенадцатого бокса, как у меня пересохло во рту и ослабли колени. Но хуже всего стало после того, как я открыл правую дверь «Манула» и вдохнул застоявшийся воздух — мне вдруг показалось, что он пахнет Свайкой, и память услужливо напомнила, как я отрезал от трупа Смирновой кисть руки. В общем, силы духа хватило на считанные движения — открыть бардачок, вцепиться в браслет, качнуться назад и закрыть машину. А уже через пару секунд я пулей вынесся из бокса, заблокировал замок, волчьим скоком долетел до лестницы и помчался вверх. Правда, только до минус первого: добравшись до предпоследнего пролета, заставил себя перейти на шаг и придумал, как отвлечься от тягостных мыслей — быстрым шагом вернулся в ДОС, положил уже не нужную ключ-карту на стол, определился с тем, что надеть в дорогу, вытащил из сейфа комм и набрал Виталия Михайловича.

Ротмистр ответил практически мгновенно и обошелся без соплей. Спросил, где я нахожусь и не изменились ли мои планы, а после того, как получил ответы на эти вопросы, задал еще один:

— Куда и когда собираешься улетать?

— Мне надо в столицу. От силы на денек — матушка попросила передать подруге письмо и кое-какие подарки. Со вторым пунктом сложнее: меня тут ничего не держит, но из прямых рейсов из Саввате-…

— Дальше можешь не объяснять… — перебил меня он и предложил отличный выход: — Могу дать команду, чтобы тебя подкинули до Читы на «Урагане». Устроит?

Использовать ударный вертолет в качестве разъездного транспорта было за гранью добра и зла, но маг явно не шутил, и я осторожно поинтересовался, не выйдет ли ему это решение боком.

Ответ заставил выпасть в осадок:

— Все уже согласовано с начальником гарнизона, а пилот, выигравший право тебя прокатить, выведен из графика боевого дежурства и ждет команды.

— Что ж, тогда я, наверное, выдвинусь в сторону аэродрома прямо сейчас.

Тверитинов спросил, не буду ли я возражать, если он составит мне компанию, а минут через пять, прибежав к КПП, приказал дежурному открыть ворота, подстроился под мой шаг, вместе со мной вышел за пределы форта и решил подбодрить. В том стиле, который наверняка пришелся бы мне по душе:

— Есть новости о судьбе Горчакова. Во время этапирования в Великий Новгород у него начались явления ринита и носовые кровотечения. Целитель, проводивший обследование, наверняка был в курсе слухов, запущенных по его ведомству «неустановленным лицом», поэтому заявил, что эти симптомы появились из-за переохлаждения организма и на всякий случай связался со своим коллегой, работающим в столичном ИВС. Тот тоже не нашел у княжича ничего серьезного. В смысле, официально. Но, согласно самым последним «разведданным», Мария Матвеевна, приложила ублюдка проказой, а где-то по дороге от Савватеевки до Великого Новгорода он обзавелся еще и симфонией боли. Горчаковы стоят на ушах, пытаются продавить разрешение направить в ИВС своих целителей, но у них все никак не получается.

— А как же прямой выход на наследника престола? — спросил я и заставил мага холодно усмехнуться:

— Великий Князь им в этом не помощник: изучив материалы дела, он заявил, что виновный должен быть наказан по всей строгости закона и забыл о существовании этого рода.

Мои губы сами собой расплылись в мстительной улыбке:

— Миленько!

— В общем и целом — да… — согласился со мной Виталий Михайлович. — Но, как всегда, есть нюанс: глава Горчаковых считает главным виновником всех несчастий рода некоего засечника. Правда, ему пока не до тебя. И не только из-за болезни сына: он воюет с коалицией, возглавляемой Шубиными. Причем в одиночку, ибо большинство его прежних сторонников либо переметнулись к противникам, либо заняли нейтральную позицию, либо ушли в тину. А отец уже знакомого тебе Владимира Игнатьевича носит прозвище Питон. Ибо в принципе не умеет останавливаться на полпути. Додавит и Горчаковых. Без вариантов. Таким образом, тебе надо вести себя тише воды и ниже травы хотя бы до конца лета.

