Однажды вечером, когда солнце уже ушло за горизонт и лишь легкая серость на затянутом тучами небе напоминала о его существовании, в дверь Красного дома постучались. Очень вежливо и аккуратно.
Хозяева на стук не отреагировали, а слуги, очевидно, решили, что гости недостаточно настойчивы, чтобы реагировать на них в такую темень.
Тогда неизвестный гость постучал громче. Еще немного, и в дверь забарабанили.
— Джамиль, кто там? — недовольно крикнул из спальни на втором этаже хозяин. Еще бы, любимая жена только что нежно поцеловала в шею, в грудь, спустилась к животу, откровенно не собираясь на этом останавливаться, а тут кто-то рвется, чтобы, не приведи господи, вырвать хозяина дома из ласковых объятий.
— Две женщины, господин. Говорить из Галлии, попасть беда. Просить принять. Важно. Да отстаньте вы, проклятые! — Это уже относилось к гостьям.
Какие женщины? Зачем? Почему сейчас? И что делать? Нельзя же просто выгнать на улицу в ночь.
Пришлось перевернуть разгоряченную жену на спину, вдохнуть аромат ее волос и с тяжелым вздохом отправиться исполнять долг. К сожалению, не супружеский.
— Я быстро, милая.
В ответ раздалось нечто невнятное, среднее между «торопись» и «только попробуй задержаться».
Д,Оффуа наскоро оделся, поправил волосы, придав им некое подобие прически. Дамам может не понравиться? А плевать, нечего по ночам шастать в дома женатых мужчин.
Когда спустился вниз — остолбенел. Действительно, две женщины, молодые, можно сказать, девчушки. Белокожие и светловолосые, безусловно европейки. С непокрытыми головами и с ошейниками на высоких, воистину лебединых шеях. Рабыни. Вот ведь попал…
— Господин, спасите! Мы из Прованса, из деревни Фержюс… месяц назад на деревню напали пираты, все разграбили, нас увезли, неделю назад продали какому-то старику… страшному… я Эльза, а она — Мари… он страшный… мы домой хотим… он нас бьет… смотрите…
Действительно, даже в скудном свете коридорных свечей были видны синяки на лицах, на руках.
Рабство. Немыслимое в просвещенной Европе и обычное здесь, в великой и процветающей Османской империи. Где никого не волнует, кем ты был до того, как на тебя надели этот страшный ошейник. Еще недавно эти девчонки смеялись, обнимались с родителями и мечтали о самых лучших, никак не иначе, мужьях. А теперь они — вещи. Или домашняя скотина, живущая лишь для того, чтобы ублажать хозяина. Корова — молоком, овца — шерстью, а эти двуногие… ну, всяким-разным. А будут ублажать плохо — будут биты, как собаки, плохо выполняющие команду «лежать». Вон они, следы дрессировки.
— Заходите, пройдите в гостиную.
— С ума сошел!
Любимая супруга спустилась. Волосы растрепаны, но укрыты легким платком, платье, даже надетое второпях, сидит безукоризненно.
— Ты что творишь! Хочешь, чтобы нас в воровстве обвинили?
Права, разумеется. Ну и что⁈ Вот прямо сейчас выгнать этих девчонок, отправить назад, в ад, из которого нет возврата?
Д,Оффуа развернулся, внимательно посмотрел на жену, на слуг. Заговорил медленно, тщательно подбирая слова.
— Кто здесь посмеет обвинять представителя короля? Мой дом — часть посольства, здесь не действуют османские порядки. Всякий, пришедший сюда, может рассчитывать на защиту наших законов, а они рабства не признают. Кому и что не ясно?
Слуги, потихоньку пятясь назад, предпочли улизнуть из коридора, где уверенно назревал грандиозный скандал. Ну их, высокородных, пусть сами собачатся.
Рабыни прижались спинами к стене, казалось, они мечтают вжаться в нее в тщетной попытке спрятаться от надвигающегося урагана. А это, несомненно, был именно он: мужчина сжал кулаки, женщина уперла руки в бока и даже не думала отвести взгляд. Тихая, покорная восточная жена? Может быть, где-то и водятся такие, но точно не среди знати — в гаремах таких сжирают сразу. Не в прямом смысле, но жертвам от этого не легче.
— Гони их в шею, пока хозяин не пришел за своим имуществом. Знаешь, что у нас с ворами делают? Насмерть камнями забивают, вместе с семьей и слугами. Гони немедленно! Ай!
Впервые всегда уступчивый д,Оффуа жестко схватил за руку Делал, попытавшуюся прорваться к незваным гостьям и вытолкать их из дома.
