Тишина и чрезмерная мягкость подушек мешали мне заснуть. Ранди же (хотя ему постелили в отдельной комнате) предпочёл спать в кресле, не раздеваясь. Это было обусловлено привычкой и никак не связано со мной. Война приучила Атомного всегда быть наготове, поэтому ещё долго время он будет спать в одежде и с оружием.
Я заснула рано, едва светало, а проснулась уже после заката, хотя думала, что не проснусь вообще никогда. Это был мёртвый сон, лишённый цвета и звука, а пробуждение напоминало похмелье. И поэтому, поднимаясь, одеваясь, приводя себя в порядок, я чувствовала себя потерянной.
Зеркало в ванной оскорбляло меня. Почти стерильная чистота, царившая в доме, была мне враждебна. Я чувствовала себя в окружении дорогой мебели и модных картин неуютно, и вовсе не потому, что каждая вещь здесь принадлежала комиссару и носила на себе печать его характера.
Интересно, что сказал бы Голдфри, доведись ему сюда заглянуть? Думаю, он бы без лишних слов вскинул автомат и прошил бы пулями эти картины, вазы, зеркала, часы, подушки. Всё, что попалось бы на глаза.
Подняв руки, я "прицелилась" в портрет ирдамского вождя, чьё худощавое, остроносое лицо было развешано по всему дому.
— Та-та-та-та-та!
По картинам, по вазам, по зеркалам, по вышитым подушкам, по пустому креслу. Я невольно задумалась над тем, что сейчас делает Ранди.
Пока я играю в месть, он её осуществляет?
Заправив (по привычке) одолженную футболку в одолженные шорты, я спустилась с лестницы и прокралась вдоль стены к кухне, из которой доносились голоса.
— …конечно, не понимаешь. Попробуй прочесть по губам, идёт? Я буду говорить медленно. — Я слышала тихий голос Ранди и приглушённый скулёж Вильмы. — У тебя на глазах когда-нибудь насиловали женщину? Нет? А тринадцатилетних девочек? Ты когда-нибудь слышал, как они кричат, а ждущие своей очереди солдаты смеются?
— Я не понимаю! Боже… Всё это бессмысленно!
— Ты ведь даже не представляешь, от чего отрёкся, — продолжил Атомный. — От родины? Дома? Фамилии? К чёрту это всё, это и для меня мало что значит. Но ты и твой паршивый друг отреклись от неё. Вы её лишились, и теперь она только моя. И я просто хочу понять, на что именно ты её променял. Дом у тебя — так себе. Может на эту шлюху? Вряд ли она того стоила, но я всё-таки проверю…
— Не… пожалуйста, не трогай её! — вскричал Дагер. — Я виноват перед вами, это так. Я признаю. Можешь делать, что хочешь со мной, но приплетать к нашему личному делу посторонних…
— Заткнись, твою мать! Я убью тебя и твою подружку, если вы будете слишком шуметь. Дай Пэм хоть денёк поспать спокойно, она как никто другой это заслужил.
— Проспать такое представление? — спросила я, переступая порог. — Ты такой жадный.
Я закрыла глаза и потёрла веки, словно увиденное могло мне померещиться. Но нет, Ранди, в самом деле, нагнул хнычущую Вильму над столом и прижимался к её заднице. Дагер сидел за этим же столом, как приклеенный. Выглядел он ещё хуже, чем вчера — синяки проступили на его лице, превращая кожу в защитный камуфляж. В чашке перед ним остывал чай. Рядом на подносе лежало свежее печенье.
Приблизившись к столу, я взяла одно.
— Ещё тёплое. Как пахнет, м-м. — Откусив краешек, я посмотрела на Ранди. — Хочешь? Или тебе по душе другие сладости? Нет, не подходи. Оставайся на месте.
— Пэм… — прошептал он, запуская пальцы в волосы женщины и дёргая её на себя. — То, что ты сказала вчера… Я понимаю. Ты сомневаешься, потому что в тебе говорит благородная кровь и прошлое. Ты знаешь, так же как я, что они заслуживают боли и унижений, но ты не способна им их дать. И я не виню тебя за это.
— П-пожалуйста… не надо… отпустите меня… — хныкала Вильма, обращаясь то ли ко мне, то ли к своему мучителю.
