Восточный берег жил своей тихой жизнью.
Деревянные настилы скрипели, но звук глушили плетёные циновки у порогов. Лунный свет лежал на воде так ярко, будто сама река поднималась к окнам.
Марина и Максим стояли в тени навеса, укрываясь за бочками с солёной рыбой. В нос бил запах морской соли, сушёных креветок и тонкая сладкая нотка благовоний с металлическим оттенком.
– Окна на втором этаже, – шепнул Максим. – Там горит свет. Кулон реагирует сильнее. Значит, она там.
Марина кивнула и крепче сжала амулет. Тепло от камня отдавалось в запястье, будто он знал, что цель близко.
Они двинулись по узкой дорожке, соединявшей дом с соседними строениями. По обеим сторонам – только чёрная гладь. В глубине вода едва заметно шевелилась, оставляя на поверхности круги.
У входа стояли двое в тёмных халатах с серебряными рыбами на груди. Лица закрывали чёрные тканевые маски. В руках – длинные копья с вырезанными на древках волнами и драконьими головами.
– Через парадный вход не выйдет, – тихо сказал Максим. – Пойдём снизу, через водную галерею.
С обратной стороны под настилом тянулся узкий проход, почти касавшийся воды. Доски были влажными, на перекладинах висели связки рыбы и красные бумажные амулеты с иероглифом – «вода».
– Обереги, – пояснил Максим. – Они не от нас, а от того, что снизу.
В этот момент вода дрогнула. Под настилом всплыло бледное лицо с волосами-водорослями, пустые глаза глянули на Марину – и исчезли. Кулон стал горячим.
Лестница вела в заднюю часть дома. Здесь пахло травами, солёной водой и прелью. Лакированные стены были вырезаны волнами и карпами. На полу лежали циновки с переплетёнными драконами.
Максим поднял ладонь, останавливая её.
– Ловушка, – шепнул Максим. Он опустил клинок к полу: между плинтусом и циновкой тянулся тонкий бамбуковый волос. Нить уходила в щель к деревянному защёлку под потолочной балкой.
– Сорвёшь нить – отщелкнется задвижка, – продолжил он. – Сверху рухнет сеть. В узлах – речные камни. Их долго держали в русле. Камень «помнит» то, что видел поток. Коснётся кожи – пойдут картины утонувшего, как наяву, и они не отпустят.
Он плоско поддел шнур ножнами и приподнял на ширину пальца.
– Ступай здесь, ребром стопы. К стене ближе, – тихо сказал он.
Марина перенесла вес и шагнула через нить, не задевая её. Максим последовал за ней, всё ещё удерживая шнур ножнами. Когда оба оказались по ту сторону, он аккуратно опустил нить обратно. Сеть над головой осталась неподвижной.
Вдоль стены висели колокольчики из раковин. Они звенели едва слышно, хотя ветра не было. Максим достал из сумки тонкую ткань, пропитанную травами, и накрыл ряд колокольчиков. Звон стих.
– Этот звук слышит вода, – сказал он. – Поднимется всё, что под домом.
Марина отвела взгляд от узких окон, где блестела чёрная гладь.
Они поднялись на второй этаж по крутой лестнице. Было тихо. Где-то вдали мерно капала вода в каменную чашу. Запах ладана стал сильнее, к нему примешался дух сырой ткани.
Коридор освещали бумажные фонари с красными кистями. На рисовой бумаге от качки шли тени карпов и драконов – казалось, рыбы плывут, а чешуя шевелится.
– Здесь, – сказал Максим.
В конце коридора – дверь, обитая чёрным лаком. В середине – нефритовый медальон с волной.
Максим осторожно коснулся медальона клинком. По камню прошла слабая голубая искра.
– Печать воды, – прошептал он. – Кулон её снимет.
Марина приложила амулет. Камень в её ладони разогрелся, в нефрите проявился силуэт дракона. Он извился и исчез. Замок тихо щёлкнул.
Внутри было полутемно. На стенах висели длинные красные полотнища с иероглифами. В центре стояла низкая постель, застланная шёлком. На постели сидела Лиза.
Волосы – распущенные, длиннее, чем раньше, в прядях поблёскивали тонкие серебристые нити, похожие на высохшие водоросли. Кожа – прозрачная. В глазах отражалась вода: в самой глубине зрачков ходили тёмные волны и далёкий свет, словно она смотрела через толщу.
– Мама… – голос был тихий, с низким, тянущим отзвуком, как у глубины. – Ты пришла.
Марина шагнула, но Максим перехватил её за запястье.
– Осторожно, – жёстко сказал он. – Она наполовину там.
Лиза поднялась. На её запястьях – тонкие браслеты из чёрного нефрита, покрытые трещинами. От них к потолку поднималась едва заметная рябь, как от капли в воде.
– Тебе нельзя было приходить, – сказала Лиза. Смотрела не прямо в глаза, а чуть дальше. – Река ждёт меня. И теперь она ждёт тебя.
