Тишина в коридоре была тяжелой, пропитанной запахом крови и озона, оставшегося после всплеска магии. Она давила, сгущаясь вокруг нас троих: рыдающей Элайры, застывшего, как изваяние, Кая и меня, тени в арке, опустошенной и дрожащей от магического истощения. Наш безмолвный поединок взглядов длился всего несколько секунд, но в эти секунды рухнули последние бастионы лжи и притворства. Мужчина знал. И я знала, что он знает.
Первым опомнился Кай. Он с видимым усилием оторвал от меня свой взгляд, в котором смешались страх, уважение и сотня невысказанных вопросов. Он снова надел маску генерала.
— Капитан! — его голос прорезал тишину, как удар кнута.
Из-за поворота коридора тут же появились гвардейцы. Их лица были мрачны при виде тел и рыдающей целительницы.
— Уведите леди Элайру в ее покои. Успокойте ее. Приставьте к ее двери четверых лучших бойцов, — приказал он. Затем его взгляд скользнул по убитым. — Этих убрать. Обыскать до нитки. Мне нужен каждый предмет, каждая нитка с их одежды. Дверь в мой кабинет опечатать. Никто не входит без моего личного приказа.
Гвардейцы бросились исполнять приказы, действуя слаженно и быстро. Двое осторожно подошли к Элайре, пытаясь увести ее, но она лишь сильнее зарыдала, глядя на Кая с мольбой.
— Милорд… это было ужасно… они…
— Теперь вы в безопасности, леди, — произнес он тоном, не терпящим возражений. Мужчина не подошел к ней, не утешил. Он держал дистанцию, словно боясь ее света или опасаясь испачкать ее своей тьмой. — Идите. Вам нужно отдохнуть.
Элайру увели. Ее всхлипы еще долго отдавались эхом в опустевшем коридоре. Когда тела нападавших унесли и остались только мы вдвоем да кровавые пятна на мраморном полу, Кай снова посмотрел на меня.
— В мой кабинет, — сказал он тихо. Не в тот, что был опечатан, а в свой личный, малый кабинет в жилом крыле.
Это был не приказ. Это была неизбежность.
Я молча последовала за ним. Ноги едва слушались. Отдача от использования магии, пусть и такой слабой, была колоссальной. Я чувствовала себя выжатой, как лимон. Каждый шаг давался с трудом. Он шел впереди, не оборачиваясь, но я знала, что он замедлил шаг, подстраиваясь под мой.
В кабинете он зажег несколько свечей, отказавшись от помощи слуг. Комната погрузилась в мягкий полумрак. Мужчина подошел к бару, налил в два бокала темное, почти черное вино. Один он протянул мне. Мои пальцы дрожали, когда я принимала его.
— Пей, — сказал он. — Восстанавливает силы.
Я сделала глоток. Вино было терпким, крепким, оно огнем обожгло горло и разлилось теплом по телу, прогоняя ледяной озноб истощения. Мы молчали. Генерал стоял у камина, глядя на тлеющие угли. Я сидела в кресле, пытаясь унять дрожь.
— Я должен был догадаться раньше, — наконец произнес он глухо, не поворачивая головы. — Твоя «неуклюжесть». Твоя поразительная способность оказываться в нужном месте в нужное время. Твоя удача, которая слишком похожа на холодный расчет. Это все было не просто так.
Мужчина обернулся и посмотрел на меня в упор. Его лазурные глаза в полумраке казались почти черными.
— Кто ты, Амелия?
Вопрос, которого я боялась больше всего. Вопрос, на который у меня не было ответа. Кто я? Валерия, офисный работник, умершая от винограда? Амелия, злодейка из книги, в чьем теле я застряла? Ученый-самоучка, пытающийся смешать физику и магию?
— Я та, кого вы видите, милорд, — ответила я тихо. — Ваша невеста.
— Не лги мне! — его голос сорвался на рык. Он одним шагом пересек комнату и навис надо мной. Бокал в его руке дрогнул. — Больше ни слова лжи! Я видел твою силу. Она слабая, почти незаметная, но она есть. Она не похожа ни на что, что я видел раньше. Это не дар целительства, не стихийная магия. Это что-то другое. Холодное, точное, как удар стилета. Откуда она у тебя? Кто тебя научил?
Мужчина был напуган. Я видела это в том, как напряглись его плечи, как отчаянно он пытался найти логическое объяснение тому, что видел. Мир генерала Кая был прост и жесток. В нем была сила, которую можно измерить, и слабость, которую нужно презирать. Я не вписывалась ни в одну из этих категорий. Я была аномалией. А аномалии уничтожают.
