Храм

6

Косые лучи пронизали крону старой осины, бросив длинную тень на песчаный пляж у пруда. На берегу возле маленького костерка сидели двое охотников, молча пережевывая ужин. Позади них, метрах в пяти, укрытый побегами молодой акации, темнел вход в нору. Приземистая арка портала на уровне груди, практически незаметная, если специально не заглянуть между колючих деревьев.

Ковыряясь в своем пайке, Свист думал о давешнем звере. Думал о том, что сам факт того, что один из самых опасных лесных обитателей умеет такие штуки, должен был не на шутку его испугать.

А вот поди ж ты.

Когда он завел об этом речь, Орех просто сказал: успокойся, боятся нечего. Вот Свист и не боялся.

— Давай‑ка в нору, — наконец сказал Орех.

Он вдохнул полной грудью прохладный воздух и заметил:

— Ночью пахнет.

Спокойно так сказал, без всякой опаски.

— Я по нужде, — Свист поднялся на ноги и принялся заматывать голову платком, оставив только прорезь для глаз.

Видя это, Орех осклабился.

— Этому тебя тоже Пластун научил? – желчно осведомился Орех. – В байки верить.

— Оборотни и в правду существуют, не только Пластун их видел, — категорически заявил Свист и отправился к ближайшим кустам.

Оборотнями охотники называли существ, умеющих принимать человеческий облик. Кое‑кто из охотников рассказывал, что сам их видал, да еле ноги унес. Тварей де этих можно встретить только в сумерках, пока еще солнце окончательно не село, но главное что бы они тебя не видели. По слухам оборотни полностью копировали человека, внешность, голос, привычки, а уж коли тебя скопировали, жить значит осталось недолго. А то и хуже, к Дому чудовище выведешь. Оборотни своих «оригиналов» чуют, где бы те ни укрылись.

Считалось, пока оборотень не примерил твоего лица, ничего он тебе не сделает, вот для этого‑то некоторые из охотников (кто верил в их существование) и носили маски на лицах – для защиты.

Когда Свист вернулся на берег, его поджидал Орех. Рюкзаки он успел перетащить в нору и сейчас ожидал возвращения напарника, баюкая на предплечье карабин. Видать, быстро густеющие сумерки даже его заставили насторожиться.

Сгорбившись, один за другим люди протиснулись под низким сводом.

Эта нора ничем не отличалась от десятков других, что были рассыпаны по долине. Низкий потолок, ровные каменные стены и чаша–очаг посередине квадратной комнаты. На удивление воздух в норе был свежим и прохладным, лишь едва уловимый запах лежалых одеял висел под сводом.

Орех взялся за ручки деревянного заслона, которым перекрывали вход в нору и замер на мгновение – из фиолетовой прохлады ночи послышался утробный рев. Привычно стряхнув оцепенение, Орех водрузил люк на место и рев оборвался.

— Дальше я на восток, — сказал Орех, ища что‑то в своем ранце.

— Мне на север, — задумчиво ответил Свист.

Вот и весь разговор. Вскоре они улеглись, завернувшись в колючие одеяла, и уснули.

Он проснулся от настойчивых толчков в плечо. Рядом на корточках сидел Орех.

— Свист, — окликнул он, и видя, что парень проснулся, продолжил. – Рассвело уже, я ухожу. Ты подумай над тем, что я сказал. Хорошо?

Свист сонно кивнул.

— И не залеживайся тут, — буркнул Орех напоследок.

Шорох открываемого заслона, тихие звуки шагов и Свист остался один.

Перевернувшись на спину, он смотрел на каменный потолок – идеально пригнанные друг к другу плиты. Вставать не хотелось, и не потому, что не выспался, а просто потому, как вставать было «надо». Каждое утро, превращалось в маленькую битву с самим собой. Дел‑то: сделать едва заметное усилие над собой и подняться, вот только не хотелось ему его делать. Свист засопел, и раздраженно потер глаза.

Встал рывком.

Когда‑то он даже хотел переселиться в одну из нор, таскать мерцала в Дом, пополнять припасы, но жить в одиночестве. Отец отговорил – разъяснил, что нельзя слишком часто в одной норе бывать, иначе выследят.

Умылся водой из пруда (пить, правда, не стал), позавтракал и зашагал на север.

Утро стояло ясное, солнечное, так что шлось легко и в охотку.

С вершины холма, на котором он устроил привал с обедом, Свист увидел горы, совсем недалеко. Идти оставалось всего ничего. Прикинув расстояние, он решил, что к вечеру должен быть в предгорьях, да и то если не сильно спешить.

До нужной ему норы оставалось совсем немного, небо успело посереть и подернуться вечерней дымкой.

Проходя по руслу высохшего ручья, что некогда бежал между огромных покатых валунов, Свист услыхал странный шум. Будто деревянной трещоткой крутили. Крутили все ближе и ближе.

Мигом покрывшись липким потом, охотник бросился в заросли сухой рогозы, росшей когда‑то по обеим стороны ручья. Он никак не мог определить, откуда раздается странный и страшный звук – казалось, что его источник прячется где‑то над головой, в густых кронах.

Несколько минут он провел в оцепенении, боясь пошевелиться, даже дышал не в полную грудь. Зарывшись лицом в мягкую землю, он мелко дрожал. Все, что рассказывали за столом охотники, все страшные истории ожили в памяти, навалились, зашептали в уши. От страха хотелось кричать, чтобы побороть самоубийственный порыв, он закусил пыльный ворот куртки.

Время шло. Источник звука остановился где‑то неподалеку, в лесу. С ужасом Свист наблюдал, как русло ручья погружается в вечерний полумрак. Встретить ночь тут, прямо посреди сухой травы, казалось еще страшнее, чем столкнуться лицом к лицу с адской трещоткой.

Охотник, опасливо озираясь, поднялся на ноги. Поутихший было, стрекот вдруг резко набрал силы, отчего Свист рухнул как подкошенный, и затаился. Сердце норовило выпрыгнуть из груди.

Спустя некоторое время звук начал слабеть, будто его источник удалялся, а после и вовсе укатился вслед закату куда‑то за горы.

Все еще опасаясь, что страшная трещотка вернется, Свист медленно двинулся вперед, раздвигая стебли руками. Но вскоре ему пришлось отбросить осторожность, и припустить по тропе что было мочи – до наступления темноты оставалось совсем немного времени.

Он выскочил на круглую поляну, по периметру которой колоннадой вставали вековые дубы. У северной границы рос самого древнего вида гигант, такой толщины, что и четырем людям не достало бы рук его обхватить.

Вместе с темнотой в долину с гор спускалась сырая прохлада.

На ходу освобождаясь от лямок рюкзака, Свист бросился к темной дыре между толстых корней дуба. Ногой затолкав в лаз поклажу, охотник ужом скользнул следом. Лишь оказавшись внутри и закрыв проход люком, Свист позволил себе перевести дыхание.

Страх и напряжение медленно покидали его, оставив совершенно опустошенным. Блаженно закрыв глаза, Свист прислонился к стене и медленно сполз по ней на пол, а когда открыл их вновь, то чуть не вскрикнул от неожиданности.

В норе спали двое.

На спине, раскинув руки, тихо похрапывал мужчина. Пожалуй, ровесник Ореха, может немногим младше, лысеющий с одутловатым лицом и мешками под глазами, но довольно крепкий, пускай и с явственно наметившимся брюшком.

Уткнувшись лицом в ладони, у Очага, спала молодая женщина. На ней Свист задержал взгляд на полсекунды дольше. Русые волосы коротко стрижены, прямой нос, тонкие губы поджаты, словно женщина увидела что‑то отвратительное.

Оба незнакомца были одеты в одинаковые, зеленого цвета куртки и камуфлированные штаны, заправленные в высокие ботинки. Обувь Свисту приглянулась, сразу видно ботинки не только добротные, но еще и удобные. Грешным делом он даже подумал, а не снять ли ладную обувку со спящих, никто ведь и не узнает.

Передумал.

Ясно же – это новенькие (каких только новичков не находили в норах, даже голышом бывало), а раз так, значит придется ему вести их в Дом. Ну не босиком же, в самом‑то деле.

Опустошив выданный Складарем рюкзак и сложив припасы в ящик, что стоял у стены, Свист хотел было поужинать, но после вечерних потрясений кусок в горло лезть отказался. Категорически.

Махнув рукой на капризный аппетит, охотник устроился у входа в нору и постарался уснуть. Этих двух можно было не бояться, ближайшие пару недель они и мычать‑то с трудом смогут.