Храм

2

Он проснулся легко и быстро. В норе царил прохладный полумрак, очаг с наступлением утра потух сам собой, свет же лился снаружи, сквозь незакрытый люком вход.

Ореха в подземелье не оказалось. Крепыш все еще сопел в своем углу, и Свист решил его не будить. Тихо натянул сапоги, поднял винтовку и полез наружу.

Очутившись на поверхности, Свист благодарно зажмурился, подставив лицо утреннему солнцу и свежему ветру. День обещал быть ясным и погожим.

Он выбрался на поляну, где сходились тропы. Орех сидел на корточках и хмуро рассматривал примятую траву. Бросив мимолетный взгляд на подошедшего парня, он, молча, вернулся к своему занятию.

— Ну что? – вместо утреннего приветствия спросил Свист, наматывая на шею свой платок.

— Ну и ничего. Шарились тут, пару раз проходили, искали чего‑то, — хмуро ответил старый охотник. – Или кого‑то, — он выразительно посмотрел на собеседника.

— Я до темноты успел в нору залезть, — поспешил заверить Свист. – Да и вообще‑то ночные твари следов ведь не оставляют.

Он оперся на приклад винтовки, присматриваясь к хорошо различимым в мягком грунте отпечаткам.

— А следы ведь незнакомые, может быть…

— Забудь, мало ли какую дрянь ночь выплюнет, — не стал слушать Орех. – Буди охламона, позавтракаем и двинемся к Дому.

Вскрыв блестящие гермопакеты что нашлись в сундуке и наскоро перекусив, они пополнили запасы воды из ближайшего ручья.

Трое мужчин собрались на поляне.

— Надо поторопиться, — Орех затянул потуже кожаный ремешок на клапане заплечного ранца.

Скоро все трое бегом скрылись за поворотом тропы.

Из пышных зарослей у края поляны выбрался молодой хорек и настороженно повел острым носом. Пахло людьми и порохом. Людей хорек не любил, поэтому быстро юркнул обратно, под свод низких ветвей, и поляна опустела.

Свист мерно дышал в такт бегу. Впереди трусил Орех. Замыкал цепочку громко сопящий Крепыш. В Доме часто шептались, что бывалые охотники, такие как Орех, Пластун и пропавший Следопыт, знают некие хитрые тропы. Мол, тропами этими можно за час покрыть расстояние полдневного перехода. Да только сами ветераны про то молчали, уходя от прямого ответа или отшучиваясь. Поговаривали, что старые охотники с лесом общий язык нашли, тот им и показал свои секреты.

Признаться, Свист в эти россказни не верил. Пускай сам он по здешним оврагам да буреломам лазил уже довольно давно, никаких секретных троп он не видал и в помине. Хотя…

Вот и сейчас вокруг мелькали знакомые развилки, приметные деревья, валуны–путевики. Каково же было его удивление, когда к вечеру они выбрались на берег небольшого озера, сплошь затянутого зеленой тиной. Прямо посередине водоема, скрытая мутными водами до самого пояса, стояла, покосившись, каменная статуя — человек в страшной клыкастой маске воздел руки к небу. Отсюда до Дома рукой подать, а по расчетам Свиста к озеру они должны были выйти не раньше завтрашнего полудня, да и то совсем с другой стороны.

Молодой охотник украдкой покосился на старшего товарища – неужели сказки правдой оказались? Даже если Орех и заметил удивление попутчиков, виду не подал, продолжил путь мимо озера, дальше, в сторону поросших чахлой зеленью скал.

Они прошли по останкам каменного моста, некогда перекинутого через русло высохшей реки. Мост бы обвалился окончательно, но люди, которые часто пользовались этой переправой, укрепили его бревнами и веревками. Тропка под ногами превратилась в утоптанную дорогу – видать, ходят тут помногу, и скоро вывела отряд к кромке обрыва. Словно испугавшись головокружительной высоты, дорожка прянула в сторону, убегая вдоль края пропасти. Там, далеко внизу, непроницаемым пологом зеленели верхушки остролистых деревьев.

Свист никогда не бывал в Нижнем Лесу, но знал от старших охотников, что там намного жарче, а воздух вязкий от испарений и как будто горчит. Волков и медведей в тех удушливых дебрях не водилось, но заросли просто кишели ядовитыми гадами, готовыми рухнуть с веток или появиться из чавкающей жижи под ногами. А главное нор там было куда меньше, а те, что встречались, по большей части были затоплены подземными водами.