— А я особо высовываться и не собираюсь… — ничуть не кривя душой, заявил я, и спросил, что нового в войне с корхами.

Тверитинов потемнел взглядом:

— Экспериментальная группа, которую ты положил, оказалась далеко не единственной: за сутки-двое до твоего возвращения из-за Стены форты номер четыре, тринадцать и девятнадцать потеряли по одному составу рейда. Да, после получения информационного блока о новом составе рейдовых групп и рекомендуемой тактике их уничтожения удалось вырезать аж семь подобных «пачек», но погибших это, увы, не вернет…

…Улететь из Савватеевки, не простившись с Довголевским, было бы некрасиво, поэтому я набрал его сразу после того, как подошел к выделенному мне «Урагану» и поздоровался с пилотом, заканчивавшим предполетное тестирование. Разговор получился куда более теплым, чем я мог предполагать — полицмейстер, оказавшийся в курсе моих планов, заявил, что на моем месте сделал бы то же самое, попросил не пропадать из виду и пожелал удачи во всех начинаниях. А перед тем, как попрощаться, посетовал на инертность кадровой службы министерства внутренних дел, вроде как уже оформивших, но еще не передавших на подпись наградной лист и, тем самым, лишивших Аристарха Иннокентьевича возможности собственноручно вручить мне медаль.

Гибель Свайки сделала проблемы с Перовыми настолько ничтожными, что я с большим трудом задавил появившееся раздражение и смог удержать в себе матерную тираду, объясняющую мое нынешнее отношение к кадровой службе МВД, наградам и торжественным церемониям. Впрочем, это самое раздражение никуда не делось и действовало на нервы следующие четверть часа, если не больше. А потом пилот вертушки как-то понял, что я не в себе, уронил «Ураган» к самым кронам и устроил мне сеанс терапии экстремальным пилотажем.

В таком режиме полета заниматься самобичеванием было чрезвычайно сложно, и в какой-то момент меня начало отпускать. А во время захода на посадку даже развеселило, ибо ни разу не гражданская машина со спаренными шестиствольными скорострельными пушками под кабиной и внушительным «обвесом» на хищно растопыренных оружейных пилонах спикировала прямо к центральному входу в терминал аэропорта и, рубя лопастями воздух, зависла в двух с половиной метрах от земли.

Немалую толику «терапевтического воздействия» добавило и одурение народа, наблюдавшего за этим беспределом со стороны. Что нисколько не удивило, ведь я был не в комбезе, а в футболке, штанах полувоенного образца и кроссовках. Кроме того, выглядел заметно моложе призывного возраста, соответственно, мог вызвать когнитивный диссонанс даже без телодвижений. А они были: получив разрешение «выходить», я поблагодарил летчика за помощь, пожелал всего хорошего и попросил передать привет постоянному составу «Девятки». Потом снял шлем, дождался открытия фонаря, выбрался на металлическую рамку, прыгнул вниз волчьим скоком, вскинул к плечу правый кулак и вальяжно пошел к толпе, собравшейся возле широченных стеклянных дверей.

Слава богу, доставать меня вопросами никому и в голову не пришло, поэтому я изучил информационные указатели, повернул налево и направился в сторону зала вылета. Пока шел, влез в Сеть, изучил расписание и купил билет на ближайший рейс. Потом приобрел и умял два шоколадных батончика, получил на коммуникатор приглашение пройти регистрацию и вскоре познакомился с процедурой, о которой не раз и не два рассказывали родители — предъявил идентификатор очень деловому юноше в чуть аляповатой униформе, собственноручно вложил перстень с личным имуществом в ячейку передвижного сейфа, закрыл дверцу на артефактный биометрический замок и отправился на сканирование.

Перед ним, каюсь, чувствовал себя неважно. Но сложнейший техно-магический комплекс, вроде как, способный улавливать наводки даже самых слабых или «насмерть заэкранированных» плетений, не увидел ни костяных ножей, ни «изумрудного НЗ»!

