Глава 14

25 августа 2112 г.

…К концу четвертого часа обсуждения формулировки итоговой клятвы глав договаривающихся сторон я окончательно перестал понимать ход мысли юристов Долгорукого, Лю и Алмаза, зато проникся глубочайшим уважением к последнему, оказавшемуся тем еще волчарой. Владислав Мстиславович, Лю-младший и моя матушка продержались пять с лишним. А ближе к концу седьмого морщинистый китаец в возрасте «столько не живут», отстаивавший интересы Поднебесной, поднял лапки к верху. В смысле, согласился со всеми доводами Скуратова и признал, что лучшего варианта добиться невозможно.

Тут оба Императора посмотрели на коммуникаторы и решили обойтись без торжественных церемоний. Поэтому подождали, пока «крючкотворы» внесут в текст последние исправления и выведут новые картинки на рабочие терминалы, последний раз перечитали пятистраничный документ, поставили под ним электронные подписи, а затем по очереди зачитали последний лист.

Самым последним трехсторонний договор заверил клятвой Силой Яков Леонидович. Затем отпальцевал Шаховой просьбу обновить восстановление, чуть-чуть пришел в себя и откинулся на спинку кресла. А через считанные мгновения Долгорукий толкнул небольшую речь, в которой поблагодарил нас и китайцев за самоотверженный труд на благо человечества, высказал надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество, объявил второй день переговоров завершенным и пригласил на «скромный» ужин. Само собой, не сразу, а в двадцать ноль-ноль, то есть, через сорок с лишним минут.

Лю Фань, его наследник и их свита изобразили практически ту же самую обязательную программу, что и накануне, после чего удалились в свое крыло охотничьего домика. Все бы ничего, но Лю, мать его, Лян, старший сын Блистательного, опять косил глазом на мою матушку и захлебывался слюной!

Пока я боролся с желанием наплевать на все церемонии, забрать своих и улететь в Михайловку, Алмаз поклонился государю, предложил локоть моей родительнице и повел ее к противоположной двери. Язва, проводив их взглядом, вопросительно посмотрела на меня, и тут ко мне подошел Бер, самый доверенный телохранитель Императора, и шепотом передал просьбу Владислава Мстиславовича задержаться.

«Иди к Даше. Я подойду позже…» — отпальцевал я Ларисе, затем поймал взгляд самодержца, принял безмолвное приглашение и подошел к окну. Ухоженный парк, освещенный фонарями под старину, показался мне слишком уж игрушечным, и я посмотрел вдаль, на угольно-черную стену далекого леса, над которой сияли звезды.

Как ни странно, Долгорукий угадал, о чем я думаю, и вздохнул:

— Знаете, а ведь я очень долго не мог понять, что может вас так сильно тянуть в жуткую глухомань. А потом сравнил вашу и мою жизнь в целом, не вдаваясь в мелкие нюансы, и пришел к интересному выводу: и вы, и я воюем каждый божий день. То есть, прогибаем окружающий мир. Причем не под себя, а для тех, кто дорог. И пусть вы воюете с корхами и диким зверьем, а я — со зверьем двуногим и его страстями, пусть масштабы наших битв разные, но суть происходящего одна: мы — воюем за некую Идею. Ибо эта война — наша суть, наше призвание.

Тут он сделал небольшую паузу, явно ожидая услышать мое мнение, но я промолчал, так как не понимал, к чему это вступление.

Долгорукий нисколько не расстроился и продолжил в том же духе:

— Это прозрение заставило меня проанализировать ваше поведение во время бесед с сильными мира сего и помогло сделать еще один неочевидный вывод: вы, несмотря на разницу в возрасте, статусе и жизненном опыте, не теряетесь даже в самых сложных ситуациях. Что, с одной стороны, приятно удивляет, а с другой — внушает уважение. Последнее пробуждает серьезный интерес, ведь вы уже сейчас демонстрируете качества управленца очень и очень серьезного уровня, а хорошие управленцы в любом государстве на вес золота.

Эта часть его монолога помогла сообразить, о чем будет идти речь дальше, но я решил перепроверить свои выводы и подкинул Долгорукому приманку:

— Спасибо за комплимент, Владислав Мстиславович, но управленец — это, прежде всего, образование. А у меня оно, мягко выражаясь, никакое!

