Баламут 2

Глава 11

…Из кабинета Долгорукого я вышел генеральным инспектором Е.И.В. Канцелярии по работе с засечниками и, по совместительству, начальником одноименного отдела в чине тайного советника. Язва, де-юре уволенная из Конвоя, оказалась в моем подчинении на должности старшего инспектора и стала действительным статским советником, а «Мария Александровна Завадская», соответственно, инспектором и статским советником. Разумом я понимал, что все это — всего лишь попытка Владислава Мстиславовича хоть как-то защитить свою матушку от проблем в выбранном ею варианте жизни, но где-то в глубине души все-таки напрягался. Ибо в моих представлениях третий класс в табели о рангах никак не сочетался с моим возрастом.

Нет, внешне я своего обалдения не показывал: спокойно загрузился в «Тигр» и доехал до «Скифа», обсуждал с напарницами какую-то ерунду весь перелет до абаканского аэропорта и «толком не заметил», как перебрался в арендованный «Mauersegler». Зато после того, как самолетик разогнался по взлетке и набрал высоту, а стюардесса, накрывшая на стол, покинула наш салон, позволил себе расслабиться и вопросительно уставился на Бестию.

— Держался достойно… — заявила она, отрезав кусочек жареной форели и с завистью посмотрев на Язву, уже начавшую есть. — Причем как во время переговоров с Лю Фанем, так и при общении со Славой. Да, моментами чуть перегибал с равнодушием, но не сильно.

— Я старался. Но в данном случае спрашиваю о другом: тебя не смущает сочетание моего возраста и чина?

Она отрицательно помотала головой, попробовала рыбу и аж прикрыла глаза от гастрономического наслаждения. Потом отрезала второй кусочек и, наконец, объяснила, что имела в виду:

— Новые вкладки в наших идентификаторах — не более, чем защита от дуроломов, коих в России традиционно предостаточно, плюс определенный уровень возможностей, упрощающих жизнь, прежде всего, мне. К слову, я почти уверена, что это решение — своего рода просьба присматривать за мной как можно внимательнее…

— Я пришла к тому же выводу… — неожиданно заявила Лариса. — А еще поняла, что твой сын, наконец, вырос.

— Так и есть… — криво усмехнулась Даша. — Он перестал считать мир игрой и переставлять солдатиков из клетки в клетку, начал видеть в фигурах живых людей и научился заботиться не только о себе. Но радоваться этим достижениям пока повременю. Чтобы не разочароваться, если все вернется на круги своя.

— Зря: на мой взгляд, этот порыв стоит поддержать… — заявила Шахова, заметила, что наша венценосная подруга потемнела взглядом, но все-таки закончила свою мысль: — На кого, кроме тебя, он может реально опереться? На Забаву, которая любит одну себя? Или на родственничков Мстислава, озабоченных войной за место у трона? Да, любви от него ты не чувствовала. Но он начал меняться. Причем в лучшую сторону. А значит, нуждается хоть в какой-то моральной поддержке!

Тут Долгорукая поиграла желвакам и очередной раз приятно удивила:

— Ты права, Лар. А во мне говорят старые обиды. Спасибо, солнце: без тебя я бы этого не поняла. И… прости, что разозлилась.

— Прощу. После того, как ты компенсируешь мне моральный ущерб тем кусочком форели, который насажен на вилку!

— То есть, самым вкусным? — притворно ужаснулась Бестия.

— Ага!

Даша грустно посмотрела на «компенсацию» и… протянула ее Ларе: — Ешь, для тебя не жалко!

Трудно сказать, почему, но этот диалог отбил всякое желание говорить о чем-либо серьезном и «помог» уйти в себя сначала Шаховой, а потом и нам с Долгорукой. Но меланхоличное молчание нисколько не напрягало: после того, как с ужином было покончено, мы самостоятельно сдвинули кресла, легли, привалились друг к другу и потерялись в спокойных, светлых и очень комфортных грезах. Причем не на час-полтора, а на все оставшееся время перелета! Поэтому изменение давления в салоне застало врасплох, а первый же взгляд на информационное табло заставил переглянуться.

— Да уж, так я еще ни разу не отключалась… — задумчиво пробормотала Бестия, сочла, что тон этого заявления несколько мрачноват и «недовольно» пихнула меня локтем: — Все потому, что ты слишком уютный!

