Зеркало перемен. 2. Странница

* * *

Этот мир был пуст. То есть в нем летали птицы, бегало всякое зверье, но людей они не особенно боялись, что и навело Маркуса на мысль, что разумной жизни здесь нет. Во всяком случае, нет человекообразных. Или эльфообразных. Он слышал о таких пустых мирах от других Проводников, слышал и то, что оставаться в них не стоит, потому что это могут быть проклятые миры, в которых еще есть эхо давних проклятий. Они ушли оттуда без сожалений, попали в мир, населенный более густо, чем Китай или Индия, прошли по нему с месяц и сбежали, потому что даже на маленьких дорожках постоянно натыкались на людей или эльфов, а встреча с Леной вызывала здесь спонтанные народные гуляния.

Шут все приставал к Гарвину с расспросами о магии преобразования, а Гарвин искренне удивлялся, как можно объяснить слепому, чем темно-голубое отличается от просто голубого. «А ты покажи, – лениво посоветовал Маркус, – он и успокоится». Ага, улыбнулась про себя Лена, преврати воду в вино…

Это, собственно, Гарвин и сделал. Вино, правда, получилось плохое, но Гарвин заставил шута его выпить, тот, кривясь и плюясь больше, чем требовалось, выпил, и даже расстройства желудка у него не было. А вечером Лена и Гарвин засиделись у костра, все уже расползлись спать, и шут – первым, потому что винцо у Гарвина получилось хоть и кислое, но забористое.

– Ты нарочно?

– С вином? Нет, старался не очень, вот и все. Не бойся, не будет даже похмелья. С чего там? Детская порция. А твой шут умеет пить. Проспится – и все.

Лена потрогала приколотый на платье цветок. Поплыл легкий аромат.

– Ну, – понял намек Гарвин, – то он, а то я… Так я не умею. Тонкое целительство ведь и есть преобразование. Понимаешь? Разрезанная кожа преобразуется в целую, например.

– Понятно.

– Что тебе понятно? – спросил с горечью Гарвин. – А тебе понятно, что я в деревне изменял воду в колодце, и люди начинали умирать через пару дней? И очень нелегко умирали. За пару дней всякий хоть раз да пил воду. А еще я мог преобразовать твердую землю в зыбучий песок или трясину. Это – тоже преобразование.

– Мне испугаться?

– Тебе? Тебе не надо. Просто я не хочу, чтобы ты думала обо мне лучше, чем я есть. А ты все равно думаешь.

– Ты делал это все ради развлечения? Или там все-таки была война? Война одного против всех? Конечно, Женевская конвенция сочла бы это безобразием и вообще оружием массового поражения, но разве у тебя был выход?

– Только умереть, – повел плечом Гарвин. – Все равно… Аиллена, не надо считать меня хорошим.

– Не считаю. Успокойся. Хороший – Маркус. Или Милит. Или шут. А ты или Владыка – нет.

– Владыка? – обиделся Гарвин. – Ну ты сказанула. Владыка, конечно, не хороший, потому что лучший. Иначе не был бы Владыкой.

– Он, может, и великий, и величайший, но он не хороший. Только я его все равно, наверное, люблю.

– А меня?

– И тебя. Даже больше, чем Владыку.

Гарвин засмеялся и обнял ее за плечи.

– Пустяк, казалось бы, а так приятно. Я тебя дурой называю два раза в неделю, я вообще… некромант и злодей, а ты меня любишь.

– Ну я же дура. Два раза в неделю. А что я смешного сказала?

Гару поднял голову и поставил уши торчком. Гарвин покосился в ту сторону.

– Какая-то женщина идет.

Лена даже поворачиваться не стала: уже заметно стемнело, и она точно ничего не увидела бы. Конечно, давным-давно маги подарили ей острое зрение, но, так сказать, нормально острое, а вовсе не эльфийское. Женщина подошла к костру минут через десять.

– Доброй ночи, путники. Не позволите ли погреться возле вашего огня?

– Здравствуй, – отозвался Гарвин почти радушно. – Располагайся. Не хочешь ли супу, Ищущая?

Лена подскочила, вызвав усмешку на лице эльфа.

– Супу? Охотно. Почему ты так испугалась, сестра? Ведь ты та, которую эльфы называют Аилленой?

– Та, – ответила Лена со смесью настороженности и вполне эльфийского высокомерия. Набралась. Дурной пример заразителен. Гарвин подавил очередную усмешку, выливая остатки супа в миску и подавая ее Страннице. Гару проводил миску грустным взглядом и уронил голову на лапы. Лена достала из мешочка сухари и на сладкое – медовые пряники. Странница с аппетитом стрескала суп, хрустя сухарями, напилась чаю с пряниками и очень довольно улыбнулась.

