Багряная радуга

Глава 16

Невесть откуда появившаяся сила галлийца была тому причиной, или впрямь кочевники встретились на редкость миролюбивые, но ни ночью, ни наутро никаких инцидентов не возникло, что, очевидно, было редкостью неимоверной. Это если судить по поведению караванщиков, бросавших на незваных соседей взгляды скорее испуганные, чем подозрительные, до тех пор, пока оазис не скрылся за горизонтом.

И караван все также уныло двинулся вглубь пустыни, чем дальше, тем более безжизненной. Первыми исчезли цветы, потом трава и вот уже лишь редкие верблюжьи колючки да комки перекати-поля нарушают желтое безмолвие песков.

Но в полдень, когда солнце полностью вступило в свои права, ясно показав путешественникам, кто именно определяет здесь жизнь и смерть всего живого, на горизонте появились горы. Вначале показалось, что это миражи, о которых д,Оффуа слышал, но никогда не видел, но нет, горы росли и росли, радуя взоры людей, измученных однообразием пейзажа. Даже невозмутимые верблюды ускорили шаг, чувствуя близость если и не воды, то уж точно прохлады.

Насколько помнил д,Оффуа, поблизости от Туниса никаких гор не было. Иди все же…? Оглянулся. Нет, и Делал выглядит удивленной. Но Ибрагим уверенно ведет караван вперед. Еще одна ночевка, на этот раз в каком-нибудь ущелье? Солнце-то на закат пошло, хорошо бы у какой-нибудь горной реки остановиться, хоть отмыться по-человечески.

О! Вон и оно, ущелье. Вперед!

Ну да, вперед. Только караванщик и не думает останавливаться, но это уже неважно. На склонах вновь появилась трава, где-то вдали — пусть и скрюченные, но все же стволы деревьев. Между прочим, с не опавшими листьями, так что можно не волноваться, вода поблизости есть. В конце концов, Ибрагим знает, что делает, уж он-то в этих местах не заблудится, вон как уверенно шагает, взяв под уздцы головного верблюда.

Поворот, еще один, еще. Чем дальше, тем больше зелени, тем легче дышится. Еще поворот… ох и твою ж сестру!

Перед путешественниками возник город! Не Стамбул, конечно, не Тунис и не Триполи, но и не одна из тех мелких деревушек из двух-трех десятков домов, через которые за эти дни проходил караван. Нет, здесь были пусть и узкие, но улицы, причем проложенные не абы-как, а по какому-то, кем-то и когда-то составленному плану.

Караван уверенно втянулся в одну из них, почти прямую, даже мощеную! И, никуда не сворачивая, шел и шел вперед, пока не оказался на самой настоящей площади. Широкой, окруженной не домами, а большими крепкими амбарами. Здесь погонщики остановили верблюдов, заставили их улечься на горячую мостовую и… стали разгружать!

Все? Приехали? А где Тунис, спрашивается? За что деньги плачены?

Вот примерно с такими вопросами д,Оффуа и направился к Ибрагиму, твердо решив добиться справедливости не взирая на седины мошенника. Причем добрый кулак рассматривался им в качестве аргумента, обязательного к предъявлению. Делал, как и положено восточной жене, засеменила вслед, однако толстая палка в ее руках прозрачно намекала, что скромно стоять в сторонке во время беседы мужчин она не собирается.

Благо, караванщик никуда не бежал. Делал вид, что по уши занят разгрузкой, но исподтишка бросал на грозного нанимателя осторожные взгляды. Поэтому, когда левая рука виконта схватила его за шиворот, а вторая занеслась, явно рассчитывая проверить наличие целых пока зубов у бедолаги, Ибрагим запричитал высоким и гнусавым голосом.

— Вы лучше меня не трогайте, добрый господин, Ибрагим свое слово держит! Мы только заехали, завезли товар, если пожелаете, прямо завтра с утра и тронемся в Тунис.

— Что значит, если пожелаю? Ты на что намекаешь, мерзавец⁈ — Удар бросает караванщика на землю, но зубы остаются на месте — удивление придержало могучий кулак.

— Вы лучше меня не бейте, — вновь донеслось с земли. — Вы лучше пойдемте со мною, я вас и на ночлег устрою, и с хорошим человеком познакомлю.

Д,Оффуа как пушинку за шиворот вздернул Ибрагима с земли, встряхнул так, что у того лязгнули пока еще целые зубы.

— Каким таким человеком? Очередным разбойником? Да я тебя…

— Ай! Не надо, добрая госпожа! Пощадите! С вами хороший человек поговорить хочет, правда-правда, он здесь главный, он старец горы… Ай!!!

