Багряная радуга

Глава 5

Венеция. Город в море, рожденный морем и живущий морем. Богатый и могущественный, он распространил свою власть на всю Адриатику и, наверняка в насмешку, захватил острова, лежащие под самым носом Османской империи. Да что там, в самом Крыму, любимой вотчине султана, владеет портами, отбирающими немалую прибыль у Владыки суши, Императора морей и Имама века.

Богата и сильна эта страна, не знающая ни королей, ни царей, ни герцогов. Управляемая советом богатейших своих граждан. Республика, шайтан ее подери, вот же непотребство какое, мерзкое и неистребимое, как чирей в срамном месте.

А с недавних пор ставшая еще сильней. Это когда договорились ее правители с магрибскими пиратами, прежде всего — с тунисскими. Сразу после того, как некий никому до того не известный морской разбойник сверг законного тунисского пашу, вырезал его семью и сам уселся на освободившийся трон. С благословения прежнего султана, дядюшки, чтоб ему сто раз шербетом подавиться.

Султан Ахмед, официально зовущийся третьим, зло сплюнул, благо увидеть сей неподобающий жест мог лишь стоящий в дверях могучий бостанджи с широким мечом на поясе. Один из десяти особо доверенных, неграмотных и лишенных языка. На всякий случай, такой, как этот например. А зачем им языки, если взамен все блага мира к их услугам.

Да…

Но каков дядюшка! Не иначе уже тогда, шесть лет назад у него разум в дальний путь отправился. Так что в конце концов пришлось его от дел отстранить. Разумеется, спятившему властителю глотку никто не резал, нечего подданных к султанской крови приучать. Живет себе во дворце, построенном на другом конце Стамбула, пользует гарем напропалую, да издает указы, один другого похабней. Да и ладно, их все равно никто исполнять не собирается.

Одна беда, гарем продолжает рожать, а лишние наследники никому не нужны, приходится их того, топить, как щенят или котят дворовых. Говорят, мамочки в процессе голосят, как ужаленные, ну так что ж теперь делать, судьба их такая.

Опять же, не правителя это проблема, у него своих хватает. И первая — как Венеции хвост прищемить. Тот самый, что сами же недавно и помогли распушить.

Пирата на тунисский трон посадили, изрядный бакшиш от него регулярно поступает, но не поняли в Стамбуле, не предвидели, что новый паша договорится с Венецией. С тех пор корабли этого проклятого города плавают безбоязненно, их капитанам незачем тратиться на охрану. В результате конкурент богатеет, жиреет, нагло насмехаясь над жалкими попытками великой империи вытеснить его с торговых путей.

Надо менять, ломать ситуацию, но как? Послать паше шелковый шнурок, чтобы удавился тихонечко, не доводя султана до греха?

Запросто. Только паша бакшиш не только в казну засылает, но и визирям, тем самым, что и подбили дядюшку поддержать тот переворот. Да какой там, сами в нем поучаствовали, ибо без помощи Стамбула ни джина лысого у самозванца бы не вышло.

А власть султана она такая, абсолютная, конечно, но и ограниченная. Удавкой. Войдут визири, сунут вот этому самому бостанджи кинжал под ребро да придушат своего повелителя. Потом скажут, что персиком подавился. Мол, молод, всего-то девятнадцать годков от роду покойнику было. Слишком широко рот раскрыл, слишком много проглотить хотел, забыл или не знал, что делиться надо.

Не пробить эту стену. Султан один по городу не ходит, к нему никто из посторонних просто так поболтать не заглянет, не говоря уж о каком приватном разговоре. Все знают люди, великим визирем поставленные. Они ко всему готовы, их ничем не удивить.

Так что приходится терпеть ту республику, даже посольство позволил разместить вплотную к стенам собственного дворца.

Что, впрочем, оказалось даже удобно. Год назад, например, султан посетил их праздник. Договорился с венецианским послом, оделся европейцем, да и отдохнул на ихнем балу, благо матушка когда-то танцевать научила. Ох и здорово тогда отдохнул, ох и весело!

Сегодня опять бал.

Султан поглядел на висящий перед ним европейский костюм, ухмыльнулся. Да, в прошлый раз было весело. В этот будет не до веселья.