— Я люблю в тебе всё. И твою жалость к врагам в том числе. Чёрт, ты идеальна. А значит, дело во мне. Это должен сделать я. — Он обхватил женщину за шею, прижимая к себе. — Я не заставлю тебя пачкать руки. Даже смотреть на это. Просто доверь это мне. Я отомщу за тебя, а потом мы найдём Свена. Всё будет так, как ты скажешь. Мы отыщем Саше, Батлера и майора Эмлера. Мы убьём их, а потом… мне не важно, что будет потом. Главное, что мы будем вместе.
Доев печенье, я облизала пальцы.
— Пэм! — воскликнул Дагер, потеряв всякое терпение. — Немедленно прекрати это! Останови его, иначе…
— Не будь к нему так строг, — пробормотала я на ирдамском. — За последние шесть лет с нами много всего приключилась. Он стал немного нервным.
— Пэм, то, что произошло с вами целиком и полностью…
— На твоей совести, ага. Вот только ты понятия не имеешь, что именно с нами произошло. Ты сейчас сидишь тут и думаешь, как можно быть такими жестокими и несправедливыми. Ведь эта женщина ни в чём не виновата перед нами. — Я глотнула из его чашки. — Шесть лет назад, когда солдаты вошли в Рачу, я тоже так думала. Я думала: "неужели на свете есть кто-то менее заслуживающий такую участь, чем мы?". Чем я, моя мама… Знаешь, Вильма, моя мама была очень красивой, комиссар не даст соврать. Она была актрисой. Мужчины влюблялись в неё с первого взгляда и платили какие угодно деньги за то, чтобы увидеть её на сцене. Ты представляешь, какими везунчиками почувствовали себя солдаты, которые завалились к нам в дом? Одним из них мог быть твой отец. Или брат. Или жених. Как думаешь, Вильма, что они сделали с нами?
Она что-то бессвязно залепетала, пытаясь ослабить захват на своей шее. Дагер то и дело порывался встать со своего места, но я сжала его плечо, впившись в плоть пальцами, как когтями. Он понимал, что через Вильму я обращаюсь к нему, поэтому должен был проявить уважение и дослушать до конца.
— Они выволокли нас на улицу. Был собачий холод, и мы лежали там — избитые до полусмерти — у ворот собственного дома и прислушивались. Не буду утомлять тебя подробностями, Вильма. Тебе, похоже, не до этого. В общем-то, два года в оккупированном городе — это срок. Каждый день показательные казни. Мёртвые на фонарях. Летом болезни, зимой чудовищный голод. По ночам — крики раненых солдат и насилуемых женщин. Можешь себе представить? Мне было одиннадцать, и я тоже не понимала, в чём виновата. Но это происходило со мной вне зависимости от того, что я думала по этому поводу. Моё мнение вообще не играло никакой роли. Прямо как ваше сейчас. А это уже больше похоже на справедливость.
Допив чай, приготовленный не для меня, я осмотрела чашку на просвет. Тончайший фарфор высшего качества. Чем славится Ирд-Ам? Посудой и оружием. Этой странной выращены лучшие художники и убийцы.
— Вильма, ты замужем? — Она замотала головой. — У тебя кольцо на мизинце.
— Мы только… помолвлены.
— Твой суженый, видно, в армии.
— Д-да.
— Пишет тебе трогательные письма, конечно. Ты и его домашние считаете его героем, в то время как убийство — самый безобидный из его грехов.
— Нет, он не…
— Такой, конечно. Они все такие. Это не зависит от воспитания или степени любви, это просто инстинкт.
Я заглянула Ранди в глаза, убеждаясь в собственной правоте. Теперь Атомный не мог прожить ни дня без насилия, особенно, если под ногами постоянно крутился потенциальный враг. Прижимаясь в недвусмысленном желании к женщине, он умудрялся клясться мне в вечной любви, и при том не считал себя виноватым. Если бы это был контроллер, тогда другое дело, а эта "одноразовая женщина" всё равно что сигарета.
Как будто бы он смог меня в этом убедить.
— Даже комиссар, окажись он там, поступал бы так же. Он бы грабил, насиловал, убивал, хотя сейчас, наверное, думает "да ни в жизнь". Ты ведь так думаешь? — Я наклонилась к Дагеру, чья правая рука дрожала у кобуры. — Или ты сейчас думаешь: "господи, как я покажу этих обезумевших ублюдков Свену и Гвен?". По сравнению с тобой мы — настоящие чудовища, да? Как считаешь, Вильма, он ведь добрее нас?
