Злодейка, приручившая Дракона

Глава 22

Время замерло. Весь мир сжался до размеров этого тихого, освещенного свечами кабинета, до пространства между мной и мужчиной, стоявшим передо мной на коленях. Великий генерал-дракон, чье имя заставляло трепетать целые народы, смотрел на меня снизу вверх, и в его глазах была вселенская усталость и отчаянная, обнаженная мольба. Он не просил о любви или прощении. Он просто констатировал факт: я стала его воздухом, его болью, его единственным якорем в бушующем океане безумия.

Его губы коснулись моей руки — легкое, почти невесомое прикосновение, которое, тем не менее, обожгло меня до самой души. В этот момент рухнули все мои планы. Вся моя стратегия, построенная на холодном расчете и желании выжить, рассыпалась в прах. Я смотрела на него, на его склоненную голову, на иссиня-черные волосы, в которых запутался свет свечи, и понимала, что попала в ловушку. Но эта ловушка была не из стали и камня. Она была соткана из его боли, его одиночества и его отчаянной, неправильной искренности. И я не хотела из нее выбираться.

Моя рука, которую он все еще держал, дрогнула. Я медленно, очень медленно, высвободила ее из его хватки. На мгновение на его лице промелькнуло выражение потерянности, словно он решил, что я его отвергла. Но я не отняла руку. Вместо этого я осторожно коснулась его щеки. Кожа была горячей, жесткой от многодневной щетины. Он вздрогнул от моего прикосновения, как от удара, но не отстранился. Он замер, закрыв глаза, и чуть заметно подался вперед, навстречу моей ладони, как измученное животное, которое впервые за долгие годы почувствовало ласку.

— Кай, — прошептала я его имя, и оно прозвучало в тишине кабинета как клятва.

Я не знала, что еще сказать. Любые слова казались пошлыми и неуместными. Что можно сказать человеку, который только что вывернул перед тобой свою душу наизнанку?

Я опустилась на пол перед ним, оказываясь на одном уровне. Мое дорогое шелковое платье смялось на ковре, но мне было все равно. Я взяла его лицо в свои ладони и заставила его посмотреть на меня. В его глазах все еще бушевал шторм, но теперь в нем не было угрозы. Лишь растерянность и уязвимость.

— Ты не проклятие, — сказала я твердо, глядя ему прямо в душу. — И ты не один в этом аду. Больше нет.

Я не знала, откуда взялись эти слова. Они родились где-то в глубине моего сердца, там, где умирающая Лера встретилась с отчаявшейся Амелией.

Он ничего не ответил. Он просто смотрел на меня, и я видела, как в его глазах медленно тает лед, обнажая под собой нечто горячее, живое и невероятно хрупкое. Он медленно поднялся, увлекая меня за собой. Он не отпускал моего взгляда, словно боялся, что если моргнет, я исчезну, окажусь лишь очередной иллюзией.

Генерал повел меня к камину, усадил в одно из глубоких кожаных кресел, а сам опустился на ковер у моих ног, положив голову мне на колени. Это был жест абсолютного, немыслимого доверия. Он отдал мне контроль. Он, который всю жизнь контролировал все и вся, добровольно сложил оружие.

Мои пальцы сами собой потянулись к его волосам. Они были жесткими и густыми, как конская грива. Я осторожно перебирала пряди, и под моими прикосновениями его могучее тело начало расслабляться. Напряжение, которое всегда было его второй кожей, медленно отступало. Кай откинулся назад, прижимаясь щекой к моим коленям, и прикрыл глаза.

Мы сидели так очень долго. Тишину нарушал лишь треск догорающих углей в камине. Это была не неловкая тишина. Это была тишина понимания, исцеления. Я не лечила его тело, как это делала Элайра. Я лечила его душу, просто позволяя ему быть слабым рядом со мной. Просто принимая его тьму, не пытаясь разогнать ее светом.

— Я разрушаю тебя, — наконец произнес он глухо, не открывая глаз. — Каждое чувство, которое ты во мне вызываешь… оно как яд. Оно расшатывает мою защиту.

— Тогда мы будем разрушаться вместе, — ответила я, не переставая гладить его волосы. — Или вместе построим новую защиту. Более прочную.

Он поднял голову и посмотрел на меня. В его взгляде больше не было борьбы. Лишь смирение с неизбежным.

— Я хочу тебя, Амелия, — сказал он просто, и эти слова были страшнее и интимнее любого признания в любви. — Я хочу тебя так, как умирающий в пустыне хочет воды. И я знаю, что это убьет меня. Но умереть от жажды еще мучительнее.

Мужчина медленно поднялся на ноги и, протянув руки, поднял меня из кресла. Он подхватил меня на руки так легко, словно я была пушинкой, и понес в сторону спальни, примыкающей к кабинету.

Его спальня была продолжением его самого. Строгая, темная, почти лишенная украшений. Огромная кровать из черного дерева, застеленная простым серым полотном. Никакого шелка, никакого бархата. Лишь функциональность и порядок.

