Атомное комбо

10 глава

Минус один. Вилле Таргитай был первым из ублюдочного квартета. Первым и единственным, кто умрёт не вследствие нашей мести. При том, нельзя сказать, что нас с Ранди это обстоятельство удручало. Нет, мы даже сочли такую участь самой подходящей для него.

Вильгельм Таргитай был одним из тех, чей потенциал раскрывался исключительно на войне. Я знала его всего несколько мгновений, но он показался мне упрямым, жестоким и беспринципным отбросом общества. Доведись ему жить в мирное время, он был бы обречён на существование законченного неудачника. Плохой человек, но хороший солдат. Думаю, что так.

Война помогла ему найти предназначение, в каком-то смысле, она была ему как мать. Конечно, как и каждый из нас, он думал о смерти, но только о подходящей для него. Это непременно должно было быть что-нибудь достойное. Поступок. Хороший солдат в Вилле был к этому готов. Но победил в нём всё-таки плохой человек, и поэтому Таргитай оказался припёртым к стенке, опозоренным, казнённым своими же сослуживцами. По глупости.

Такое Вилле не могло присниться даже в страшном сне, поэтому его смерть удовлетворила нас. Его итог был желанно уродлив и мучителен. Мы всё видели…

Солдат, которому нас поручил комендант, подгонял нас автоматом, но мы не могли сдвинуться с места, заворожённо наблюдая за тем, как капитан Хейз строит приговорённых вдоль стенки. Вилле споткнулся, потерял равновесие и упал, испачкавшись в осенней слякоти. Почему-то именно эта холодная, липкая грязь довела его до истерики.

Он посмотрел на свои руки и понял, что когда умрёт, то снова упадёт в эту лужу, возможно даже, лицом. Что его смешают с грязью, буквально и фигурально. Лишат звания. Почестей, какие обычно полагаются погибшему воину.

Двое из расстрельной команды дёрнули его наверх и толкнули к стене, но ноги его не держали. Он упал раньше, чем раздалась автоматная очередь, поэтому его пришлось добивать из пистолета самому капитану Хейзу. Но перед этим Вилле срывающимся голосом попросил о том, чтобы ничего не говорили его отцу. А потом, словно в поисках сочувствующего лица, он посмотрел на нас, и я помахала ему рукой.

Спасибо, что сдох, как последняя собака, Вилле. Я тебя не забуду.

— Шевелитесь! Нашли спектакль, вашу мать. — Солдат столкнул нас с лестницы, но только когда сам досмотрел "спектакль" до конца.

Мы с Ранди держались за руки, чувствуя возбуждение друг друга. Два сердца, бьющихся в такт. Две спаянные ладони. "Мы", ставшее "я". Это было что-то необъяснимое! Мы стали в тот момент так близки… Никакие ритуалы, клятвы, кровь, секс не смогли бы сплотить людей так, как нас сплотило лицезрение этой жалкой смерти. Что-то неистовое, какой-то больной восторг распирал грудь.

Мы избежали смерти, а Вилле — нет. Когда мы вместе, мы бессмертны.

Такая любовь, такая ненависть! На несколько минут мы сошли с ума. А потом наваждение прошло: нас отконвоировали к месту проживания коменданта. Было что-то ироничное в том, что им оказался наш дом. Угрюмый, почерневший особняк с пустыми кое-где заколоченными глазницами окон.

Весь наш восторг как ветром сдуло. Внутри, возле сердца стало холодно и одиноко.

Я вспомнила, как нас выволокли отсюда, наставив автомат. Теперь, тыча им в спины, нас загоняют внутрь. А мне заходить совсем не хотелось… Ох, лучше бы особняк разбомбило, чем он бы теперь предательски принимал в своём чреве, взрастившем нас, наших врагов. Ранее гордый и благородный, теперь он напоминал осквернённую монахиню.

Здесь проживало местное самоуправление: комендант и его ближайшее окружение. А так же женщины, которые им прислуживали. Кроме того, внизу, в винном погребе, была устроена комната дознания, где комендант привечал подпольщиков и членов их семей.

В двух словах, здесь всё было переиначено. Стены, лестница, мебель не узнавали нас. Они как будто бы перешли на сторону врага и теперь норовили подставить подножку. Я, наверное, раз десять запнулась, оступилась и поскользнулась, прежде чем оказалась перед дверями отцовского кабинета.

Ох ты ж сукин сын…

Подполковник Хизель выбрал эту комнату случайно? Или же его заворожила особая энергетика, теснящаяся в этих стенах?

Бедный папочка, как хорошо, что ты не видишь этого.

Прежде чем открыть дверь, конвойный оглядел меня, заключив:

— Эти дуры безмозглые… им же сказали привести в порядок, а вместо этого… Да я ничего уродливее в жизни не встречал.