Естественно, это подтверждение невероятного таланта деда тоже чуть-чуть улучшило настроение, поэтому «Ухо», то есть, перстень, фиксирующий любое применение магии на борту самолета, я нацепил без какого-либо внутреннего сопротивления. А к моменту объявления посадки на мой рейс был практически спокоен. В смысле, знал, что ни на ком не сорвусь на без особых на то причин…

…Салон первого класса новенького дальнемагистрального «Стерха-800» выглядел живым олицетворением понятий «роскошь» и «комфорт». В любое другое время я бы, наверное, вдумчиво изучил возможности кресла и личный ИРЦ, погонял высококлассные наушники во всевозможных режимах и посмотрел какой-нибудь фильм, благо, экран перед местом один-А занимал всю «мою» половину переборки. А тут равнодушно опустился на сидение, нашел и защелкнул привязной ремень, попросил стюардессу принести бокал минералки, закрыл глаза и провалился в недавнее прошлое…

…Первые несколько минут после пробуждения в своей комнате я рвал себе душу, тщетно пытался проснуться, чтобы воспоминания о гибели Тани оказались кошмарным сном. Увы, щипки с выкручиванием кожи не давали ровным счетом ничего: оптоволоконные панели на потолке, «передающие» свет от самого обычного светлячка, никуда не пропадали; чудовищный магофон Червоточины «подрагивал» в привычном ритме; где-то на краю сознания ощущались ауры деревьев, растущих над Базой, а на тумбочке рядом с кроватью лежал скомканный платок. Тот самый, которым матушка весь вечер вытирала заплаканные глаза.

Слава богу, уйти в себя с концами я не успел — в тот момент, когда мне стало совсем тошно, дверь в коридор с тихим шелестом ушла в стену, и на пороге возникла моя родительница во всем своем великолепии. Да, абсолютное большинство «внешников», живущих в обычном мире, наверняка оспорили бы это заявление. Ведь неконтролируемые мутации первых двух лет ее жизни в центре Багряной Зоны и попытки «перетянуть» все негативное воздействие «выхлопа» Той Стороны с плода на себя во время беременности довольно сильно сказались на внешности этой женщины. Но мне — равно, как и всех остальным засечникам — нравились и ромбовидные роговые наросты на висках, и заострившиеся скулы, и полупрозрачные сине-фиолетовые пленки, защищающие склеры и радужки, и небольшие костяные шипы на локтях, коленях и некоторых позвонках, и все остальные «мелочи». Ибо этот облик подходит матушке, как родной. А еще выглядел естественным, правильным и невероятно притягательным. В отличие от тех, которые получили другие жертвы «косметического морфинга».

Привычка любоваться родительницей, появившаяся в глубоком детстве и к моим годам превратившаяся в неотъемлемую часть меня, на какое-то время вышибла из сознания все мысли о Свайке. А матушка, судя по едва заметным кругам под глазами, так не ложившаяся спать, уселась на край кровати, сдвинулась к изголовью так, чтобы упереться в него спиной, и едва заметно мотнула головой.

На этот жест, тоже появившийся в раннем детстве, я среагировал на автомате — перевернулся на бок, сдвинул в сторону полу банного халата, пристроил голову на чуть влажное бедро, пахнущее земляничным мылом, и закрыл глаза в тот самый миг, когда самые ласковые пальцы на свете начали гладить мои волосы. Правда, потеряться в любимых ощущениях мне было не суждено: стоило как следует расслабиться, как родительница легонечко царапнула ноготками кожу на затылке и заговорила:

— В общем, так: подарки я раздала. Всем без исключения. Далее, убедила отца, что эта поездка тебе действительно необходима, и вправила мозги деду. А еще подготовила все, что тебе в принципе может понадобиться в этом твоем «Большом Мире», накидала кое-какие инструкции и написала письмо единственной настоящей подруге по прошлой жизни. Для того, чтобы передать конверт с посланием этой особе, тебе придется немного изменить свои планы и заглянуть в Великий Новгород эдак на сутки. Но этот пункт моего решения не обсуждается: смирись и прими его, как руководство к действию.

