Завод войны

Блайт

Древний скафандр был пуст. В конце концов Блайт набрался храбрости, открыл лицевой щиток и заглянул внутрь, обнаружив с изнанки лишь какой-то налет, напоминающий копоть. И отправился дальше – искать Пенни Рояла в других местах.

За центральным коридором, огибающим всю «подкову» «Черной розы», ветвились бесчисленные ремонтные туннели. Корабль был пронизан ими, точно яблоко червоточинами. Многие годились и для людей – если те, конечно, готовы кое-где передвигаться ползком. Туннели принадлежали разнообразным роботам, в основном «гусеницам», способным самостоятельно выполнять большинство задач – или высылать роботов поменьше туда, куда они не могли попасть сами. Уже четыре дня капитан исследовал эти туннели, то и дело натыкаясь на ремонтников. Роботы вежливо отступали, втискиваясь в боковые ниши, чтобы пропустить человека.

План корабля, пускай и весьма подробный, не давал Блайту желаемого ощущения. Ему необходимо было всюду побывать самому, все увидеть собственными глазами, потрогать, прикинуть, что нужно будет делать, если возникнут проблемы. Ему хотелось узнать свой заново созданный корабль. И, кроме того, Блайта тянуло найти Пенни Рояла – и не разговаривать больше с откровенно пустым скафандром. Или даже материализующимся черным бриллиантом. Но, как и перед их прибытием к взрыву сверхновой у Шестого Башмачника, черный ИИ нигде не обнаруживался.

Шагнув в воздушный шлюз, Блайт сообразил, что Пенни Роял с его способностью радикально менять собственную форму и состояние может оказаться в любом месте корабля, куда человеку не попасть. Однако он все равно решил проверить снаружи. И даже не из-за необходимости повидаться с черным ИИ – просто, провисев на пути ударной волны взрыва сверхновой три дня, Блайт заскучал, стал часто раздражаться и огрызаться на Бронда с Грир.

Воздух был откачан из шлюза куда быстрее, чем на первой «Розе», и Блайт, оттолкнувшись, вылетел наружу, оглядывая черную поверхность корабля в поисках чего-нибудь, к чему можно было бы прикрепить страховочный трос, – и ничего не находил. Однако, сочтя маловероятным, что кто-то из его команды, Левен или сам Пенни Роял, задумает вдруг увести корабль, бросив капитана умирать в вакууме, он решил положиться на геккофункцию ботинок скафандра.

«Черная роза» парила в темно-красной пустоте, усеянной мерцающими розовыми звездами. Блайт понял, что, если бы не сброс энтропии, который все еще происходил, его скафандр сразу же отказал бы из-за перегрева. И даже если бы ему удалось вползти внутрь, не сварившись заживо, он оказался бы настолько сильно облучен, что никакие даже самые передовые антирадиационные средства не сработали бы.

Он двинулся вокруг, пробираясь между металлических выступов, напоминающих низкую ограду лабиринта, и оказался у переднего экрана. За ним Блайт увидел сидевшую в рубке Грир в вирт-маске и перчатках – судя по движениям ее рук, она собирала какой-то сложный пазл. Тут вошел Бронд, сел за пульт, вызвал что-то на экран, наклонился, вытащил откуда-то снизу давным-давно устаревшую клавиатуру и начал печатать. Секунду спустя мужчина нахмурился и поднял глаза. Заметив Блайта, небрежно отсалютовал ему – и вернулся к работе.

Видимо, Бронд вносил обновления в свой журнал. Блайту даже стало любопытно, каким он выводит в этих заметках его, капитана. Он уже двинулся было дальше, но вдруг застыл. Грир тоже любила записывать – и не просто аудио, а привлекая все свои приспособления для сбора информациями, чтобы и головидео, и прочее подобное… Блайта вдруг охватило странное чувство, как будто он наткнулся на что-то важное. Он понимал, почему он сам и эти двое захотели остаться с Пенни Роялом, но никогда не задумывался об обратном. Неужели дело в этом? Неужели они выступают в роли свидетелей ИИ? А как же Блайт? Он подпрыгнул. Когда-нибудь аналитический ИИ исследует их, а сколько раз Пенни Роял влезал в его сознание! Возможно, он что-то туда записывал. Блайту вдруг стало холодно и страшно; он торопливо двинулся дальше, огибая антенну сенсора, направляясь к заднему концу корабля.

За рубкой располагался круглый люк для выхода шаттла. Виден он был лишь благодаря тому, что стенки «лабиринта» окаймляли пустое пространство, и только тоненькая черная окружность показывала, где люк стыкуется с корпусом. Дальше капитан обнаружил еще одну черную линию, очерчивавшую вытянутый ромб, – это был один из осколочных снарядов, возможно из тех, что способны сами совершить У-прыжок к цели. За ним располагались четыре порта, в глубине которых мерцали янтарем силовые поля, обозначая присутствие лазеров. Здесь и там на коротких стержнях поднимались шаровидные или яйцеобразные обтекатели – одни скрывали сенсорное оборудование, другие – загадочное оружие. Под красной щитостеклянной крышкой лежал аккуратно сложенный, похожий на гигантского хромированного жука ремонтный робот для внешних работ. И никаких следов Пенни Рояла.