— А ты планировала войти в клуб «Десять плюс» в чужом самолете?! — ехидно подколола ее Язва и демонстративно поморщилась: — У-у-у…

— Не-не-не, как ты могла такое подумать?! — возмутилась Даша, начала, было, придумывать какое-то смешное, но логичное объяснение этому ответу, но получила какое-то сообщение и прикипела к экрану комма. После того, как прочитала, набрала и отправила ответ, а затем забралась на меня и от всей души поцеловала Лару в щеку:

— Как говорит Рат, ты у нас чудо!

— Да, я такая! — улыбнулось «чудо» и вопросительно выгнуло бровь.

Государыня щелкнула ее по кончику носа и довольно мурлыкнула:

— Просьбу Славы передвигаться только на бронированных машинах помнишь?

— Конечно!

— Так вот, он счел, что наше согласие развязало ему руки, и дал команду пригнать к ангару этого самолетика такую же «Онегу», как наша, только в оснащении спецмашин Конвоя.

Шахова прищурилась:

— И как ты его за это поблагодарила?

Даша мягко улыбнулась и почему-то чмокнула меня:

— Так, как ты и советовала, то есть, очень тепло…

…Как выяснилось после посадки, Долгорукий позаботился не только о броне и оснащении, но и о такой «мелочи», как внешний вид: внедорожник, дожидавшийся нас возле ангара, был точной копией прежнего. Более того, как мне при первой же возможности шепнул водитель-перегонщик, один из трех комплектов сменных номеров, «заряженных» в автоматические кассеты, был тем же самым, что и на прошлой машине. Но больше всего порадовало не это, не техно-артефактная защита, спецсвязь, отключаемые маячки и куча других приблуд, заставивших Шахову сделать стойку, а полное отсутствие «жучков» и система их автоматического обнаружения. В общем, отъехав от ангара следом за старой «Онегой», мы устроили небольшое совещание и, как ни странно, придумали оригинальный способ отблагодарить Владислава Мстиславовича за заботу. Вернее, его придумала Язва — предложила Бестии самостоятельно пожарить все те же отбивные с ананасом с сыром, засунуть в термоконтейнер и отправить во дворец с «нарочной»:

— Поверь на слово: узнав, что это блюдо ты не купила, а приготовила, он впечатлится по самое не могу!

— Ратибор, поможешь? — спросила Даша, получила ожидаемый ответ, засияла и попросила Шахову выяснить, в котором часу наследник престола прибудет во дворец.

Следующие два часа прошли по вполне понятному плану: свежее мясо и ананасы мы купили по дороге домой, похозяйничали на кухне, поели сами, пересеклись с одной из бывших подчиненных Лары неподалеку от одного из въездов на территорию дворцового комплекса, отдали ей опломбированный термоконтейнер и со спокойной душой покатили в Волховец. «Нарочная» отзвонилась Язве буквально через двадцать минут, и тут Шаховой пришлось немного поднапрячься. Но знание внутренних спецпротоколов помогло ей протолкнуть контейнер через большую часть «преград», а с остальными справилась Бестия, позвонив сыну, заявив что отправила ему сюрприз, и сообщив, где его можно забрать. И пусть итоговая реакция Долгорукого показалась мне суховатой, женщины, знавшие его не в пример лучше меня, остались довольны. А потом мы приехали на Императорский аэродром, встретились с неким Михаилом Вострецовым, и мне пришлось отыгрывать роль очередного покупателя снятого с баланса и перекрашенного «Стрибога» «покойной» Императрицы.

Представитель Е.И.В. авиаотряда «Русь», само собой, не имел никакого представления о наших договоренностях с фактическим главой государства, поэтому отрабатывал поручение начальства от и до. Сначала решил помочь пройти спецпроверку и очень удивился, узнав, что у нас есть персональные пропуска и «открытый» пропуск на автомобили. Затем попросил следовать за его машиной, довез до нашего ангара и удивился снова, когда я раздвинул массивные ворота со своего комма. А после того, как мы въехали внутрь, припарковались у боковой стены и выбрались наружу, решил посвятить нас в кое-какие «важные» нюансы:

— Ратибор Игоревич, мне сказали, что вы изучили спецификацию и в курсе, что этот самолет за каких-то двое суток был перепродан аж три раза. Тем не менее, считаю своим долгом сообщить, что два его предыдущих владельца и их представители на аэродроме даже не появлялись, то есть, эта машина переходит в ваши руки в той же комплектации, в которой летала до вывода из состава авиаотряда «Русь». Естественно, за вычетом кое-какого спецоборудования.