— Верно, образование действительно важно. Но оно должно прилагаться к внутреннему стержню, характеру определенного склада, силе воли и тэдэ! — заявил он, заглотив наживку по самое не могу. — Говоря иными словами, вам надо задуматься об учебе. Определиться со сферой интересов, посвятить годик подготовке к зачислению высшее учебное заведение по выбранному профилю и вгрызться в гранит науки. Кстати, обратите внимание на то, что я употребил слово «зачисление» вместо «поступления». Ибо вы, как кавалер двух высших орденов Российской Империи, будете зачислены в любой ВУЗ страны вне конкурса. Таким образом, в данный момент все упирается в базовый уровень знаний, дабы вы не чувствовали себя ущербно на фоне других студентов…

«Не вздумай отказываться!» — голосом его матери заявила гарнитура скрытого ношения. — «Соглашайся, но упирай на то, что пойдешь учиться сразу после войны…»

Совет показался мне дельным, и я начал играть:

— Откровенно говоря, вы попали в больное место: я вырос на рассказах матушки о веселых студенческих годах и не одну тысячу раз представлял себя студентом. Правда, пока не решил, что мне больше нравится, карьера военного или стезя дипломата, но учеба в планах есть. Увы, не в ближайших — до тех пор, пока ситуация с корхами не решится тем или иным образом, я связан долгом перед общиной. Ибо являюсь самым сильным природником боевого крыла и просто не могу предать родных и близких.

«Умница!» — похвалила меня Даша и замолчала. Как раз в тот момент, когда заговорил государь:

— Достойная позиция. Уважаю. Хотя считаю, что молодежь должна не воевать, а учиться…

«Попробует надавить на Оторву и Алмаза!» — предсказала Долгорукая.

«На мою матушку надавишь…» — мысленно усмехнулся я и расстроено улыбнулся:

— Да, разумом я понимаю, что вы правы, но долг есть долг, и от него, увы, никуда…

…Император завуалированно уговаривал меня перебраться с Базы в столицу порядка двадцати минут. Надо сказать, чрезвычайно изобретательно и последовательно, а я отказывался, вроде как, не отказываясь и, как правило, выбирал варианты, предлагаемые Дашей. Несмотря на то, что эта «беседа» со стороны смотрелась благостно и мирно, устал, как собака. Поэтому к ужину вышел раздраженным, усадил Язву в ее кресло, сел по правую руку от нее, вымученно улыбнулся матушке, стараниями Алмаза оказавшейся справа, и хмуро уставился на все еще пустующую противоположную сторону стола.

Как я и предполагал, китайцы задержались не просто так, а с умыслом: при появлении в зале Лю Фань обсуждал что-то «чрезвычайно серьезное» с третьим человеком в их делегации — многозвездным генералом — «поэтому» Лю Лян «обиженно» шествовал чуть позади. И, конечно же, уселся за стол заметно левее, чем полагалось по статусу. При этом «совершенно случайно» оказался напротив моей родительницы и рассыпался в комплиментах.

Если бы не внушительная ширина стола, думаю, начал бы и ухаживать, а так трепал языком, благо, русским владел на достаточно высоком уровне, и облизывал ее взглядами. А красавиц-официанток, готовых на все и вся, даже не замечал. Само собой, поведение этого ловеласа не добавило мне настроения, но он вел себя уважительно, шутил с юмором и достаточно тонко, а ситуация не способствовала лишней агрессии, поэтому я терпел, восхищался умению мамы тактично демонстрировать отсутствие какого-либо интереса к ухажеру и прислушивался к язвительным монологам Даши. А она, находившаяся все в том же кабинете с потайным лифтом, язвила, не переставая, и моментами выдавала сентенции, способные вызвать либо международный скандал, либо войну.

А еще эта женщина неплохо изучила характер любителя экзотики, так что периодически предсказывала его ходы. Как-то умудрилась предсказать и момент перехода Ляна в решительную атаку:

«Ну все, до героя-любовника, наконец, дошло, что его раз за разом вежливо посылают лесом, причем все дальше и дальше, поэтому он вот-вот начнет использовать самые действенные домашние заготовки. Надеюсь, что они будут не слишком двусмысленные, ибо с Оторвы станется разбить официальное лицо об официальный стол…»

Не успела она договорить, как Лю Лян очередной раз покосился на грудь моей родительницы, красоту и объем которой удачно подчеркивало вечернее платье, и на несколько секунд потерялся в таких же красных глазах, как у меня. А когда вынырнул из омута сладких грез, выдал чрезвычайно замороченный и витиеватый китайский комплимент, который, при желании, можно было озвучить всего одним предложением:

— Вы созданы не для войны, а для любви!

