Глава 8. Противостояние

Мероприятия были распланированы, каждый член разросшейся до шести человек следственной бригады получил свои задания и даже отчасти начал их выполнять, но результатов пока не было. Но им мешала подготовка к Противостоянию. Люди укрепляли свои палатки и цеха, избавлялись от щелей в окнах и воздуховодах Пещер, переносили в подземелья и гроты припасы, кухонную утварь, снимали и прятали солнцезащитную пленку… Работы было много, даже дети пытались помочь чем могли, так что никто не хотел отвлекаться на разговоры.

Соров немного занимался расследованием (ему поручили собирать и анализировать все получаемые другими факты), но чаще переключался на другие события: природное любопытство толкало его везде успеть и все посмотреть. Живой ум схватывал и мгновенно перерабатывал увиденное. Если взглянуть на процесс издалека, с позиций глобальных, то его работа была важной и нужной. Но именно сейчас это лишь мешало.

Вадим снова отправился опрашивать всех лентяев, которые, теперь, в преддверии Противостояния выглядели трудягами — заготавливали ветви кустов и деревьев, прикрывая ими свои шалаши и палатки, замазывали щели, сооружая некие подобия хоганов.

Один, представившийся Юухом, даже вырыл неглубокую яму, и в тот момент, когда к нему пришел «следователь», как раз обрабатывал ее убивающим растительность па́ром — «для профилактики». Вадим помог свалить на целлофановую пленку и упаковать все вещи, палатку и припасы «лентяя». Получился довольно большой узел, который они закатили в яму и забросали землей.

— Так надежнее, — сообщил, вытирая пот, Юух. — Отсижусь в хогане, потом вернусь и откопаю.

Из предшествующих опросов Вадим уже знал, что это типичный представитель отказников — тех лентяев, кто по принципиальным соображениям отказался от общественной деятельности. Среди вещей, которые они закапывали, были и бумажные книги, и целая коробка исписанных тетрадей.

— Мне не нужны люди, чтобы творить. Я размышляю. Пишу. Улавливаю космические волны и закономерности человеческого развития.

— Ты историк? Или философ?

— И то, и другое. И много еще кто. Мне нужна истина. В своем первозданном, очищенном от субъективных настроений и человеческих штампов виде. Это сложно. Я на визитницу отправился в надежде найти покой, уйти от людей, подумать без суеты. Меня вело предназначение. И оно выбрало идеальный для меня вариант. На других планетах могло бы быть гораздо суетней…

Уходя, Вадим поставил пометку, что участие Юуха в преступлениях маловероятно. Но приписал рядом: «Возможный повод для преступлений — мешали его уединению». Странный и маловероятный повод, но хоть какой-то. У других не было и таких.

Вадим шел к следующему подозреваемому, и вдруг услышал тихие всхлипывания. Ночью дорожки лагеря подсвечивались фонариками на солнечных батареях, а ближе к берегу пляж освещали лишь звезды и луны. У воды, обхватив колени сидела какая-то женщина в белом платье. Немного проморгавшись, чтобы глаза привыкли к темноте, Вадиму показалось, что он узнал ее — на этот раз Лиз была одна, без Магды.

— Хэй! Нужна помощь? — весело спросил он, используя привычную здесь форму приветствия.

— Нет. Спасибо. Хэй, — прерывисто ответила девушка.

— Извини, если лезу не в свои дела, но мне больно смотреть, как ты себя изводишь. Если в этом виноват мой двойник…

— Ваади тут ни причем. И ты тоже.

— Тогда, может, я могу чем-то помочь?

Лиз покачала головой, тихо всхлипнув. Глубоко вздохнув — зачем только во все это влез? — Вадим подошел и сел рядом с девушкой, слегка обняв ее за плечи.

— Давай, быстро-быстро мне все расскажешь, снимешь камень с души, и сразу станет легче, вот увидишь.

Наверное такая у него была судьба. Лиз снова, как всего лишь три дня назад у озера, уткнулась лицом ему в плечо и заплакала. Но на этот раз их никто не спугнул — колонистам было не до прогулок, все были заняты укреплением лагеря.

Из довольно бессвязных реплик Вадим узнал, что через несколько дней, сразу после Противостояния, Лиз должна вернуться домой. Вернее не «должна», а «может». И собиралась это сделать — здесь уже ждут очень много вещей, которые нужно доставить с Земли через хоган. Целые простыни списков с необходимым уже ждали ее. Но… она не может…

Во время путешествия вниз по реке погиб Винни Пух. Ее друг. Любовник. А теперь она выяснила, что беременна. Это его ребенок! Если она пройдет через хоган, ребенка не станет, все знают, что организм полностью очищается и восстанавливается и из него удаляется все чужеродное. Включая ребенка.