– Спасибо. Как-то не получилось с утра поесть, проголодалась, как волчица. Не надо смотреть на меня так опасливо, сестра. Что тебя тревожит?

– Не верю в случайные встречи такого рода.

– А кто говорит, что она случайная? Я шла к тебе.

– Что-то случилось или я опять чем-то не угодила ордену Странниц?

– Ордену? Хм… Интересно. А ведь и правда – своего рода орден… У нашего… ордена нет каких-то правил, так что ты не могла ему не угодить. Ничего не случилось. Просто хочется поговорить. Нет, эльф, ты можешь остаться. Я ведь вижу, что ты волнуешься за нее. Никаких секретов. А можно мне еще чаю?

– У нас и вино есть, – сообщил Гарвин. – Нет, Аиллена, нормальное вино. Милит целый мех прихватил в том трактире, помнишь? Розовое густое вино. Налить?

– Обязательно, – согласилась Странница. – Хорошее вино – это всегда радость, а плохого вина эльф не посоветует. Ты заметила, сестра, что у эльфов вкус существенно лучше, чем у нас?

– Заметила. Наливай, Гарвин. И себя не обдели.

– Обижаешь, – хмыкнул Гарвин, – чтоб эльф себя обделил – это уже сказки. Я не стану вам мешать… но если не возражаете, все же посижу здесь.

– Мешай, – разрешила Странница. Она была некрасивая, высокая и худая (Лена слегка позавидовала), с густыми вьющимися волосами, примерно лет пятидесяти на вид. Плюс-минус триста лет. Плюс, конечно, что уж там… – Ты все-таки вступила на Пути. Они звали тебя, да? Так всегда происходит. Ты подобрала себе компанию – это редко.

– Зато удобно. Зайцев ловят, суп варят, тяжести таскают, дрова собирают.

– Это были фазаны, – поправил Гарвин, – а не заяц.

– Ты кому врешь? – засмеялась женщина. – Мне – не надо. У нас не бывает слуг, а вот друзья, которые берут на себя заботу о нас, бывают. Правда, редко, чтобы много, ну так и ты у нас особенная. За несколько лет сделала столько, что о тебе пошел слух по разным мирам.

– Ага. Хожу и Равновесие нарушаю.

– Послушай, эльф, она всегда такая колючая? Ты вольна делать то, что считаешь нужным, сестра, над тобой никого нет, кроме твоего долга. А уж в чем он заключается, ты тоже выбираешь сама. В конце концов, все мы стараемся немножко улучшить мир. Мы осторожно, а ты не мелочишься. Что там рассказывают про эльфа, которого ты наделила магией?

– Сказки, – пожала плечами Лена. – Я, как оказалось, могу жизнь даровать, а вот насчет магии возникают сложности. Зато я могу ее восстановить. Вернуть утраченное.

– Ах вон как! Да, верно. Очень возможно, что ты можешь ее пробудить.

– Магия в латентном состоянии? А так бывает?

– Очень часто. У эльфов так особенно. А чаще всего в тех немногих мирах, где магию считают преступлением. Люди сознательно или подсознательно давят ее в себе. То есть люди и эльфы. Кто знает, может быть, тот эльф – как раз такой случай.

– В таком случае я восстановила Равновесие, а не нарушила его.

– Узнаем лет через сто, – кивнула Странница. – Камень в пруд ты бросила, а уж как пойдут круги, судить рано. Ты не маленькая, понимаешь, что даже самый благой поступок может обернуться катастрофой, а то, что кажется чуть не преступлением, может оказаться выходом из критического положения.

– Вы боитесь катастрофы и не вмешиваетесь? – поинтересовался Гарвин. – Не делай ничего, чтобы не сделать худшего?

– Пожалуй, так. Ты ведь уже довольно много прожил, эльф? Ну так и сам подумай, останется она такой же, как сейчас, через триста-четыреста лет.

– Я приложу все силы, чтобы осталась, – словно соглашаясь, кивнул Гарвин. – Ты догадалась, что я тот самый эльф, при виде которого одна из твоих сестричек чуть не обделалась?

– Нет, не догадалась… Спасибо, что предупредил. То-то я чувствую неприязнь за твоей любезностью.

– Неприязнь? – удивился он. – Ошибаешься. Никакой неприязни. Нормальная такая здоровая ненависть. У тебя свои Пути, а у нее – свои. Она – Аиллена, а ты всего лишь Делен. А я эльф-некромант, и я все сделаю, чтобы не дать вам сбить ее с ее Пути.