Матушка, без труда разобравшаяся в сути его монолога, равнодушно пожала плечами и опять отправила наследника престола Поднебесной во все те же грезы:

— Вы ошибаетесь: на самом деле я создана И для войны, И для любви. Хвастаться количеством врагов, отправленных к предкам, дабы подтвердить истинность первого утверждения, не в моем характере. Зато я удовольствием докажу истинность второго: молодой человек, сидящий слева от меня, кроме всего прочего, является плодом всепоглощающей любви к единственному и несравненному мужчине во Вселенной. Естественно, в моих глазах. Кстати, для того, чтобы вам было понятнее, насколько ЭТА любовь самоотверженна, поделюсь не самой приятной статистикой: как минимумдевять из каждых десяти беременностей засечниц заканчиваются гибелью и матери, и ребенка. А я любила, люблю и буду любить своего избранника, поэтому теперь без ума еще и от нашего сына!

«Красотка!» — удовлетворенно хохотнула гарнитура скрытого ношения голосом Долгорукой. — «Для того, чтобы продолжать клеиться после этойотповеди, надо быть клиническим идиотом…»

Лю Лян оказался из последних — посмотрел на меня, как-то умудрился округлить щелочки глаз и сделал вид, что не поверил:

— Вы меня разыгрываете: Ратибор Игоревич наверняка является вашим старшим братом! Кстати, эта шутка удалась на обоих уровнях: я признаю, что ваша изысканная красота пьянит голову, как самое крепкое вино…

«Ой, придуро-о-ок…» — изумленно протянула Даша, а моя родительница холодно усмехнулась:

— Ваше Императорское Высочество, в нашей семье на шутках, в том числе и чрезвычайно жестких, специализируется Могуй. А у меня с чувством юмора… плохо, поэтому я предпочитаю обходиться без двусмысленностей. Ибо слишком хорошо знаю свой взрывной характер и давно убедилась в том, что подобные «обмены любезностями», как правило, заканчиваются большой кровью. Поэтому предлагаю начать с начала: я, Ольга Леонидовна Елисеева, клянусь Силой, что Ратибор Игоревич Елисеев, в данный момент сидящий по левую руку от меня, является моим сыном!

Озвучивая эту клятву, матушка, не мигая, смотрела в глаза наследника престола и впечатывала в его сознание слово за словом. Причем настолько четко, звонко и жестко, что оба Императора, угрюмо обсуждавшие что-то неприятное во главе стола, прервали беседу и повернулись к нам. Лю Фань недовольно уставился на сына и поджал тонкие губы, а Долгорукий попросил минуточку внимания и сообщил неприятную новость:

— Дамы и господа, судя по всему, корхи начали притравливать «свежее мясо» к нашей крови: за последние два часа зарегистрировано четырнадцать нападений на наших саперов и рейдовые группы, причем все эти инциденты произошли в непосредственной близости к Полосе, а твари нападали и отрядами по тридцать-сорок особей в каждой!

Алмаз пожал плечами:

— Как мы, собственно, и предсказывали.

— Да, Яков Леонидович, вы оказались правы! — признал государь. — Так что в ближайшие несколько часов все по-настоящему опытные российские и китайские рейдеры будут объединены в более крупные боевые единицы, усилены высокоуровневыми магами со сродством к Природе и отправлены на свободную охоту. Само собой, каждый боец, еще не прошедший мутацию, тщательно проштудирует вашу методичку, а значит, получит лишние шансы выжить.

— А что с предложением прикрепить к каждой такой группе небольшой «балласт»?

— Принято… — ответил Фань. — Количество магов, способных воевать в синей, желтой и красной областях Зоны, действительно надо увеличивать. И чем быстрее, тем лучше.

Скуратов удовлетворенно кивнул:

— Что ж, для начала хоть что-то. Будем надеяться, что деятельность этих групп позволит выиграть время и как следует подготовиться к полноценной войне.

— Мы тоже на это надеемся. И приложим все возможные усилия для того, чтобы как можно быстрее перейти ко второй фазе противодействия… — заявил Владислав Мстиславович и задумчиво посмотрел на меня.

