— Вы не должны были этого делать, господин Зодчий, — сказала Панова, когда села в машину. — Я действительно могу справиться сама.
— Не сомневаюсь, — я махнул рукой Паулине на прощание и надавил педаль газа. Чёрный автомобиль мягко тронулся с места. Несколько минут ушло, чтобы понять управление именно этой модели. Стандартизации инженерам Российской Империи не хватало, конечно. В качество умеют, в эргономику тоже, но модель сильно отличалась от конкурентов. Тут рычажок не там, здесь кнопка в неожиданном месте. «Бестужевская Автомобильная Корпорация» делала хорошо, вот только где находится задняя передача я понял лишь после быстрого анализа машины с помощью техномантии.
— Но я благодарна вам за содействие следствию, — подала голос Александра через несколько минут молчаливой поездки. — Честно.
Я кивнул, наблюдая за дорогой и, заодно, оценивая её возможности по расширению. Рано или поздно двух полос станет недостаточно. Особенно если предложение Володина будет в силе. С ним, блин, надо было бы пообщаться, но старик хоть и выжил, да только сейчас занят оплакиванием дочки-предательницы. Нужно пару дней подождать с разговорами, конечно. Вот вернусь, и пообщаемся обязательно.
— Откуда у вас эти слепки, ваше благородие? — опять спросила девушка. Она повернулась ко мне.
— Нашёл, госпожа Панова, — усмехнулся я. — Не тревожьте свою прелестную голову и попробуйте подремать. До Минска нам шесть часов ехать, а день у вас, думаю, уже выдался трудный. Никогда не видел, чтобы слуги государевы друг в друга из пистолетов целились.
— Я не первая начала. Он хотел стрелять! Постойте! — она насторожилась, — мы едем в Минск? Зачем? Я думала, мы отправимся прямо в Санкт-Петербург!
— Скоростной поезд сильно экономит время и здоровье. Особенно время. У меня очень много дел, и к продолжительным дорожным путешествиям я не готов. Даже в такой прекрасной компании.
На машине туда шестнадцать часов дороги. То ещё удовольствие, а значит, надо останавливаться на ночлег. При этом, скорее всего, придётся переночевать ещё и в Петербурге, вряд ли с патентным бюро получится решить вопросы за один вечер. И потом также пилить на машине, потому как, не могу же я оставить Паулину без транспорта? Князева мне доверилась, и я просто права не имею подвести главу сельского сопротивления. А скорый поезд, судя по расписанию, домчит нас к столице уже к полуночи. День на дела там, и назад.
Какие там дороги приключений, когда работать надо.
— Но, я думала… Ваше благородие, мы не можем ехать на поезде! Билеты на экспресс оставляют следы! — возмутилась Панова. — Шибанов вряд ли объявит меня в розыск, чтобы забить дороги патрулями и проверками документов. Но доступ к базам данных по билетам у него есть. Как только оформите — он всё узнает! И поймёт, что дело нечисто.
— И что он сделает? — я не смотрел в её сторону, но чувствовал запах духов, и он меня расслаблял.
— Остановит поезд в пути? Я не знаю! Полномочия Специальной Имперской Комиссии очень широки! Я знаю, о чём говорю.
— Ничего он не сделает, госпожа Панова. А если вдруг и попытается, запросите дознание со слепками и всё. Вам же нечего скрывать? — бросил я на неё быстрый взгляд.
— Это если дело дойдёт до дознания! Уверяю, иногда его сильно затягивают бумажной волокитой! Особенно, если есть заинтересованные лица. Специалисты, знаете ли, редкие. Очереди большие, приоритеты разные. На меня тратиться никто не станет.
— Верю вам, госпожа оперуполномоченная. Не переживайте. Всё будет хорошо, — сдался я. — Он ни о чём не узнает. — Расслабьтесь и попробуйте поспать.
— Вы серьёзно сейчас, ваше благородие? Я должна рисковать своей жизнью, потому что вы сказали расслабиться?
— Абсолютно. Ведь я, находясь рядом с вами, тоже рискую. И, поверьте, сильно заинтересован в том, чтобы не пострадать, — усмехнулся я. — Всё будет в порядке. Я знаю, что делаю.
Панова несколько секунд молчала, глядя на меня, потом откинулась на спину сидения и недовольно скрестила руки на груди. Я же включил радио, поставив какую-то успокаивающую мелодию.
