Багряная радуга

Глава 22

Тунис. Дворец правителя. Рабочий кабинет.

— Ну и что? Он собирается сдавать свою добычу в каком-то другом порту? Нет. Тогда в чем проблема? На трех кораблях он будет в три раза результативнее, а я, соответственно, в три раза богаче. Ты, кстати, тоже.

Тунисский паша Шадид бен Рамзи аль-Малик, когда-то известный пират Шадид, прозванный за свое коварство Аль-Каззабом, то есть лжецом, изображал благосклонное внимание к докладу Хафтара, а сам, лежа на мягком диване, наслаждался сладчайшим шербетом и мечтал о восхитительной ночи, обещанной новой наложницей. Юной и гибкой, это она уже успела продемонстрировать, станцевав вчера днем потрясающий танец на барабане. По-хорошему надо было взять ее еще тогда, обнять, поцеловать в пухлые губы, раздвинуть… о Всевышний, да уймешь ты, наконец, надоедливого Хафтара, готового удавиться от собственной жадности, а заодно свести с ума всякого, кто вовремя не заткнет фонтан его красноречия.

— Да понял я тебя, понял! Чего хочешь? Узнать, что задумал Барбаросса? Так узнай, не мне же этим заниматься! Что еще? Все? Так ступай, и не отвлекай меня от государственных дел. Узнаешь что интересное, тогда и приходи. Все, все, достаточно, не видишь — занят я.

Ушел? Наконец-то, можно и подумать о прекрасной Нафисе. О да, сегодня его ожидает рай! Как жаль, что он был недоступен вчера, но что делать — среды принадлежат Алие, любимой жене. По должности любимой, да по титулу ее папеньки — эмира Египта, тут уж деваться некуда. Да и хороша, стерва, чего ж скрывать, всегда готова услужить, да уж как затейливо…

Но стерва. Если почувствует угрозу своему статусу, сживет со свету любую жену, что ж говорить о наложнице. И это при том, что до сих пор не подарила ни сына, ни, на худой конец, дочери.

Как и остальные бабы, по попущению Всевышнего именуемые гаремом тунисского паши. Дуры они все. Пустотелые дуры, неспособные рожать.

Но Нафиса — другое дело! Такая румяная, такая свежая, такая… нет-нет-нет! Не думать о ней! Не то в мечты уйдет вся страсть, не останется, не дай господи, ничего для этой…

Стоп! Срочно, немедленно думать о другом!

О чем? Да хоть о том же Барбароссе. Что там бухтел Хафтар? Отказался продавать целых два захваченных корабля? Набирает экипажи? Готовится к чему-то серьезному, что произойдет через два месяца? А что у нас случится через два месяца?

— Эй, кто-нибудь!

Даже такой команды хватило, чтобы дверь приоткрылась и в кабинет просочился секретарь. Именно просочился, ведь дверь приоткрылась едва-едва, в такую узкую щель и кошка не протиснется. А он смог. И ведь ни разу не маг, проверяли уже неоднократно. Чего не сотворишь, чтобы приблизиться к Великому паше! Парень искренне считает, что его карьера удалась. Как считали двое его предшественников, пока не выпили, каждый в свой черед, по пиале с шербетом. Очень вкусным, лично пашой изготовленным. А куда деваться? Секретарь знает многое, что должно умереть для истории, а прежде всего — для султана. И обязательно вместе со знающим.

Этот же… да ладно, пускай еще послужит, порадуется жизни, прежде чем упокоится. С почестями, обязательно, как же без этого.

— Ты, это… это… — Секретарь стоял молча, изогнувшись, как буква «мим» 12, ловил каждое слово господина. — В общем, газеты мне, европейские, за последний месяц.

Внушительных размеров стопка появилась немедленно, будто заранее была приготовлена и терпеливо ждала, когда господин пожелает ее видеть. Да, молодец секретарь, лучше всех предыдущих. Пусть еще поживет.

Да и шайтан с ним! Что там писали неверные?