Его передернуло, и он с отвращением плюнул в пропасть, на противные джунгли.

Тем временем, дорога ненадолго вернулась под лесную тень, чтобы через несколько минут привести путников на заваленную каменным мусором площадь, петляя меж останками рухнувших колонн и вставшими на дыбы гигантскими плитами. На противоположной стороне площади, прямо над обрывом, высилось большое здание, похожее на две сросшиеся пирамиды, что десятью огромными ступенями расположились на краю плато. Вершину правой полупирамиды венчал провалившийся купол, другая же оказалась лишена вершины вовсе, и смахивала на гниющий пень. Сходство усиливал мох и карликовые деревца, растущие на каменных боках древних сестер–пирамид.

— Дом, — сказал Крепыш.

Парень первый раз так надолго покидал это место, уйдя с Орехом на промысел.

Все трое остановились у подножия Дома. Высокие стрельчатые ворота ранее, должно быть, были главным входом в здание, сейчас же стояли заваленные сверху донизу неподъемными каменными глыбами. Над воротами задрала могучий хобот огромная слоновья голова, искусно вырезанная из потемневшего камня. В раскрытой пасти располагалось круглое окно, почти в человеческий рост диаметром.

Свист вдохнул поглубже и, что было мочи, свистнул. Да так лихо, что с ближайших деревьев сорвалась стая крикливых птиц.

— Предупреждать надо, — недовольно скривившись, проворчал Орех.

Сперва ничего не происходило, лишь спустя несколько минут в окне появился человек. Он настороженно всматривался в лица троих пришельцев, держа наперевес длинное ружье.

— Охотники? – громко спросил часовой.

— Охотники! – задрав голову, ответил Орех.

Стражник убрал палец со спускового крючка и приветливо махнул рукой.

Сверху свесилась широкая веревочная лестница, сплетенная из толстых канатов, с крепкими деревянными переборками – такая и медведя выдержит.

Свист знал, что пока они карабкаются по стене, как минимум четверо стрелков через неприметные бойницы пристально следят за кромкой леса – не привели ли охотнички кого за собой.

Забравшись по лестнице, они оказались в просторной комнате, где их ожидали несколько вооруженных мужчин. Выражение опасливой настороженности на лицах караульных сменилось искренней радостью встречи. Мужчины поздравляли Крепыша с его первым настоящим походом в лес. Понизив голос и отведя глаза, вспомнили Следопыта (Орех только ус подергал, но ничего не ответил). Справились о делах Свиста.

— Говорят, вас макаки донимают? – весело спросил Свист, сматывая головной платок.

— Не то, что бы донимали, а такого соседства нам не надо, — ответил рослый мужчина в потертой кожаной куртке и с двуствольным ружьем в руках. – Отец наказал: всех подобных от Дома гонять – а тут такая стая!

— Отец наказал, — как бы в подтверждение его слов повторили остальные стражники.

— Ладно, пойдем‑ка улов сдадим, — Орех потянул Свиста за рукав.

И они двинулись вглубь древнего здания, которое называли Домом. Длинный коридор петлял, сворачивая всегда строго под прямыми углами, ветвился боковыми тоннелями, а однажды, превратившись в галерею, обогнул большой зал на уровне второго этажа. В зале служившим, помимо всего прочего, столовой, гудела многоголосая толпа. Почти сотня человек сидели за длинными столами, укрытыми серой тканью, ели и пили – охотники подоспели к раннему ужину. Справа от входа возвышались похожие на башню напольные часы с корпусом из темного лакированного дерева. За стеклянной дверцей мерно покачивался начищенный до блеска маятник.

Они прошли дальше.

Поодаль Свист приметил незнакомого человека. Молодой парень довольно крепкого телосложения, с крупными чертами заросшего черной щетиной лица, просто стоял и едва заметно покачивался, глядя ровно перед собой. Больше всего он походил на полоумного идиота, в его влажных глазах нельзя было прочесть и намека на мысль. Рядом с парнем скучала женщина в рабочей робе, коротко стриженые волосы делали ее похожей на щуплого юношу.

«Новенький», — подумал Свист о черноволосом парне.