Делал не успела остановить свой удар, но карающую руку супруга уже задержала.

— Кто⁈

— С-с-т-тарец г-г-оры, — все еще не достающий ногами до земли ушлый караванщик, переживший за долгую жизнь и лютый жар, и холод, и голод, и налеты разбойничьих шаек, вдруг стал заикаться под взглядом невысокой хрупкой женщины. Это было так неожиданно, что д,Оффуа даже отложил избиение. Впрочем, размахивать кулаками уже было поздно — погонщики, привыкшие стоять друг за друга и в более опасных ситуациях, подтягивались, демонстративно закатывая рукава.

— Все назад! — к Ибрагиму все же вернулась нормальная речь. — Все в порядке, все спокойно, занимайтесь делом. А вы, добрый господин, лучше поставьте меня на землю. Вот так. И не надо на меня злиться. Я же сказал, вас приглашает в гости Старец горы.

Сказано было так, что не осталось сомнений: старец горы — это самый настоящий титул. Старец горы, а не какой-нибудь аксакал, или трактирщик, прости господи. Яснее, по крайней мере для д,Оффуа, от этого не стало, но пленника он все-же отпустил…

— Кто это? И какое нам вообще до него дело? — вопрос был задан сразу и жене, и караванщику.

Тот, когда почувствовал под ногами твердую землю, потопал, словно проверяя ее прочность, только после этого ответил.

— Это очень, поверьте, очень уважаемый человек. Мне многого не дано знать, но говорят! Говорят, что он даже водил дружбу с самим тунисским пашой. Прежним, разумеется, с новым у него отношения как-то не складываются.

Ну уж это-то полная ерунда. Чтобы какой-то прыщ из затерявшегося в горах поселка запросто дружил с правителем, пусть и местным? Быть такого не может. Точно. Хотя…

— Делал, ты слышала эту чушь? Смешно же!

Или не чушь? Как-то не очень она улыбается. Точнее, вообще не улыбается. Серьезна, как на молитве.

— От приглашения этого человека отказываться не следует, поверь. Я видела его у отца, и каждый раз его встречали как уважаемого гостя.

Так-то. Сбежали из Стамбула, вырвались от пиратов, больше двух недель тащились по пустыне, надеясь попасть в Тунис. А все для чего? Чтобы добраться до Галлии? Если бы. Как оказалось, чтобы в какой-то дыре повстречать шайтан знает какого важного человека. Да какого беса! Домой, в Галлию надо ехать!

Но и спорить, кажется, не следует. Впрочем…

— Нам что, к этому уважаемому господину вот так, пропыленным, пропахшим верблюжатиной теперь идти?

В самом деле, скоро уж стемнеет, отдохнуть бы, помыться, да выспаться на нормальной кровати, а не вонючей кошме, мимо которой задорно бегают фаланги со скорпионами.

— Так именно поэтому, добрый господин! Хозяин горы наверняка приготовил вам и ужин, и достойный отдых. И ради Всевышнего, ни о чем не беспокойтесь. Здесь вы — самые дорогие и желанные гости.

Делал подошла, взяла за руку, доверчиво посмотрела в глаза. Все ясно, придется идти.

— Как хоть называется это «здесь»?

— Умирающий город. Идите за мной, добрые господа.

С ума сойти.

Они шли узкими кривыми улочками, постоянно куда-то сворачивали, так что д,Оффуа уже стал волноваться. В самом деле, уже вот-вот наступит ночь, факел с собой они не взяли, не заблудиться бы. Да не споткнуться, да на ночных разбойников не нарваться. Впрочем, вот последнего он не боялся. И вовсе не от великой храбрости, просто вот не верилось, что в этом городке водятся лихие люди. Почему? Трудно сказать, не верилось и все. Слишком спокойно, уверенно проходили мимо них редкие встречные.

Так и оказалось. Дошли, когда уже почти стемнело. Ибрагим подошел к каким-то воротам, неотличимым от многих других на этой улочке, пожалуй, самой широкой из тех, что довелось увидеть в Умирающем городе. Постучал. В воротах приоткрылось окошко.

— Чего надо? — раздался скрипучий голос.

— Уважаемые гости к хозяину. Те, которых он ждет.

— Возвращайся назад, — проскрипел невидимый собеседник. — А гости, милости просим, заходите.

Послышались быстрые шаги во дворе, потом заскрипела щеколда и ворота распахнулись. Кто их открывал — осталось тайной, никаких слуг видно не было. Лишь в середине двора стоял мужчина в темном бархатном халате с факелом в руке. На вид ему лет сорок, черноволос, с аккуратной ухоженной бородой. Большего в свете факела рассмотреть невозможно.