Я знал значительно больше. О том, что два предыдущих покупателя были фиктивными, что спецоборудование с этого борта не демонтировалось и что он, по факту, продолжает оставаться на балансе все того же авиаотряда, хотя, де-юре, уже приписан к «моему» отделу Е.И.В. Канцелярии. А еще то и дело вспоминал аргументы Долгорукого, убедившие Дашу принять этот подарок:

«Мам, ты вправе жить так, как считаешь нужным, и там, где тебе будет комфортно. Но я бы очень не хотел, чтобы ты передвигалась по стране на рейсовых или арендованных самолетах, так как это небезопасно. Хотя бы из-за того, что вся информация по их перемещениям покупается всеми, кому не лень. И это не пустые слова: на момент прилета в Дагомыс магов из группы „Аз“ службы безопасности всех четырех родов-целей успели выяснить, на чем, когда, откуда и куда вы собираетесь улетать. А самолет Канцелярии будет невидимкой. Кроме того, сможет садиться на военные аэродромы прифортовых городков, что будет экономить ваше время…»

Тем не менее, делиться своими настоящими мыслями и не подумал:

— Я знаю, в каком состоянии эта машина, и прибыл на аэродром не на экскурсию, а для того, чтобы познакомиться с экипажем и вылететь на этом борту в командировку.

Вострецов растерялся, сказал, что эту информацию до него не довели, и связался с начальством. А уже минуты через полторы облегченно выдохнул, смахнул пот, выступивший на лбу, и затараторил:

— Самолет заправлен, проверен и готов к вылету, а новый экипаж ждал команды в комнате отдыха и будет здесь максимум через пять-семь минут…

…Клятву Силой о нераспространении информации у двух пилотов и стюардессы принял я, как начальник отдела по работе с засечниками. Само собой, после отъезда Вострецова. Потом сообщил летунам, что нам надо в Ардатов, и уточнил, что в тот, который под Нерчинском. Командир экипажа, Русанов Валерий Макарович, пожал плечами и заявил, что не видит никаких проблем:

— С «флагом» вашего отдела нас примут где угодно.

— В этом я не сомневаюсь… — без тени улыбки заявил я. — Но мы летим туда дней на семь-восемь и сразу после посадки уйдем в Багряную Зону, а вам надо будет где-то устраиваться.

Летун кивнул в знак того, что понял поставленную задачу, развернул перед собой какую-то служебную программную оболочку, нашел нужный городок, отправил несколько запросов и выдал варианты решения проблемы:

— Там два аэродрома, частный и военный. Условий для проживания нет ни на одном. В двух километрах от первого есть гостиница со свободными местами, но для того, чтобы обеспечить охрану борта своими силами и смену дежурных, потребуется разъездная машина на постоянной основе. На втором самолет можно будет сдать под надежную охрану, но все ДОС-ы и казармы для рядового состава забиты вояками, а до Ардатова далековато. То есть, если садиться туда, то машина потребуется дважды — в день прилета и в день отлета. Арендовать ее под оба варианта можно будет в Нерчинске.

Самый минимум информации о технологии работы с экипажами таких бортов я получил от Язвы еще по дороге домой, так что сходу озвучил свое решение:

— Садимся к воякам, но арендуем машину на все время командировки. Бюджет на это дело, проживание и питание вам выделит Лариса Яковлевна после взлета. Кстати, в дальнейшем любые возникающие проблемы решайте через нее. Вопросы?

Командир экипажа поднял руку и спросил, когда я бы хотел вылететь. Когда услышал, что по готовности, пообещал поднять самолет в воздух ровно в полночь и на пару со вторым пилотом ушел в кабину. А стюардесса — высокая, великолепно сложенная и явно хорошо тренированная рыжеволосая девушка лет, эдак, двадцати восьми, молчавшая с момента представления — осталась, заявила, что у нее сразу несколько вопросов. И начала с просьбы:

— Ратибор Игоревич, дамы, вы бы не могли обращаться ко мне по имени и на «ты»? Мне так будет комфортнее.

— Ладно… — кивнул я, прочитал сообщение Даши, упавшее на комм, и добавил: — Оля, если ты собираешься задавать вопросы из стандартного перечня, то мы с Марией Александровной оставим на растерзание Ларису Яковлевну и уйдем отдыхать. Если же тебя интересует что-либо другое, то спрашивай.

Ничего другого Тарасову пока не интересовало, поэтому мы с Дашей прошли во второй салон, закрыли за собой дверь и переглянулись.