Островитяне… кастильцы… галлийцы. Хорошо, однако, владеть языками! Не нужен переводчик. Раньше не был нужен для допросов пленных, чтобы ни с кем из команды не делиться знаниями о тайниках и кладах, теперь — чтобы читать. И разгадывать загадки, сулящие неплохие барыши.

Так что же интересного случится через два месяца? Хм… так… и все? Загадка решена за пару минут? Даже обидно, клянусь грудями Нафисы. Нет! Не думать о ней! О деле думать!

А дело, как выяснилось, простое. Как раз через два месяца состоится бракосочетание его величества короля Галлии Эдмонда Анри де Монтескай Меркер, в просторечии именуемого Эдмондом IV, с инфантой Эболи Арагонской, проще говоря — принцессой Кастилии. Вначале — обручение, это в Валенсии, потом свадьба в Париже.

И что? Какое отношение свадьба владык имеет к пиратскому налету?

Напасть на королевский конвой? Даже не смешно, там будет такая охрана…

Стоп! А откуда она возьмется? Чтобы поставить корабль в королевский конвой, его следует откуда-то взять. Значит, где-то ослабить оборону. Не слишком надежную, кстати, иначе тунисским молодцам не удавались бы лихие набеги на прибрежные села и деревушки. И если Барбаросса узнал, где именно появится брешь… Три корабля, почти полтысячи головорезов — не бог весть что. Но три трюма — это три трюма, если забить их под завязку, дальше можно и прекращать опасный промысел. Или создать серьезную эскадру, превратившись из пешки в фигуру, начать играть свою партию в Средиземноморье.

А вот это лишнее. Еще один игрок не нужен, здесь и так тесновато становится.

— Эй, кто там! — Вновь возник секретарь. — Аль-Шорбана сюда!

— Невозможно, Великий паша, он уехал, обещал вернуться только завтра.

Вонючий иблис! Ездит когда хочет и куда хочет. И плевать ему, что нужен здесь и сейчас!

С другой стороны, чего бы он стоил без этих поездок? Говорит, что именно в них получает ин-фор-мацию. Да, именно так говорит. Может, врет? Или нет? Все-таки на вопросы паши он умудряется давать ответы вполне точные. Иногда, как водится, напускает туману, но, в общем, пока не подвел ни разу.

— Хорошо, как появится — срочно ко мне.

Да, срочно. Умеешь получать эту ин-фор-мацию, так получай. А мы подумаем, как ее использовать.

На следующий день, вернувшись от паши, аль-Шорбан, по прозвищу Абу Лахаб, заперся в своем кабинете, чтобы в одиночестве и глубоком раздумье найти решение серьезнейшей задачи, поставленной самим правителем.

Так было сказано подчиненным.

На самом же деле глава тунисской разведки сидел за обыкновенным европейским столом, обхватив голову руками. Следовало выпить еще пару пиал осуждаемого Пророком вина, а то и чего покрепче. Но нельзя, те же самые подчиненные не поймут.

Так что осталось сидеть, смотреть в стену в слабой надежде взглядом прожечь в ней дырку. И вспоминать.

Кунью Абу Лахаб, то есть Отец Огня, заслужил честно. Только произносили ее шепотом и строго среди самых доверенных лиц. Потому что на самом деле означает она «Гореть ему в аду». Именно так! И здесь нечего стыдиться.

Сколько сил пришлось потратить, чтобы занять эту должность! Подкуп? Было. Убийства? Без них политика на Востоке и вовсе невозможна. Что еще? Шантаж? Угрозы? Сушеный сок мандрагоры, регулярно поставляемый нужным людям? Привезенный из далекой Чайны. Чистейший, отправляющий человека в мир сладких и несбыточных грез. Отлично себя зарекомендовал.

После него легко думается, находятся самые изящные решения самых трудных задач. Таких, как эта, пришедшая в голову паши не иначе как после немаленького кувшина сгущенного галльского вина. Осужденного верой, конечно. Но кто в здравом уме решится напомнить об этом властителю Туниса, третьему на этой земле после всевышнего и султана. Хотя… до султана далеко, до Всевышнего высоко… вот и смекай, кто на самом деле здесь первый.