— Прошу в дом, проходите пожалуйста! — прозвучало на языке Магриба, но с каким-то едва заметным акцентом. Вежливый поклон, приглашающий взмах руки, как можно было остаться на месте?

Д,Оффуа, как и положено на Востоке, первым вошел в приоткрытую дверь, за ним, старательно семеня, — Делал.

Большая комната ярко освещена. И не дрожащим светом свечей, не чадящими факелами, а двумя магическими светильниками, стоящими, как известно, немалых денег.

На полу расстелен живописный ковер, на нем — белоснежный достархан, а на достархане чего-чего только нет! Блюда с люля-кебабом, украшенным сочной зеленью, алыми зернами граната и кольцами сладкого красного лука, с ароматным белоснежным дымящимся пловом, чашами с курагой, изюмом, всем тем, что подают самым дорогим гостям. За одним исключением — вместо пиал и обязательного чайника стояли три хрустальных бокала и открытая бутылка вина. Красного, идеально подходящего к предложенным угощениям.

— Располагайтесь, устраивайтесь поудобнее. Угощайтесь, чем Всевышний сегодня послал. — На лице мужчины вежливая улыбка хозяина, а ничуть не приторная слуги. — Позвольте представиться, я — Старец Горы.

Не молод для старца? — Об этом все еще стоявший на ногах д,Оффуа подумал, но, хвала всем богам, спросить не успел — вовремя взглянул на жену. Та, уже начавшая присаживаться, замерла на мгновенье и распрямилась.

— Вы — не он.

— В смысле? — Улыбка мужчины после вопроса Делал стала только шире. — О чем вы, госпожа принцесса?

— Я помню Старца горы, приезжавшего к отцу. Вы — не он.

— Все верно, госпожа, я — не он, но я все же Старец горы. Присаживайтесь, будьте так любезны, и я все вам расскажу. Обязательно, ведь именно вам, и вашему уважаемому супругу, разумеется, следует все знать. Присаживайтесь, пожалуйста.

То ли голос этого человека звучал убедительно, то ли усталость и голод после целого дня путешествия сделали свое дело, но гости уселись на ковер, облокотились мягкие, валявшиеся рядом яркие подушки. В самом деле, почему бы не поесть, не отдохнуть? Ну и не послушать заодно?

Мужчина разлил вино привычно, как если бы предавался греху пьянства каждый день.

— Выпьем за знакомство! И, умоляю, принцесса, не смотрите на меня столь осуждающе! Здесь, в этом городе, который вы называете Умирающим, мы живем по строгим заветам Пророка. Уверяю, ни в одном из наших домов вы не найдете еще одной такой бутылки. Но ведь сказано же уважаемым человеком:

«Вино запрещено, но есть четыре 'но»:

Смотря кто, с кем, когда и в меру ль пьёт вино.

При соблюдении сих четырёх условий —

Всем здравомыслящим вино разрешено!' 6

— Легко-же вы обошли завет Пророка. — Делал нахмурилась, но все же подняла свой бокал и отпила глоток. Мужчины глотком не ограничились, осушив бокалы до дна.

— Кушайте, гости дорогие. Вкусно? То-то же, мои жены понимают толк в хорошей еде. И сегодня расстарались на славу. А пока позвольте рассказать одну занимательную историю. Все началось сотни лет назад в Западной Персии. Вы знаете, что вскоре после того, как Великий Пророк оставил нашу землю, отправившись на встречу с Великим Творцом, мир его последователей разделился на две ветви, до сих пор не пришедших к согласию…

Это был действительно интересный рассказ. Настолько, что гости забыли и про сон, и про усталость.

Много лет назад некий юноша, знатный и образованный, выбрал путь служения той ветви последователей Пророка, что оказалась, да и сейчас остается в меньшинстве. Начал с того, что пришел в небольшую крепость, затерявшуюся в тамошних горах, где довольно скоро праведной жизнью, честной проповедью и добрым словом завоевал сердца окрестных жителей. Лишь комендант крепости остался глух к истине, приказал схватить и пытать молодого человека, однако просветленные святым словом солдаты отказались выполнить жестокий приказ.

И уже коменданту пришлось бежать, спасаясь от укоризны окружающих. Он явился в Тегеран, где и рассказал о случившимся бунте. Что стало с тем комендантом впоследствии, покрыто тайной времен, но правитель тех земель, возмутившись произошедшим, отправил армию, дабы подавить мятеж и уничтожить всех, кто поверил словам проповедника.