— Я устала, Рат… — призналась она, повернулась ко мне спиной, чтобы я расстегнул молнию на платье, и скинула босоножки. — Устала держать себя в руках: мало того, что с этим самолетом связано очень много воспоминаний, так еще и экипаж не тот. Нет, разумом я понимаю, что люди, с которыми я летала больше десяти лет, узнали бы меня даже по пластике движений, и сама настояла на их замене, но на душе такая муть, что не передать словами!

Я помог ей раздеться и лечь, затем последовал ее примеру, устроился рядом, сгреб женщину в объятия и вздохнул:

— Понимаю. Даже мне тут не по себе. Прямо сейчас перед глазами ты, лежащая на боку и обнимающая подушку. А еще представляется подол, задравшийся до середины левого бедра, струящаяся ткань, натянувшаяся на попе, и ярко-зеленая птица на плече…

Я действительно видел эту картинку из недавнего прошлого. Более того, помнил тон, которым Долгорукая приказала забыть о титуловании раз и навсегда, свою ярость, ее извинение и многое другое.

Не знаю, почувствовала ли это Бестия или просто поверила в то, что я говорю правду, но благодарно поцеловала в подбородок. Потом развернулась ко мне спиной, вжалась в грудь и зябко поежилась:

— То платье я надевала, когда пребывала в отвратительном настроении — оно меня чуть-чуть успокаивало. В тот раз терзали сомнения в правильности принятого решения и я пыталась отвлечь себя от пугающих мыслей всем, чем можно. В частности, обнажила ногу, решив выяснить, как ты реагируешь на женщин, чтобы, в случае чего, переиграть решение и не отпускать Рину за Стену…

Я понимал, на какой тонкий лед мы вступили, поэтому попытался чуть-чуть изменить направление беседы и, тем самым, хоть немного смягчить боль воспоминаний:

— …но умудрилась не заметить, что я любовался и ножкой, и попой, и грудью? Впрочем, ты невероятно красивая женщина и наверняка привыкла в восхищенным взглядам мужчин.

— Заметила… — грустно усмехнулась она. — Но в твоем взгляде мелькал восторг, а не похоть или вожделение. А это чувство чистое и греет душу. Согрело и тогда. Но самую малость — уж очень сильно я переживала. Кстати, спасибо и за комплимент, и за то, что так тактично и мягко сместил акценты. Но сейчас этого не требуется: твоими стараниями я научилась жить и за себя, и за дочку, поэтому грущу, а не упиваюсь горечью утраты и не пытаюсь представить альтернативное настоящее. Знаешь, что я представляю в данный момент?

Я отрицательно помотал головой, сообразил, что она лежит ко мне спиной и с закрытыми глазами, а значит, этого не увидела, и выдохнул:

— Нет. Но чувствую, что грусть теплая и светлая.

— Так и есть. Все потому, что вижу, как обнимала Ринку точно так же, как ты обнимаешь меня, и убеждала ее в том, что сродство с Природой на самом деле куда перспективнее, чем это кажется горожанам. Да, в то время я в это не верила сама, но настолько хотела, чтобы зареванной дочке стало легче, что фантазировала вслух и в какой-то момент придумала очень красивый образ: мою девочку в роли повелительницы зверей. Тогда Ринке было шестнадцать, но я вложила в описание картинки столько души, что она увидела придуманный образ, вскочила с кровати, вытащила из кольца мольберт и нарисовала себя стоящей рядом с прирученным лисенком. Мелким, смешным, страшно растерянным, но пытающимся казаться очень грозным. И пусть закончить эту картину до начала снижения не хватило времени, зато к моменту высадки Ринка полностью закончила на удивление выразительную мордочку зверька. И всю дорогу во дворец мы, перебивая друг друга, придумывали истории его похождений!

— Во дворце, в дворцовых парках и в городе? — с улыбкой спросил я, когда почувствовал, что ее грусть посветлела еще сильнее.

— Ага!

— Небось, покатывались со смеху?

— Не то слово! — подтвердила Долгорукая и снова расстроилась: — Жаль, что и этот рисунок, и почти все остальные работы Ринки сгорели вместе с ее кольцом.

— Жаль. Но послезавтра я покажу вид, который она мечтала нарисовать! — твердо пообещал я, чтобы не дать женщине окончательно расклеиться.

— Она мечтала порисовать за Стеной? — встрепенулась Даша, повернула голову и поймала мой взгляд.

