Баламут

Глава 21

…Удалиться с места звонка на пять километров мы не смогли. Из-за сумасшедшей «полосы препятствий», отделявшей нас от леса. Да, неслись по своим же следам и не попадали в тупики, да, спешили, как могли, да, при любой возможности срывались на волчий скок и крылья леса, но двигаться быстрее было физически невозможно. В общем, услышав характерный свист несущих винтов приближающихся вертушек, неслабо напряглись и последние метры перед концом бурелома в буквальном смысле рвали жилы. Влетев в лес, повернули на север, набрали максимально возможную скорость и, петляя между деревьями, понеслись вверх по небольшому склону. Как выяснилось минут через семь-восемь, не зря: на вершине холма, на который мы вылетели в мыле, обнаружилась полянка, способная принять одну винтокрылую машину средних размеров. До конца оговоренного часа оставалось чуть менее четырех минут, поэтому дальше не побежали — отступили опушке, влили максимум Силы в марева и «Хамелеон», а потом задергались, так как засомневались, что в этом месте будет связь.

Как ни странно, закон подлости дал сбой. То есть, Рина дозвонилась до своей матери, и обе вертушки, барражировавшие над краем бурелома, сразу же повернули в нашу сторону.

Пилот, управлявший первой, спикировал к центру поляны как-то уж слишком резко, заставив нас похолодеть. Но с уровнем мастерства у него было все в порядке, поэтому машина, сдув к чертовой мастери чуть ли не верхний слой грунта, зависла в считаных сантиметрах от обнажившейся земли и встала на полозья. Боковая дверь-трап, начавшая опускаться еще во время снижения, легла на грунт буквально через несколько секунд, и мы, увидев в проеме Императрицу, сорвались с места.

Разделявший нас десяток метров пронеслись на одном дыхании, но с разной скоростью: Рина влетела в салон самой первой, за ней ворвалась Лара, а я перепрыгнул через трап и сразу же затормозил на входе, так как увидел недвусмысленный жест государыни, приказывающей остановиться!

В этот момент наша подопечная, успевшая обнять матушку, отключила «Хамелеон» и что-то прошептала ей на ухо, а Дарья Ростиславовна, почему-то оказавшейся точно в такой же накидке, перешла на командно-штабной:

— Рин, марш в ближайшее кресло и жди. А вы ведите меня к лесу — нам надо поговорить без лишних ушей!

Мы с Язвой снова влили Силу в наши марева так, чтобы силуэты были видны метров с трех, и вышли наружу. Спустившись по трапу, подождали Императрицу и быстрым шагом пошли к опушке. А там о чем-то задумавшаяся женщина обошла здоровенную ель, как мне показалось, подсознательно уходя с прямой видимости телохранителей, оставшихся в вертолете, затем бездумно провела ладонью по пушистой лапе и повернулась к нам:

— Времени очень мало. Обходимся без лишней лирики. Вопрос первый, личный: результаты есть?

— Да. Воздух. Сильный. Плюс обезглавливание… — предельно коротко и сухо доложил я.

— Проблемы были?

— Справились.

— Спасибо. Буду должна… — все в том же стиле заявила она и явственно скрипнула зубами: — А теперь новости. Мой муж возложил вину за увеличение диаметра Багряной Зоны на генерал-лейтенанта Кораблева и вас, засечников. Петр Денисович, отдавший «преступный приказ» остановить ДРГ любой ценой, был показательно казнен на Лобной Площади столицы. Та же участь ждала и Пахома Яковлевича Гаранина, но мне удалось устроить ему побег из-под ареста. Повторю то же самое, но другими словами: увеличение диаметра Багряной Зоны почти в два раза унесло более ста семидесяти тысяч жизней россиян и без малого триста десять жизней наших южных соседей. Вы, засечники, назначены главными виновниками, и теперь находитесь вне законаи в России, и в Поднебесной!

Я закусил губу, чтобы удержать рвущуюся наружу матерную тираду, Язва грязно выругалась, причем в полный голос, Дарья Ростиславовна набрала в грудь воздуха, явно собираясь что-то сказать, и в этот момент с оружейных пилонов вертушки сопровождения, висевшей в воздухе метрах в семидесяти от борта государыни, сорвались сразу две управляемые ракеты!!!