Я не разочаровал ни его, ни себя и, воспользовавшись тем, что считался фактическим главой делегации общины засечников, озвучил свое решение:

— Все правильно — время не ждет. Поэтому вы готовьте армии по нашим методичкам, а мы займемся тем, что умеем лучше всего. Вылетим к Полосе и уйдем на Базу еще сегодня, благо, нашего присутствия на последних этапах этих переговоров, по сути, и не требуется…

…Неожиданная активизация корхов, кроме всего прочего, разнесла в пух и прах все планы Владислава Мстиславовича оставить нас с Дашей в Большом Мире. Поэтому, прощаясь с нашей компанией, он выглядел ни разу не счастливым. Ну, а мы старательно изображали озабоченность создавшейся ситуацией, «мыслями были уже на Базе» и, как выражается Язва, «все такое». Играли и в охотничьем домике, и по дороге к «Скифу», и во время перелета к аэродрому Абакана, и первые несколько минут пребывания на борту своего «Стрибога». Зато после того, как экипаж получил боевой приказ везти нас в Михайловку, и уяснил, в какую именно, ушли «к себе», планируя как следует расслабиться.

Алмаз и Тёма, к слову, до смерти уставший от безделья за двое суток пребывания в гордом одиночестве, скинули жилеты, набитые грузовыми бляхами, попадали в кресла салона-гостиной, взяли по бутылочке пива и врубили какой-то боевичок. А мы прошли в спальню, закрыли за собой дверь и переглянулись.

— Вырвались… — буркнула Даша, до последнего мгновения опасавшаяся какого-нибудь непредсказуемого фортеля сына. Потом посмотрела на мою матушку и желчно добавила: — Причем без смертоубийства!

— А за что было убивать влюбленного паренька? — притворно удивилась Язва, повернувшись ко мне спиной и взглядом попросив расстегнуть молнию на платье. — Он, вон, был готов оторвать от сердца и одолжить Оторве своих телохранителей!

Я вспомнил, как это было, и самую малость доработал ту самую фразу Лю Ляна, которая чуть не заставила мою родительницу расхохотаться ему в лицо:

— Ольга Леонидовна, в Багряной Зоне водятся злые корхи, а вы такая утонченная и воздушная, что мне за вас страшно! Давайте я пошлю с вами десяток горе-защитничков?!

— Ох, кто-то у меня сейчас получит… — сварливо заворчала она.

— За что?! — «обиделся» я. — За «утонченную» и «воздушную»? Так это же правда!!!

Ее рывка ко мне я даже не заметил. Но прикладывать себя бодрячком и доворачиваться в падении и не подумал, прекрасно зная, что ей требуется хоть какая-то разрядка. Поэтому грохнулся на ковер возле своего кресла, дал себя немного подушить, а затем мягко улыбнулся:

— Мам, ты ослепительно красива, и от этого никуда не деться! Прими, как данность, и радуйся нашим комплиментам. Иначе я побоюсь брать тебя с собой на море — там женщины, бывает, раздева-…

— На море? В смысле, в Дагомыс?! Когда?!!! — вычленив из этой речи самую волнующую составляющую, воскликнула она.

— Когда вернем себе Стену! — ответил я и продолжил пудрить ей мозги: — Только не говори, что не купила себе ни одного нового купальника…

— Для бассейна Базы мне хватает и старых… — начала, было, она, затем поняла, что я над ней подшучиваю, и… поддержала игру: — Так ты же, гад, не говорил, что можешь взять меня на море! Знай я это, вела бы себя совсем в другом ключе…

— Оторва-паинька — это что-то вроде тигра-вегетарианца. Или танка в рюшечках… — ехидно заявила Бестия, успевшая раздеться и занять душевую кабинку. — Вон, даже любимого сына благодарит за изысканный комплимент не чем-нибудь, удушением!

— Бьет, значит, любит! — хохотнула Шахова, подошла к бару, открыла обе дверцы и задумчиво уставилась на батарею разномастных бутылок: — Я бы что-нибудь выпила, но через два часа мы сядем в Михайловке и уйдем за Полосу.