Я утвердительно кивнул и провалился в воспоминания:

— Накануне ночью мы отмахали довольно приличное расстояние, и твоя девочка устала. Не столько физически, сколько морально. И мне захотелось ее порадовать. Поэтому, подбирая место для дневки, я искал точку, с которой можно было любоваться тайгой, не вылезая из-под маскировочной сетки. И пусть большую часть светового дня Рина проспала без задних ног, зато после того, как проснулась, попросила разрешения выглянуть наружу, приподняла самый краешек сетки и восхищенно охнула: — «О, боже, как тут красиво! Никогда не видела настолько гармоничного сочетания самых агрессивных оттенков багрянца…»

Все время, пока я описывал тот момент и цитировал слова принцессы, Даша, не отрываясь, смотрела мне в глаза, фокусируя взгляд то на одном зрачке, то на втором. А после того, как замолчал, облизала пересохшие губы и хрипло выдохнула:

— Первая фраза ее. С начала до конца. Вторая наверняка начиналась со словосочетания «В жизни не видела…», но ты «вспомнил» более привычный синоним, что более чем естественно. Зато фразу «самые агрессивные оттенки багрянца» передал идеально точно. Тем самым, подарив мне возможность еще раз заглянуть в душу моей девочки…

— Ей было хорошо, Даш… — мягко улыбнулся я, почувствовав не только взрыв эмоций, но и сумасшедшее сердцебиение, отдающееся в мое запястье.

— Да, ей было хорошо… — все так же хрипло подтвердила женщина, сглотнула подступивший к горлу комок и добавила: — Ведь ты был рядом. И Багряная Зона уже не пугала…

…Новая вкладка личного идентификатора действительно существенно упрощала жизнь: вместо того, чтобы переходить через Полосу по «тропинке» и пробиваться через «бурелом», мы приехали на военный аэродром вместе с местным начальством, загрузились в новенький «Скиф», долетели до первой попавшейся полянки, спрыгнули с опущенной аппарели и ушли в тайгу.

Первые метров восемьсот-девятьсот пробежали в обычном режиме, да еще и затирая следы, чтобы не демаскировать будущую точку подбора, затем остановились, вытащили из пространственных карманов горные велосипеды и рванули дальше уже на них. Благо, по местному времени было уже начало второго дня, погода только начала портиться, так что катить по сухой земле было более чем комфортно.

Моросящий дождь, обещанный синоптиками, начался ближе к шести вечера, но густые кроны деревьев удерживали влагу еще два с лишним часа. В результате к половине девятого мы успели отмахать километров семьдесят. В принципе, могли бы проехать еще как минимум пятерку, но сделали петлю, чтобы спрятать в уже готовый схрон мой накопитель и все коммы.

После спешивания бежали на крыльях ветра еще час с небольшим, а потом каждый прыжок начал оставлять слишком заметный след, и мы были вынуждены перейти на шаг. А в районе одиннадцати внаглую выбрались на трассу и рванули дальше по асфальту, хотя командир форта и предупреждал, что все дороги контролируются рейдовыми группами корхов.

Одну такую группу, сидящую в засаде, мы действительно обнаружили. И обошли лесом, так как этой ночью шум нам был не нужен. А километрах в четырех от Савватеевки нашли место, недавно покинутое второй группой, запомнили примерные координаты, продолжили движение, довольно быстро добежали до города, ушли вправо и вскоре добрались до знакомого особняка.

Вламываться в него и не подумали, хотя следов мародерства на нем не было, а мы успели и набегаться, и основательно проголодаться. Ибо дождь понемногу усиливался, а проходить через форт в ливень, да еще и при свете дня, не было никакого желания. В общем, перекусили на ходу, умяв по паре энергетических батончиков. Пока «ужинали», пересекли нынешнюю границу «активности» тварей с Той Стороны, и добрались до разоренного центра. А там наткнулись на место недавнего боя, увидели два обезображенных трупа начинающих рейдеров в новеньких ботинках, скрипнули зубами и понеслись дальше.

На восточной окраине Савватеевки догнали группу корхов, вероятнее всего, возвращавшихся в «Девятку» из покинутой засидки, задавили желание вырезать их к чертовой матери и обогнали по параллельной улице. А ближе к двум часам ночи очень неприятно удивились, обнаружив, что ворота форта закрыты, все подступы опутаны сторожевыми плетениями, а на стенах несут дежурство особи боевой специализации!

— Все, лафа закончилась? — нащупав мою руку, еле слышно прошептала Язва.

— Нет, конечно! — расстроено ответил я. — Они закрыли только форт, а Стена достаточно большая, и перебраться через нее не проблема. Особенно с этой стороны. Ведь электроника выгорела. Да и контролировалась нами, а не ими.

— Тогда почему ты не в духе?