— Назад. Вернись назад, пожалуйста. Они останутся здесь, а завтра я пойду к реис уль-кюттабу и потребую их освобождения. Джамиль, принеси ножовку, снимем эту гадость.
Бам! Бам-бам-бам! Кто-то со всей дури забарабанил кулаками по двери.
— Какого шайтана! Кто смеет ломиться в дом представителя короля Галлии! — Голос д,Оффуа был грозен, но не произвел ни малейшего впечатления на незваного гостя.
— Да мне насрать, чей ты там представитель! Отдай моих женщин! Люди видели, как они вошли в этот дом!
Наглец напрашивается на неприятности? Наглец их получит. Д,Оффуа открыл дверь, прямо перед ним стоял невысокий толстяк, изо рта которого мерзко воняло. Деньги на рабынь нашел, а на врача пожадничал, скотина? Ну да, не ему ж это нюхать.
— Верни моих рабынь! — О боже, ну и вонь. Господи, подай терпения.
— Пока я здесь, этот дом принадлежит Галлии. В Галлии эти женщины свободны, никто не имеет права покупать и продавать галлийцев, словно скотину.
Но толстяк не пожелал слушать, попытался оттолкнуть д,Оффуа и прорваться в коридор, где видел силуэты своего имущества. Такая грубость была немедленно пресечена ударом могучего кулака в нездоровые зубы, пара которых немедленно отлетела в уличную грязь. Наглец упал, крепко, но не смертельно ударившись затылком, дверь захлопнулась.
— Правоверные, помогите! Кафизы обокрали! Избили! Убили! На помощь! Спасите!
Чего у жителей Стамбула не отнять, так это готовности в любой момент прийти на помощь соседу. У него пожар? Помогай гасить, пока огонь на твой дом не перекинулся. Его грабят? Выручай, пока разбойники в твой дом не отправились. Иначе в большом и тесном городе долго не проживешь: сгоришь, ограбят или убьют.
А тут орут благим матом, помощи просят. Да мало ли что там случилось, сегодня ты не поможешь, завтра — тебе. Так что уже минут через десять перед Красным домом собралась немаленькая такая толпа, истово требующая справедливости. Те самые соседи, что еще днем вежливо здоровались, с пожеланиями мира и здоровья, сейчас размахивали зажженными факелами и вполне серьезно угрожали разнести дом по кирпичикам, если нечестивый хозяин не вернет чужое имущество и не отправится к стражникам, дабы понести заслуженное наказание.
Ни то ни другое в планы д,Оффуа не входило категорически.
Пришлось высунуться в окно, закричать:
— Расходитесь, дом принадлежит посольству Галлии! Женщины — граждане Галлии, они под охраной посольства!
Вместо ответа в окно полетели камни, еле удалось увернуться.
Погано. Решать что-то надо, а что?
— Чёрт возьми, вот же влипли! Придется ждать стражу, должны же они навести порядок.
— Бесполезно, — сквозь зубы процедил слуга, не отвлекаясь от работы ножовкой, боясь вместе с металлом зацепить нежную девичью кожу. — Стражники в такую бучу ни за что не сунутся, чтобы самим булыжником по затылку не получить. Тем более ночью.
— А я предупреждала, я говорила тебе… — сварливым голосом начала жена, но под взглядом супруга осеклась. Бывают у мужчин такие взгляды, когда сразу ясно, что лучше помолчать.
— Джамиль, ошейники спилил?
— Да, господин, что дальше делать? — Четко, почти по-военному, только что во фрунт не вытянулся.
— Собрать оружие, порох, пули. Пистолеты приготовить, зарядить. Сальва, этих одеть как нормальных правоверных, разрешаю перетрясти гардероб госпожи. Только ничего вычурного, приметного, чтобы скромно все.
— Сделаем. — Сальва схватила рабынь за руки и быстро-быстро повела, почти потащила на второй этаж.
— А… — попыталась-таки встрять в разговор Делал.
— А ты, милая, собираешь деньги и драгоценности. Документы не забудь, наши и слуг, больше ничего не брать. Будем уходить.
Сам рванулся в кабинет, схватил саквояж, сунул в него пачку незаполненных бланков, печати, принесенные, по счастью, сегодня вечером со службы (поработать хотел вечером, надо же), перья и чернила. Только потом надел перевязь со шпагой. Все, осталось пониже нахлобучить шляпу, укрыться плащом, и можно бежать. Только куда? Прорываться сквозь толпу?