— Спиртного навалом… — подала голос Долгорукая. — Я позаимствовала во дворце пару десятков бутылок действительно хорошего вина. А с горячей водой и комфортом в тайге будет неважно. Поэтому… Ра-ат, ты не заберешь у Тарасовой все запасы выпечки и мясной нарезки в вакуумной упаковке?

* * *

…Общий язык с руководством форта «Михайловский» удалось найти в разы легче, чем с Ардатовским. Хотя нет, не так: искать общий язык нам не пришлось, так как командный состав этого гарнизона был в курсе последних новостей и, кроме всего прочего, получил недвусмысленный приказ всячески содействовать как нашей компании, так и всем засечникам без исключения. Поэтому военно-транспортный «Скиф» и два «Урагана» с раскрученными винтами ждали нас возле рулежной дорожки аэродрома, а само начальство, выстроившееся в одну шеренгу перед камуфлированными внедорожниками, демонстрировало готовность ко всему и вся. Так что пересадка с самолета на вертолет заняла от силы минут пять, четыре из которых ушло на знакомство с местными вояками. А потом наш новый борт поднялся в воздух и полетел на восток, а старый, подняв трап, покатил к началу взлетки, чтобы вернуться в Великий Новгород.

Чувство леса, заработавшее у «бурелома» в полную силу, позволило провести высадку по новой схеме. Мы летели вдоль опушки на более-менее безопасном расстоянии до тех пор, пока я не засек силуэты корхов. Затем ударные вертушки, отработав по целеуказанию, превратили этот участок леса в лунный пейзаж, а наша группа, десантировавшись в самой середине новой поляны, деловито добила недобитков, помахала пилотам и ушла под марева и «Хамелеоны». Впрочем, всего на несколько минут — стоило нам выбраться за пределы нового рукотворного бурелома, как Скуратов оседлал «свой» горный велосипед, матушка с Томилиным остались на подстраховке, а наша троица выдвинулась вперед.

Первые сорок минут пилили чуть ли не шагом из-за не самого удобного рельефа. Зато после того, как вышли на трассу, не так давно соединявшую Михайловку и «Шестерку», как следует разогнались и бежали по идеальному асфальту почти четыре часа. А потом начались сюрпризы. Увы, неприятные: чувство леса, которым я, по своему обыкновению, сканировал окрестности, продолжало «молчать», хотя «заговорила» куда более «короткая» аура леса!

Пока я раздумывал, как такое может быть, наконец, «проснулось» первое заклинание и показало двадцать сильно размытых силуэта корха… менее, чем в пятидесяти метрах от нас! Шарахайся мы по тайге втроем, я бы даже не почесался. В смысле, подобрался бы к тварям поближе и как следует изучил новые модификации их аналогов «Хамелеонов». Но в тот момент мы неслись на полной скорости по идеально прямому участку дороги, матушка, Тёма и Алмаз, не скрываясь, следовали за нами метрах в семидесяти пяти, а твари с Той Стороны их видели и уже начали разгоняться!

— Корхи! В десяти метрах! Активируем вампиризм и врываемся в ближний бой… — рыкнул я, опрокинув тварей ударной волной и придержав самого шустрого «бегунка» силками. Затем раскидал бодрячки, чтобы дамы двигались повеселее, и отрешенно отметил, что Язва реагирует на такие вводные не в пример быстрее Бестии: ударная волна Шаховой шарахнула по корхам от силы через секунду после моей! А потом в самый центр отряда противника прилетело испепеление Даши, усиленное двойной синергией, и третье воздействие по площади продавило пелену почти у половины особей!

В результате на моего «бегунка» хватило одного удара ножа. Второго я положил обезглавливанием, мимо третьего, убитого сполохом Долгорукой, пронесся, не тормозя, и ворвался в центр построения, приказавшего долго жить. К сожалению, «лекарь», которого я торопился положить, оказался ни разу не «мясом», так что откатился за «танков», уже «севших» на накопители с Жизнью, и начал плести заклинание поддержки. Пришлось заваливать эту троицу откатившейся ударной волной и прыгать ко второму «лекарю», еще пребывавшему в шоке.

Этого достал. В смысле, убил. Правда, только с третьего удара, так как пелена оказалась недешевой. А потом я заметил приближающийся силуэт и заорал во всю мощь легких:

— Мам, в ближний не лезь — сдохнешь! Работай ТОЛЬКО с дистанции!!!