— Не будь дождя, я бы страшно обиделся и вырезал проигнорированную рейдовую группу. Но погода не располагает к такого рода веселью, значит, придется потерпеть…

С преодолением Стены действительно не возникло никаких проблем. Мы просто пробежали по великолепной дороге пятьсот метров до площадки, с которой подвозилось боепитание к артустановкам бастиона «Девять-один», зашли внутрь через ворота, брошенные распахнутыми настежь то ли спешно эвакуирующимися расчетами, то ли «трофейщиками» корхов и поднялись на боевой ход. Там я вытащил из перстня альпинистскую веревку, карабины, леску и все необходимое для создания альтернативного «выхода» в Большой Мир, а женщины добавили Силы в плетения сумеречного зрения, огляделись и хмуро озвучили очевидный вывод:

— Если бы не Волна, хрен бы корхи прошли эту Стену так легко…

— Угу… — поддакнул я и продолжил вязать узлы. А через пару минут был вынужден прерваться, чтобы объяснить Бестии, чем именно занимаюсь:

— Если пропустить веревку через во-он то кольцо и сбросить вниз оба конца, то после спуска можно будет ее выдернуть и забрать с собой. Но тогда мы не сможем воспользоваться этим кольцом на обратном пути. Но стоит пропустить через него же прозрачную леску, качественно замаскировать и затереть аурный след, то…

— Поняла. Толково. И я, горожанка до мозга костей, в жизни бы до этого не догадалась!

— Побегаешь с Ратом месяц-полтора — и твоя фантазия переключится в нужный режим… — философски заметила Язва. А через несколько минут без моей подсказки расстегнула комбез и затолкала под ткань на правом плече сложенное в несколько раз полотенце[5]. Сообразив, что Шахову наверняка учили спускаться скольжением, я вытащил из пространственного кармана скальный молоток и кинул ей. А когда женщина закрепила его ремешок на пояснице и опустила рукоять к нужной части левого бедра, попросил заняться просвещением Долгорукой…

…Полосу отчуждения преодолели только к шести утра из-за того, что оставляли за собой слишком заметный след, и мне пришлось его «затирать». Потом больше часа добирались до Мечты Безумного Рыболова и не на шутку разозлились, увидев на «нашей» стороне озера множество отпечатков ног корхов. Дамы решили, что твари с Той Стороны как-то выследили нас, но я развеял это заблуждение:

— Тут порезвились «добытчики» деда. Выпотрошили схрон с бляхами, который я соорудил по соседству с нашим убежищем, и умотали обратно, не озаботившись даже минимальным сокрытием оставленных следов!

— Уроды! — гневно процедила Шахова, Долгорукая скрипнула зубами, а я криво усмехнулся:

— Ага. За что получат по полной программе. Сразу после того, как мы доберемся до Базы. Но до нее еще идти и идти, а нам не мешает отдохнуть. Но на этом озере я останавливаться на дневку уже не рискну — корхи далеко не дураки, от «Девятки» до сюда рукой подать, а сваливать от «бегунков» в дождь то еще удовольствие.

Напарницы со мной, естественно, согласились, ибо прекрасно помнили «веселую» пробежку от места нашей засады к озеру и последующий заплыв, поэтому с семи утра и почти до полудня мы перли по тайге чуть под углом к требуемому курсу. Потом сдвоили следы, пробежались по россыпи камней на месте недавнего оползня, прогулялись по руслу безымянной речушки и, в конце концов, устроились на дневку неподалеку от еще одного озера.

«Прихожую» будущего «шалаша» под нижними лапами самой древней ели в округе соорудили в три пары рук, быстренько сняли насквозь мокрое шмотье, хорошенечко растерлись полотенцами, натянули теплые спортивные костюмы и носки, а потом принялись за «спальню». К сожалению, согреться работой не смогли, так как ее было не так уж и много, поэтому соединили два спальника молниями, влезли внутрь и распределили дежурства. А потом начался жуткий беспредел: Шахова заявила, что я самый горячий, а значит, обязан как следует согреть своих женщин, запустила ледяную руку под мою толстовку и аж застонала от удовольствия, а Долгорукая, вместо того, чтобы меня защитить, сделала то же самое!

Я чувствовал их эмоции, поэтому поддержал и развил изначальную идею. В смысле, сражался, как лев, за «остатки тепла», помог дамам скинуть большую часть моральной усталости и, в конце концов, сдался. Хотя к тому времени спальник превратился в самую настоящую душегубку, и никакой необходимости греться уже не было. Довольные победительницы вжались в раскочегаренное тело, зафиксировали бедра коленями и захотели поговорить. Что интересно, на одну и ту же тему.