— Мам, я бы и так сде-…

— Мне надо, чтобы доставка письма стояла первым пунктом и никак иначе! — перебила меня она, дождалась утвердительного кивка и продолжила заметно спокойнее: — А теперь я немного приоткрою завесу над прошлым, которое тебя так интересовало последние лет восемь.

— Да ладно! — не поверил я и даже попробовал поднять голову, но куда там — лучшая мечница общины легким движением руки припечатала ее к ноге и зафиксировала «насмерть»:

— До конца мая девяносто четвертого года я была командиром смены личных телохранителей Императрицы Дарьи Ростиславовны…

— Ого!!! — ошарашенно выдохнул я, получил по губам и заткнулся.

— …а в один прекрасный день моя жизнь перевернулась с ног на голову из-за похоти чрезвычайного и полномочного посла Британской Империи. Он пытался подкатывать ко мне и до этого, но безуспешно. А тут накидался какой-то дряни во время приема в Императорском дворце, воспользовался помощью прикормленных придворных и в какой-то момент заступил мне дорогу в одной из наименее посещаемых анфилад. Как водится, не один, а в компании небольшой свиты и четверых охранников. Получив традиционный совет валить куда подальше, смертельно обиделся и решил взять меня силой. А через некоторое время умер. Крайне позорной смертью. Вместе со всеми помощничками. Все бы ничего, но этот скот был родным и горячо любимым племянником Императрицы Елизаветы Тюдор, а в то время мы с британцами целовались в десны. В общем, узнав о том, что ее милый Уильям сдох, и что его труп с антикварной тростью в заднице видела половина дворца, дамочка осерчала и высказала свое «фи» Императору Мстиславу. Тот тоже вышел из себя. Причем настолько сильно, что попытка Дарьи Ростиславовны меня защитить вышла боком ей самой. Тем не менее, из столицы она меня вывезла. В смысле, опосредованно. И дала приличную фору, создав ложный след с помощью женщины-двойника и каких-то технических ухищрений. Потом получила от мужа и за это, но я успела добраться до «Пятерки», связаться с начальником гарнизона этого форта, чем-то обязанного Императрице, и попасть во второй состав рейдовой группы. А все остальное ты знаешь…

Да, остальное я знал. Ибо лет с четырех регулярно доставал отца просьбами рассказать, как он спас от корхов самую красивую маму на свете и объяснить, где мне найти такую же красивую жену. Но этот разговор к воспоминаниям не располагал, поэтому я задал вопрос из другой оперы:

— Мам, ты хочешь вывести меня на Императрицу?

— Упаси господи! — воскликнула она. — Я хочу познакомить тебя с Ларой, в смысле, Ларисой Яковлевной Шаховой, личностью, которая сможет тебя вытащить практически из любой ситуации. А от дворца и всего, что с ним связано, тебе надо держаться как можно дальше…

Там, в прошлом, было уютно и спокойно. К сожалению, в тот момент, когда матушка перешла к советам, меня вынесло в реальность осторожным прикосновением к правому предплечью. А еще через миг в сознание ворвался жеманный женский голос:

— Молодой человек, это вас доставили в аэропорт военным вертолетом?

…С какого перепугу княжна Полина Аполлинарьевна Шелешпанская возомнила себя неписанной красавицей, я так и не понял. Нет, с той частью фигуры, которая за первую половину шестичасового перелета она намозолила мне глаза, все было отлично. Не было проблем и со вкусом, и со стоимостью наряда, подобранного для визита в столицу Империи, и с логикой нанесения, вне всякого сомнения, самой элитной косметики, подчеркивавшей выбранный образ. Но с самим образом все было не слава богу. По крайней мере, на мой взгляд: молодая женщина, вряд ли перешагнувшая за двадцатипятилетний рубеж, усиленно старалась выглядеть почтенной дамой, умудренной жизненным опытом. Что в сочетании с мимическими морщинами, выставляющими напоказ склочность, капризность, заносчивость, сварливость и другие не менее неприятные черты характера, напрочь отбивали всякое желание «говорить по душам».