Все, кто попадал к ним проходили через это. Человека находили в норе или же среди развалин, и приводили в Дом. Первое время он будет вот так бездумно, шататься по его залам и галереям, подобно сомнамбуле, натыкается на мебель и стены. Бывает, возьмет в руки какой‑нибудь предмет и просто крутит его и так и эдак, ощупывает, потом уронит и дальше пойдет, шаркая подошвами. А через некоторое время бормотать во сне начнет, а то и в полный голос кричать – это верный признак: скоро сможет слова понимать, мычать худо–бедно и вообще людей вокруг замечать. Через неделю–другую ему уже нехитрую работу доверят: полы мести, столы тряпкой протирать или жестяную посуду к обеду носить. К каждому новичку приставляют Няньку – она следит за несмышленым, приглядывает как бы он себе, да и другим, беды не наделал, кормит и ухаживает за ним, потихоньку помогает узнать Дом, людей в нем живущих и местные порядки.

Свиста передернуло. Немногим больше полутора сезонов тому назад он сам вот так бродил по Дому собственной тенью, налетая на прохожих и считая лбом углы. Охотник вспомнил, с каким трудом давалась даже самая легкая мысль, словно продираясь через вязкую патоку – приходилось прилагать неимоверные усилия. «Словно душа в болоте тонет», — метко описал это состояние Пластун.

Свист посмотрел на Крепыша. Тот, увидев новенького, споткнулся на ровном месте. Юноша появился тут не так давно, месяца четыре назад, и память о Беспамятстве была еще слишком свежа в нем.

Они свернули в неприметную нишу и по широкой винтовой лестнице спустились в трапезный зал, тот самый, который видели идя по галерее. По старой традиции каждый из вернувшихся охотников коснулся темного бока часов, ознаменовав свое возвращение.

Навстречу им, покинув место за столом, шел высокий, сухопарый человек, одетый в длинные серые одежды с красными накладками на отложном воротнике. Правильными чертами смуглокожего лица, прямым носом и волевым подбородком он напоминал Свисту статую, которую тот видал в одном из заброшенных дворцов на юге.

Человек–статуя заговорил, обнаружив глубокий и в тоже время вкрадчивый голос.

— Вернулись! — встречающий развел руки в гостеприимном жесте.

— Здравствуй, Ведун, — Орех сдержанно ответил на объятия, хотя и был заметно обескуражен таким приемом.

На миг полы одеяния Ведуна распахнулись, и Свист заприметил белую рукоять длинного ножа в кожаных ножнах. Ему показалось это странным раньше Ведун (да и другие кто в лес на промысел не ходил) никогда не носил оружия.

— Как успехи? – спросил Ведун.

— Парочка имеются, — Орех теребил правый ус. – Давай, что ли пойдем к алтарю, а то Свист уже который день мерцала носит, даже жаловаться начал.

— Да–да конечно, — кивнул Ведун. – Нельзя долго с ними рядом находиться. Идемте скорее.

Охотники шли следом за Ведуном, поднимаясь все выше по крутым лестницам, пока не оказались возле низкой дверцы. Небольшие размеры с лихвой компенсировались толщиной цельнометаллической преграды. А декоративные заклепки в купе с круглой ручкой–воротом посередине, придавали дверце совсем уж несокрушимого облика.

— Давайте свои мерцала, — сказал Ведун. – Дальше я пойду один.

Охотники переглянулись, но спорить не стали и полезли в свои мешки, рюкзаки и сумки. Вскоре коморка у бронированной дверцы озарилась мягким светом. Синие и зеленые сполохи побежали по древним стенам, игрой теней оживляя чудом сохранившиеся фрески. В руках Свиста оказались небольшие, размером немногим больше кулака взрослого мужчины, предметы – светящиеся изнутри полусферы и капли. Зеленый шар как бы стесан с одной стороны, полированные бока другого, что светился сочным синим светом, казалось, вздулись, взявшись искристыми волдырями. От мерцал поднимался переливающийся радужными всполохами дымок.

Свист не первый раз приносил в Дом мерцала, но каждый раз он так и не мог понять, теплые они или скорее холодные, твердые или все же упругие. Веса они практически никакого не имели, но крепкими были, что твоя скала. Найти эти странные вещицы можно было в развалинах, которых с лихвой хватало в долине. Охотники тем и занимались большую часть своего времени, что раз за разом обходили пыльные руины, суя нос в самые темные щели – не появилось ли чего нового.

Добытые трофеи отдавать не хотелось. Свисту пришлось сделать над собой небольшое усилие и все же положить мерцала в подставленный Ведуном жестяной лоток.