— Нет, — через несколько минут вскинулась девушка. — Мы не можем ехать на скоростном поезде! Это безумно.
— Наоборот, мы не можем не ехать. Не волнуйтесь, госпожа Панова, всё будет в порядке. Положитесь на меня.
Она закатила глаза, думая, что я не вижу.
— Каким образом вы это сделаете⁈
— С помощью магии, — не стал хитрить я, и, наконец, посмотрел на красотку. Глаза её сверкали, грудь вздымалась от возмущения, к лицу прилила кровь.
— Вы ведь издеваетесь надо мной сейчас?
— Немножко, — улыбнулся я.
Панова, неожиданно, ответила тем же и поспешно отвернулась, тронув прядь волос.
— Должна признать, ваше благородие, ваше поведение меня восхищает. Вы так спокойны и уверены, хотя ситуация к этому совсем не располагает!
— Всё дело в правильном дыхании и медитациях, — прокомментировал я. — Могу научить.
— Возможно, воспользуюсь этим предложением. И всё же, про слепки я спрашиваю не из праздности. Я ведь уже проверила их авторство. Персонаж, который их делал, крайне специфический, но лицензия у него имеется. Поэтому для суда они подходят идеально. Но я не понимаю, как антигерой Петербурга оказался связан с выпускником Академии Зодчих. Не просветите?
Я пожал плечами и предположил:
— Кому-то не повезло? А что за антигерой?
— Раз у вас на руках результат его работы, то и рассказывать про него не стану. Вы ведь всё знаете! — фыркнула Александра.
— Хорошо, не рассказывайте, — охотно согласился я.
— Это Виктор Конычев! — выпалила она. — Конычев, понимаете?
— Простите, нет. Он чем-то знаменит?
— Да как так можно-то, столько иметь и ничего не знать! — возмутилась Панова. — Конычев — это легенда! Его никто не знает! Говорят, он имеет несколько личин, и в каждом городе она у него своя. Ходят слухи, что он сам выходец из криминала! Но всё равно на каждой комиссии ему продлевают лицензию, а проверки там такие, что до них и допускают-то немногих.
— Хм… — заметил я. Керн-Конычев, значит. Это объясняет отсутствие в базах данных. Не объясняет то, как этот человек решил работать на такого ушлёпка, как Игнатьев. Или за деньги можно всё, когда имеется нужда?
Девушка демонстративно отвернулась.
— С вашего позволения, — я сделал музыку громче.
Шибанов позвонил своей помощнице, когда до Минска оставалось три часа. Дорога была приятная, гладка и совсем не загруженная, музыка играла отличная. Я прикупил кофе на заправке по дороге и теперь с удовольствием его потягивал, наслаждаясь видами лесов и полей. Александра спала, но когда заорал её рингтон, то выпрямилась, не открывая глаз, и машинально ответила:
— Панова!
Я не расслышал, что говорит старший комиссар, но по тону общения было понятно — начальство крайне недовольно.
— Есть. Так точно, — отчитывалась Александра. — Конечно, Владимир Тарасович! Никак нет!
Она попыталась держать стойку смирно.
— Да, есть зацепка. Выдвигаемся в Кобрин. У нас есть человек, готовый подтвердить нашу версию, — она скосила на меня глаза. — Мусорщик. Что-то видел.
Бу-бу-бу, ответило ей в трубке чуть удивлённо.
— Что? Почему они вам не отвечают? Ребята, почему вы Владимиру Тарасовичу не отвечаете? — она даже повернулась к пустому дивану. — Хаиров?
Состроив мне страшный взгляд, она продолжила фантазировать:
— Сел телефон, Владимир Тарасович! Не может ответить.
Пауза.
— Передать трубку? Хорошо, сейчас!
Она отключила телефон, а затем выключила его вовсе.
— Здесь ведь плохая связь? — озорно улыбнулась мне. — Кажется, мне удалось его убедить. Как сердце-то колотится!
— Связь здесь отличная, госпожа Панова, — ответил я. — Мы же не на границе с Персией.
— Понимаю. Но вы же не скажете это моему начальнику? — шутливым тоном спросила она. — Вы ведь благородный человек и не подведёте прекрасную даму⁈
— Я чуть меньше месяца благородный, — поддержал я лёгкое настроение. Всяко лучше, чем спорить. — Во мне ещё очень много от дикаря. Поэтому легко подведу.