Дело в том, что женщины, перед которыми была поставлена такая задача, решили, что комендант позвал меня с той самой целью. Поговаривали, что Хизель за всё время так и не выбрал себе ППЖ — походно-полевую жену. Кого-то это вводило в недоумение, кого-то даже оскорбляло. Все женщины, прислуживающие в главном доме, были очень миловидными, поэтому безразличие подполковника удивляло даже его солдат.

"Верность какой-нибудь красотке, оставшейся на родине?" — гадали они: "или… специфические вкусы?"

И тут вдруг мы. Взглянув на меня, женщины истолковали внимание подполковника на свой лад, поэтому, как и приказано, отмыли и постарались принарядить. Раздобыли где-то летнее платьице в цветочек с коротким рукавчиком-фонариком, кружевные носочки, детские облезлые ботиночки. Они постарались на славу, и их вины нет в том, что я выглядела самым нелепейшем образом.

Всё, что отлично пряталось в одежде, которую нашли мне медсёстры, теперь выставлялось напоказ. Крайняя степень истощения, острые коленки и локти, чёрно-зелёные синяки на руках, оставленные иголками, изуродованные бесконечной стиркой руки.

В общем-то, нужно быть отпетым извращенцем, чтобы клюнуть на что-то подобное. А подполковник извращенцем не был. Кем угодно, но не извращенцем.

Мы зашли, солдат доложил и откланялся.

Я потёрла глаза: это место изменилось меньше всего, отчего я едва не назвала подполковника папой. Здесь было по-прежнему очень чисто и уютно. Всё та же мебель, стеллажи вдоль стен, только стол передвинут подальше от окон, нижняя часть которых заколочена досками: защита от снайперов.

Рача была огромна, но для меня она сузилась до одной единственной улицы, поэтому я мало себе представляла о движении сопротивления, в котором активно участвовали сотни стариков, женщин и детей. Как оказалось, они уже совершили несколько успешных покушений на ирдамских офицеров. И, наверняка, любой подпольщик мечтал оказаться сейчас на нашем месте. Они бы точно знали, что нужно делать в такой ситуации.

Пока неприятно удивлённый подполковник оценивал нас, мы оценивали обстановку кабинета. В ней присутствовала какая-то… нереальность. Выйди за этих стен, и ты погрузишься в армейские будни: вокруг грязь, вонь, вши, дым дешёвых сигарет и мат. А это чистое, со вкусом обставленное место не имело с войной ничего общего.

В углу граммофон ненавязчиво играл иностранную песню. Музыка, боже! Я уже позабыла о том, что люди способны петь. Что у них могут быть такие красивые, беззаботные голоса, а не обмороженные, сорванные, сиплые от вечного голода и дрянного курева.

Культурный шок!

Сам же подполковник сидел за столом, держа на руках сытого кота-подхалима. Как только я увидела этого кота, на меня напал столбняк.

Довольное жизнью животное среди проклинающих своё бытие людей. Казалось, он смотрит на нас — одичавших голодранцев — сверху вниз. А Хизель гладил его той самой рукой, которая ещё не так давно сжимала пистолет капрала. Только что убил своего солдата, а теперь гладит кота.

— Нравится? — Он неправильно растолковал моё пристальное внимание, направленное на его питомца. — Ну, подойди, погладь, если хочешь. Смелее.

Я не сдвинулась с места.

Его сочащийся дружелюбием голос был сладким и тёмным, как растопленный мёд. Змей-искуситель. Господин Сатана. Одетый с иголочки во всё чёрное, но не траурное. На плечах серебрились погоны, а на воротнике — петлицы. Чисто выбритый, причёсанный, он источал аромат дорогих сигар и крепкого кофе. С сахаром.

"Такой красивый, а людей убивает", да…

Подполковнику Хизелю по видимости было не сильно за сорок. Принимая же во внимание свойства войны искажать время, мы с Ранди присудили ему тридцать шесть-семь. Все черты его лица гармонично сочетались, только глаза, казалось, принадлежали другому человеку. Причём уже умершему. От старости.

— Он породистый. Настоящий граф. Погладь его, он это любит.

Ну да, конечно. А кто не любит? Капрал, наверняка, тоже любил.

— Так и знал, что вы не понимаете, чёртовы дети…

Подполковник раздражённо вздохнул, отпуская кота. Тот стёк с его колен на пол и продефилировал мимо нас. Уму непостижимо… этот кот вёл себя как хозяин при своём хозяине, и это с учётом того, что они оба находились в чужом доме. В нашем.

Какие нынче запутанные времена.

— Я вас понимаю, господин комендант, — сказала я, приседая в издевательском книксене. — А он понимает меня. Получается, мы все отлично друг друга понимаем.