Слава богу, она догадалась, что я намекаю на наш вампиризм, и дала по тормозам. Но корху, на которого нацелилась родительница, это все равно не помогло — плеть молний Гранда четвертой ступени превратила его череп в головешку. А через секунду мне стало не до чувства леса: два временно проигнорированных «танка», «лекарь» и четыре «тяжа» как-то утвердились на ногах и поперли в атаку на Дашу. Трудно сказать, почему в качестве приоритетной цели они выбрали ее, но мне это не понравилось. Поэтому я перенацелил Язву на «скрытников», одного из которых придержал силками, а сам шарахнул по строю ударной волной, чудом не зацепив Долгорукую, невовремя сместившуюся не в ту сторону, ворвался в самую середину и, наконец, прикончил ублюдочного целителя.

От неожиданной атаки «тяжа», оказавшегося невероятно подвижным, ушел вращением корпуса, упал плашмя, чтобы не нарваться на убийственные серии озверевших «танков», дотянулся костяным клинком до связки над скакательным суставом и ускорил еще один рывок в сторону волчьим скоком. А в следующее мгновение все еще целому «танку» прилетело от матушки, «тяжа», только-только пойманного силками, убило обезглавливанием Язвы, а еще одного, бодро вскочившего с асфальта, запекло сполохом Бестии.

Оставшихся «тяжей» я убил сам. Хитрецу, пытавшемуся прикрыться тушкой «лекаря» и ворваться в ближний бой — отсек ногу, а потом дотянулся до ближайшего нервного узла ножом. Второй сдох сам, оказавшись в области действия сразу двух заклинаний вампиризм и склеив ласты. А в следующую секунду получил возможность понаблюдать за цирком. В смысле, за атакой особо хитрожопого «скрытника», сумевшего подобраться к моей матушке со спины!

Нет, первый удар получился на славу — ее пелена потускнела где-то на треть. Но с недоумка, конечно же, слетела невидимость, что в ближнем бою с моей родительницей было форменным самоубийством: она вывернулась из-под второй атаки чуть ли не раньше, чем корх начал наработанное движение, в темпе скорострельной пушки выдала серию уколов ножом, напитанным Молнией, причем в противофазе с заклинаниями этой же школы, и максимум через секунду оставила за собой дымящийся труп!

Она же завалила и последнего «скрытника», выбитого в реальность моими силками. И спасла его от жуткой смерти под тремя обезглавливаниями, прилетевшими сразу за плетью молний. А потом огляделась по сторонам и наехала на меня:

— Ну, и как это называется?

— Новые модификации «Хамелеонов»! — криво усмехнулся я, скидывая с себя вампиризм. — Чувство леса засекло эту дрянь метров с пятидесяти. А мы, как ты, наверное, помнишь, бежали. И довольно быстро.

— Прости, не знала… — повинилась она, оглядела трупы совсем другим взглядом и сделала напрашивавшийся вывод: — Черт, эта информация может спасти множество жизней!

— Угу… — кивнул я и озвучил принятое решение: — Поэтому Тёма отправится обратно, доберется до места боя, свяжется с командиром форта, вызовет к себе вертушку и передаст пилоту десяток накидок. А мы неспешно найдем место для схрона, сложим в него коммы, затем дойдем до аэродрома «Шестерки», обоснуемся в каком-нибудь остове и чуть-чуть поленимся.

— Ну да… — согласилась матушка. — Без твоего чувства леса мы Алмаза не убережем, меня ты одну не отпустишь, а Феде опыта не занимать…

…На аэродром «Шестерки» вышли аж в одиннадцатом часу утра. Пара крошечных облачков, еле ползущих по небу, не мешали солнцу буйствовать по полной программе, ветер стих еще до рассвета, а марева и «Хамелеон» не спасали от удушающей жары, поэтому на дневку устроились в тени остова военно-транспортного «Муравья». Алмаз, вымотанный до предела не столько марш-броском, сколько почтенным возрастом, улегся на коврик, прикрытый маскировочной сеткой, и задремал, матушка о чем-то зашепталась с Бестией, а Язва нащупала мою тушку, устроилась рядом и, как вскоре выяснилось, потерялась в моих эмоциях.

Я отрешенно отметил, что ее присутствие рядом успокаивает, и снова ушел в тягостные мысли. А через какое-то время услышал грустный шепот:

— Никак не смиришься с тем, что не попал на суд?