— Никто, — прошептала я. Это была правда. — Никто меня не учил.
— Тогда откуда?! — он почти кричал, его самоконтроль, его знаменитая ледяная плотина, трещала по швам.
Я смотрела на него снизу вверх, на его прекрасное, искаженное страхом и гневом лицо. И я поняла, что больше не могу лгать. Не потому, что боюсь его гнева. А потому, что устала. Устала от этой бесконечной игры, от масок, от одиночества.
— Я не знаю, — честно сказала я. — Эта сила… она просто появилась. После того, как я чуть не умерла.
Я намеренно упомянула свой обморок в самом начале, который на самом деле был моментом моего перерождения.
Кай вглядывался в мое лицо, пытаясь понять, лгу я или нет.
— Ты… — начал он, и его голос дрогнул. — Ты не Амелия де Валуа. Та девушка, которую мне прислали… она была другой. Пустой. Глупой. Капризной. А ты… ты не такая.
Вот оно. Момент истины. Признаться? Рассказать ему безумную историю о другом мире, о книгах, о смерти? Он сочтет меня сумасшедшей.
— Та девушка умерла, — сказала я тихо, и в этих словах была двойная правда. — Она умерла в тот день, когда ее отец продал ее вам, как вещь. А на ее месте появилась та, которая отчаянно хотела жить.
Кай отшатнулся, словно я его ударила. Мои слова попали в цель. Он смотрел на меня так, будто видел впервые.
Генерал отошел к окну, пытаясь привести мысли в порядок. Долгое время он просто стоял молча, глядя в ночную тьму. Я видела, как он борется с собой, как пытается уложить в своей голове новую, невозможную реальность.
— После покушения в форте, — начал он глухо, не оборачиваясь, — когда ты лежала в бреду, ты звала свою мать. Но ты называла ее не по имени баронессы де Валуа. Ты шептала другое имя…
Мое сердце остановилось, а потом бешено заколотилось. Я попалась. Попалась на самой глупой, самой сентиментальной ошибке.
— Ты говорила на языке, которого здесь никто не знает, — продолжал он. — Языке варваров с далекого севера. Я приказал найти переводчика. Он сказал, что ты говорила о… поездах. О стеклянных башнях. О мире без магии.
Он обернулся. В его глазах больше не было гнева. Лишь бесконечная, тяжелая усталость и растерянность.
— Я не знаю, кто ты, Амелия. Демон, вселившийся в чужое тело? Призрак из другого мира? Сумасшедшая? Мне все равно.
Кай подошел ко мне и, опустившись на одно колено, оказался на одном уровне со мной. Он взял мою руку в свою. Его ладонь была горячей.
— Я знаю только одно, — произнес он, и его голос был хриплым от сдерживаемых эмоций. — Когда я увидел тебя, раненую, в ущелье, я впервые за много лет почувствовал страх. Когда я увидел, как нападавшие схватили Элайру, я почувствовал ярость. Но когда я понял, что ты в опасности, что ты можешь погибнуть… я почувствовал, что теряю нечто большее, чем просто союзника. Больше, чем полезный актив.
Он смотрел мне в глаза, и в его взгляде больше не было льда. Там была буря. Буря из чувств, которые он так долго подавлял.
— Я не знаю, что это. Я не умею говорить такие слова. Любовь, нежность… это все не для меня. Это для таких, как она, — он кивнул в сторону двери. — Для светлых и чистых.
Генерал сжал мою руку сильнее.
— Но я знаю, что когда ты рядом, я могу дышать. Когда ты споришь со мной, мой ум становится острее. Когда ты в опасности, моя сила рвется наружу, чтобы защитить тебя. Ты… ты стала частью меня. Неотъемлемой. Как моя боль, как мое проклятие, как мой меч. Я не знаю, как жить без этого.
Это не было признанием в любви. Это было нечто большее. Это было признание в зависимости. Признание генерала, который никогда ни в ком не нуждался, в том, что он беспомощен перед этой странной, колючей, непонятной женщиной.
— Ты стала для меня нечто большим, чем просто женщина, Амелия, — прошептал он. — Ты стала моим отражением. Моим проклятием. И моим единственным шансом не сойти с ума в этом аду.
Он поднес мою руку к своим губам и коснулся тыльной стороны ладони легким, почти невесомым поцелуем. А потом просто остался стоять на коленях, держа мою руку и глядя на меня снизу вверх. Великий генерал-дракон. На коленях. Передо мной.
И в этот момент я поняла, что все мои планы, все мои стратегии выживания летят в пропасть. Потому что я сама только что попала в самый опасный капкан. В капкан его отчаянной, сломленной, неправильной, но такой всепоглощающей искренности.