Добравшись до двигателей, Блайт заглянул за гроздь из семи метровых труб и смотрел долго-долго, осознавая, что конструкция весьма радикальна, поскольку использует в качестве изоляции изогнутые силовые поля, а не привычные банки Тесла. И что термоядерные двигатели действительно находятся внутри этих труб, а не чуть позади, как было на «Розе».

– Ладно, Пенни Роял, – пробормотал Блайт, все больше разочаровываясь результатом поисков, – где ты, на хрен?

Он уже потащился обратно к шлюзу, когда на поверхности корабля высветились серебристые вены, меж которыми лежала рассыпанная мозаика из черных треугольников, похожих на кинжалы. Блайт застыл, глядя, как полосы, подобно нитке, которую наматывают на катушку, стекаются к одной точке, а клинки следуют за ними, словно косяк темных рыб. Серебро и чернота сгустились перед ним, и на миг капитан испытал то же, что и во время У-прыжка: все его чувства вдруг потащило неведомо куда.

Что-то в сознании напряглось – будто прищурился, фокусируясь, подслеповатый глаз. Растущая масса черного ИИ словно бы вывернулась, превратившись в бесконечный туннель, ведущий во все стороны сразу. Блайт повис в нем на энергетических нитях, вырвавшихся из его тела. Глядя туда, незнамо куда, он заметил генератор, схожий с тем, что они видели над планетоидом Пенни Рояла. И этих генераторов было много, и каждый давал энергию. Но вдруг все исчезло, и Блайт обнаружил, что висит в пустоте, и что все дело в Пенни Рояле, и что его разум просто не в состоянии вместить большее.

– Я тебя нашел, – выдавил он.

– Ну нашел, и? – ответило что-то внутри Блайта.

Капитан парил в открытом космосе, и это казалось банальностью, совершенно не сравнимой с опытом, полученным только что. Постепенно он осознал: что-то сомкнулось на лодыжках и тащит его. Посмотрев вниз, он различил серебряную нить, уходящую к «Черной розе», которая маячила в трехстах метрах от него. Пенни Роял тянул, а Блайт пытался понять, что же он увидел. Это напомнило ему нечто попробованное много лет назад – нечто, что рано или поздно пробуют почти все космопроходцы.

Тогда он вышел на корпус корабля, находившегося в У-пространстве, но экранированного. Некоторые из его экипажа оставались в сознании, в то время как другие, уже изведавшие У-пространство, приняли препараты, гарантированно вырубающие человека. Заранее запрограммированная, защита корабля отключилась ровно на десять секунд. Блайт и те, кто еще бодрствовал, заглянули в бесконечность. К счастью, тогда он прикрепил страховочный трос, и потом один из тех, кто благоразумно наглотался пилюль, смог вернуть капитана на борт. Блайту потребовалась неделя, чтобы оправиться, и к концу этого срока он помнил лишь ощущение какой-то неправильности, опыта, который разум просто не смог зафиксировать.

«Было похоже», – подумал он, но даже сейчас Блайт сомневался. Да, ощущения вроде бы те же, но он мог восстановить в памяти бесконечность Пенни Рояла. Возможно, предыдущий опыт хоть немного, но подготовил его.

– Что это была за хрень? – рявкнул он.

– Я не читаю мысли, капитан, – ответил ИИ.

«Гребаный лжец».

– Я что-то видел, – попытался пояснить Блайт, – что-то вроде… У-пространства. И там были те машины… генераторы.

– Ясно, – сказал Пенни Роял. – Как раз перед тем, как ты завопил: «Пауки!» – и оттолкнулся от корабля, сброс энтропии колебался. А поскольку процесс включает некоторые манипуляции с У-пространством, тебе, должно быть, досталось лишку.

Уж очень четкое объяснение. К тому же ИИ говорил, ничего не вбрасывая в мозг Блайта. И не упомянул «наложение контуров Калаби-Яу» или еще что-нибудь такое, чего человеку в жизни не понять. А значит, ИИ хочет, чтобы Блайт разобрался во всем сразу, не напрягая мозг. Подошвы его ботинок стукнулись о корабельную обшивку, прочно сцепившись с ней, и нить размоталась. Блайт был уверен, что ему опять наврали с три короба, но в чем и с какой целью, он понятия не имел. Он смотрел на Пенни Рояла, принявшего знакомую форму: черный артишок на серебряном стебле. Между прочим, половина ИИ отправилась на грузовой звездолет – однако то, что покачивалось перед капитаном, не выглядело меньше, чем раньше. Как там говорил Левен? Что-то насчет У-пространственного феномена, насчет того, что ИИ удвоил массу перед тем, как разделиться?