— Ну и куда бежать? — озвучила тот же вопрос Делал. Паники в голосе нет, в руке заряженный пистолет — вот это женщина!
Дзинь! Бам! Зазвенели разбитые окна, застучали камни по стенам.
Началось.
— Джамиль, что на заднем дворе?
— Чисто, господин. Можно идти, — почти сразу прозвучал ответ.
Отлично. Д,Оффуа окинул взглядом маленький отряд. Все одеты тепло и неброско, так, как и надо. Жена и слуги вооружились пистолетами, держат их уверенно. Девчушки нервно кусают губы, но в общем держатся неплохо, визжать и падать в обморок не собираются. Осталось последнее.
Он подбежал к разбитому окну и выстрелил из двух пистолетов. Стрелял над головами, но этого хватило, чтобы воинственная толпа, как тараканы, порскнула в стороны. Ненадолго, скоро они вернутся, настроенные еще более решительно, но сейчас и этого достаточно.
— За мной. Джамиль — замыкающий.
Через пристроенную на задворках дома конюшню, в которой так и не появились лошади, беглецы вышли в маленький глухой дворик, ограниченный Красным домом и еще двумя, фасадами выходящими на соседнюю улицу. Чьи это дома, д,Оффуа так и не удосужился поинтересоваться. И черт с ними. Со двора есть выход на соседнюю улицу, туда! Назад! Какого дьявола, что происходит⁈
На соседней улице было круче, чем у их дома, тут уже явно никому не было никакого дела до беглых рабынь — какие-то люди с факелами врывались в ближайшие дома, мужские крики и женский визг неслись из разбитых окон. Выстрелов… а нет, вот и они: в доме напротив громыхнуло дважды, раздался стон, потом хрип и бульканье. Точно, кому-то перерезали глотку. Что теперь делать?
Сейчас эти сумасшедшие добегут до двора, сунутся сюда. Кого-то удастся убить, но не всех, к сожалению.
— Сюда, скорее! — Джамиль открыл какую-то дверь в соседнем доме, на которую никто другой не обратил внимания. — Ну же!
Рассуждать некогда, все забежали внутрь, заскрипели петли, зашуршал засов.
— Уф-ф, успели, слава Всевышнему! — Кажется, слуга смахнул пот со лба. Темно, но силуэты как-то можно различить.
— Сидим тихо, ждем, — шепотом скомандовал д,Оффуа.
А что еще остается?
Слышно, что еще какие-то люди ворвались во двор, сквозь редкие и мелкие щели ничего не разглядишь, только отсвет факелов.
— Дверь осталась открытой, господин. В нашем доме шум и крики. Или соседи разбежались, или полезли в драку. Слышите?
Кто-то длинно и заковыристо выругался. Потом скомандовал:
— Разгоните это быдло, узнайте, куда делись жильцы. Любой ценой узнать, если жизнь дорога!
Звонкий удар, крик: «Ах ты камнями кидаться! Н-на тебе!» Выстрел, еще крики. «Это они, бей их, ребята!» И наконец всем знакомые звуки суровой мужской драки с хеканьем, рычанием и стонами. Лишь голос человека, по-видимому, сохранившего самообладание, отдал приказ: «Уходим, потом разберемся, что здесь…», но и его прервали или молодецким ударом, или броском булыжника.
Беглецам же осталось лишь истово молиться, чтобы никто не обратил внимания на спасительную дверь и не заинтересовался, что же там внутри. И наверху, кажется, на те молитвы откликнулись. Во всяком случае звуки лихого побоища постепенно стихли, сменились стонами и шарканьем ног. Бойцы, отведя душу, разбредались продолжать грабежи. Кто-то — Красного дома, кто-то других, соседских, в расчете что в такую ночь добычи всем хватит.
Однако в комнате тесно. Настолько, что виконт отлично ощущал крепкие и сочные особенности фигуры своей служанки. Интересно, конечно, но долго так простоять — задача так себе, так что надо выбираться. И вообще, у жены не хуже! И вообще, нечего рассиживаться, действовать надо.
— Попробую узнать, что происходит, заприте за мной. — Д,Оффуа отодвинул щеколду и вышел на улицу. — Ждите.
Вдохнул полной грудью воздух, пахнущий обычной городской вонью и дымом разгорающегося поблизости пожара — если стража быстро не наведет порядок, городу придется туго. А нет, огни в домах, кажется, заливают сами грабители, на редкость сознательные, надо признать.
И слава богу, беглецам хоть с этой стороны ничего не грозит. Что же, два заряженных пистолета за поясом, шпага на боку, значит, вперед! В посольство!