— Скажи мне кто еще в июне, что я буду чувствовать себя счастливой, лежа в спальнике под елкой в жуткой глухомани вместе с сыном Оторвы и Императрицей, сочла бы его идиотом… — пробормотала Шахова. — А сейчас млею от удовольствия и хочу, чтобы это мгновение длилось как можно дольше…

— Я думаю почти о том же… — призналась Долгорукая. — Что аромату хвои, убаюкивающему шелесту дождя, уютному жару разгоряченного тела любимого мужчины и твоим пальцам, переплетенным с моими, не хватает только одного — возможности чувствовать ваши эмоции. А все остальное кажется правильным. Хотя каждая отдельная составляющая этого мгновения, по логике, должна шокировать.

Несколько «составляющих этого мгновения» могли подтолкнуть Дашу к мыслям о Ярине и казненном муже, поэтому я добавил обмену мнениями толику несерьезности:

— А я ни о чем таком не думаю. Лежу, обнимая самых восхитительных женщин на свете, и сам себе завидую!

Даша благодарно потерлась щекой о грудную мышцу и легонечко надавила коленом на мое бедро, а Лариса решила «пофилософствовать»:

— Любой нормальный герой-любовник добавил бы в это утверждение словосочетание «сразу двух», льстец заменил бы слово «женщин» на более ласкающее ухо «девушек», а мужчина-завоеватель обязательно добавил бы слово «своих» и опустил фразу о зависти, добы лишний раз подчеркнуть собственные заслуги. А нашему просто хорошо. И о чем это говорит?

— О чем это только не говорит! — хохотнула Бестия и «сокрушенно» вздохнула: — К примеру, о том, что раз Баламут в состоянии думать и связно излагать свои мысли, значит, спортивные костюмы мы надели зря…

…Забавно, но пятнадцатиминутная шуточная пикировка полностью вымела из сознаний этой парочки моральную усталость и… помогла Ларисе отключиться. Когда она заснула и тихонько засопела, Долгорукая, которой предстояло дежурить первые два часа, бесшумно приподнялась на локте, несколько секунд искала в моих глазах хоть какие-то признаки сонливости, а потом переползла повыше, коснулась губами уха и зашептала:

— С Язвой нам очень крупно повезло. Знаешь, в полузабытой прошлой жизни твоя матушка была живым воплощением неудержимого натиска и несгибаемой воли, а Шахова пряталась в ее тени и казалась ведомой. Однако где-то через полгода после исчезновения Оторвы я, анализируя очередное покушение, пришла к выводу, что выжила благодаря предусмотрительности и самоотверженности Лары. Месяцев через восемь-девять меня попытались отравить, и с тем же результатом. А осенью сто четвертого она первый раз закрыла меня собой и страшно обгорела. Я приставила к ней своих целителей и порядка двух недель была уверена, что после завершения очень долгого и муторного лечения она уйдет на покой. Ан нет, осталась. Более того, уже в сто седьмом закрыла меня собой второй раз. Хотя сектор, с которого по мне отработал водник в ранге Гранд, прикрывала другая телохранительница.

Тут Бестия прервала рассказ, несколько секунд невидящим взглядом смотрела сквозь подругу, а затем виновато вздохнула:

— Я ценила ее самоотверженность и преданность, но как Императрица, то есть, награждала, дарила дорогие подарки, жаловала неслыханные права и привилегии и искренне считала, что оказываю невероятную милость…

— Даш, не криви душой! — еле слышно прошептал я, сообразив, что это не так. — Если бы то, что ты только что сказала, было правдой, то ни Язва, ни моя матушка не считали бы тебя подругой и не любили!

— Моя дружба была «вертикальной», Рат: даже выворачивая перед ними душу, я чувствовала себя неизмеримо выше, ибо являлась Императрицей, а они, по сути, были обычными охранницами. Да, доверяла, как самой себе, да, делала для них неизмеримо больше, чем любой другой член рода Долгоруких делал для своих телохранителей, но Язва с Оторвой не были центрами моей личной Вселенной.

Я прислушивался к ее эмоциям, чувствовал, насколько ей стыдно, и в какой-то момент нашел нужные слова:

— Милая, «неправильная» дружба осталась в далеком прошлом, а мы живем настоящим. Поэтому воздавай им сторицей каждый божий день, и…

— Уже! — не дав мне договорить, выдохнула она. — Этот монолог — часть моей благодарности: я хочу, чтобы ты увидел ту часть жизни Лары, которая осталась в Большом Мире, понял, насколько эта твоя женщина надежна, и берег ее, как зеницу ока.