Армия была сильна, но ничего не смогла сделать с людьми, познавшими истинное учение Всевышнего. Крепость оказалась неприступна. Еще дважды посылались войска, пока правители не поняли, что оружие бессильно перед настоящей верой.

Вот тот молодой человек впервые и принял титул Старец горы, говорящий не о возрасте его носителя, а о безграничном уважении последователей.

— Однако мы беседуем не в Персии, — заметила Делал, видимо от усталости забыв, что женщине не следует встревать в разговор мужчин. Или же, напротив, вспомнив, что она действительно принцесса Туниса. По праву рождения и по законам Магриба.

— Да, это так. Ни правители Персии, ни османы, ни европейские воины, приходившие завоевывать Палестину, ничего не могли сделать с нашими братьями, довольно быстро принимая простую истину — с подданными Старца горы следует жить в мире. Но две сотни лет назад на наши земли хлынули орды дикарей с Дальнего Востока, жадные и беспощадные в своей алчности. Вот они-то и разрушили наши города, согнав наших предков с привычных земель, отправив в скитания, заставив скрываться от жестоких правителей, почувствовавших власть и безнаказанность. Нас гнали, нас убивали, нас заставили скрываться и бежать, бежать. До тех пор, пока подданные Старца горы не нашли пристанище в других землях. Часть из них обосновалась здесь, в безопасности, под защитой и покровительством еще вашего уважаемого деда, принцесса. И именно с этой группой пришел сам последний Старец горы. Точнее — предпоследний, ибо перед смертью в позапрошлом году он передал свой титул мне.

Рассказчик замолк, сложив руки в молитвенном жесте, наверное, поминая погибших братьев и сестер. Гости не нарушали тишину, терпеливо ожидали продолжения.

— Увы, но после гибели прежнего паши гонения возобновились и лишь незнание властями о тайне Умирающего города защищает сейчас несчастных беженцев от гибели. Так что единственная возможность для нас выжить — это вернуть титул его законной наследнице, то есть вам. И я благословляю случай, приведший вас, принцесса, и вашего уважаемого супруга в мой скромный дом. Но вы, я вижу, устали. Позвольте предложить для отдыха соседний дом, где приготовлено все для вас и ваших спутников.

Старец Горы звонко хлопнул в ладоши.

— Эй, кто там! — Вошел одетый во все темное мужчина с невзрачным лицом и равнодушным взглядом, замер в вежливом поклоне. — Проводить гостей в их дом. До завтра, господа!

Хозяин, как и положено, первым подошел к мужчине, крепко пожал руку, а другой обнял за плечо, показав и уважение, и готовность к дружбе. Пришлось ответить тем же, хотя перспектива иметь именно такого друга уже не радовала галлийца.

Лишь затем подошел к женщине и скромно поклонился.

На улице было достаточно светло от почти что полной Луны, так что даже не пришлось зажигать факел, который нес в руках проводник. Да и гостевой дом оказался рядом. В коридоре, на лестнице и в покоях на втором этаже, отведенных для супругов, горели свечи, освещая добротную, но не роскошную обстановку. Впрочем, все необходимое для отдыха имелось, даже две ванны, наполненные горячей водой.

— Сальва! — позвала служанку Делал.

— Ее нет, она будет позже. — Выглянула из комнаты на первом этаже одна из беглянок. — Но я готова вам помочь, госпожа, только скажите, что надо сделать.

— А Джамиль здесь? — поинтересовался д,Оффуа.

— И его нет. Но я готова… если смогу… если госпожа не будет возражать…

Не будет она, как же. Глаза Делал так сверкнули, что беглянка только ойкнула и мгновенно исчезла в своей комнате.

— Ладно, шайтан с ними, сами вымоемся. Раздеться только помоги.

И тут случилось неожиданное. Муж, никогда еще не упускавший возможность помиловаться с обнаженной супругой, вдруг заторопился.

— Извини, дорогая, что-то голова кружится, и вообще… Ты пока тут, да, а я пока на улице посижу, на свежем воздухе…

Что такое⁈ Пришлось резко отвернуться и начать буквально срывать с себя одежду, демонстрируя крайнее неудовольствие.

— Вот пьяница, а все вино проклятое, делает из мужчины… — Услышал д,Оффуа злое ворчание, выходя из комнаты.

Вернулся нескоро, когда злющая как десять волчиц Делал все еще раздраженно вертелась в постели. Разделся, долго плескался в остывшей ванне, зато потом забрался к жене под бочок и ярко доказал, что настоящему мужчине вино ни в чем не помеха.

6. Омар Хайям, «Рубаи о вине и винопитии».