– Так сколько еще мы тут проторчим? – спросил он.

Блайт увидел индикатор времени, быстро отсчитавший десять дней, – точно такой же висел когда-то, в далеком детстве, на стене его спальни. Не сразу он сообразил: так они наверстают две недели их прыжка во времени. Безумно разумно.

– Ну, ладно. – Капитан развернулся и двинулся к шлюзу.

– Левен знает, сколько мы тут пробудем, – сказал Пенни Роял, подразумевая, что Блайт совершенно напрасно вышел из корабля и бродил по корпусу.

Но капитан так не считал, он даже сомневался, что порыв, приведший его сюда, принадлежал ему самому. Он увидел нечто большее, что-то еще должно было запечатлеться в его сознании. И, возможно, ИИ полагает его не более чем подходящим кристаллом для хранения данных.

– Угу. – Блайт махнул рукой.

Он уже не чувствовал ни нетерпения, ни раздражения. Сейчас ему хотелось лишь добраться до своей каюты, опустошить бутыль марсианской водки из того ящика, что он купил на Авиа, и завалиться в постель. Ведь иногда от восхищения и благоговения всего один шаг до ужаса.

Спир

Сепия снова ушла – наверное, проверить защиту новой штаб-квартиры Трента. Удаляясь, она одарила меня долгим, чуть удивленным взглядом. Очевидно, я слишком уж откровенно перенастроил манжетон. Мне не нужно было поднимать руку, чтобы убедиться, что он после отправленной с форса команды сменил цвет с красного на синий. И все равно я был рад, что «кошечка» ушла, – лишние отвлекающие факторы мне ни к чему. Несмотря на уверенное затухание либидо, несмотря на то что нанокомплекс поглощал и переваривал тестостерон и гормоны, обнулял железы, перекручивал сложные органические соединения, придавая им другую форму, мое примитивное, нутряное осознание ее присутствия не уменьшилось ни на йоту.

Трент заботливо предоставил жене Тэйкина, Риик, кресло в крыле операционной. Глядя, как он обращается с ней, я догадался, что не один стал жертвой прихотей распутника-Купидона. Возможно, что-то такое витало в воздухе прадорских кораблей. Второй сын Риик, выглядевший вроде бы нормальным, сидел у нее на коленях. Старший, Роберт, казался немного заторможенным – он вошел, словно в трансе, держась человеческой рукой за материнскую. Оживился, только когда мы с Трентом подняли его на операционный стол. Мальчишка начал сопротивляться, даже отхватил клешней кусок от предплечья Трента, прежде чем мы уложили его и вкололи анестетик. Сейчас, когда над ним склонился автодок, сканируя ребенка с головы до пят, я понимал причину его состояния.

Тэйкин заменил левую руку мальчика клешней прадора и добавил руку-манипулятор, прижимавшуюся к распухшему торсу. Конечности таких размеров встречаются обычно у мелких третинцев. Поддерживала их прикрепленная к костям панцирная сетка. Прадорские нервы клешни соединялись с человеческими нервами, ведущими к отсутствовавшей конечности, – это достигалось при помощи использования химических узлов сопряжения. Искусственные нервы тянулись от руки-манипулятора к позвоночнику и дальше, к мозгу, куда хирургическим путем поместили часть ганглия. Кровь мальчика представляла собой смесь крови прадора и человека, сильно насыщенную антителами, препятствующими отторжению, которые вырабатывало хитрое приспособление, помещенное в костный мозг. Тэйкин кое-что добавил практически ко всем органам сына – и, соответственно, к жидкостям, за которые эти органы отвечали. Изменена оказалась вся химия тела. Но, к сожалению, нормально функционировать это тело не сможет никогда.

Организм способен лишь включить себя чужеродные ткани, не отторгая их, для этого и нужны антиэжекторы и адаптогены. Но они подавляют рост как прадорских, так и человеческих частей. Ничто не срастется. Рука-манипулятор никогда не заработает. Раковые клетки распространятся, как бурьян. Рубцовая ткань задавит узлы сопряжения нервов и прочие места соединений человеческой и чуждой плоти, и для того, чтобы просто поддерживать в мальчишке жизнь, понадобится постоянное медикаментозное вмешательство. Кроме того, остановится рост мозга, он усохнет. Тэйкин превратил сына в умирающую слабоумную химеру.

Возможно, начать следовало не с мальчика. Загрузив записи Тэйкина, я узнал, что взрослые были выносливее и что многие из них, несмотря на внешность, не переделали себя столь уж радикально. Кое-кто даже сохранил физическое разделение частей – прадорский «привой» обладал собственной химической средой и системой кровообращения. В этих случаях сопряжение прадорской половины с человеческой было неорганическим.

– Ну и что ты тут можешь сделать? – спросил Трент, глядя мне через плечо на результаты сканирования.

– Могу хирургически удалить большинство пересаженных прадорских тканей, но, чтобы избавить его от всего остального, понадобится еще кое-что, а время наше, как известно, ограничено. Только операция займет почти целый день.