Сегодня будет сделан первый шаг к власти. Подлинной, без оглядки на визирей, шейхов и прочих пашей. Сегодня на балу будет законная принцесса Туниса. Если они станут союзниками, можно будет начинать серьезную игру. Конечно, договариваться с женщиной как-то странно, но есть же ее муж. Да, галлиец, но галлиец, живущий по заветам Всевышнего, и это меняет все!

Султан Ахмед III Сари, что значит «светловолосый», вздохнул и начал одеваться в неудобный европейский костюм. Сам, поскольку незачем слугам знать, как именно их господин развлекается. Даже самым близким: кто знает, кого они на самом деле считают своим господином.

Бал был в разгаре! Изысканные вина, удивительные закуски и чарующая музыка. Галантные кавалеры и очаровательные дамы. Заливистый смех, томные взгляды и кокетливые улыбки. Веселье и легкость, столь непривычные в этой стране, живущей по строгим правилам Первого Пророка.

И только наметанный глаз искушенного дипломата безошибочно отмечал, что если не все, то многие в этом залитом светом сотен свечей зале заняты делом. Мужчины между делом, с неизменными улыбками обсуждают сложнейшие вопросы европейской политики. Заключают или готовят к заключению союзы. Интригуют, покупают и продают информацию, людей и целые народы.

Женщины болтают тоже не просто так, готовя своим мужьям, любовникам и просто друзьям почву для будущих деловых встреч с мужьями, любовниками и просто друзьями своих собеседниц.

Но это на взгляд опытного человека. А виконт и виконтесса д,Оффуа таковыми не являлись абсолютно. Потому просто с любопытством разглядывали хозяев и гостей. К ним подходили, говорили, как правило, что-то веселое, они отшучивались в ответ. Звучала музыка — они шли танцевать. Оркестр уходил отдыхать — они выходили в парк, где ночную черноту разгоняла полная луна и редкие факелы, установленные у нескольких беседок. Идеальное место для встреч влюбленных. Даже стало обидно, что до свадьбы им не пришлось вот так погулять ночью в таком же тихом парке.

Вдруг сзади раздался мужской голос.

— Господа, вы позволите нарушить вашу беседу? — сказано было на хорошем галльском языке, но с сильным османским акцентом.

Ночного света и факелов достаточно, чтобы рассмотреть собеседника. Одет по последней парижской моде, молод, лет не более двадцати, скорее даже меньше. Рост ниже среднего, прямой нос, густые брови, короткая, на местный манер постриженная борода. Цвет волос не разобрать, но на виске отчетливо виден характерный шрам, последствия детской травмы, который его величество почему-то категорически отказывается сводить. В Париже полагают — боится, что врач взамен шрама наведет какое-нибудь заклятье на мозг.

Твою ж сестру!

— Мне надо представляться?

— Ваше величество! — Виконт попытался снять шляпу, виконтесса присесть в реверансе, но оба были остановлены легким взмахом руки.

— Я хочу поговорить с вами. Тут есть одна дверь, не откажетесь проследовать за мной?

Отказать султану?

— Ведите, ваше величество.

Они прошли через одну из беседок, подошли прямо к увитой плющом высокой стене. Султан что-то прошептал себе под нос, перед ним появилось бледно-желтое магическое свечение. Плющ раздвинулся в стороны, открыв самую простую неширокую дверь. Еще одно заклятье, дверь распахнулась, пропустив владыку и его спутников, и тут же закрылась с негромким щелчком.

— Прошу вас, господа.

На той стороне забора было все то же, как будто они и не покидали пределов венецианского посольства. Такой же парк, такие же беседки. Только факелы отсутствовали.

— Кажется, вас плохо охраняют. Шпион, узнав заклятье, легко пройдет и растворится в этом парке.

В лунном свете было видно, как улыбнулся султан.

— О нет, без меня я никому не советую пользоваться этим проходом. Были уже попытки, поверьте, они плохо кончились для нарушителей. Но вы со мной, так что беседа обещает быть приятной. Прошу сюда. — Он приглашающе взмахнул рукой в сторону ближайшей беседки.

Там оказалось уютно. Европейские стулья вокруг европейского столика, на котором стояла бутылка вина и ваза с фруктами.