Впрочем, больше всего вымораживали не навязываемое желание найти общий язык, не диссонанс в выбранном образе и не дурной нрав, то и дело прорывавшийся сквозь не самую удобную маску, а недвусмысленные намеки на возможную близость, которая могла ввести меня, неопытного мальчишку, в неофициальный клуб «Десять плюс». Об этом клубе я не слышал ровным счетом ничего, ибо до этого дня летал только на военных вертолетах вдоль внешнего периметра Стены, а мои родители такой информацией не делились, но Полина Аполлинарьевна меня, конечно же, просветила. И даже объяснила, что в салоне первого класса кроме нас с ней никого нет, что стюардесса за малую денежку закроет обе двери и пропадет часа на полтора, что кресла раскладываются и превращаются в полутораспальные кровати, что этот опыт я не забуду никогда и так далее. Однако эти не особо завуалированные намеки вызвали эффект, диаметрально противоположный ожидаемому — меня начало подташнивать от брезгливости. Тем не менее, я справился с желанием как следует нахамить и дал понять, что в любой другой день был бы счастлив испытать фейерверк страсти, но еще не оклемался от потери очень близкого и родного человека.

К сожалению, княжна, уже настроившаяся на… хм… упрочнение уже имеющихся позиций в этом самом клубе, не успокоилась. Посочувствовав мне, эдак, минут пятнадцать, начала придумывать и озвучивать самые лучшие способы «излечить изорванное сердце». Ну и, в конечном итоге, пришла к тезису «Клин клином вышибают». Пришлось придумывать причину для тактичного отказа и отыгрывать запредельную искренность:

— Ваше сиятельство, я заметил вас еще в аэропорту и морально умер, ибо вы и девушка, которая погибла в Багряной Зоне, слишком уж похожи. Отойти до этого удара до посадки в самолет все никак не получалось, и я, добравшись до своего места, попытался уйти в забытье. Рву себе душу и сейчас, поэтому боюсь, что этот способ выбивания моего клина забьет его в разы глубже и напрочь лишит последних шансов когда-нибудь оклематься от потери!

После этой отповеди давить Шелешпанская перестала. Да, пробовала меня пожалеть, сев на подлокотник моего кресла и погладив по голове с дальним прицелом на постепенное сокращение дистанции, но я успел найти способ выкрутиться и из этой ситуации — достаточно достоверно изобразил нервную дрожь, сглотнул, невидящим взглядом уставился в переборку и еле слышно застонал. А буквально через полторы минуты остался в одиночестве — доперев, что тут ей ничего не обломится, княжна пожелала мне скорейшего избавления от сердечной хвори, «вспомнила» о необходимости дать какие-то ценные указания личному телохранителю и умотала в салон второго класса.

Давать ей второй шанс я, естественно, не собирался, поэтому разложил кресло, задвинул ширму, лег и отключился. Не раздеваясь, ибо не собирался провоцировать эту особу на какую-нибудь глупость.

Проснулся на середине снижения от мелодичного сигнала будильника, встроенного в подголовье, не сразу, но сообразил, где нахожусь, и отправился в туалет. Приводить себя в порядок. Пока наводил неземную красоту, над зеркалом зажглось информационное табло, чрезвычайно вежливо убеждавшее вернуться в кресло и пристегнуть привязной ремень. Я, конечно же, выполнил эту просьбу, «виновато» посмотрел на Полину Аполлинарьевну, судя по не очень счастливому выражению лица, так и не сумевшую найти подходящего партнера для вожделенного отрыва за облаками, уставился в иллюминатор и потерялся во времени. Ибо, с высоты птичьего полета убивала наповал даже окраина столицы!

Пока я тихо дурел от высоты, красоты и количества зданий высотой за пятьдесят этажей, плотности движения автотранспорта, ширины проспектов и бескрайности всей этой картины, самолет плавно закончил снижение, почти без тряски коснулся взлетно-посадочной полосы и начал замедляться. В этот момент я запоздало вспомнил о совете матушки заранее озаботиться бронированием машины и влез в Сеть.