Что делать? Если она шагнет в хоган, ребенок Винни Пуха никогда не родится. Если она останется, то ребенок родится и будет вынужден всю жизнь провести здесь, в этих чудовищных условиях, не увидев ни голубого неба, ни Земли…

Магда советует войти в хоган и там, на Земле найти прототипа Винни Пуха — почти наверняка ее собственный прототип захочет поменяться с ней местами и пожить на Арзюри. То есть у нее будет три года на Земле, чтобы разобраться со своей личной жизнью. Но ребенок… этот ребенок… его не станет…

Вадим слушал ее с легким ощущением паники. Он действительно ничем не может помочь Лиз. Ведь он лишь хотел поподробнее узнать о своем двойнике, понять что делал и как жил здесь Ваади. А такие вот непростые решения каждый человек должен принимать сам! Чем здесь можно помочь? Свою голову ей не поставишь, чужую душу не поймешь…

Так они и замерли, обнявшись, на берегу. В спокойной воде отражались звезды и луны, где-то в лагере слышался стук и разговоры, а двое почти незнакомых людей все сидели и сидели, почти без движения, молча размышляя каждый о своем.

Наконец Лиз встряхнулась и поднялась с песка.

— Спасибо, Вадим. Наверное, ты хороший человек, но нужно идти. У тебя свои дела, у меня свои…

И ушла. Он еще немного посидел, потом, крякнув от натуги, встал и пошел к следующему своему подозреваемому.

* * *

Удивительно, но надвигающееся Противостояние его не пугало. Какое-то стихийное бедствие, по-видимому, ну так, по слухам, оно тут каждые полгода, так что вряд ли что-то серьезное — что-то вроде снежной зимы или весеннего половодья на Земле. Неприятно, но ничего особенного. Поэтому Вадим упорно обходил всех лентяев. Странный массаж, который делал ему Хи Лей, действительно помогал. Мышцы хоть и ныли, но терпимо, причем чем больше он ходил, тем меньше они болели.

Спал он урывками, только тогда, когда уже валился с ног. Как-то проспал ужин, но умереть с голоду здесь не давали никому, даже лентяи были гостеприимны и частенько угощали своего «следователя».

И вот, заснув где-то под утро, Вадим вдруг был разбужен — в его келью ворвался Игнат:

— Вставай, соня! Ты, идиот, не законопатил свою келью, выметайся отсюда, иначе кранты. В лучшем случае лечить потом придется. Обязательно завесь дверь всеми своими одеялами, чтобы от тебя не нанесло всякой дряни…

Ветеринар-лекарь не умолкал ни на секунду. Даже когда он убежал, убедившись, что пациент проснулся, — из коридорв то громче, то тише все слышался его голос.

Вадим, глотнув травяного чая, выскочил из кельи. Потом вспомнил про напутствие Игната, поставил кружку у стены и вернулся в спальню. Дверей в кельях не было — их заменяли где аккуратно, а где и неряшливо подвешенные шторы. Одеял у него было два, да еще плед. Самое толстое одеяло он приделал на крюки для штор, затем вышел и начал раздумывать, как же закрепить остальные? Наверное надо бы найти такие же крюки и вбить их в каменные стены?

В этот момент послышался звон железа о камень и ругань — по коридору катилась его кружка, которую случайно пнул проходивший мимо Вениамин Соров.

— Тебя тоже подняли, да? — буркнул он, стоя на одной ноге и потирая ушибленные пальцы другой.

— Ага. А ты почему босой?

— Люблю босиком ходить. Дома всегда так хожу…

— Чего застряли, мальчики? — обрушилась на них пробегающая мимо Этель. — Соров, срочно обуйся. И вообще наденьте на себя минимум три-четыре слоя одежды, защитные маски, шапки и все, что найдете. Срочно!

Сама она уже явно облачилась по собственному рецепту — тонкий свитер прикрывали две или три рубахи, на горло намотан в три слоя вязанный шарф, сверху наброшен длинный кожаный плащ. На ногах — высокие сапоги, явно на несколько размеров больше чем нужно, в которые заправлены широкие голенища рабочих стеганных брюк. Голова обмотана шалью, оставляя открытыми лишь стекла больших круглых очков.

— Мне нужно изолировать вход в свою келью… Игнат приказал…

— Кобринки тебе в пасть, парень! Ты что, не законопатил воздуховоды?

Она махнула рукой и умчалась в направлении главного зала. Через минуту оттуда прибежал Телиг с большой банкой и кистью.

— Твою келью запечатать, Вадим? — спросил он.

Окуная кисть в банку, он быстро покрыл весь периметр дверного проема какой-то густой жидкостью и приказал Вадиму с Соровым тщательно приклеить одеяло. Затем прошелся по краям уже прилипшего к стене заслона и уже без подсказки парни приделали поверх еще и плед, всю поверхность которого Телиг тщательно промазал той же жидкостью.

— Это хорошая изолирующая и клеящая смесь, готовится из местной смолы. Но тебе, парень, придется после Противостояния хорошо потрудиться, чтобы отстирать ее от одеял… Ладно, не стойте, бегите одеваться, иначе потом через большой зал уже не сможете пройти… Гардеробная там, справа ход… увидите… или спросите кого…

Так для Вадима и Вениамина началось первое в их жизни Противостояние.