Как я успел толкнуть Дарью Ростиславовну к стволу ели прямо сквозь пушистые лапы, не скажу даже под пытками. Помню лишь, что сразу после этого движения оглох и ослеп. Субъективно — на целую вечность. А ближе к концу последней, то есть, за миг до того, как снова обрел возможность видеть и слышать, как-то разом почувствовал весь окружающий мир: «воющие» от боли и жуткого жара деревья, отчаяние Императрицы, дикую ярость Язвы и… ледяную жуть, поднимающуюся из глубины моей собственной души. Потом появилась картинка. Такая же «многомерная»: ель, изуродованная ударной волной, поражающими элементами ракет и обломками уничтоженной машины; остов вертушки, пылающий огромным чадящим костром и разгоняющий ночную тьму; страшно перекошенное лицо матери, потерявшей дочь; машина сопровождения, оказавшаяся вдвое дальше, чем была, поэтому медленно разворачивающаяся носом к поляне, и… губы Шаховой, раз за разом повторяющей одни и те же фразы.

Звуки вернулись вместе с болью в ушах, резью в глазах, жжением от ожога на правой стороне лица, правом плече и руке:

— …волной. Под синергией. По вертушке! Приди в себя: убийцы Рины еще живы, поэтому бьем ударной волной. Под синергией. По вертушке! Приди в се-…

Если бы не слово «убийцы», я бы, наверное, так из ступора и не вышел. Ибо кошмарная смерть Ярины, шокировав сама по себе, вернула из прошлого воспоминания о гибели Свайки и, слившись с этим чувством, утопила меня такой пучине запредельной боли, что не передать словами! Но проснувшаяся жажда мести оказалась сильнее — я зашевелил непослушными губами и не услышал собственного голоса:

— Готов. Смещаемся вправо. Бьем по твоей команде в момент зависания!

Зато услышала Лариса Яковлевна — ушла крыльями ветра к соседней ели, лишившейся не только хвои, но и большей части ветвей, подняла вверх левую руку и замерла. Совсем ненадолго — наша цель опустилась к самым кронам деревьев буквально секунд через десять, чуть-чуть довернулась носом к пожарищу и… не опрокинулась от нашей ударной волны, а взорвалась! Причем намного сильнее, чем первая машина!!!

Чуть позже, анализируя наиболее вероятные причины этого взрыва, я пришел к выводу, что заклинание попало в боевую часть ракет в момент их схода с направляющих и вызвало детонацию боекомплекта. А в тот миг мне было не до раздумий — я летел спиной вперед вглубь леса, подхваченный «настоящей» ударной волной, и ничего не соображал. Потом грохнулся так, что на какое-то время выпал из реальности, и… снова пришел в себя благодаря целительским воздействиям Шаховой. Правда, в этот раз начал соображать чуть быстрее, чем в прошлый. Поэтому кое-как задал вопрос, ответ на который, как ни странно, действительно интересовал:

— Как ты… и как она?

— Я почти в норме… — ответила напарница, но я прочитал этот ответ лишь по шевелениям губ, так как ее голос заглушали поднявшаяся «стрельба» и гудение разгорающегося лесного пожара: — …а она поломалась.: предплечье, ключица, четыре ребра плюс сотрясение и кое-что по мелочам. В общем, если уйдем, то вылечу.

— Понял… — кивнул я, отрешенно отметил, что мне плевать, что будет в том случае, если уйти не удастся, заставил себя «просканировал» собственную тушку, бесстрастно подумал, что могло быть значительно хуже, собрался с силами и встал. А после того, как утвердился в вертикальном положении и сфокусировал взгляд на Дарье Ростиславовне, как раз начавшей подниматься с земли, невольно похолодел: лицо женщины помертвело, глаза пугали стылой жутью, а на губах играла улыбка, отдающая Смертью! При этом нас с Ларисой Яковлевной Долгорукая не замечала: она смотрела на костер в центре поляны и видела только его.