— Чего ты добиваешь?! — огрызнулся Дагер, кажется, впервые с момента нашей встречи. И этот его, наконец, давший о себе знать характер не мог не удивить. Приятно.
— Ты никогда не мог спокойно смотреть на то, как угнетают слабых, правда? — Одобрительно улыбаясь, я скользнула к нему на колени. Дагер опешил. Но ещё сильнее опешил Ранди. — Как так получилось, что Вильма стала работать у тебя? Сейчас большинство женщин на заводах или в госпиталях, вместо денег получают продовольственные карточки. Думаю, попасть в услужение к одинокому офицеру, в такой дом, это настоящая удача. Ты ведь не скупишься на её жалование?
— Слезь с его члена, — прошипел Атомный.
— Разве не ты это начал? Наслаждайся, — ответила я, не глядя на него. — И даже не вздумай сойти с места.
— Пэм…
— Не перебивай меня. Я хочу знать, как они познакомились. Давай, комиссар, расскажи мне.
— Она… На вокзале.
— И что она там делала?
— Пла…кала. — Он откашлялся. — Она приехала в этот город в поисках работы, но её не приняли.
— И ты протянул руку помощи совершенно незнакомой девушке? Просто потому, что она плакала? — Дагер посмотрел на Вильму, и я проследила его взгляд. — Он, в самом деле, добряк. Никогда не мог смотреть на то, как плачут дети и женщины. Однажды, он приехал к нам домой… Он довольно часто наведывался к нам в гости, но в тот раз он хотел видеть не Свена и не маму, а коменданта Хизеля. И когда они с комендантом сидели за столом, им прислуживал один мальчик. Ты помнишь мальчика? — Дагер медленно покачал головой. — Только не говори, что забыл. Этот недоносок вылил на тебя вино.
Его светло-серые глаза заблестели, я видела, как сузился его зрачок. Гарри уже понял, к чему я клоню, и теперь из последних сил сопротивлялся этой мысли.
— Его избивали, и ты спас ему жизнь. Вспомнил?
— Нет, — прошептал Дагер, и я обвила его шею рукой.
— Расскажи Вильме, что ты снова поступил, как настоящий герой. Вскочил с места и остановил это безумие прежде, чем того дурака забили до смерти.
— Нет.
— Говори громче, Вильме же не слышно ни черта. Разве ты не спас его? — Я нахмурилась. — Выходит, ты не знаешь, чем там дело закончилось?
Дагер мотнул головой, выглядя так, словно готов был потерять сознание в любой момент. По его вискам скользили капли пота.
— Вильма, комиссар не знает продолжения этой истории, потому что он в тот раз даже пальцем не пошевелил. Хотя тот малец выглядел едва ли менее несчастным, чем ты на том вокзале, комиссар не стал вступаться за него. Сопляк сам напросился, так ведь? Ты был рад тому, с каким энтузиазмом все бросились спасать твою честь?
Он долго молчал, прежде чем едва слышно зашевелить губами:
— Почему ты не сказала? Я не хотел…
— Смотреть на это! — закончила за него я. — Поэтому ты сказал "не здесь"!
— Я думал, ты мертва.
— Никто сейчас обо мне не говорит. Ты что, не слушал?
— Я думал, ты мертва, — повторял он тихо, как помешанный. — Если не тот поезд, то солдаты. У них же был приказ. Ты не могла выжить. Не могла быть там. Ты не могла выглядеть так.
— Ты чего? — Я потеребила его плечо. — Расстроился, что ли? Прекрати, ведёшь себя как ребёнок, а Вильма, между прочим, ждёт от тебя решительных действий. Или тебе снова наплевать, и Ранди может продолжить, только "не здесь"?
Хотя едва ли Ранди был в настроении для продолжения. Вообще, вся эта комедия уже исчерпала себя, и всё указывало на то, что пора закругляться.
— Дай-ка это сюда, пока не поранился. — Я убрала руку Дагера с кобуры и вытащила пистолет. Гарри даже не пытался сопротивляться. — Придержу у себя, а ты… Ты продолжай. Мы же помешали твоей трапезе, да? Выглядишь ты неважно. Что бы сказал Свен, увидь тебя сейчас? В конец заработался. Будет совсем уж нехорошо, если в могилу тебя загонит именно Ирд-Ам. Ты ведь всё сделал, чтобы этого избежать.