Да, добрая порция этого сока, искусно приготовленного, сейчас не помешает. Рука сама потянулась к стоящему на столике колокольчику. Мелодичный звон, и в кабинет согнувшись едва не в пояс входит слуга.

— Аль-Машьяда ко мне. Срочно!

И не успела тень от солнечных часов, установленных во дворе, сдвинуться и на одно деление, как неброско одетый в серый халат невысокий худощавый человечек поставил перед аль-Шорбаном скромную деревянную шкатулку, от вида которой у главного шпиона Туниса сладко засосало под ложечкой.

— Э-э ты, как тебя, все хотел спросить… — Человечек с трудом удержался от усмешки. Забыл ты имя, как же. — Где ты это берешь?

Поклониться низко! Не только из почтения, но и чтобы не улыбнуться хозяину в лицо.

— В нашем городе несколько продавцов, почтеннейший, если нужно, составлю список. Я покупаю у того, кто сейчас торгует лучшим.

— Сам пробуешь?

В голосе аль-Шорбана появился металл. Ясно, боится не только за деньги. Опасно держать рядом с собой слугу, пристрастившегося к наркотику.

— Нет, господин. Слава вам и Всевышнему, у меня нет причин тратиться на этот товар, достаточно растереть его в порошок, посмотреть на цвет, почувствовать запах. Это трудно объяснить, но у меня получается не ошибаться.

Так-то, а то решишь послать за покупкой кого-то другого. Нет уж, надо быть незаменимым, чтобы сохранить в безопасности любимую шею. А о том, что поставщик один, тебе, о великий, знать не обязательно.

— Ладно. — Небрежный взмах ладони. — Ступай! Но будь поблизости. Можешь понадобиться. Мелькнула тут у меня мысль, обдумаю и позову.

Позовешь, куда денешься. Не в первый раз. Но пока низкий поклон, и на выход, спиной вперед, пока в дверь не упрешься, только тогда можно развернуться. Этикет называется.

Как все-таки он силен, этот сок, если вовремя предложить его нужному человеку. Казалось бы, всего год как самый мелкий слуга, почти мальчишка, едва-едва поднявшийся от мытья туалетов и полов до уборки комнат главных слуг, увидел в одной из них кальян самого аль-Шорбана. Но это была удача!

Никто не желал смотреть, как в его кабинете выметают из-под мебели пыль, как возят по полу мокрой тряпкой. Все господа всегда выходили пройтись по коридору, поболтать, обсудить последние сплетни. Да, убирая при этом бумаги, чтобы глупый уборщик, если, не приведи Всевышний, умеет читать, не узнал великие тайны о ценах на закупленные сегодня продукты и о зарплатах охранников.

Но и только. Поэтому никто не заметил, что в кальян был добавлен ма-аленький такой шарик бурого цвета. Говорили, что в тот день аль-Шорбан был особенно весел и добр, даже никого не приказал выпороть.

И на следующий день, и потом, и еще месяц.

Но вдруг все изменилось! Хозяин не просто стал прежним — он озверел, отправляя под плеть палача одного слугу за другим за любую провинность, а частенько и вовсе без причины.

Просто потому, что больше в кальяне не было наркотика.

Дело осталось за малым — предложить бедняге лекарство. Мол, есть надежный, проверенный способ прекратить мучения. Вот порошок, чистейший и безопасный.

Первой реакцией была привычная команда «Пороть его!». Пришлось терпеть.

Затем, когда наркоману стало хуже, он обратился к врачу. Почтенный старец сумел помочь, подобрал снадобья, снимавшие, пусть и на время, дикие боли. Но умелые люди по дороге к пациенту подменили лекарство на грязную вытяжку мандрагоры, вызвавшую у аль-Шорбана страшную ломку, едва не приведшую к смерти. Врача долго пытали, после чего отрубили голову, обвинив в покушении на самого пашу.