* * *

Соров умудрился собрать самые разные данные о Противостоянии — от состава, температуры и влажности воздуха до содержания в нем мелких и мельчайших частиц, от перепадов атмосферного давления до интенсивности солнечного излучения. Они с Химиком засели в наскоро подготовленной лаборатории и так основательно углубились в работу, что еду им приходилось приносить туда — тратить время на походы до столовой (всего-то километр!) им казалось бессмысленным.

А вот Вадим даже через неделю не мог описать пережитое: ни в галактическом, ни в русском, ни в других известных ему языках не находилось подходящих слов. В голове сидело лишь воспоминание о бодром старичке, с которым они вместе с детьми разных возрастов и несколькими женщинами пережидали стихийное бедствие в «детской».

Старичок оказался разговорчивым и все рассказывал о том, что это его пятое Противостояние, что скоро он отправится домой, а сюда пришлет своего прототипа «в целях оздоровления». И три года сможет смотреть на голубое небо, по которому страшно соскучился под этим лиловым кошмаром и его колючими звездами. А на третий, последний день разгула флоры, он погиб — пошел в большой зал Пещер, поскользнулся на плесневой пленке и неудачно упал, сломав шею. Это, в отличие от предыдущих бедствий, была единственная жертва, чему в колонии все радовались, но Вадиму было очень жаль несчастного. Он и сам уже начал скучать по голубому небу, так что мечты старичка были ему близки и понятны.

Когда разгул природы закончился, Вадиму пришлось основательно заняться хозяйственными работами — очищением, а затем обработкой ядовитым паром своей кельи и палатки от налетевших туда мельчайших спор местных растений, стиркой и просушкой множества вещей. Дважды в сутки его привлекали поддерживать костры на кухне — этот его талант был признан всеми. Вадим заменял сразу двоих, а рабочие руки были нарасхват — колония спешно обустраивалась после хаоса, необходимо было пропарить дымилками кухни, палатки, цеха, туалеты, дорожки и так далее. Занесенные в лагерь семена и споры забивались в любые щели и могли начать прорастать в любой момент.

Пока руки были заняты, в голове Вадима стучала мысль, что происходящее ему категорически не нравится. Если такой кошмар происходит дважды в год, то люди с мозгами давно должны были бы найти способы приспособиться к Противостоянию. Интересно, а что в это время происходит под водой? Может быть построить купол в озере и укрываться там?

С этой мыслью он и пришел на утреннее совещание следственной бригады, которое было назначено перед ужином. Соров горячо поддержал идею подводного купола, но все остальные одернули их, попросив переключиться на вопросы расследования.

Впрочем, говорить было не о чем. Никаких улик, никаких новых фактов найти не удалось. Разве что быстро отчитались об опрошенных, возможных мотивах тех, кто не имеет алиби, но все это было пустой болтовней. В итоге все сдали свои записи Вениамину — пусть у него голова болит — и отправились в столовую. По пути речь снова зашла о спасательном куполе на дне озера.

Но Соров вдруг остановился, отступил с тропы, увлекая с собой Вадима и пропуская остальных вперед. Посмотрел на него внимательно и сказал:

— Погоди немного. Давай сразу скажу, а то потом опять замотаюсь и забуду. Я вот смотрю на тебя, и понимаю, что ты парень умный, увлеченный. Но, знаешь, без обид, у тебя есть один серьезный недостаток. Впрочем, вполне решаемый.

— И какой? — напрягся Вадим.

— Догадайся сам, — хмыкнул Соров. — Даю подсказку. Ты придумал арки для солнцезащитной пленки — мне тут о них уже уши прожужжали. Но сам о них уже забыл. Ты умеешь мастерски обращаться с огнем, но даже не подумал передать свои навыки другим. Ты замыслил лекции, но так и не вернулся к ним. Мечешься, порхаешь, как стрекоза...

— Но…

— Ты генератор идей, но доводить до конца ничего не привык. На Земле это нормально, там существует распределение обязанностей, всегда найдутся люди, готовые довести до ума твои замыслы. А здесь ситуация иная. Либо ты сам задумываешь, планируешь, организовываешь и завершаешь, либо от твоих идей никакого проку.

Вадим хотел возразить, что на Земле-то у него все получалось — купол развлечений в Японии, цепь жилых, научных и обзорных куполов на Красном море, не говоря о пяти лабораторных куполах в разных концах света. Но тут же прикусил язык. Действительно, осуществлением всех его проектов занимались совсем другие люди. Да, он давал идею, участвовал в ее начальной проработке, приезжал контролировать завершающие этапы. Ни доведением проекта, ни строительством он ведь действительно никогда не занимался!

— Я же… не умею… — нерешительно проблеял он.

Соров улыбнулся и похлопал его по плечу:

— Не умеешь, так научишься. Дерзай! Всем бы твои проблемы!

Загрузка...