Объясняя, я одновременно прокручивал в голове записи исследований Бсорола, пытаясь найти подсказку. Колоссальная хирургическая работа, хотя и грозила отнять массу времени, представлялась сравнительно легкой – это ведь все равно что удалить пулю. Но вот дальше… дальше мне, если уж продолжать аналогии, предстояло выковырять микроосколки от керамостеклянной гранаты. И тут одной операцией не обойдешься. Мне потребуется что-то, что позволит разделить эти «осколки» и привести их в такое состояние, чтобы человеческое тело само отторгло их без опасности для себя. Мне нужна панацея, подходящая всем людям – «моллюскам», – и быстро. Сперва я думал о наноботах, но колоссальные объемы требуемого программирования пугали, да и оборудование, имевшееся у Тэйкина, не годилось для подобной задачи. Должен быть способ проще.

– Энзимная кислота, – пробормотал я.

О ней упоминалось в трудах Бсорола – энзимы медленно растворяли прадорский панцирь, позволяя вырасти новому. Первенец не выяснил, как стимулировать рост, так что отбросил идею, разработав вместо нее метод насильственной линьки. Но энзимы тем не менее представляли интерес.

Я вызвал в сознании изображение их молекулярной структуры и изучил его со всех сторон.

– Кислота? – переспросила Риик.

Она стояла у смотрового окна с младшим сыном на руках и говорила через интерком.

– Энзимы – это катализатор биохимических реакций.

– Я знаю, что такое энзимы, – перебила она. – Но при чем тут кислота?

– Энзимная кислота – кислота каталитическая. Она не разрушается и не смешивается с молекулярными структурами, которые уничтожает. И работает очень быстро. Кажется, во время войны ее использовали как оружие против прадоров.

Я взглянул на Рисс, проследовавшую за нами в операционную, свернувшуюся на одном из боковых столов. Похоже, она уснула.

– Во время войны много чего использовалось, – откликнулась змея-дрон, приподняв голову, – но к чему всякие бессмысленные сложности, когда есть кислота плавиковая.

Черный глаз дрона открылся.

– Это может представлять интерес. – Она переслала мне пакет данных.

Итак, здесь была часть проблемы, которую требовалось решить. Я углубился в изучение сложных формул, молекулярных моделей, статистических погрешностей и прочей информации по четырем различным видам энзимов. Затруднение, которое я немедленно обнаружил, состояло в том, что все четыре в разной степени были враждебны человеческим тканям. Выбрав один вид, я мысленно реконструировал его, делая гораздо более избирательным, уменьшая вероятность прямого убийства «моллюсков». Подойдя к органо-молекулярному сборщику, включил устройство, размотал его оптический кабель и воткнул разъем в свой форс. Сперва прибор нужно было протестировать, так что я настроил его на сборку первоначального энзима, без внесенных мной модификаций. Углубившись в решение задачи, я потерял счет времени, а когда огляделся, обнаружил: Трент исчез, а женщина спит в кресле. Кажется, Трент, прежде чем уйти, что-то говорил насчет того, что люди – «моллюски» становятся все агрессивнее и один из них проломил стену нашего дома. Лишившись ухода, поддерживавшего их, пока Тэйкин управлял ими, «моллюски» буквально ломались.

– Многие из них все равно умрут, – сказала Рисс.

– Знаю, – буркнул я, не отрываясь от работы.

Сборщик уже создал первую порцию первого энзима и открыл в боку лючок, в котором стояла колба с препаратом. Шагнув к спящему мальчику, я при помощи простого щитостеклянного скальпеля отсек кусочек панциря и прилегающую к нему полоску человеческой кожи. Отщепив образец поменьше, я сунул его в захваты наноскопа и капнул немного энзима. Наноскоп, настроенный на наблюдение за внутренней структурой образца, показал, что энзим быстро уничтожил прадорскую ткань и чуть медленнее растворил человеческую.

Все внешние «привои» людей-моллюсков зачахнут. Все, что было в них прадорского, распадется. Умрут и химически сформированные прадорские инстинкты. Многие «моллюски» погибнут от заражения крови, кровопотери или еще какого-нибудь из сотни осложнений.

– Мне нужны те амниотические резервуары, – обратился я в пустоту компьютерной системы Свёрла. – Мне нужна помощь.

– Будет, – ответил Бсектил.

Последний измененный мной энзим, произведенный сборщиком, аккуратно разрушил прадорскую органику, не тронув клочок человеческой кожи. Однако я не чувствовал восторга открытия – слова Рисс о вероятных смертях тяжким грузом лежали на сердце. Я поднял две холодные колбы с новым энзимом. Теперь нужно было найти способ ввести препарат людям – «моллюскам», зная, что многие из них в результате погибнут. Однако если они не получат дозы этого лекарства, то продолжат драться – и убивать друг друга. И все равно будут умирать из-за отсутствия препаратов, поддерживающих их состояние. Расчеты я делал, опираясь на работы Тэйкина и прогнозируемый эффект энзима, пользуясь и системами Свёрла, и собственным форсом. Вычислив соотношение жизней и смертей, понял, что спасу больше людей, чем убью, но этого было недостаточно.