Собрав добытое охотниками, Ведун крутанул железное колесо–запор на двери и исчез под низким сводом. Гулко ухнула, закрываясь, тяжелая дверь.

— Хм, говорят Отец, бывало, разрешал идти с ним, мерцала менять, — ни к кому конкретно не обращаясь, заметил Свист.

— Только Ведуну, — разгладив усы, отозвался Орех. – Остальные впустую хвастались.

— А как это, мерцала менять? – спросил Крепыш, переводя возбужденный взгляд с одного охотника на другого.

Мужчины одновременно пожали плечами.

Дважды Свист видел сон о том, как происходит смен мерцал, и хотя у каждого, кто жил в Доме, была своя версия на сей счет, охотник верил именно в свой вариант: Ведун поднимется по узкой лесенке, выйдя под купол, который венчал левую пирамиду. Через дыру в потолке посмотрит на небо, налившееся к ночи тяжелой синевой. Он сложит мерцала посередине комнаты, прямо под дырой, где на полу нефритовый узор образует хитросплетение линий, похожее на изломанную восьмиконечную звезду. И пойдет Ведун слева направо вдоль стен, останавливаясь у известных лишь ему изразцов. Шептать что‑то и нажимать на глаза резных чудишь и причудливые завитки узоров. По мере его пути нефрит на полу начнет светиться. Ядовито–зеленые хлопья потянутся к небу. Больше, быстрее, вот уже снизу–вверх идет светящийся снег. Потом последует короткая, беззвучная вспышка и мерцала исчезнут.

Крепыш почесал стриженый затылок.

— Неужели Отец не рассказывал тебе о смене? – удивился Крепыш. – Толкуют ты был с ним очень близок.

Свист дернул подбородком.

— Да уж был…

Парень быстро смекнул, что затронул неподходящую тему и быстро повел разговор о другом:

— А у вас такого не бывало, что отдавать мерцала не хочется? – смутившись, спросил он.

— Почти всегда, — успокоил его Орех. – Особенно, когда несколько дней носишь их с собой.

— Отец рассказывал, что это называется «породниться с мерцалом» и что именно этого боятся нужно пуще ночных тварей.

Парень с опаской поглядел на свои руки, минуту назад державшие добычу.

— Угу, — неопределенно ответил Орех.

Едва слышно скрипнув, открылась металлическая дверца.

— Будем ждать утра, — заявил Ведун. – Это был достойный улов, можем ожидать богатой награды. От всех нас, простых жителей Дома, я…

— Не забудь только, кто бирюльки на себе притащил, — напомнил Орех.

— Конечно! – всплеснул руками Ведун. – Я отберу для вас лучшее…

— Нет! – резко прервал того Орех. – Охотники всегда берут, что им причитается. Сами! Никто нам не указ, что брать, а что нет. Никогда мы не жадничали, лишнего у общины не возьмем, за что и уважают.

Ведун хотел было возразить, но поостерегся. Орех человек на расправу скорый, еще в зубы даст. Посему несостоявшийся благодетель лишь коротко кивнул и, широко шагая, заспешил по коридору. Решил, видать, закончить прерванный ужин.

— Зачем ты так? – с укором спросил Свист. – Старается человек, ему ведь сейчас нелегко.

— Всем нам нелегко без Отца, но Ведун должен знать свое место.

Охотник не стал развивать тему, ему очень хотелось нормально поужинать после недели ходьбы по лесу. Но трое добытчиков прямо у входа в столовый зал были перехвачены Пластуном.

Пластун, охотник небольшого роста, едва по плечо невысокому Свисту, имел несколько раскосые глаза, приплюснутый широкий нос и носил редкую, седеющую бороду. Одежду он шил себе сам, щеголяя в грязно–зеленом халате и меховой шапке. Только сапоги имел как у всех. На плече малорослого охотника покоилась такая же винтовка как у Свиста, только новее, да еще с черной трубкой прицельного окуляра.

— Свист! – Пластун приветливо улыбнулся, обнажив кривые, желтые зубы.

Пока Свист обменивался приветствиями с узкоглазым Пластуном, Орех фыркнул и, не останавливаясь, прошел к пустеющим столам. Между ними была старая неприязнь, причины которой никто уже не помнил. Споры вспыхивали буквально по любому поводу: как путать след, в какой норе суше, какой ручей скоро разольется. Аргументы быстро кончались. В гневе Орех называл Пластуна непонятным словом «чурка», а тот в ответ клеймил того еще более странным словом – «жлоб». Видать друг дружку они понимали хорошо, так как после очередной перепалки еще долго ходили кислые и надутые.