— Угощайтесь. — И на глазах пораженных гостей султан османской империи, халиф всех правоверных наполнил три бокала вина. — Надеюсь, моя слабость навсегда останется между нами?

— Конечно! — Словно есть другие варианты. Супруги одновременно подняли бокалы.

— Господа, я поднимаю тост за наш союз. Союз султана империи и его подданных — властителей Туниса.

И с мелодичным звоном дорогого хрусталя стукнув свой бокал о бокалы гостей отпил первым. После этого отказ от вина был бы оскорблением, причем несмываемым. Пришлось также выпить. Жена — с любопытством, впервые в жизни все-таки, а муж — наслаждаясь ароматом. За год супружества почти забытым, но оттого вдвойне приятным.

— Итак, виконт, — легкий кивок в сторону д,Оффуа, — принцесса, — он не спрашивал, назвал Делал по титулу, как само собой разумеющееся, — вы ведь позволите вас так называть? Отлично. Итак, позвольте разъяснить сложившуюся в империи ситуацию. Первое. Шесть лет назад с согласия султана, не моего, а дяди, был свергнут тунисский паша. Надо рассказывать, как это было сделано?

А что рассказывать? Год назад д,Оффуа и маг лейтенант де Савьер под чужими именами побывали в Тунисе. Тогда они и узнали, что кто-то смог объединить вечно разрозненные и даже воюющие друг с другом кочевые племена, скрепить их единой волей и никогда ранее не ставившейся целью — захватить Тунис, разграбить дворец самого паши. А для ее достижения этот кто-то обеспечил хозяев пустыни и артиллерией, и артиллеристами, и даже магами, сделавшими проходимыми ранее непреодолимые зыбучие пески, надежно защищавшие дворец паши с юга.

Условие одно — во дворце не должно было оставаться живых. В первую очередь подлежали уничтожению паша и его семья. Вся, независимо от пола и возраста.

В тот день и взошла звезда Шадида бен Рамзи аль-Малика, морского разбойника, пираты которого в нужный момент храбро выбили кочевников из города. Но уже после того, как с семьей прежнего правителя было покончено.

После этого великого подвига Шадид объявил пашой себя. Договорился с султаном и, что характерно, предоставил кочевникам права свободно посещать город — неслыханная ранее привилегия.

— Спасибо, ваше величество, но не надо. В общих чертах история известна, а Делал, — д,Оффуа кивнул в сторону жены, — видела подробности и вряд ли хочет их вспоминать.

— Разумеется. — Султан сцепил пальцы и глубоко вздохнул. — Но что дальше? Вы здесь, в Стамбуле. Чего я должен ждать от таких гостей?

Женщине не следует встревать в разговор мужчин, это закон Востока. Но так ли важны законы для принцесс?

— Вы что-то говорили о союзе, ваше величество? — Ахмед Сари даже вздрогнул, услышав нежный голос. Но что же делать, Тунис — единственная провинция в его империи, где женщин распустили. Они не то что влезать в разговоры мужчин, трон имеют право наследовать! И уж с этой дамой, несомненно, придется считаться. — Против кого?

Вот так, прямо, без положенных намеков, оговорок и недомолвок. Так, как он сам же и начал этот разговор. Ну что, государь, продолжите в том же духе?

— Мне многое не нравится в моей империи, господа, многое изменить надо, но пока невозможно — чем больше власти, тем меньше свободы, вы это еще поймете.

Гости замерли. Откуда такая откровенность? Он куда их сейчас приглашает?

— Да-да. — Султан невесело усмехнулся. — После того как вы раскрылись в мечети… вы ведь не случайно показали в мечети родимое пятно, сударыня? Так? Разумеется. Вот с этого момента вы увязли в нашей политике, как в зыбучих песках. Намертво. Впрочем, это все красивые слова. А теперь к делу.

Ахмед Сари говорил, а на душе каждого из гостей наливался тяжестью камень. И сразу немаленький, к концу рассказа он жал, грозя раздавить незадачливых игроков, ввязавшихся в соперничество сильных мира сего. Такого поворота судьбы они не ожидали, к этому их не готовили.

Интриги в мире дипломатов и чиновников, контакты в среде купцов и местной знати — это ожидалось и даже приветствовалось. Но влезать в игры в властителей страны, встать поперек чьих-то денежных интересов⁈ Нет, спасибо, не надо.