Открывшаяся правда или эта театральность обескуражили Хизеля. Но он быстро пришёл в себя. Офицер глухо рассмеялся, потерев пальцами идеально гладкий подбородок.

— Даже у моего кота есть имя, а что насчёт вас?

— Я Пэм. А как его зовут, вы меня извините, я вам не скажу.

"Вы меня извините"! Умора!

Но, похоже, подполковник находился в благодушном настроении.

— Кто бы мог подумать… девять лет, а уже так хорошо знаешь ирдамский. Какой смышлёный ребёнок.

— Мне двенадцать. — Как оказалось, война старит не всех.

Рост — сто тридцать сантиметров. Вес — не наберётся и тридцати килограмм. Господин Хизель щедро присудил мне девять лет. Другой не дал бы и восьми.

Подполковник отвернулся, задумавшись о чём-то своём. Возможно, вспомнил своих детей. Они у него были? Пока думал, молча указал на стул, что стоял напротив стола. Деревянный стул. Я подошла к нему и остановилась в нерешительности, уставившись на отполированную поверхность. Мы — дети из госпиталя — так отощали, что нам было больно сидеть на жёстком.

Поэтому я посадила Ранди, после чего залезла к нему на колени. Подполковник, вероятно, растолковал это на свой лад. Что таким образом мы поделили один единственный предложенный стул.

— Значит, ты уже совсем взрослая, — продолжил хозяин Рачи на этот раз с абсолютной серьёзностью. — Выходит, и говорить мы с тобой будем по-взрослому.

Ранди пытался "читать" его мимику, взгляд, жесты. Я чувствовала, как он напряжён, готовый в любую секунду перейти к обороне, от обороны — к атаке.

— Вы устроили страшный бардак в госпитале. Не важно, кто был зачинщиком. Важно, что вы оказали сопротивление представителям порядка. — Полумёртвые дети оказали сопротивление вооружённым мужчинам? Это просто смешно. — Также важно, что они мертвы, а вы теперь сидите здесь. Дваждырождённая, которую укрывали санитарки, и неприкасаемый в краденой форме. И это видели все. Понимаешь?

— Кажется, да.

Он пытался зайти к нам со стороны, с которой заходить не стоило. Он начал разговор с угроз.

— Ну чего ты на меня так уставился? — проворчал Хизель, обращаясь к Ранди.

Не дождавшись ответа, он резко выдвинул верхний ящик стола. Оружие, подумала я. Но нет, подполковник достал футляр, в котором возлежали на чёрном бархате сигары. Трофей или подарок. Срезав шапочку, Хизель ещё долго вдыхал одуряющий, сладковато-пряный запах, который доходил и до нас.

— Говоря откровенно… — прошептал комендант, проведя сигарой под носом. — Я уже сталкивался с тайнотворцами. Но у вас в стране всё, абсолютно всё по-другому. Первый раз в жизни вижу такого… маленького. Карманного, ха-ха. Совсем не похож… Но ошибки тут, конечно, быть не может. Только не после того, что я увидел.

— А что вы увидели?

— Что его пули боятся. Их всех пули боятся, ха-ха. Как-то раз… — Он курил маленькими затяжками, смакуя и блаженно улыбаясь чему-то своему. Сигарам. Собственной находке. — Однажды я видел, как одного из них пытали. Пытали страшно, даже мне стало не по себе, а он и не поморщился… Только повторял что-то… Какое-то одно слово. Мне было… лет тридцать. Капитан. Я считал себя взрослым, всё на свете повидавшим. Но такое… Таких пыток, а вернее, такого безразличия к ним я не встречал ни разу. Понимаешь?

— Кажется, да.

— А вот я нет! — Трудно было понять: злит его это или наоборот? Но подполковник страшно разволновался. — А мне необходимо было понять, почему… Почему он не сопротивляется. Почему не пытается бежать. И что он всё время повторяет? Тот, кто проводил показательный допрос, объявил, что перед нами тайнотворец. Это если по-научному, а мы их называли по-простому. Псами. Это была сенсация! Нам представили новое биологическое оружие. У него было столько полезных функций, так много талантов. Не чувствует боли. Неприхотлив, вынослив, быстр, силён. Пройдёт по заминированному полю и даже не вспотеет. Его нельзя убить из огнестрельного оружия. Что-то нам там объясняли… особое биомагнитное поле… У этого чудовища как будто бы и не было ни единой слабости. А меня только одно интересовало. Что он постоянно повторяет?

Хизель посмотрел на меня, словно спрашивая: "понимаешь?"

— Кажется, да.

Он мысленно махнул на меня рукой.