Надрыв, появившийся в ее душе в этот момент, здорово напряг, и я принял меры:

— Даш, совет примешь?

— Да.

— Отпусти ВСЕ прошлое раз и навсегда. И живи ТОЛЬКО настоящим. Тем, в котором ты любишь Ларису и мою матушку, ни разу не проявляла ни высокомерия, ни вздорности, ни барства и поровну делишь с ними новую жизнь!

Надрыв исчез, сметенный чувством благодарности, и Даша, вжавшись в меня всем телом, горячечно зашептала:

— Я люблю и тебя, Рат! Как выразилась бы Язва, «намного шире, чем ты можешь представить».

— Я чувствую… — без тени улыбки заявил я и переключил ее мысли на более комфортную тему: — Поэтому гоню вас вглубь Зоны, чтобы побыстрее «вытянуть» сродства к Разуму.

Она ласково коснулась губами моей щеки, несколько секунд воевала сама с собой, а затем отстранилась:

— Спасибо за поддержку — мне полегчало. А теперь спи, а то меня вот-вот загрызет совесть.

Я закрыл глаза, очень быстро заснул и «сразу же» проснулся. От тихого шепота Ларисы, склонившейся к другому уху:

— Рат, детектор…

Чувство леса активировалось само собой, и я, разобравшись, по какой траектории к нам приближаются силуэты ривзов, невольно скрипнул зубами:

— Дождь. Затерлись не все следы. Вот зверьки и пожаловали…

— Завалим?

— Ага! — кивнул я и влил восстановление в спящую Бестию. А когда она проснулась, продолжил говорить: — Ривзы. Надо валить, а потом уходить. Так что одеваемся, собираемся и готовимся к бою.

Оделись в сухое, благо, комбезов, ботинок, белья и носков накупили предостаточно. Пока закидывали в перстень и кольца все добро, увешались пассивками и полным комплектом плетений. Затем выскользнули под дождь и, не прячась под маревами, рванули навстречу охамевшим хищникам.

Техно-магических защитных комплексов и пелены у них, естественно, не оказалось, поэтому с тактикой особо не мудрили: с предельной дистанции всадили в самку сразу три обезглавливания, остановили самца, рванувшегося в атаку, силками и добили испепелением, усиленным Ларкиным ветром.

— Быстро мы… — буркнула Язва, вглядевшись в тлеющий труп. — А еще совсем недавно звери с Той Стороны вызывали во мне трепет.

— Двойная синергия, более высокие ступени развития, опыт… — заявила наша венценосная подруга и недовольно посмотрела на низкую облачность. — Эх, дождь прекращаться не собирается.

— Угу… — подтвердил я, обнаружил на самом краю зоны досягаемости чувства леса четыре мелких силуэта и вздохнул: — Ладно, уходим. А то, вон, элохи пожаловали. Шли по следам более сильных хищников, надеясь поживиться частью их добычи. А теперь самые сильные особи начнут рвать ривзов, а обиженная мелочь начнет шариться по окрестностям.

— Нам бы до ветру. Здесь или где-нибудь не очень далеко… — попросила Долгорукая.

— Здесь учуют… — заявил я, пообещал остановиться через полкилометра и первым сорвался с места. А минут через пятнадцать, после остановки «по требованию», подумал, что лафа действительно закончилась: закончив свои дела, Даша превратилась в строгую наставницу, заявила, что каникулы уже закончились, а значит, пора возвращаться к тренировкам. И загрузила такими замороченными заданиями, что мы с Ларой взвыли. Естественно, в шутку. Потом сосредоточились и попробовали залить Силой все плетения, висящие в аурах, дождаться полного восстановления резерва и «сбросить» заклинания так, чтобы откат неиспользованной Силы рывком «растянул» резерв.

В принципе, схема оказалась несложной, но дарила не самые приятные ощущения, особенно в ядре. Но упражнение было полезным, поэтому мы не роптали и выкладывались до предела до начала двенадцатого ночи. А потом я вывел группу на опушку перед слиянием двух небольших речушек, кинул взгляд в начало ущелья, в которое планировал забежать после переправы, и почувствовал, что очень не хочу туда идти!

Для того, чтобы дотянуться до силуэтов своих женщин и притянуть их к себе, потребовалось буквально две секунды. А затем я склонился к головам и еле слышно прошептал:

— Предчувствие заговорило. Очень не советует входить в левое ущелье. В принципе, это место можно обойти, но, думаю, стоит выяснить, что нас там ждет…