Потом пошла. С трудом переставляя негнущиеся ноги и не замечая, что левая рука безвольно «болтается» заметно ниже, чем должна, что по шее из-под полуоторванного уха стекает струйка крови, что дыра в подоле платья обнажает бедро с огромной ссадиной, начинающей чернеть, и так далее. Императрица была сосредоточена на другом: шаге на втором-третьем стала стягивать с пальцев кольца, причем так резко, что наверняка дополнительно травмировала и без того пострадавшую руку. На девятом-десятом сорвала с шеи ожерелье, а еще через два, чуть замедлившись, вытащила из ушей серьги и расстегнула браслет комма.

Не знаю, почему, но мертвая механистичность этих жестов снова выбила меня из глубин душевной боли и заставила задать напрашивавшийся вопрос Язве, но ее ответ ничего не прояснил:

— Она включилась… Не мешай!

Я пожал плечами, расфокусировал взгляд и снова начал погружаться в мутную пелену отчаяния, но не успел в ней утонуть из-за запоздалой догадки, достучавшейся до разума: раз государыня продолжала идти в пламя, значит, собиралась уйти из жизни вслед за дочерью!

Часть моей души утверждала, что такой выход принесет самое быстрое облегчение, но я все-таки качнулся вперед, собираясь рвануться к Долгорукой, и… был пойман за локоть:

— Не дури, Рат: она Гранд в Огне!

Эти слова женщины, которой я верил, как самому себе, даже в таком состоянии, сбили порыв и вернули в состояние прострации. Правда, скажем так, наполовину: я продолжил упиваться болью потери, но параллельно видел, как Императрица входит в костер и пропадает из виду. А через целую вечность прикипел взглядом к языкам огня, закрутившимся в две разнонаправленные спирали, выстрелившими по сторонам снопами ослепительно-ярких искр и плавно сгустившимися в фигуру государыни. Потом завис, не сразу сообразив, что эта картинка мне не чудится, а обнаженная фигура, переливающаяся всеми оттенками алого, оранжевого и золотого — настоящая. Так что повернулся к ней спиной с приличным запозданием. Правда, без толку: на сетчатке глаз все равно остался подробнейший оттиск — абсолютно гладкая голова, полностью избавившаяся от волос, дотлевающий обрывок воротника, сползающий с целой ключицы, неестественно вывернутая кисть пострадавшей руки, «вмятина» над сломанными ребрами, каждая отдельно взятая ссадина и так далее. А через считанные мгновения ночной лес превратился в дневной, пламя загудело в несколько раз сильнее и дохнуло жаром даже на таком расстоянии, а Шахова рванула меня за локоть:

— Женское шмотье и обувь я ей подберу из запасов в своем кольце. С тебя «Хамелеон» и спас-комплект, чтобы было чем фиксировать сломанные кости, и…

— Кости подождут… — мертвым голосом заговорила государыня. — Сейчас нужны только обувь и «Хамелеон». Маячок я выжгла, артефактная ювелирка расплавилась на теле Ярины, значит, отдыхающая смена телохранителей уже поднята по тревоге. В общем, у нас двадцать-двадцать пять минут. Кстати, Ратибор Игоревич…

— Все разговоры — потом! — рявкнула Язва и продолжила командовать. Судя по всему, насильно одевая Императрицу: — Поднимите ногу… Вторую… Уберите руку — натяну сама! Теперь штаны…

Рычала, как хороший фельдфебель на провинившегося рядового, и не слушала никаких возражений. Когда закончила с комбезом и обувью, забрала у меня спас-комплект, раскурочила упаковку, зафиксировала все сломанные кости, «включила» регенерацию, облачила Дарью Ростиславовну в новенький «Хамелеон», помогла его «привязать» и ткнула меня в спину:

— Мы — все. Командуй!

Я повернулся к ним лицом, на мгновение впал в ступор, наткнувшись взглядом на череп, лишившийся волос, бровей и ресниц, а затем переключился в боевой режим, чтобы заставить себя отвлечься от всего лишнего, и начать шевелиться:

— Ты ведешь. Вы двигаетесь следом за Язвой, не отставая от нее больше чем на два метра. А я замыкаю и затираю следы…

…Паранойя, не дававшая мне ни минуты покоя с момента ухода с места гибели Ярины, унялась только ближе к полудню, то есть, только после того, как я накрутил десяток «петель» по горам и долам, провел группу по течениям двух ручьев, пересек каменистый участок местности вопреки стандартной логике нормального лесовика и углубился в Багряную Зону на восемь с половиной километров. Впрочем, изредка напоминала о себе и все время, пока я сооружал убежище для дневки, заставляя перестраховываться по максимуму, и, в итоге, заставила выложиться на полную катушку. Впрочем, я не роптал, так как работа на пределе сил хоть как-то отвлекала от той жути, которая все утро пыталась проломить хлипкий эмоциональный барьер боевого режима воспоминаниями из прошлого, в котором Таня и Ярина были живы.