— Как твоя охота? – по–отечески осведомился Пластун.

— Да никак, — сокрушенно покачал головой Свист. – Не добрался я куда хотел.

— Ну и пропасть с ним! – весело сказал Пластун. – Идем‑ка, перекусишь, я тут для тебя припас немного.

Они сидели в коморке Пластуна, единственном жилом помещении, в котором имелись окна. Остальные жители Дома не любили ночь и старались спрятаться от нее поглубже. В комнате царил полумрак – солнце давно скрылось за горами, свет давал лишь масляный светильничек, стоявший на полу. Немилосердно коптящий, огонек играл тенями двух мужчин устроившихся по обе стороны колченогого столика.

Где‑то далеко, в гуще темного леса, раздался утробный вой. Тот самый, что слышал Свист, когда бежал к норе. Тяжелой волной рокот прокатился над черными кронами и рухнул в пропасть. Свист поежился. Он сидел спиной к окну, избегая смотреть в темное небо за ним.

— Как ты тут живешь только? Целыми ночами это слушать, — раздраженно процедил он, но не очень громко, будто боясь, что его могут услышать не те уши.

— Э–э, — прищурившись, протянул Пластун, — я никогда не забываю, где мы находимся, и что живет вокруг нас, — Пластун бросил в рот сушеную ягоду. – Это вы спешите спрятаться как можно глубже. Делаете вид, что все в порядке, что вокруг все хорошо и спокойно. Голос Ночи – лучшее напоминание о том, что это не так.

Свист не стал спорить.

— Хочу в Нижний Лес сходить, — неожиданно сказал Пластун.

— Зачем? – изумлено вскинулся Свист.

— Помнишь, я тебе рассказывал, как побывал там однажды? – спросил охотник, сбив шапку на затылок.

— Помню.

— Слишком сильно меня тогда лес напугал. И пусть я живой остался, но страх тот за мной волочится, — Пластун погладил деревянное ложе винтовки. – Плохо это.

— И чего думаешь там делать? – спросил Свист.

— Всякое, — неопределенно ответил охотник. – Пару мерцал принесу, карту набросаю про всяк случай – пригодится. Я тогда совсем недалеко отошел, считай толком и не осмотрелся, может и бояться там нечего.

— Когда идти собрался? – затея старшего товарища ему совсем не нравилась.

— Да как обезьянцев от Дома отгоним, так на следующий день и двинусь.

— Давай я с тобой, — набравшись храбрости, предложил Свист.

— Не надо, мальчик. – Пластун мягко улыбнулся. – Рано тебе еще туда лезть.

Свист вздохнул. По чести говоря, вздохнул он с потаенным облегчением. Согласись Пластун на его помощь Свист, конечно же, пошел бы за своим наставником куда угодно, но соваться в ядовитые дебри Нижнего Леса ему было попросту страшно.

— Теперь Ведун мерцала меняет? — Свист сделал глоток из термической фляги, и терпкий чай приятно обжег язык.

— Есть такое, — Пластун растянулся на циновке. – Как Отца не стало, Ведун медленно стал перебирать его дела. Теперь мерцала менять только он умеет, Отец его учил.

— А Звездочет что же?

— Звездочет совсем плохой стал. За то время, что тебя тут не было, он ни разу не вышел, еду ему женщины приносят. Ведун, как может, пытается его заменить, получается по–разному, но он делает все, что в его силах. Честно говоря, я благодарен ему за это.

— Не нравится мне это, — проворчал Свист.

— Ну, знаешь ли, не одному тебе не нравится. Но почему‑то Отец именно Ведуна посвятил в обряд смена. Не охотников–ветеранов и не сторожей, а именно Ведуна. Отцу виднее, чем нам с тобой. И вообще, пусть лучше Ведун, чем никого.

— Ладно, Пластун, — Свист поднялся на ноги. – Завтра еще на охоту, так что пойду‑ка я щеки плющить. Устал очень.

— Иди, — махнул рукой охотник. – Отдыхай. Только ты…

— Слушаю.

— Ты бы проведал его, Звездочета‑то, он к тебе хорошо относился. Тебе не в тягость, а ему приятно будет.

— Зайду, Пластун. Обязательно зайду, — Свист опустил глаза, врать он не умел.