Программное обеспечение первого же агентства, на которое я наткнулся, подтвердило слова родительницы: стоило вбить в поисковик аэропорт и предполагаемое время прилета борта, как сумасшедший выбор автомобилей с водителями и без куда-то исчез, и мне было предложено выбирать транспорт всего из двух ценовых категорий. Само собой, самых дорогих.

Нет, в деньгах я не нуждался от слова «совсем», так как только за два последних года натащил с Той Стороны столько всякого добра, что мог себе ни в чем не отказывать лет, эдак, двести. Но наглость этого способа законного грабежа гостей Великого Новгорода разозлила не на шутку и сподвигла на поиски альтернативы.

Как ни странно, ее подсказала контекстная реклама, как-то пробившаяся через антивирус комма — прочитав «перетяжку» в верхней части поисковика, я скачал совсем «легкую» программку с говорящим названием «Попутчик», быстренько зарегистрировался, определил свои потребности и получил целую простыню из предложений на любой банковский счет.

Выбрал то ли одиннадцатое, то ли двенадцатое — уже знакомую «Онегу», планирующую высадить пассажира в удобное мне время и отправиться в центр налегке. А уже через несколько минут, извинившись перед княжной за не самое веселое настроение, пожелал ей всего хорошего, вышел в переходной рукав, прошел проверку «Уха» и сдал эту дрянь, немного подождал выдачи артефактов с пространственными карманами, нацепил свой перстень на безымянный палец и связался с водителем…

…Водитель внедорожника представительского класса оказался весьма миловидной девушкой лет двадцати трех в идеально пошитом костюме, обуви, позволяющей двигаться не только походкой манекенщицы, и пластикой неплохого бойца. С внимательностью и профессиональными рефлексами было ничуть не хуже — наличие на мне обычных тесаков, ради возвращения которых на привычные места я не поленился зайти в туалет, эта особа срисовала метров с десяти, хотя мешковатый жилет армейского образца, наброшенный поверх футболки, вроде бы, неплохо скрывал рукояти, чуть выступающие за пределы корпуса.

На прямой вопрос я дал прямой ответ:

— Родился и вырос рядом со Стеной. Без оружия чувствую себя голым. Если надо, могу дать клятву Силой не использовать ножи против вас или на время пути положить их в ваш бардачок.

Девушка закусила губу, испытующе оглядела меня с ног до головы и попросила засветить идентификатор. А после того, как ознакомилась с первой страничкой, виновато улыбнулась:

— Двигаетесь вы правильно. Но я по роду службы…

— Я не в обиде! — перебил ее я и поинтересовался, каким будет вердикт.

— Правое переднее. Клятва Силой. Ножи можете не снимать… — четко ответила она и разблокировала центральный замок.

Дверь этой машины оказалась в разы менее инертной, чем аналогичная, но в «Онеге» Аристарха Иннокентьевича, поэтому мой рывок получился чуть более резким, чем хотелось бы. Слишком резкое движение переключило Надежду в боевой режим, и мне пришлось объясняться:

— Несколько дней назад катался на бронированной версии. Там дверь помассивнее. Еще не перестроился.

— Кому принадлежала?

Я ответил, дождался завершения проверки через какую-то навороченную программу и получил разрешение забираться в салон. А потом попробовал сгладить оба просчета:

— Откровенно говоря, все свои шестнадцать лет я провел либо в фортах Стены, либо в Багряной Зоне. Самый крупный город, в котором бывал — это Нерчинск, так что могу показаться диким.

Девушка, успевшая завести движок и плавно тронуть машину с места, очень правдоподобно изобразила восторженную дурочку:

— Ой, а правда, что центральный роговой гребень живого элоха[3] меняет цвет в зависимости от времени суток и яркости солнца?

— Ага! — подтвердил я. — А у мастифа шест ног, два хвоста и три ряда зубов на верхней челюсти!

— А если серьезно?

— А если серьезно, то у элохов роговых гребней нет. Кстати, на этот вопрос ответит любой мальчишка, проживающий рядом со Стеной. Так что проверять, был ли человек в Багряном Лесу, надо иначе. К примеру, спросить, на каком расстоянии от Стены начинает ощущаться пульсация магофона.