– Ты знаешь, каков ее Путь?

– Откуда? Но пока она идет, она идет по своему Пути. И над ней нет ни королей, ни магов, ни богов. И уж тем более нет вашего… ордена.

– Ты веришь в легенды об Аиллене?

– Приходится, – засмеялся Гарвин. – Видел, знаешь ли, в действии. Эй, Аиллена, не в том смысле видел! Хотя… хотя признаюсь, в том – тоже.

– Гарвин!

– Волосы ты мне потом повыдергаешь, – предложил он, – или там глаза повыцарапаешь. Попозже. Когда я тебе объясню, зачем это сделал. Могу и сейчас. Хочешь?

– Нет, – тут же отказалась Лена, чувствуя, что краснеет. Вот ведь… никакой стыдливости по определению. Она что, вовсе не имеет права на личную жизнь без того, чтоб кто-то ее контролировал? Эротоман чертов! Ох, да лучше б эротоманом был, а то ведь с научно-исследовательскими целями подсматривал, мерзавец. Выцарапыванием глаз он точно не отделается.

– Ты столько уже сделала, – продолжила как ни в чем не бывало Странница. Ага, за ней никто не подсматривал, потому что подсматривать было не за чем. У нее не было шута. И Милита не было…. А за ней и шутом он тоже подсматривал? Убью. И Владыка меня поймет и даже не рассердится. – За эти жалкие несколько лет… Может, ты и правда Дарующая жизнь.

– Да ну что ты, – ласково сказала Лена, – это они все кругом сговорились, чтобы мне приятное сделать: и Владыка, и его эльфы, и ар-дракон…

– Ох ты, даже дракон…

– Ар-дракон. Вот он мне кое-что и объяснил. Без всякой магии и прочих штучек. Уникальный концентратор энергии, которой в моем мире не знают. И в твоем, думаю, тоже, потому как иначе бы ее научились использовать. И была бы ты лабораторной крыской. Белой.

Странница довольно долго молчала. Помалкивал и Гарвин, но глаза его смеялись. Может, он про лабораторную крыску и не понял, но уж ядовитость в голосе оценил.

– Может, где-то таких, как мы, и используют в качестве лабораторных крыс, – вздохнула Странница. – В более развитых мирах. Получается, мы родились посередине. Как ты считаешь, нам повезло?

Лена пожала плечами. Если первая встреченная Странница ей понравилась, а вторая – так еще больше, то эту хотелось… преобразовать во что-нибудь другое. Они просидели у костра еще пару часов, пока ночь не стала совсем уж непроглядно-черной, говорили в основном о Путях, делились увиденным. Странница знала о многих мирах, любила мир короля Дага, знала мир Дарта, но о проклятом мире услышала только от Гарвина.

– Проводишь меня туда, сестра?

– Нет, – отрезал Гарвин, и, только взглянув в его ледяные глаза, Странница утихла. Вспомнила, видно, рассказы подруги. То есть сестры.

Утром Лена встала довольно рано, хотя и не выспалась. Шут дрых как убитый и не шевельнулся ни когда она укладывалась спать, ни когда вставала. Гарвин и Маркус уже хозяйничали у костра, Милит, прихватил лук и стрелы, отправился за завтраком посытнее. Странница, умытая и довольная, помогала мужчинам: резала сыр и доставала из своих запасов сушеные фрукты. Лена сходила к ручью, уговаривая себя, что холодная вода крайне полезна и коже, и общему закаливанию организма, однако уговоров хватило только на банальное умывание, потому что мыться всерьез в родниковой воде могли только эти несгибаемые мужчины. Лена поделилась со Странницей своим кремом для всего. Эти сестрицы ничего сами делать не умели, и Лена ощутила нечто вроде гордости за то, что научилась хоть чему-то полезному, а не только просветленным улыбкам и благословениям. На радостях она отдала Страннице все баночки. У нее еще немного оставалось старого, все равно новый делать пора. Маркус с гордостью рассказывал, какие замечательные мази она делает, как быстро они помогают, быстрее даже чем эльфийские, если, конечно, магических не считать. Зевая, на четвереньках выполз из палатки шут, встрепанный даже больше обычного, встал, потянулся и увидел Странницу. Его лицо мгновенно посерело, он опустил глаза и даже не поздоровался, забыв всю свою учтивость. Странница удивилась:

– Ты вернулся?

Гарвин успел схватить Лену в охапку и оттащить, прежде чем она выдрала у сестрицы половину ее густых волнистых волос. Лена стряхнула с пальцев темные локоны (они упали в костер, что вызвало у Гарвина смешок), убедившись в том, что эта визжит не громче других Странниц. Маркус растерялся. Лена пнула Гарвина по голени, он охнул, но ее не выпустил, только посоветовал сдавленно:

– Светлая, я бы на твоем месте исчез и больше Аиллене не встречался. Кто знает, как действует ее гнев на ваших сестер.