Генерал осторожно опустил меня на кровать, а сам остался стоять, глядя на меня сверху вниз. На мгновение его снова охватило сомнение. Он сделал шаг назад, словно собираясь сбежать.

— Кай, — позвала я его тихо. — Не уходи.

Мужчина замер. А потом, с решимостью человека, бросающегося в пропасть, начал расстегивать пряжки своего мундира. Он снял его и бросил на пол. Затем последовала рубашка. Когда он остался обнаженным по пояс, я снова увидела его спину, но на этот раз не в полумраке, а в свете свечей. Сеть лазурных шрамов казалась живой. Она тускло пульсировала, реагируя на его волнение.

Кай не стал прятать ее. Он стоял передо мной, полностью открытый, демонстрируя мне свою боль и свое уродство. Это был его последний тест. Его молчаливый вопрос: «Ты все еще хочешь меня, зная, какой монстр живет внутри?»

Я медленно села на кровати и протянула к нему руку.

— Иди ко мне, — прошептала я.

Это сломило его окончательно. Он подошел к кровати и опустился рядом со мной. Его движения были почти благоговейными. Он коснулся моего лица, провел пальцами по щеке, по шее, по шраму на плече. Его прикосновения были нежными, осторожными, словно он боялся меня сломать.

— Скажи, если нужно остановиться, — прошептал он, не отрывая взгляда.

— Не останавливайся, — ответила я. — И не извиняйся за то, что чувствуешь.

Кай наклонился и поцеловал меня. И этот поцелуй не имел ничего общего с тем, первым, яростным и отчаянным. Этот поцелуй был медленным, глубоким, полным нежности, на которую я и не подозревала, что он способен. Он целовал меня так, словно пытался запомнить мой вкус, выучить каждую линию моих губ.

Его руки начали исследовать мое тело, расстегивая пуговицы на моем платье. Я помогала ему, мои пальцы дрожали от волнения. он поймал мою руку и поцеловал ее в запястье, туда, где пульс… Когда одежда упала на пол, и я осталась перед ним в одной тонкой сорочке, он отстранился и просто смотрел на меня. В его глазах плескалось такое восхищение, такое поклонение, что у меня перехватило дыхание.

Его пальцы осторожно сдвинули ткань с плеч. Тело отозвалось дрожью. Его ладони изучали меня — линия ключицы, дуга талии, внутренний изгиб предплечья, будто он читал меня вслух, не пропуская ни одного слова. Я подалась ближе, принимая его тепло.

Наша ночь любви не была похожа на бурный пожар. Она была похожа на медленное слияние двух рек. Это был танец, где робость смешивалась с голодом, а нежность — с отчаянной страстью. Он был невероятно осторожен, постоянно спрашивая взглядом разрешения, боясь причинить мне боль. А я отвечала ему с полной отдачей, принимая его, со всей его тьмой и силой.

Когда он вошел в меня, это было не обладание, а возвращение домой. Мы двигались в унисон, и в этот момент не было ни генерала, ни наложницы, ни героев, ни злодеев. Были только двое измученных, одиноких людей, которые нашли друг в друге спасение. Его проклятие, его светящиеся шрамы, казалось, отзывались на нашу близость. Они не исчезли, но их свет стал ровным, спокойным, умиротворенным. Я обнимала его, касаясь его спины, и чувствовала не боль, а лишь пульсацию его невероятной, укрощенной силы.

Мы не говорили ни слова. Слова были не нужны. Все было сказано в наших взглядах, в наших вздохах, в том, как отчаянно мы цеплялись друг за друга, словно боясь, что если мы разожмем объятия, мир снова рухнет.

Медленно, глубже, пауза; снова — чуть быстрее, снова — медленно, чтобы услышать друг друга. Мир сузился до тепла его ладоней на моей спине и моего — на его плечах. Я цеплялась за него, как за край реальности, а он держал меня так, как держат самое дорогое.

Он ловил каждый мой шепот, каждую дрожь, сдерживал силу, пока я не попросила:

— Не бойся меня. Я выдержу.

Он кивнул, и в его взгляде было обещание: «беречь». Ритм стал увереннее — и в нем не было ни тьмы, ни проклятия, только двое, которые выбрали друг друга.

Волна накрыла нас не как буря — как море, которое аккуратно снимает напряжение с берега и оставляет гладкий песок. Мы стихли, не разжимая объятий.

Позже, когда мы лежали в тишине, обессиленные и умиротворенные, я положила голову ему на грудь, слушая ровный стук его сердца. Он перебирал мои волосы, и его прикосновения были ленивыми и нежными.

— Амелия, — прошептал он в темноте.

— Ммм?

— Спасибо.

Я не спросила, за что. Я знала. За то, что не отшатнулась. За то, что осталась. За то, что разделила с ним его ночь.

Я засыпала в его объятиях, и впервые за все время в этом мире я не чувствовала страха. Я была в логове дракона. Но я была в безопасности. Потому что этой ночью я поняла одну простую вещь.

Дракон выбрал свое сокровище. И он никому его не отдаст.