Не давала продохнуть и после того, как я вернул на место последний кусок дерна, оглядел куст, ничем не отличавшийся от соседних, и отправился за женщинами, оставленными в небольшом овраге метрах в тридцати от места будущей дневки. Но я сосредоточился на силуэтах, сидящих друг напротив друга, подошел поближе, сообщил, что закончил, отвел к лазу, ведущему под маскировочную сеть, и дал команду забираться внутрь. А когда оказался в схроне сам и увидел, что женщины легли на крайние спальники, оставив мне средний, мысленно взвыл, так как воочию увидел ту же самую картинку, но с Язвой и Яриной!

Следующие несколько мгновений в памяти не сохранились — я пришел в себя уже лежа. И понял, что пытаюсь проанализировать ответ Шаховой на мой же безмолвный вопрос:

— Правила поведения во время дневки довела, а исцелять только начала. Поэтому отключайся, а я продолжу. И присмотрю за детектором сторожевой нити.

Тут реальность снова «мигнула» и привела меня в сознание мощнейшей волной восстановления, прокатившейся по организму, подарившей сознанию кристальную ясность и давшей волю дикой душевной боли, беспросветному отчаянию и жуткой тоске. Если бы не взгляд Шаховой, мутный от смертельной усталости, за который я «зацепился», эти чувства затянули бы меня в такие пучины депрессии, что страшно представить. А так я удержался на самом краю, вопросительно мотнул головой, услышал, что первый этап исцеления государыни завершен, а дежурство прошло без происшествий, и дал команду отдыхать. Затем огляделся чувством леса, не обнаружил поблизости ничего крупнее белок, посмотрел влево, наткнулся на мертвый взгляд Долгорукой, а через миг «прочитал» ее пальцовку и заставил себя ответить на заданный вопрос. Хотя не было ни сил, ни желания:

— Можно вслух. Поблизости никого и ничего. Только негромко.

Женщина едва заметно наклонила голову и заявила, что хотела бы со мной поговорить. По возможности, еще сегодня.

Я закрыл глаза, прислушался к себе, пришел к выводу, что разговор меня отвлечет, и повел рукой, предлагая начинать. Затем проявил толику учтивости, перевернувшись на правый бок, чтобы государыне было видно мое лицо, и уставился ей в глаза, чтобы не пялиться на идеально гладкий череп.

Долгорукая на несколько мгновений ушла в себя, видимо, подбирая слова, а затем заговорила абсолютно бесцветным голосом:

— Рину убил Мстислав. Случайно. А собирался меня — планировал это убийство последние два года, но не представлялось выгодной возможности. А тут я невольно подставилась…

— Зачем? — хрипло выдохнул я, с хрустом сжав кулаки и представив, что стискиваю пальцы на глотке Императора.

— Почему он хотел меня убить?

— Да.

— Я мешала его счастью с княжной Валентиной Палей; за долгие годы заседаний в Императорском Совете обрела слишком большой политический вес; на экстренном заседании, собранном через два часа после расширения Багряной Зоны, заявила, что засечники сделали то, что от них опосредованно потребовал сам Мстислав, значит, если кто и виноват в столь жесткой реакции корхов, то это он; тем же вечером улетела в Нерчинск; переживая за вас, забивала голову решением всех более-менее значимых проблем населения и армии; как-то незаметно превратилась в символ сопротивления Вторжению; слишком часто плевала на распоряжения мужа, делая то, что действительно требовалось в той или иной ситуации; постоянно отказывалась возвращаться в Великий Новгород и так далее. А тут совпало сразу несколько удачных факторов, и у Мстислава появилась возможность жениться на красивой, но тупой соплюшке; обвинить в моей смерти вас, засечников; использовать «железные доказательства» вашей вины в качестве дополнительного аргумента для предотвращения назревающей войны с Поднебесной; лишить две трети дворянства Империи неофициального лидера и, тем самым, вернуть себе утерянное влияние; получить предлог для закручивания гаек и добиться еще ряда чуть менее значимых целей.