Я опешил, так как своими переживаниями ни с кем не делился. А Лара, почувствовав мое удивление через щуп, ответила на незаданный вопрос:

— Ты сам не свой. С тех пор, как поговорил с Шубиным. Да, держался неплохо, но во взгляде и в эмоциях изредка мелькала одна и та же жуть. Вот я и догадалась.

Горечь, целые сутки медленно разъедавшая душу, требовала выхода, и я мрачно вздохнул:

— Все намного сложнее. Последние два месяца я чувствовал себя белкой в колесе, из-за чего затыкал периодически просыпавшуюся совесть отговорками типа «живу в постоянном цейтноте» и так далее. А вчера вечером, оглянувшись назад, чуть не умер со стыда, когда понял, что, при большом желании, мог найти время хотя бы для звонков всем тем, кого считаю близкими людьми. Мог, но ни разу не набрал ни Марию Матвеевну, ни Виталия Михайловича, ни Аристарха Иннокентьевича, ни Владимира Игнатьевича. А про то, что не интересовался ходом дела княжича Горчакова, то есть, по сути…

— Так, стоп! — еле слышно, но очень жестко выдохнула она и сжала мое предплечье. — Прежде, чем ты договоришься до какой-нибудь ахинеи типа предательства памяти Тани Смирновой, скажи, ты хоть что-нибудь слышал о неосознаваемых психических процессах, направленных на минимизацию отрицательных переживаний?

Я отрицательно помотал головой.

— Очень зря! Имей ты хоть поверхностное представление о механизмах защиты, используемых твоей психикой, не рвал бы себе душу. Ибо она БЕЗ участия твоего разума, способна искажать или отрицать реальность для того, чтобы хоть как-то ослабить внутриличностный конфликт, обусловленный противоречиями между инстинктивными импульсами бессознательного и усвоенными требованиями внешней среды, возникающими в результате социального взаимодействия. Говоря иными словами, ты всеми силами старался не думать о том, что, вне всякого сомнения, причинило бы боль. И это более чемнормально. Особенно в твоем возрасте!

Щуп, исправно транслировавший эмоции Шаховой, убеждал, что она не врет, но успокаивало это не сильно:

— Вполне возможно, что так и есть. Но мне все равно стыдно.

— Сделай выводы, мысленно добавь все необходимые действия в планы на будущее и… задвинь ЭТИ мысли куда подальше. Ибо сейчас не лучшее время для рефлексий — ты ведешь по Зоне группу, наполовину состоящую из балласта, а значит, не имеешь права размякать!

— Я не размяк, Лар… — начал, было, я, но вовремя понял, что она права, и коротко кивнул: — Спасибо за моральный подзатыльник: вывод сделал, вот-вот добавлю все необходимые действия в обязательные планы на будущее и задвину все несвоевременные мысли куда подальше.

Язва ласково погладила меня по руке и продолжила «лечение»:

— Между нами, девочками, говоря, далеко не каждая состоявшаяся личность в состоянии признавать свои ошибки и делать правильные выводы. Ты — смог, и в Большом Мире это внушило бы мне уважение. А тут, в Зоне, расстраивает. Ведь ты, командир группы, взявший на себя ответственность за жизни пяти человек, обязан понимать, что не имеешь права на рефлексии. Ведь моральные страдания ослабляют концентрацию, а это может в любой момент выйти боком твоим подопечным! Кстати, моральное состояние твоих подчиненных — тоже ТВОЯ проблема: с первого и до последнего мгновения боевого выхода мы должны быть монолитным кулаком, а не манной кашей. Дальше объяснять?

Я отрицательно помотал головой.

— Вот и хорошо… — довольно мурлыкнула она и… запустила ладошку мне под комбез. А когда почувствовала соответствующий всплеск эмоций, тихонько хихикнула: — Одной из твоих подчиненных жизненно необходима именно такая моральная поддержка. Вот и поддерживай…

…Поддерживал. До пятнадцати ноль-ноль. А когда вышло контрольное время и стало понятно, что с Тёмой что-то случилось, вытащил из перстня бинокль, перебрался на солнцепек, тщательно оглядел далекую опушку леса, затем дорогу, соединявшую «Шестерку» с окраиной прифортового городка с совсем не сибирским названием Дубки, какое-то время пялился на закрытые ворота, а затем принялся разглядывать корхов-часовых, прогуливавшихся на стенах, примыкавших к КПП. Твари несли службу в обычном режиме, и меня это самую чуточку, но успокоило. Увы, уже минут через двадцать дало о себе знать предчувствие, а еще через пять-семь «тяж», на которого я в тот момент смотрел, вдруг уставился куда-то вниз.