Охотник подхватил свою винтовку, подпоясался ремнем и, хлопнув по подставленной ладони Пластуна, вышел из комнаты.

Деревянные каблуки гулко стучали по плитам пола. Гуляющий коридорами сквозняк мигом подхватывал эхо и разносил его по пустым залам. Жители Дома засыпали. Бодрствовали лишь немногие часовые, охранявшие покой общины.

Его путь лежал на седьмой ярус пирамиды, где он оборудовал себе жилище. Там под лестницей, скрытый рухнувшей колонной, прятался узкий проход, который вел в небольшую комнату. В ней имелся приличный лежак и большой сундук, в котором хранилось припрятанное Свистом добро. От общины не убудет, а ему спокойнее знать, что у него в случае чего есть и запас еды на неделю, и вода, а так же почти новый дробовик, да без малого сотня патронов к нему. Ну и так далее, всякого по мелочи: бухта крепкой веревки, спички, кое какой инструмент и прочее.

Ненароком мысли Свиста вернулись к беспамятному новичку, которого он видел на галерее, а уже от него перескочили на мерцала, отданные Ведуну для смена.

«Вот бы узнать, как смен происходит», — подумал Свист, не первый раз терзаемый свойственным ему любопытством. В свое время он даже хотел заночевать в алтарном покое, что бы собственными глазами все увидеть. Но Отец отговорил его.

— Слишком много вопросов, Свист. Не забивай себе голову пустяками и ненужными вопросами, кто знает, куда они тебя приведут, — сказал он тогда.

Свист неоднократно слыхал историю об охотнике, носившем имя Злой. Тот свел счеты с жизнью привселюдно, прямо во время обеда выстрелив себе в голову из охотничьего ружья. Говорили, что он слишком сильно задавался теми вопросами, на которые ответов не было даже у Отца, а значит ответов не было в принципе. Он все хотел узнать, откуда берутся люди, как так выходит, что на смену мерцалам приходит еда и одежда, как случается, что жители Дома сами собой вспоминают все необходимое для жизни? Злой – не единственный кто наложил на себя руки.

Пример Злого пугал Свиста, и парень старался поменьше думать о таких вещах, но не думать совсем он не мог: вот взять хотя бы слова. Все жители Дома прекрасно понимали друг друга, но часто звучание слов у них было разное, остальные просто знали, что значит тот или иной набор звуков. Иногда люди говорили похожими словами, как Орех и Пластун. Или Топор – его речь всегда была отрывиста и резка, будто он команды отдает. А вот слова Ведуна напротив, текли мягким ручьем – заслушаешься. Желтый Кот, раскосыми глазами смахивающий на Пластуна, говорил, словно мяукал, за что и получил свое имя.

Одолеваемый неприятными мыслями, Свист добрался до своей коморки, как он ее в шутку называл. В шутку, потому как комната была довольно просторной и светлой, у дальней стены стояла кровать, накрытая шерстяным одеялом; нашелся и упомянутый сундук с добром. Через узкие окна, что выходили под самый потолок трапезного зала, в комнату лился мягкий свет. Свисту нравилось временами сидеть у этих бойниц и наблюдать за людьми внизу.

Он повесил винтовку на крюк, стащил сапоги, потом снял с ремня большой охотничий нож и сунул его под подушку. Настоящей нужды в том не было – Дом как будто что‑то охраняло, и ничего страшнее сквозняка не пробиралось внутрь его стен. Но каждый раз, когда он ложился спать, он клал под подушку нож. За это Пластун частенько смеялся над ним.

Едва коснувшись щекой прохладной подушки, он уснул.

Снились какие‑то люди, высоченные хрустальные башни отражали бледный, неживой свет, на уши давил нескончаемый вой. Снилась стальная птица с горящим крылом. Птица сорвалась в штопор и понеслась куда‑то вниз, где солнце разлило золото на серо–стальной глади… Снился океан!

Свист резко сел на кровати. Сердце бешено колотилось. Сновидения мучили почти всех местных жителей, непонятные и страшные. Но что‑то глубоко в душе отзывалось странной тоской при, пусть желанном, пробуждении. Только не понятно было, почему. Один лишь Пластун не тяготился снами – он рассказывал, что ему снятся табуны лошадей, бескрайние травянистые просторы и ветер. Он единственный, кто любил видеть сны.

Охотник перевернулся на другой бок и вновь попытался уснуть, сжимая рукоять ножа под подушкой.