— Может быть, я смогу что-то сделать для дикаря, чтобы он этого не делал?
Прозвучало двусмысленно, и, по-моему, специально. Решила посмеяться над юношей из глубинки? Ну-ну.
— Можете. Сейчас съедем в лес и рассчитаемся, — с каменным выражением лица сказал я.
— Хорошо, — кивнула Александра, и мне стоило больших трудов, чтобы не дать слабину и не пустить на лицо эмоции.
— Вот здесь хороший отворот, — подсказала она. Вот как мы, да? Ладно.
Я молча притормозил и включил поворотник. В машине запиликало, но Панова не дрогнула. Мне даже стало интересно, насколько её хватит. Когда автомобиль, покачиваясь, скатился на просёлочную дорогу, то Александра ткнула пальчиком:
— Вот здесь с дороги будет не видно. Тут и остановитесь.
— Хм, — послушно кивнул я и направил автомобиль за отворот, едва не увязнув в колее. Остановил машину и повернулся к Пановой. Смотрела она нагло, с вызовом. Совсем не похоже на утренюю девчонку. Ну-ну, всё равно не на того напала. Сейчас мы летим друг на друга по встречной полосе и проиграет тот, кто отвернёт первым!
— Ну что, дикарь… — тихо сказала красотка, зрачки которой расширились. — Пришло время расплаты?
Она подалась ко мне и почти коснулась моих губ, а затем резко отпрянула. Смущённо поправила волосы и отвернулась.
— Прости… те. Простите. Кажется, это зашло слишком далеко. Я ведь не собиралась, надеюсь вы понимаете… — она резко повернулась ко мне. — А почему вы меня не остановили, ваше благородие⁈ Вы же не всерьёз это всё предлагали⁈
Фух. Я воткнул заднюю передачу.
— Ваше благородие? Вы же не собирались на самом деле… Это? — настаивалаПанова.
— Я — нет. Но, призна́юсь, мне показалось, что собирались вы. Кто я такой, идти против желания дамы?
— Вам показалось, — снова отвернулась она. — Не было никаких желаний!
Когда мы выехали на трассу, то некоторое время молчали.
— А если бы я не остановилась? Вы бы… Позволили этому случиться? — сказала вдруг Панова, уже пришедшая в себя.
Я загадочно улыбнулся, но не ответил. Попутчица же продолжать тему не захотела, уставившись в окно. Однако иногда, всё-таки, бросала на меня странные взгляды.
Билеты в Петербург я взял в автоматической кассе, в общем зале. Панова до конца просила отказаться от неблагоразумной затеи. Пришлось убеждать на практике. Перед тем как пойти на «неоправданный риск», я помог купить билеты одной очень тревожной женщине лет пятидесяти, которая никак не могла пройти не самую продуманную процедуру с оформлением билета.
Взломать такой терминал большого труда не было. И я очень дотошно вбил паспортные данные женщины в программу, просто в момент синхронизации с сетью подменил фамилию покупательницы на Александру Александровну Александрову-Александровятскую, а затем попросил Панову затребовать у своих информацию, есть ли такой пассажир в списках или нет, и едет ли в Петербург некая Сорочко Степанида (как и звали женщину).
Девушка ради этого даже включила телефон. Растерянно сообщила о шести пропущенных вызовах, а потом сделал пару звонков, наблюдая за мной. Я же времени особо не терял и оформил билеты для себя и Пановой, также перехватив отправку имён и заменив их на выдуманные.
— Сорочко в списках нет, а Александровятская едет… — сказала оперуполномоченная, закончив разговор. — Да как ты это делаешь⁈
— Магия, — только и ответил я, а потом поспешил за удаляющейся женщиной. Подводить незнакомку мне совсем не хотелось. Она ведь ни в чём не виновата. Так что, когда та подошла к кондуктору в ярко-белом мундире, проверяющем пассажиров на входе в поезд, я уже был рядом. Служитель железной дороги посмотрел документ, навёл сканер на билет. Пиликнул. Я успел подменить ответ из сети, показав мужчине настоящую фамилию, и Александра Александровна Александрова, с паспортом на Сорочко Степаниды, села в вагон. Официально.
Наша посадка прошла тоже без проблем. А когда поезд тронулся с платформы, медленно разгоняясь, то я устроился поудобнее, привалился к окну и уснул. Панова сидела напротив, думая о чём-то своём.