Мне просто необходимо найти способ поддерживать жизни «моллюсков», пока умирают их «привои». Я был уверен, что при имеющихся вычислительных мощностях и со всем доступным оборудованием это возможно, но мне не хватало знаний. Я подошел ко второму сборщику, выпускающему наномехи. Рядом стояла «аптечка», мини-фабрика по производству лекарств. Возможно, что-то тут мне пригодится?

В ответ в сознании всплыли воспоминания из шипа Пенни Рояла. Военврач по имени Сайкс смотрел на точно такую же коллекцию приборов. Слишком много коммандос умирали до или в течение транспортировки с поля боя на госпитальный корабль, что разрывало сердце этому доброму человеку, обучавшемуся в мирное время на обычного терапевта, лечившего от обычных «штатских» болезней. Он вызвал на форс информацию о параметрах стандартных нанокомплексов, которые он всегда рекомендовал. Большинство солдат получили их еще в прошлой жизни. В них содержались механизмы, форсирующие иммунную систему, исправляющие врожденные дефекты, борющиеся с бактериальными и вирусными инфекциями, быстро смыкающие капилляры вокруг ран или стремительно сплетающие тромбы в рассеченных венах и артериях. Они были очень полезны, эти механизмы, но врачи вроде Сайкса формировали такие комплексы, имея в виду опасные факторы повседневной жизни, а никак не на случай войны.

Затем Сайкс запросил информацию о новом военном нанокомплексе и тщательно изучил ее. Здесь меньше внимания уделялось инфекциям, поскольку они обычно неспешны, и больше – травматическим повреждениям, включая ампутации, химические отравления, контузии, лучевые ожоги, осколочные ранения. Этот нанокомплекс очень быстро останавливал кровотечение и мог затягивать открытые раны непроницаемой, нечувствительной кожей. Он мог собирать токсины и изолировать их в полостях этой самой кожи. Военный комплекс был гораздо более агрессивным и опасным, требующим постоянного перепрограммирования и корректировки. Он мог выйти из-под контроля и нечаянно убить тех, кого должен был защищать.

Сайксу он совершенно не нравился, но в сражении на планете внизу комплекс спасет больше жизней, чем погубит. При помощи форса врач загрузил данные в сборщик наноботов и запустил производство, чувствуя, что предает свои принципы…

Я потянулся к сборщику, но, прежде чем коснулся пульта, мой форс открыл радиоканал к прибору и уже обшаривал его базу данных. Военный комплекс нашелся сразу, и я принялся настраивать механизм, чувствуя, как тысячи людей стоят у меня над душой, заглядывают через плечо, гомонят, требуют внимания и вносят предложения. Почти бессознательно я отключил личные переживания и сосредоточился на информации. В тот момент мое знание стало суммой их знаний. Большая часть интереса не представляла, но мысль о криогенной суспензии показалась мне целесообразным дополнением, и я разрешил проекции Джиано Паулоса полный доступ.

Он был историком, изучавшим Первую Диаспору системы Сол. Криотехники впрыскивали пассажирам первых криокораблей препарат, вводящий их тела в состояние гибернации. Врачи уже испытывали его на жертвах несчастных случаев, погружая их в спячку, подобную той, в которую зимой впадает медведь. Тот, кто мог умереть от ран через час после травмы, получал лишние десять часов.

Связываясь с «аптечкой» и проверяя ее базу данных, я уже видел, в чем состоит проблема. Замедляя физиологию людей – «моллюсков», я также замедлю распространение энзима, разрушающего прадорские имплантаты. Ответом стали микросферы – препарат помещается в медленно растворяющийся коллаген и выходит лишь после того, как «привои» погибнут. Возможно, это я сообразил сам – мне уже трудно было провести границу.

А как же боль, шок? Тут решение лежало в военном нанокомплексе. Но не возникнет ли между ними конфликт? Я быстро провел исследование, ощущая эйфорию от широты собственных знаний и доступных мне навыков. Отрегулировать военный комплекс так, чтобы после требуемой задержки он изолировал энзимную кислоту, оказалось проще простого. Потом я решил доработать кислоту, чтобы она сама себя дезактивировала после определенного числа каталитических случаев.

– Слишком глубоко копаешь, – шепнул мне кто-то, и вычислительные мощности отключились.

Я задумался о тройственной комбинации лекарств, наномехов и адаптогенов для стимуляции роста ампутированных конечностей и удаленных органов.

– И хватит, – продолжил тот же голос, и я узнал Свёрла.