— Я единственный обратил на это внимание. Остальных интересовали его, так сказать, тактико-технические характеристики. А я спросил… — Думаю, я уже тогда знала ответ. — Молитва? Заклинание? А оказалось всего лишь имя.

Подполковник яростно затушил сигару, рассыпая искры и пепел по столу.

— Имя его контроллера. Какого-то затюканного, беззубого оборванца. Без слёз не взглянешь. Но только его ввели туда, всё совершенство этого "биологического оружия" куда-то испарилось. Вот оно, их уязвимое место. Нас потом так и учили: хотите заполучить "пса", берите в плен его контроллера. И вот что меня особенно поразило… — Хизель отряхнул руки и посмотрел на нас. — Каким бы ничтожеством в глазах обычных людей ни был контроллер, для "пса" он навеки царь и бог. — После чего шутливо добавил: — Но в вашем случае всё наоборот.

— Это не так, — возразила я. — Он — не полное ничтожество, а я — не дваждырождённая. У меня не светлые волосы, а седые. После смерти матери…

Этой лжи запросто поверили бы, в госпитале поседевших детей было полным-полно. А взрослых ещё больше. И синеглазые были. Что же получается, все стали дваждырождёнными?

Но комендант лишь усмехнулся и попросил не держать его за идиота.

— Меня не волнует ваше происхождение. Скажу больше, мне приятнее беседовать с представителем благородных кровей, тем более с леди. Когда бы мне ещё перепала такая честь? Вот только платье больше не надевай. Чтоб я этого тут не видел. Война, солдаты… Понятно?

— Кажется, да. — Он разумно сменил тактику с кнута на пряник. — Но пусть он тоже не будет больше носить вашу форму.

Хизель нахмурился, вероятно, оскорбившись моим отношением к их святыне.

— Что ты заладила? "Он", "он"… Имя у него есть?

Я покачала головой. Скажи я "Ранди" — тот самый Ранди — его бы тут же повесили. Но сначала на его глазах убили бы меня.

— Хорошо. — Комендант улыбнулся своей задумке. — Пусть он будет армейским "псом" в штатском. Форму нашу он носить не заслужил, но если хотите жить и жить неплохо, ему придётся выполнять кое-какую работу. А для этого твоему псу нужно дать кличку.

К тому моменту об армейских "псах" уже кое-что было известно простому населению. Например, что их настоящие имена меняют на кодовые, длинные прозвища, и именно под ними регистрируют в особой базе данных.

— Пусть будет Безымянным, — предложил комендант, но я покачала головой. — Тогда Крошечным. Не нравится? Но, видит Бог, это самый маленький тайнотворец, которого я видел, ха! Игрушечный? Ха-ха-ха!

Я понимала его хорошее настроение. У подполковника Хизеля в услужении появился полный комплект современного "биологического оружия": тайнотворец и контроллер. Модное, эксклюзивное приобретение, которое могли себе позволить лишь старшие офицерские чины и исключительно на передовой.

К тому же у коменданта наблюдалась явственная слабость к любому виду оружия. Он ни при каких обстоятельствах не захотел бы от нас избавиться. Даже больше, со временем станет ясно, что он по-своему нами дорожит. И то, что мы фактически являлись его врагами, набивало нам цену, делало нас трофеем.

— Тогда, может, Компактный? — упражнялся он.

— Нет.

— Дворовый? Парень, как я понял, полукровка.

— Это оскорбительно.

Хизель откинулся в кресле, посмотрев на нас свысока.

— Не будьте такими заносчивыми, дети. На фоне остальных "псов", он не просто не впечатляет, а даже разочаровывает. Так с чего бы мне давать ему громкое имя?

— Может, он и не самый большой тайнотворец на свете, но сильнее вы точно не найдёте, — убеждённо произнесла я, слыша в ответ ожидаемый хохот.

— Самый маленький, но самый сильный, да? — Сказав это, комендант задумался. — Знаешь, какое оружие самое маленькое, но самое сильное? — Я покачала головой. — Атомное.

Мне это мало о чём говорило. Дети о таком знать не знали. Да не каждый взрослый знал. Для меня "атомным оружием" был Ранди.

— Можете себе представить, как камни испаряются? Как в морях закипает вода? — спросил Хизель. — В радиусе полсотни километров от эпицентра взрыва остаётся обезвоженная, расплавленная земля, гладкая, как монета. Перед подобной силой беспомощен даже самый большой тайнотворец. — Поглядев на нас, он с наигранной серьёзностью заключил: — Самый маленький, но самый сильный… Пусть будет по-твоему, Булавка, но только один единственный раз.

Господин Сатана достал из стола журнал с разлинованными листами и принялся быстро-быстро писать. Я разглядела только одну фразу, лишь ту, что была для меня важна:

Атомный пёс.