– Лиза, – тихо позвала Марина, – мы заберём тебя домой.
– Дом там, где слушают, – ответила она после паузы. – Но здесь меня тоже слушают.
Максим шагнул между ними на полкорпуса и опустил взгляд на браслеты.
– Это оковы памяти, – сказал он. – Их носят только на Восточном берегу. Они держат связь с водой и не отпускают. Если снять резко – вода рванёт.
– Их дали мне, когда начались шёпоты, – спокойно произнесла Лиза. – С ними легче. Без них я слышу слишком много.
Марина почувствовала, как кулон отвечает лёгким толчком, будто предлагает путь.
– Мы снимем, – сказал Максим. – Но не сейчас. Сначала – тишина.
Он достал из сумки узкую полоску ткани, намотал на ладонь и прикрыл ближайший фонарь – свет стал мягче. Затем разложил на полу короткий узор из трав: полынь, сушёный лотос, стебель риса. Лёгкая горечь уже знакомым образом выровняла воздух.
– Дыши вместе со мной, – сказал он Лизе. – Три коротких, один длинный.
Лиза послушалась. С каждым вдохом рябь от браслетов заметно слабела.
– Что от нас хотят? – спросила Марина.
– Чтобы она осталась, – ответил Максим. – И чтобы ты осталась вместе с ней. Тогда дверь в ваш берег будет закрыта для других.
Лиза перевела взгляд на кулон у груди матери.
– Он зовёт, – сказала она. – И он боится.
– Кулоны тоже знают страх, – кивнул Максим. – Но могут идти вперёд.
Он подошёл ближе и провёл клинком по воздухам над браслетами, не касаясь камня. В воздухе на миг вспыхнули тонкие линии, как трещинки на льду.
– Печать держится на трёх узлах, – сказал он. – Первый – слушает воду. Второй – держит память. Третий – зовёт берег.
– С какой начинать? – спросила Марина.
– Со «слушает воду», – ответил Максим. – Его можно приглушить без рывка.
Марина приложила кулон к первому браслету. Камень едва слышно звякнул – звук отдался в зубах, как тонкая струна. Лиза вздрогнула, но не отпрянула. Рябь стала тише.
– Хорошо, – сказал Максим. – Теперь второй узел трогать нельзя. Он удерживает всё, что она уже слышала. С него начнутся голоса.
Он повернулся к двери и коротко прислушался.
– Нас заметили, – сказал он тихо. – Внизу звенит вода.
Марина пересчитала вдохи и выдохи, как учили на мосту. Кулон пульсировал ровно.
– У нас есть время? – спросила она.
– Несколько минут, – ответил Максим. – Хватит, чтобы вывести Лизу из «половины».
Он достал тонкую медную нить-кольцо.
– Надень на кулон. Медь «перевешивает» зов.
Марина надела. Звук камня стал теплее.
– Лиза, – сказала она, – пойдём с нами на первый пролет лестницы. Там меньше воды.
– Там суше, – согласилась Лиза. – Там я слышу хуже.
– Именно, – кивнул Максим.
Они двинулись к выходу. Марина шла рядом с дочерью, не касаясь, но держась на шаг. Максим прикрывал тыл. В коридоре фонари едва качнулись, на рисовой бумаге драконы замерли.
На лестнице под самым потолком дрогнул на нитке раковинный колокольчик – один короткий удар. Максим поднял взгляд.
– Не вниз, – сказал он. – Вдоль стены и на галерею.
Они прошли по узкому балкону над водной галереей, где под настилом шевелилась чёрная гладь. На нижнем уровне тихо прошёл сторож с копьём и пропал в тени. Ни один колокольчик больше не звякнул.
У выхода Максим остановился и посмотрел на браслеты.
– Последний шаг, – сказал он. – Снимем первый узел до конца и оставим остальные спящими. Дальше – уже на мосту.
Марина приложила кулон ещё раз. Нефрит на запястье Лизы легко щёлкнул, будто отпустил тонкий волосок. Рябь исчезла. Лиза вдохнула глубже и впервые за всё время посмотрела прямо – без слоя воды между.
– Мама, – сказала она уже обычным голосом. – Я пойду. Но медленно.
– Медленно – можно, – ответил Максим. – Быстро – нельзя.
Они вышли на наружную галерею. Ночь стояла ровная и холодная. На воде мерцали огни фонарей. Где-то внизу по настилу прошёл тот же лёгкий шорох – не угрозой, а напоминанием, что здесь слушают не уши.
– Вниз по трапу, – сказал Максим. – И к задней пристани. У моста стражи помнят нас.
Кулон у Марины пульсировал в такт шагам, ровно и уверенно. В этот ритм легко встали и сердце, и дыхание. Река рядом вздохнула – не громко, как живое существо, которое отметило их выбор и отступило на полшага.