Странница торопливо скидала вещи в мешок и сделала даже не Шаг, а Прыжок, и только тогда Гарвин разжал руки и рухнул на землю в пароксизме хохота. Так весело ему не было давно. Не видел, как бабы вцепляются друг другу в волосы. Лена, правда, тоже не видела и вовсе не думала, что на такое способна. Шут окаменело молчал. До Маркуса дошло.

– Это она, Рош?

Тот кивнул, не поднимая глаз. Лена обняла его крепче, чем ее саму только что обнимал Гарвин, и попросила:

– Не надо, пожалуйста, Рош. Плюнь. Она больше никогда не попадется тебе.

– Если у нее есть хоть капля мозгов, – подтвердил прохохотавшийся Гарвин.

– Разве в ней дело? – выдавил шут. – Разве виноват кто-то, кроме меня?

– Я, например, – выдал Маркус. – Мог бы предположить, что ты такой болван, что поддашься чужому влиянию, и отговорить Делиену от этой затеи.

– Но-но, – обиделся Гарвин, – а что бы вы тут сейчас без меня делали? Ты ведь не рискнул бы свою подругу от Странницы оттаскивать.

– Пойдем погуляем, Рош, – не обращая на них внимания, сказала Лена.

– Иди, иди, – напутствовал Гарвин, – пусть она тебе шею намылит. Или слезки твои утрет. Ты ж у нас любитель пострадать.

Вырываться у Лены шут не стал, но ноги у него были длинные, так что Гарвина он все равно достал. А Лена не рассердилась, потому что эльф просто выводил его из ступора.

– Я в порядке, Лена.

– Пойдем погуляем, я сказала, – прикрикнула она, и шут послушно поплелся следом, держась за ее руку. Пальцы у него были холодные, глаза несчастные. Он думал о том, как плохо Лене было весь тот год.

– Ты поговорить хочешь?

– Я хочу погулять. И еще я хочу, чтобы ты выкинул из головы всю эту ерунду.

– Разве это ерунда? – с горечью спросил он. – Я сделал тебе больно, разве это ерунда? А когда я вернулся, Милит отдал мне свою жизнь и не умер только благодаря тебе. Уже только этого…

– Это прошло, – перебила Лена. – Это – прошлое. Я не говорю, что надо его забыть, но жить в нем не надо. А ты сейчас просто туда вернулся. Так нельзя, Рош. Тем более что сейчас ты убедился, что уж никак не стоишь на моем Пути.

Шут обнял ее, прижался щекой к волосам.

– Это было ужасно. Коррекция была легче того года. Не всегда то, что кажется правильным, на самом деле правильно.

– Правильно – это когда мы вместе, – сказала Лена ему в плечо. – Мне… мне даже не знаю сколько лет, Рош, но я никогда не знала, что правильно, понимаешь? Я всегда во всем сомневалась, и прежде всего в себе и в том, что я делаю. Я и сейчас такая. Но одно знаю точно: то, что сейчас мы вместе, правильно. Не просто хорошо, не просто… я даже не знаю. Так должно быть.

– Так должно быть, – повторил шут. – И не только ради нас с тобой. Здесь что-то гораздо большее, Лена. Гораздо большее.

– Что может быть больше, чем мы двое?

– Количественно. – Лена не видела его лица, но знала – улыбнулся. Наконец-то. Чутошная улыбка. Только для нее. – Качественно – наверное, ничего. А вот количественно…

– Учти, – предупредила Лена, – мне на судьбы мира не наплевать только в одном случае: когда ты под рукой.

– Неправда. Но все равно спасибо.

Лена подумала и невесело сказала:

– Боюсь, что правда. Ни Милит, ни Маркус тебя не заменят. А когда тебя нет, мне вообще ничего неинтересно и не нужно. Спроси Милита, если не веришь.

– Спрашивал уже. Он считает, что я чуть не погасил в тебе Свет. Он не мог его поддерживать, хотя старался. А Свет едва лишь тлел…

– Слушай магов больше, они тебе еще не то расскажут. Никакого Света во мне нет.

– Слышал уже, что ты обыкновенная баба. Можешь не повторяться. Если ты обыкновенная баба, то я гарн. Прости, Лена.

– Я тебя простила давным-давно. Как только увидела. На площади в Сайбе. Все твои прошлые грехи и все будущие. Пойдем. Нам пора повидаться с Дартом.