Я резко пришел в себя, понимая, что действительно хватит и что дальнейшее промедление будет стоить многих жизней. Доступ к системам снова открылся, но я в них больше не нуждался. Орда жертв Пенни Рояла отступила, их воспоминания отхлынули, как стремительный отлив, оставив болезненное сожаление о потере добавочных знаний. Однако секунду спустя я понял, что отлив унес не весь мусор и сброшенные с корабля грузы: чужие навыки, необходимые для решения задачи, остались при мне. Внезапно я принял как факт всю протяженность моего существования, так, словно и не провел целый век, запертый в искусственном рубине, а прожил каждую секунду этого срока. Какая-то доля тех тысяч, что были заключены в шипе, осталась со мной, отпечаталась в сознании.

– Пора приступать к работе, полагаю, – сказала вставшая рядом Рисс.

Ее черный глаз был открыт. И не только глаз. На коже дрона я заметил ряд дырочек, в которых поблескивали внутренности. Размер отверстий точь-в-точь соответствовал размерам склянок, зажатых в моей руке.

Ну конечно, вот и мой способ доставки.

Рисс

Вывинчиваясь из узкой щели между стеной и приоткрывшейся бронированной дверью, Рисс чувствовала себя беременной, наполненной, готовой к действию. И все-таки это было не совсем то. Да, энзимы, губящие прадорские ткани, походили на фтористоводородную кислоту, которой она иногда пользовалась во время войны, а микросферы с их содержимым немного напоминали яйца паразита, но сейчас Рисс отправлялась в поход не для того, чтобы вселять ужас в сердца и прочие органы прадоров. Она не собиралась заражать ненавистного врага дикой, чудовищной смертью. Сейчас Рисс несла добро.

Возможно, неудовлетворенность проистекала из того, что забрал у нее Пенни Роял. Возможно, даже загрузись она яйцами паразита и кинься жалить злодеев-прадоров, и то Рисс не почувствовала бы то, что должна чувствовать. Возможно, ничто, заполняющее ее внутренние емкости и кладовки, не заполнит иной пустоты. Рисс знала: то, что она ощущает, – и уже давно – сродни человеческой депрессии. Той депрессии, какой она была до того, как ее стало возможно стереть пятиминутным ментальным переформатированием – когда ничто не удовлетворяет, ничто не приносит радости и все кажется серым. Как и некоторые люди, боровшиеся со сплином, Рисс в качестве противоядия пыталась чем-то заниматься, делать свое дело. Она, как и люди, надеялась, что физическая активность поможет выработке эндорфинов, победителей хандры.

Впереди показалась женщина, которую Рисс уже видела раньше. Женщина, сохранившая человеческую фигуру, но отрастившая прадорский панцирь. Сейчас, поскольку ее не поддерживало постоянное перепрограммирование иммунной системы, поскольку она не принимала антиэжекторы и прочие лекарственные коктейли, она умирала. Стоявшая на коленях, уронив голову, она представляла собой легкую мишень, но Рисс сперва решила изучить ее. Из стыков меж пластинами панциря сочился гной. Один сегмент – с руки – отвалился, обнажив пузырившееся кровью мясо. В теле женщины развивались многочисленные внутренние абсцессы, а там, где изнанка панциря соединяла вмонтированные пластины с костями, человеческая плоть разлагалась. Неожиданно женщина приподняла голову, и хотя все ее системы переполняли токсины, а мозг в черепе распух, она, оказывается, сохранила дар речи.

– Убей меня, – выдохнула она.

Из уголка ее рта побежала коричневая слюна.

Рисс сделала выпад яйцекладом, вонзив его в грудь женщины, пробив панцирь и попав точно в сердце. Это было рискованно, поскольку такая рана вполне может убить, если военный нанокомплекс не поторопится, но Рисс решила, что выгода от ускоренного распространения препарата по телу перевешивает опасность.

Удар, инъекция – и дальше, дальше, к лежавшему на полу «моллюску», слабо сучившему прадорскими ногами. Рисс не медлила: удар, инъекция, дальше. Никакого оргазмического освобождения. Она не испытывала удовлетворения, выполняя свою функцию. Рисс двигалась, ускорившись и не задерживаясь для изучения – так она действовала на прадорском корабле, когда жертвы находились повсюду. Некоторые «моллюски» технически были мертвы – вроде того, которого Рисс нашла в клетке рядом с трупами двух обычных людей. Однако это лишь в соответствии со старым определением смерти, подразумевающим остановившееся сердце и постепенное синаптическое разложение. У людей, напичканных нанокомплексами и микросферами, препаратами гибернации и устраняющими повреждения наноботами, еще был шанс. Человеческая смерть теперь определялась как невосстановимое состояние – а в наши дни человеческий разум и тело невосстановимы только после полной аннигиляции.

– Что ты за черт?

Голос раздался, когда Рисс закончила с «моллюском» в тюремной клетке. Из-за стеклянного сосуда с извивавшимися пиявками Спаттерджея выступил прятавшийся там мужчина.

– Я Рисс, – ответила дрон и двинулась дальше.

Нормальный человек не представлял для нее интереса.