Сдвинуть бинокль в нужную сторону было делом одного мгновения, и я, увидев открывающиеся ворота, невольно затаил дыхание… на считанные секунды. А потом створка отъехала в сторону где-то на половину ширины, и на дорогу вылетело четырнадцать «бегунков»!

Твари набрали полную скорость буквально за несколько прыжков и понеслись по раскаленному асфальту в сторону города, а створка поползла обратно, хотя особи этой специализации считались бойцами поддержки и никогда не работали в одиночку!

Я скрипнул зубами и заговорил в полный голос. Благо, мои находились в метрах в пяти-семи, а корхи — достаточно далеко:

— Судя по всему, Тёма где-то встрял, положил всех «бегунков» отряда, с которым столкнулся, но не смог нормально спутать следы. А командир этого отряда связался с командованием и выпросил еще четырнадцать «бегунков».

— Думаешь, в том отряде есть природник? — спросила матушка, придя к тому же выводу, что и я.

— Похоже на то. Иначе они бы не встали на его след.

— Если он не знает, что его преследуют, то придет сюда… — подал голос Алмаз. — И, конечно же, приведет за собой всю толпу шустриков. Если хоть у одного из них окажется «свиток», то как только Федор перестанет сдваивать следы и встанет на реальный вектор движения, из «Шестерки» выйдет как минимум еще один отряд в новых накидках и, вероятнее всего, со вторым природником. А тут я, способный мчаться в темпе загнанной лошади от силы пять-семь минут. В общем, так: забирайте мои бляхи и…

— Яков Леонидович, помнится, группой командую я! — рыкнул я, поняв, к чему он клонит. — Поэтому ваше дело молчать и выполнять мои приказы. Вопросы?

— Весь гарнизон форта вы не положите; погибать всем ради одного — идиотизм, а я прожил неплохую жизнь и давно го-…

— Ма-ам…

Не знаю, что она с ним сделала, но я перестал слышать этот бред и смог изложить свое решение:

— Оторва, отводишь группу ко второму бастиону Стены, поднимаешь на боевой ход и ведешь на юг. За руслом Уклейки организовываешь веревочный спуск к полосе отчуждения и ждешь. Язва, на тебе — контроль состояния здоровья Алмаза. А я оставлю Тёме предельно понятное послание, зачищу все наши следы и догоню. Все, вперед! Не тормозим…

Три силуэта оказались на ногах в ту же секунду, четвертый поднялся с коврика с заметным трудом и, даже не подумав что-либо подбирать, нащупал руку моей родительницы. Нельзя сказать, что потом они сорвались с места, но движение начали более-менее бодренько. Естественно, с учетом реальных возможностей Скуратова. А я, последний раз посмотрев на ворота форта, занялся делом. В смысле, оббежал остов «Муравья», в темпе собрал с земли все наше имущество и закидал в перстень, вытащил из пространственного кармана баллончики с краской, по слухам, добавленные в обязательный НЗ рейдеров Базы еще в середине первого Вторжения, прикрылся корпусом вертушки от взглядов часовых и написал Томилину «записку». А после того, как закончил, пририсовал слева от текста с намеками вместо объяснений здоровенную стрелку, показывавшую вертикально вниз.

Полюбовавшись на дело своих рук и решив, что эти художества не заметит разве что клинический имбецил, снова накрылся маревом и занялся самым нудным и ненавистным делом на свете — начал затирать все следы, включая аурные. Причем выкладывался настолько добросовестно, что уже на первой трети пути к нужному бастиону пришлось активировать водоворот. Слава богу, до леса было не очень далеко, поэтому запасы Природы начали хоть и очень медленно, но восстанавливаться. А минут через сорок с гаком я, наконец, добрался до нужных ворот, проскользнул на территорию бастиона, отрешенно удивился изобилию следов боев его гарнизона с корхами, все так же выкладываясь до предела, поднялся на боевой ход, посмотрел в сторону Дубков, не заметил никакого движения, и заставил себя двинуться на юг…

Загрузка...