А придется. Как оказалось, на незадачливую принцессу и ее не менее незадачливого супруга появились виды у купеческой лиги Стамбула. Проще говоря — у богатейших людей империи. После султана и его визирей, само собой. Этим господам крайне не нравилось расплодившееся в Средиземном море пиратство, оно уже не просто мешало торговле, оно делало ее почти бессмысленной. Зачем тратить силы и деньги на захват новых рынков, договариваться о ценах и сроках, если твой товар запросто перехватят в море и за бесценок продадут в дальнем порту, обогатив тамошних дельцов.

И чем дальше, тем становится хуже. Складывается ощущение, что нынешний паша Туниса не в силах или не желает приструнить разбойничью вольницу.

— Так что ждите, господа, визита уважаемых людей. И помните, что я желаю им успеха. У них могущественные враги, но я уверен, что с вашей помощью они будут побеждены.

Спасибо, добрый государь. А нам что делать? Отказаться? Увы. Султан — человек обидчивый. И уж точно найдет возможность отомстить грубиянам, напрочь забыв о гуманизме и дипломатическом иммунитете.

— Мы можем рассчитывать на вашу помощь?

— Нет. Но я и не буду вам мешать. Поверьте, это тоже немало. А сейчас давайте вернемся к веселью — невежливо надолго покидать хозяев бала.

Его величество встал, показывая, что разговор окончен.

Кабинет Великого визиря Османской империи

— О великий, срочная новость.

— Надеюсь, достаточно важная, чтобы беспокоить меня в ранний час?

В самом деле, что такого должно было случиться, чтобы этот червяк рискнул прийти в столь неурочное время, когда серьезные люди долго и с наслаждением смакуют свой кофий? Видимо, все-таки случилось. Во всяком случае под ложечкой противно заныло.

— Вчера его величество инкогнито посетил бал в венецианском посольстве…

— И что? — грубо перебил визирь.

— И беседовал с супругами д,Оффуа. — Реис уль-кюттаб сказал и втянул голову в плечи, ожидая начальственного гнева. Воистину страшно приносить такие вести — казнить не казнят, но пару зубов могут и выбить с досады. Бывало уже. А выращивать новые больно и дорого, маги в последнее время цены до небес задрали.

Но пронесло, естественный вопрос был задан вполне спокойным голосом:

— Долго?

— Около получаса.

— О чем говорили?

— Неизвестно. Султан провел их через магическую дверь.

А вот это плохо. Закрытая могучим заклятием волшебная дверь, соединяющая посольство и дворец, — тайна. Ее создали давно, когда некий давно умерший султан только-только разрешил венецианцам построить посольство и определил ему место. Для чего — теперь уже неизвестно. Тот, прежний, правитель унес тайну с собой в могилу. Но дверь осталась. И открыть ее мог лишь действующий султан, прошедший обряд коронации.

Значит, для белобрысого Ахмеда эти двое важны. И только для одного — борьбы с действующим пашой Туниса. Это ясно всем. Но то, что конец того паши означает и конец его, великого визиря, понимают лишь немногие избранные. В том числе и этот, реис уль-кюттаб, иначе не прибежал бы ни свет ни заря.

— Я, кажется, уже сказал тебе, что следует делать.

— Конечно, о великий, и решение найдено. Требуется лишь время, чтобы все сделать аккуратно. Достаточно решить вопрос с мужем. После этого…

— После этого султан может взять ее под свою защиту.

— Как? В гарем вдову не возьмешь. Остается приставить охрану, и кому он ее поручит? Своих людей у него нет, только наши. Преданные и весьма умелые в некоторых делах. Нет, потеряв мужа, принцесса Делал непременно захочет отправиться к нему на небеса. Так сильно, что никто не сможет ее удержать в этом мире.

Великий визирь встал, подошел к стоявшему подле окна вполне европейскому столу, живописно заваленному какими-то бумагами, взял стоявшую на углу чашечку кофе.

Остыл, конечно, но это и неплохо, у остывшего кофе свой, ценимый подлинным знатоком аромат. Сделать маленький глоток, причмокнуть. Хорошо!

— Хорошо. Действуй. Осторожно, но побыстрее. Но осторожно. И не расстраивай меня. Ступай.