Один за другим «моллюски» испытывали на себе укол яйцеклада Рисс, но она начала чувствовать, что просто прививать тех, на кого натыкаешься, – неэффективно. Дрон задержалась, озирая окрестности и отмечая всех присутствующих, и выбрала оптимальный курс. Впрочем, двинувшись по намеченному маршруту и обнаружив, что гонится за женщиной – «моллюском», оказавшейся поактивнее своих сотоварищей, Рисс провела перерасчет – с учетом температуры тела, частоты сердцебиения и прочих признаков общего состояния здоровья. Составленную карту пришлось перечертить, выбирая тех, кто казался наиболее близким к смерти. Базис невелик, но время ее ограничено, и этот путь в данных условиях – наилучший.

Сделав еще сотню прививок, Рисс отправилась назад – пополнить запасы вакцины, которую Спир уже должен был приготовить. По дороге она налетела на «моллюска», ранее пытавшегося оторвать собственные ноги. Сейчас он растянулся в паре метров от своих прадорских частей. Перед дроном-змеей лежал обнаженный мужчина без ног, с короткими культями рук и отсутствовавшей челюстью. Серебристо-белая кожа затянула обрубленные бедра, легла поверх дыры в животе, покрыла руки до самых плеч. Очевидно, ему удалось немного отползти от прадорских ног и панциря, отбросив по пути жвала, прежде чем подействовал препарат гибернации. Со стороны прадорских кусков доносилось шипение, над ними поднимался пар. Они разлагались прямо на глазах дрона. Энзимная кислота безжалостно растворяла «привои», превращая их в медленно расползавшуюся липкую лужу.

«Потрясающе».

Рисс на миг ощутила прилив чего-то, отличного от ее привычной угрюмости, постоянного мрачного настроения… что-то вроде возбуждения. Так необычно, так неожиданно было это чувство, что она немедленно пришла к решению. Спир сотворит ровно столько препарата, сколько потребуется, чтобы разобраться с людьми-моллюсками, и больше делать не станет. Однако он ведь выпустил опытную партию исходной энзимной кислоты – той, которая растворяла и человеческие ткани, – и не уничтожил ее. Нет, он убрал ее в сейф-аптечку в операционной Тэйкина. Аптечку Спир запер чип-ключом, но это не проблема для дрона, способного проникать на прадорские корабли и станции. Рисс заберет препарат и спрячет в себе, чтобы держать наготове.

Женщина, которую дрон ужалила первой, лежала на спине, внешний панцирь слезал с нее большими пластами.

Но обнажившаяся плоть теперь не сочилась кровью, ее тоже покрывала та самая серебристо-белая кожа. Обычный человек, уже виденный Рисс раньше, стоял над женщиной, глядя на нее с ужасом и восхищением. Она впала в спячку, как и предыдущий «моллюск», – приблизившаяся Рисс уловила одно лишь биение сердца и никаких иных признаков жизни. Рисс скользнула в дом, мужчина последовал за ней.

– Много успела? – спросил Спир.

– Восемьсот сорок два, – доложила дрон. – Осталось семьсот шестьдесят.

– Результаты?

Рисс переправила записи увиденного ею снаружи на форс Спира. Он быстро промотал их – и улыбнулся.

– Работает, – сказал он.

Рисс открыла тело для новой загрузки, избавившись заодно от пустых ампул, точно от стреляных гильз.

– Конечно, работает, но, пока ты тут поздравляешь себя, там кое-кто может и умереть.

Спир хмыкнул и принялся засовывать в нее взятые с ближайшего стола склянки, а Рисс тем временем, широко открыв черный глаз, изучала его на разных уровнях. Спира она сканировала глубже, чем людей – «моллюсков» снаружи. Спутанный клубок, который она так долго нащупывала, был все еще там и вел себя активнее прежнего, накрепко связанный с предметом в святилище Свёрла. Обмен большими объемами информации шел постоянно, но Рисс не удивилась бы, узнав, что Спир и не подозревает, кем стал. Он ведь уже не просто человек. Он теперь – синергетическая сумма сущностей жертв Пенни Рояла, многомерное существо с такими ментальными ресурсами, которыми ранее обладали одни лишь ИИ.

Когда последний пузырек встал на место, дрон испытала секундное замешательство, уловив какое-то смутное эхо в У-пространстве и почувствовав что-то вроде усиленного отдачей воя, от которого завибрировало ее змеиное тело. Захлопнув отверстия, она резко отскочила от Спира, приземлившись в нескольких метрах от него с занесенным для удара яйцекладом.

– Ты в порядке? – спросил он.

Рисс давно уже не была «в порядке», но пугалась она не так уж часто.

– Ничего, – ответила она. – Нет проблем.