Тут она сделала небольшую паузу, окуталась какой-то пассивкой магии Смерти и хищно приподняла верхнюю губу:

— Скажу сразу: убийства Рины я ему не прощу! Но отомщу только после того, как ситуация с корхами тем или иным образом выйдет из острой фазы и будут заключены новые договоренности между Россией и Китаем. Иначе планируемое Воздаяние выйдет боком всей стране. Говоря иными словами, приложу все силы, чтобы мой старший сын унаследовал трон в мирное время. А потом воспользуюсь своим влиянием, чтобы обелить вас, и отойду от дел. Полностью.

Она лежала достаточно близко, а щуп я «активировал» еще в самом начале беседы, так что знал, что эта женщина говорит именно то, что думает. Кроме того, задыхался от лютой ненависти, переполнявшей все ее естество, разделял ее боль невосполнимой утраты и вместе с нею потихонечку сползал в свою персональную бездну отчаяния, существенно углубившуюся из-за потери Ярины. Да, не такой близкой, как Свайка, но все-таки подруги. А государыня продолжала излагать свои мысли:

— Сторонников у меня хватает. И пусть по-настоящему верных среди них не так уж и много, я найду, где укрыться на время Вторжения. Единственная проблема — время: несмотря на мою «гибель», ряд спецпротоколов системы распознавания личности, включившихся в момент исчезновения сигнала моего маячка, автоматически выключатся только в ночь с тридцать первого июля на первого августа, а значит, появляться перед камерами СКН мне пока нельзя. Откровенно говоря, я собиралась попросить вас довести меня до линии соприкосновения за двадцать четвертым фортом и помочь раздобыть комм кого-нибудь из погибших военнослужащих, дабы я смогла анонимно связаться с родичами из Благовещенской ветви и попросить эвакуации. Но Язва заявила, что не позволит мне делать глупости. Кроме того, все время, пока вы спали, с пеной у рта доказывала, что самое лучшее убежище, которое я могу найти — это база засечников. Я в это не верю, так как у вашей общины слишком много справедливых претензий к Долгоруким. Но Ларису искренне люблю, поэтому пообещала ей обсудить с вами создавшуюся проблему. Кстати, я вытрясла из нее подробнейший рассказ о вашем рейде и последних днях жизни моей дочки, знаю, ЧТО вы сделали для Рины, и отплачу добром за добро сразу после того, как хоть немного оклемаюсь от ее гибели. Впрочем, один шаг к вам навстречу сделаю прямо сейчас: еще раз повторю, что не стану забирать у вас Шахову. Хотя никого ближе и преданнее ее у меня уже нет. Но мое счастье в прошлом, а большая часть вашего общего — в настоящем и будущем. И я буду радоваться вместе с вами. Издалека. Если хватит души…

Я вслушивался не столько в слова, сколько в эмоции, соответственно, чувствовал, насколько тяжело Дарье Ростиславовне далось это решение, и в какой-то момент начал растворяться в глухой тоске, добавившейся к ее отчаянию, ее ненависти и ее жажде мести. Вот и ответил так, как требовало сердце:

— У общины засечников действительно хватает претензий к Долгоруким, поэтому Долгоруким на нашей Базе делать нечего. Но вам там будут искренне рады…

Женщина грустно усмехнулась:

— Да ладно! Кому я там нужна, кроме, разве что, вас и Язвы?

— Ну, например, Ольге Леонидовне Елисеевой, в девичестве Пироговой, до сих пор откликающейся на прозвище Оторва.

Тут у государыни округлились глаза, а ледяная броня треснула:

— Оторва жива, а вы… ВЫ ЕЕ СЫН?!!!

— Да и еще раз да! — подтвердил я. — Поэтому мы идем на Базу. А все НАШИ проблемы подождут…

КОНЕЦ 1 КНИГИ.