Но ломка-то никуда не делась. Тогда и всплыл в памяти мелкий и наглый слуга, предложивший свое средство.

Вначале заставили испытать на себе. Тогда в первый и, хвала Всевышнему, последний раз аль-Машьяд попробовал эту гадость. И не зря! Увидев, как слуга весело скакал по кабинету, распевал глупые песни, а потом улегся прямо на полу и заснул с самой блаженной улыбкой, аль-Шорбан решился. И с тех пор плотно подсел на наркотик, приблизив к себе расторопного слугу, чтобы никто другой не узнал о пагубной страсти господина.

За такие дела Пророк гарантировал ад каждому. Кроме него, Ильнура Маджида ибн Насыра аль-Машьяда, потомка выходцев из древнего города, бывшего когда-то главным оплотом жертвующих. Его предки, не великие числом, но сильные своей верой, отвергавшей ложные посылы нечестивых, держали в страхе весь Восток. Давно. С тех пор многое изменилось, жертвующих изгнали с их земли, превратили в изгоев, не имеющих ни родины, ни самого права на жизнь.

Их убивали везде, где находили. Приходилось скрываться, притворяться последователями ереси, ставшей традицией. И, разумеется, убивать гонителей.

Пока не пришли в Тунис, где паша позволил жить по своим законам. Прошлый паша, увы, не нынешний узурпатор.

Но вот появилась надежда. Пришла весть из Умирающего города. Какая? Этого аль-Машьяду не сообщили. Лишь сказали, что есть шанс изменить судьбу единоверцев. И сейчас от него требуются сведения обо всем, что интересует пашу. И аль-Шорбан — первый, кому паша будет задавать главные вопросы.

Только самого аль-Шорбана одуревшего после приема наркотика, лучше не спрашивать, только внимательно слушать. Вот как сейчас, например.

— Эй ты, как тебя!

Зовет. Ну, помоги Всевышний!

— Слушаю, мой господин. — Аль-Машьяд аккуратно закрыл за собою дверь.

Великий возлежал прямо на ковре, подложив под голову яркую пуховую подушку и блаженно улыбаясь. В воздухе носился сладковатый запах курящегося наркотика.

— Есть такой капитан из неверных, Барбаросса. Знаешь такого?

— Нет, господин, я вообще мало кого из моряков знаю.

Разумеется. Жертвующим нет дела до морских разбойников.

— Так узнай. Он откуда-то с севера, командует фрегатом «Внимательный». Так вот, надо организовать за ним слежку.

— Все сделаю, господин, найду и организую. Как часто докладывать?

— Хм-м. Пожалуй, ежедневно, вот также, по вечерам. Вместе с… — Аль-Шорбан покрутил пальцем. — Ну, ты понял. Но это не главное!

Господи, еще чего придумал? Говори уже, не тяни. Вон как глаза заблестели, не к добру это.

— В общем, надо проследить за ним в море. Не знаю как! Не мое это дело! Деньги проси любые, но узнай, куда Барбаросса отправится и зачем. Главное — зачем. Понял?

Ничего не понял, но упаси Всевышний в этом признаться.

— Конечно, господин, все будет исполнено, не беспокойтесь.

— А я и не беспокоюсь. Сделаешь — и ты не пожалеешь о своей преданности. Или пожалеешь, если не сделаешь. Так что раз все понял — действуй.

Все было сказано тихим, даже кротким голосом, с доброй улыбкой на лице. Будто это и не угроза вовсе, а радушное приглашение уютно посидеть, попить чаю.

— Слушаюсь, господин. Займусь прямо сегодня.

— Хорошо, ступай. И да хранит тебя Всевышний.

Вновь поклон, пятясь дойти до двери, выскользнуть в приемную. Уф-ф, все. Успел. До того, как умиротворение наркомана не сменилось безудержным гневом.

— Лейлу сюда! Жирную! И розги! Веселиться желаю! — Раздалось из-за двери.

Началось. Бедная девочка.

12. Буква арабского алфавита.