Обогнув Спира по широкой дуге, она выскользнула за дверь. Хотя держаться подальше от этого человека в реале было бесполезно, поскольку не меняло того, что Рисс теперь, похоже, находится с ним в квантовой связи – через шип. И что же это означает? Она знала, шип заключает в себе записи всех погибших жертв Пенни Рояла. Но следует ли из этого, что он также поддерживает связь со всеми живыми «приятелями» ИИ? Громадные вычислительные ресурсы, способности, интеллект на грани фантастики, задействованные в подобной сцепке, заставляли предположить, что Пенни Роял на порядок выше государственных ИИ, вгоняющих Рисс в трепет. А следовательно, повысился и ранг Спира.

Только сейчас маленькая змея-дрон по-настоящему, самым нутром поняла, что означает связаться с меняющей парадигмы сущностью – опаснейшей сущностью, способной как низвергать цивилизации, так и возвышать их.

Цворн

Когда Цворн вернулся в свой кабинет-святилище, его жажда спаривания временно отступила, да и прочие гормональные эффекты упали до нижней отметки. Возможно, вот почему другие отцы-капитаны и не идут данным путем. Он сам, в конце концов, подвергся этому воздействию случайно, а не намеренно. Сейчас, когда сознание прояснилось, Цворн уже мог размышлять о целях, выходящих за пределы его поступков на борту КВ-дредноута.

Свёрл, несомненно, ушел в затяжной У-пространственный прыжок, чтобы спокойно заняться восстановлением корабельной защиты. Он, верно, надеялся, что таким образом не позволит Цворну обнаружить место назначения его следующего прыжка, значит, Цворну надо подумать, как на это реагировать. Самым очевидным ответом являлась немедленная атака, но Свёрл, конечно, ее предвидел и, естественно, подготовился.

В коридоре, ведущем к святилищу, Цворн обнаружил Врома, буксировавшего гравивозок, груженный объедками. Все, что осталось от молодого самца, пущенного Цворном на запчасти, – пустой, дочиста выскобленный панцирь. В какой-то момент Вром, видно, возвращался в кабинет Цворна, поскольку ноги и клешни – вскрытые и пустые – тоже были тут. Содержимое их либо переваривалось сейчас в желудке Врома, либо лежало в его личной кладовке.

– Отец. – Вром застыл, съежившись.

Цворн прошествовал мимо первенца к дверям святая святых, выслав через форс приказ корабельным системам открыть ее, но задержался на пороге.

– Принеси мне рыбойника, – велел он. – Целого.

Войдя в кабинет, он вспомнил, что секс всегда пробуждал в нем голод.

В святилище он устроился за пультом перед рядом экранов, но в корабельную компьютерную систему вошел через форс. Сперва нужно выяснить координаты Свёрла. Можно было бы задействовать вычислительные мощности, чтобы определить точку в реальном пространстве, но это заняло бы какое-то время, а он знал способ побыстрее. Цворн связался с корабельным разумом, больше сотни лет назад извлеченным из черепа первенца.

– Дай мне реальные координаты нашего нынешнего прыжка, – приказал он.

– Расчет идет, – ответил разум.

С этим разумом не было никаких проблем, касающихся определения принадлежности, никаких вопросов относительно его верности предыдущему отцу-капитану этого дредноута. Разум первенца досконально прочистили, стерев индивидуальность вместе со всеми воспоминаниями о его прошлой жизни. У него осталась лишь способность общаться на самом примитивном уровне да умение рассчитывать параметры У-двигателя. Знал он только то, что получает приказы из этого святилища – точь-в-точь как боевые дроны.

Тут по экранам побежали прадорские глифы. Секунду Цворн изучал их, после чего опять обнаружил, что лучше воспользоваться форсом. Он загрузил координаты, проверил их по астронавигационным картам и углубился в доступные данные. Свёрл направлялся к тройной системе, лежащей намного выше плоскости галактики, вдали от Погоста, Королевства и Государства. Неужели он решил сбежать? Предать интересы всех трех областей?

Неважно. Важно лишь, скрывает ли эта новая система что-либо, что в состоянии дать Свёрлу тактическое преимущество, что помогло бы ему ускользнуть от Свёрла, доделать ремонт, который не сделаешь в У-пространстве, и отправиться в следующий прыжок. Звездные объекты этой системы представляли собой белый и черный карлики, чья суммарная масса равнялась массе вращающегося вокруг них красного карлика. Что же до этой парочки, так без тщательных вычислений никто бы не рискнул предположить, кто вокруг кого обращается. Здесь также насчитывалось множество планет и астероидов, но их размеры не позволяли говорить об атмосфере. Вся система представляла собой огромную дробилку астероидов, работающую миллиарды лет, так что в результате вокруг белого карлика сформировалось плотное кольцо мелкой пыли и газов. Рядом теснились планетоиды, каждые триста лет тревожимые близким проходом красного карлика.

«Здесь», – решил Цворн.

Казалось весьма вероятным, что Свёрл, в чьих умственных способностях Цворн не сомневался, намеревался вынырнуть в реал либо внутри кольца, либо в непосредственной близости от него, чтобы воспользоваться им как прикрытием. