Вокруг на скамьях расселись охотники и сторожа. Все внимательно слушали рассказ двух мужчин, стоявших перед собранием. Говорил в основном Орех, Свист только кивал головой в знак согласия, изредка уточняя детали. Про разговорчивость усопшей Орех умолчал, а Свист почему‑то его не выдал. В остальном же рассказали все, как оно было.
Весть о бритоголовых чужаках заинтересовала собравшихся больше всего. Мужчины хмурились и недобро переговаривались вполголоса, женщины вздыхали и признавались друг дружке в дурных предчувствиях.
Наконец, Ведун обратился к собранию.
— Вы слышали. Что думаете?
Поглаживая жидкую бороденку, поднялся Пластун.
— Понятное дело, что они нам не друзья. Других Домов в нашей округе нет, разве только они пришли из тех мест, в которых мы не бывали.
Он прищурился.
— Горы непроходимы, перевалов, которые были бы по силам человеку, там нет. Мы, охотники, уж давно их искали, сполна за эти поиски заплатив. Что на западе, за Широкой Рекой, никто не знает, нор вдоль нее не имеется, а значит, человеку там долго не протянуть, да и реку одолеть не так уж и просто – другой берег едва видать.
Пластун почесал затылок.
— На востоке пропасть, и Нижняя Долина. Из ныне живущих, бывал там только я, и вот что скажу: там конечно жутко, но жить, наверное, можно. Норы есть, пускай мало, да большей частью загажены. Я ведь далеко не заходил, что там дальше – только гадать могу.
Сбив шапку на затылок, он закончил:
— Думаю, с востока они и пришли.
Раздались согласные возгласы. Общественность мысли Пластуна разделяла.
— Я тоже думаю, что с востока явились, — неохотно согласился с давним неприятелем Орех.
Ведун поднялся на ноги.
— Как они поднялись сюда? – спросил он Пластуна.
— Есть одна тропа, в двух днях пути от Дома, на север, значит. Была еще одна – много южнее, почти у самой реки, которая там водопадом вниз уходит. Я по тропе этой ходил когда‑то, но в прошлом сезоне дождей ее окончательно размыло: спуститься, если с веревками да всем прочим, еще так сяк, но подняться, точно не выйдет. Ну это, конечно, если крыльев нет.
— Нужно прочесать окрестности северной тропы, — сказал Ведун. – И к реке наведаться.
Он обратился к Ореху.
— Орех, ты хорошо знаешь юг и долину реки, даже на нескольких островах побывать сумел. Возьмешься на всякий случай проверить то направление? Не откажешь в помощи?
Орех махнул рукой – чего уж там, побеспокоюсь.
— Пластун, тебе, само собой, северная тропа.
Охотник кивнул.
— Мне бы с собой пару–тройку охотников. Свиста вон возьму, — начал он.
— Свист со мной к реке сходит, — резко оборвал его Орех.
Ведун поднял руку.
— Мужчины! – он повысил голос. – Дайте парню отдохнуть, он с охоты сразу в норы ушел, и тут вы его хотите в дальнюю дорогу утянуть. Имейте совесть.
Ведун подмигнул парню.
Свист понял, что Ведун вовсе не о нем печется, а просто конфликт уладить таким образом захотел. Понял, но не обиделся. Главное, что Орех с Пластуном кулаки разжали, утихли вроде как, а ему, Свисту, и в самом деле отдохнуть хотелось, особенно после событий прошлых дней.
Встать пришлось рано.
Две группы охотников по четыре человека покидали Дом. Той, что выпало идти на юг, верховодил Орех, в другой же, уходящей вдоль края обрыва на север, за главного вышел Пластун.
Свист прислонился к порталу под слоновьей головой, провожая сонным взглядом отряд Ореха, пока тот не скрылся в лесу.
Он потер кулаками глаза, широко зевнул и побрел по коридору вглубь пирамиды. До завтрака было еще далеко, и ему хотелось употребить имеющееся время на сладкое ничегонеделание.
Вернувшись к себе в коморку, он прилег на топчан, где вскоре его настиг чуткий и тревожный сон. Проснувшись во второй раз, Свист обнаружил себя еще более невыспавшимся и разбитым, нежели до этого. Сунув ноги в сапоги, он поплелся в трапезную.
В давешнем зале гудели голоса и звенела железная посуда.
Приметив свободное место на краешке скамьи, он направился туда. Еще несколько минут люди рассаживались, передавали тарелки и тусклые приборы. Наконец, председательствующий за трапезами Ведун попросил внимания.
— Благодарим за пищу, что есть у нас на столе, и спасибо за крышу, что есть над головой. Приступим, — сказал Ведун и сел.
Заскрипели скамьи, ударили по мискам ложки.
Свист ел медленно и неторопливо. После недели разбавленных чаем сухих пайков острая похлебка казалась манной небесной.
«Манна небесная».
Он покрутил эти слова и так и эдак, но так и не смог вспомнить, что это такое и по старой привычке махнул рукой.
Время завтрака подходило к концу, люди сносили грязную посуду и расходились. Некоторые, правда, оставались, возвращаясь на свои места.
«Опять, наверное, Ведуна слушать будут», — лениво подумал Свист.
Он хотел было уйти, но почему‑то остался, заняв место у стены.
С важным и немного отрешенным видом, Ведун одел на голову странный (и, как показалось Свисту, потешный) головной убор – причудливую конструкцию из кожаных ремней, проволоки и спадающих на спину полосок белой ткани. Видать, старая шапка надоела.
— Ночь – не время для человека. Ночью темно и опасно, ночью бродит ужас. Лишь свет помогает нам выжить. В норах горят очаги, солнце прогоняет тени и рассвет начинает новый день. Как можем мы помыслить о том, что это совпадение?
Люди переглянулись.
— Кто‑то оберегает нас, защищает, ведет и одаривает. Кто‑то приносит нам свет, и мы должны быть благодарны ему!
Он поднял руки и повысил голос.
— Спасибо!
— Спасибо! – повторили люди.
Эхо разнесло это слово по Дому и Свист вздрогнул.
— Спасибо тебе, Приносящий Свет!
— Спасибо, Приносящий Свет, — люди вторили Ведуну.
А под сводом билось: сящий Свет…Свет..Све…
Свист вернулся в свою комнату. В ушах до сих пор слышались слова Ведуна –Приносящий Свет. Он немного покружил по комнате, пытаясь найти себе применение, потом махнул рукой и вышел.
Поворот, лестница, еще поворот.
Длинный коридор, стены которого пестрели рисунками. Цветные мелки, глина и краски, все чем можно было провести линию на камне, легло на стену в виде рисунков. Картины разной степени мастерства, а скорее его отсутствия: изображения Дома, едва ли схожие с оригиналом, портреты, темные пятна лесов, голубые ленты рек. Хватало и совсем фантастических – как правило, сам художник не знал, что он нарисовал.
Сюда время от времени ходили все жители Дома. Никто не понимал почему. Просто ходить и смотреть на картинки нравилось почти каждому. Многие сами рисовали. Даже Свист однажды, как смог изобразил железную птицу, несущуюся к земле. Правда, что это птица, а не бог весть что, сходу и без подсказок мог понять далеко не каждый.
Свист шел в дальний конец импровизированной галереи – вдруг что‑нибудь новое украсило стену. Он остановился у рисунка, которого раньше не видел. В потеках слишком жидкой краски угадывалось лицо и длинные светлые одежды, над головой большое желтое пятно – солнце, наверное.
Послышались шаги, и Свист оторвался от своего созерцания.
По коридору шаркающей походкой сомнамбулы, едва глядя под ноги, брел новенький, тот самый которого нашел Свист. Будто призрак, он прошел рядом с охотником, даже не заметив того. Новичок скрылся за поворотом, вскоре даже звука его шагов стало не слышно.