— И на каком же? — перестав играть, полюбопытствовала она.

— Зимой — километре на шестнадцатом-восемнадцатом. Весной — на двадцатом-двадцать втором. Летом — от двадцать пятого.

— То есть, вы в свои шестнадцать заходили настолько далеко?

Сообщать ей о том, что являюсь засечником, я не собирался, поэтому дал не самый конкретный ответ:

— Заходил и дальше. Клянусь Силой. Так получилось.

— Загадочная вы личность, Ратибор Игоревич! — улыбнулась Надежда и помогла съехать с темы: — А такие люди в наше время встречаются нечасто. По крайней мере тут, в Великом Новгороде. Абсолютное большинство старается казаться круче, чем есть, и иногда рассказывают легенды, за которые иные режиссеры заплатили бы бешеные деньги. Правда, очень нервно реагирует на смех, вот мне и приходится сдерживаться, а это, говорят, вредно для здоровья!

Я невольно улыбнулся:

— Мне рассказывали, что в метрополии многие женщины делают стрижку под рейдерш, а «туристы»-мужчины хвастаются тем, что побеждали корхов в первом же бою.

— Про прически — верно. А что неправильного в сочетании «победа над корхом» и «первый бой»?

Я объяснил. Довольно подробно. И заставил девушку развеселиться:

— О-о-о, как интересно! А у меня в знакомых ходит как минимум четыре таких героя. Кстати, двое показывали роговые гребни «танков», а один — «танка», «тяжа» и «бегунка».

— Последний, скорее всего, мотался в «Семерку», в «Четырнадцатый» или «Пятнадцатый»! — буркнул я, увидел вопросительный взгляд и объяснил это утверждение: — У «бегунков» сродство к Воздуху и Молнии; рефлекторная реакция на внезапную атаку — разрыв дистанции и уход за пределы дистанции поражения дальнобойными магическими навыками. Говоря иными словами, в бой они не вступают, под ногами не мешаются и при первых же признаках неминуемого поражения сваливают к Червоточине, так как на этих особей никто целенаправленно не охотится. За исключением рейдовых групп из фортов, которые я только что перечислил.

— Забавно! Спасибо за информацию — при случае поинтересуюсь у того знакомого, где он взял этот трофей… — предвкушающе прищурилась девушка и заставила посочувствовать этому несчастному. А потом покосилась на меня, задумчиво потерла носик с милой аристократической горбинкой и заявила, что теперь ее очередь меня развлекать.

И развлекла, начав рассказывать о местах, мимо которых мы проезжали. Причем с подробностями, которые обычный обыватель мог получить только при целенаправленном изучении вопроса в профильных учебных заведениях, научно-популярных передачах или Сети!

Само собой, я спросил, откуда информация, и вызвал улыбку:

— Спецкурс. Теоретически рассчитан на удовлетворение любопытства самых притязательных клиентов. На практике моим клиентам плевать на все, кроме свежих сплетен о сильных мира сего, последней столичной моды и их самих. Так что вы мой первый по-настоящему благодарный слушатель. Если, конечно, не считать слушателями экзаменаторов, некогда проверявших мои знания!

— Рад, что своим появлением внес хоть какое-то разнообразие в ваши трудовые будни! — улыбнулся я.

В этот момент мы подъехали к первому светофору, по закону подлости загоревшемуся красным, и Надежда дала волю своему любопытству:

— Ратибор Игоревич, я крайне неровно дышу к холодняку, поэтому уже извелась, пытаясь представить, что прячется у вас в заспинных ножнах…

Я подался вперед, вытащил левый тесак и протянул ей:

— Смотрите. А я пока наберу и отправлю одно сообщение.