Шибанов знал, что Игнатьев пропал, и был убеждён — граф сделал это не по своей воле. Мало того, старший комиссар пребывал в уверенности, что его наниматель больше никогда не появится. Поэтому усердствовать, и выполнять поручение пропавшего человека было абсолютно ни к чему. Однако внутри Шибанова точило крайне неприятно ощущение приближающихся проблем. Чуйка зудела где-то на подкорке и требовала принимать меры. Но какие — не подсказывала.
Поэтому, когда Смирнов и Хаиров вдруг перестали выходить на связь — Шибанов встревожился ещё больше. Он не просто так отправил их с Пановой. Эти двое никогда лишних вопросов не задавали, и пусть не были так замазаны в делах начальства, но предпочитали жить спокойно и сытно, закрывая глаза на мутные вещи, о которых их временами просили. Хаиров понимал: если будут проблемы у Шибанова, то будут проблемы и у него.
Старший комиссар донёс это до младшего сержанта наиболее доходчивым способом. А когда дозвонился до Пановой и прослушал её спектакль, то понял — дело неладно. Девчонка врала. Ему врала! Зачем? Почему?
Нет смысла гадать, рыжая дура что-то узнала. Телефон зажужжал, и Шибанов бросил взгляд на вызывающего. Федотов! Отлично!
— Говори, — отрывисто сказал он в трубку.
— Уехали они, по новой дороге. Я несколько человек спросил про машину со знаками Комиссии. Все уверяют, что уехали ещё днём, — отчитался отправленный в Томашовку следователь. — Может, прорыв изнанки был, и потому связи нет, Владимир Тарасович?
— В машине было трое?
— В основном все видели только машину, Владимир Тарасович. Один солдат на выезде сказал, что вроде женщина за рулём была, и кто-то ещё в салоне был, но он не разглядел.
Шибанов сбросил звонок. Зуд не унимался. Это всё очень нехорошо. Очень. Он вышел на крыльцо дома, который ему выдал Игнатьев на время работы Специальной Имперской Комиссии. Деревня деревней, конечно. Но есть горячая вода и свет — уже хоромы.
Старший комиссар поднял трубку снова, набрал номер.
— Слушаю, — ответил на том конце дежурный.
— Запрос на подозреваемого оформи. На розыск.
— Записываю, — собеседник запыхтел, будто бы набор букв доставлял ему трудности.
— Александра Витальевна Панова, — Шибанов посмотрел на свои ногти. Увидел полоску грязи и поморщился. Вернётся в Петербург — первым делом на маникюр сходит!
— Сашка? — удивился голос. — Зачем⁈
— Много вопросов, — не стал скрывать раздражение Шибанов. — Делай, что тебе говорят!
— Так я ж не просто так спрашиваю, Владимир Тарасович, она же звонила недавно. Спрашивала про некую Александру Александровну и ещё какую-то женщину. Интересовалась, едут ли они сейчас в Петербург на вечернем рейсе из Минска.
Тревога Шибанова только выросла:
— Рад это слышать. А теперь запрос оформи и отправь на розыск. Красный гриф поставь.
— Красный? Сашке⁈ Чего случилось, господин старший комиссар⁈
— Ты там не засиделся в тёплом месте, а? — не выдержал Шибанов. — Забыл, с кем разговариваешь, сержант⁈ Выполняй!
— Просите, господин старший комиссар! Оформляю!
Шибанов отключился. Зуд внутри превратился в рёв сирены. Даже дышать стало тяжело. Чёрт. Что-то произошло. Что-то серьёзное. Что узнала это дурная идеалистка, а? Что у неё может на него быть?
Хм… Что если его кинул Игнатьев? Подставил, чтобы не платить? Комиссар двинулся к стоянке, где была припаркована машина. Его потряхивало от чуйки.
Сев за руль, Шибанов некоторое время смотрел прямо перед собой, а потом несколько раз врезал по нему. Кажется, он только что совершил ошибку. Нельзя задействовать официальные каналы. Нельзя! Слишком по горячему всё идёт. Он снова взялся за телефон, набрал дежурного:
— Отменяй заявку на Панову. Разобрались.
— Конечно, господин старший комиссар, — с облегчением произнёс тот.
Шибанов посмотрел на часы. Надо ехать в Томашовку. Поговорить с Баженовым ещё раз. Может быть, он проболтается о планах Пановой…