Судя по тому, как изменился взгляд этой особы при первом же взгляде на артефактное лезвие, в холодном оружии она действительно разбиралась. Это согрело душу, и я, мысленно усмехнувшись, полез в перстень за клочком бумаги, на которой матушка накидала правильный текст. Четыре предложения набрал менее, чем за минуту, потом тщательно проверил расстановку запятых и наличие нужных грамматических ошибок, счел, что выполнил инструкции идеально точно, отправил сообщение по назначению, свернул программу и снова повернулся к Надежде. А она, заметив, что я освободился, восторженно выдохнула:

— Этот нож должен стоить, как самолет! А если их два…

— Я получил их в подарок… — честно сказал я и мысленно добавил: — «Как оказалось, на вырост. А теперь ношу для вида, ибо костяные клинки в разы круче!»

Тем временем девушка заставила себя вернуть мне тесак, призналась, что в ее коллекции ничего подобного нет, немного пострадала — причем не напоказ, а искренне — и начала рассказывать какую-то байку про клиента, прилетевшего в столицу с невероятно дорогим, но показушным холодняком. Я слушал предельно внимательно, так как она описывала драгоценные камни, инкрустированные рукоять, и качество стали этих «дров» настолько сочно и смешно, что отвлекала от тягостных мыслей. А ближе к концу истории ожил мой комм и вынудил изменить планы:

— Надежда, скажите, пожалуйста, а мы бы не могли изменить маршрут? Мне прилетела новая вводная, и…

— Адрес имеется? — не став дослушивать до конца, спросила она.

— Улица Генерала Бортникова, дом пять.

— Небось, кафе «Серебряное копытце»? — уточнила она и попала в точку.

— Именно!

— Подкину — оно практически по пути. Кстати, совет примете?

— Если нужный, то почему нет?

— Спрячьте клинки и жилет в пространственный карман. Если есть возможность — смените футболку на рубашку или накиньте легкую куртку: место непростое, в охране волчары, каких поискать, есть строго определенные требования к внешнему виду даже для визитов ранним утром и все такое.

Я подался вперед, отстегнул карабины, крепившие перевязь к поясу, выпростал из-под футболки ремни, убрал оружие в перстень, вытащил ветровку, стилизованную под комбез, и показал Надежде.

— А что-нибудь гражданское есть?

— Есть. Но надо будет где-то переодеваться.

— Пффф! Сзади места хоть завались. Если вы стесняетесь меня, то могу поднять перегородку…

Я на первом же светофоре перебрался на заднее сидение и быстренько облачился в летний костюм, купленный в конце мая по требованию Перовой. Само собой, переодел и обувь. А когда вернулся на переднее пассажирское и дал себя оглядеть «строгому критику», получил полный одобрямс:

— Вот теперь вы выглядите на все сто. Правда, за столичного хлыща все равно не сойдете.

— А что так?

— Не тот взгляд… — без тени улыбки заявила она и сочла необходимым продолжить: — А про пластику и внутреннюю готовность ответить атакой на атаку вообще не говорю: я вижу, что вы младше, понимаю, что вы не считаете меня врагом, но все равно ощущаю себя, как под прицелом снайпера.

— Не-не-не: я белый и пушистый!

— «Ежик» вижу! — посмотрев на мою голову, хихикнула она. — Кстати, этот тип мужской прически мне нравится в разы больше, чем все варианты длинных грив. Но утонченные городские мальчики почему-то ходят именно с гривами. Видимо, считают, что с ними становятся похожими на львов.

— Утонченный лев представляется мне каким-то доходягой! — признался я.

— Вот-вот! — согласилась она, резким рывком руля влево вывела «Онегу» из-под удара в крыло, посмотрела в зеркало заднего вида на малолитражку, сдуру решившую перестроиться в левый ряд прямо перед носом у настолько тяжелого внедорожника, и криво усмехнулась: — С каким удовольствием я бы приложилась к личику щекарика, с какого-то перепугу решившего, что умеет водить, и севшего за руль этого унитаза на колесиках!

— А что, нельзя?

Она изумленно посмотрела на меня, потом сообразила, что я не местный, и мрачно вздохнула:

— На боковых дверях этой калоши изображены гербы Шаховских. Этот прыщ — один из самых мелких винтиков в их империи, но за своих они рвут глотки, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. Я, в общем-то, тоже не беспризорная, но без особой нужды работодателям проблем не создаю…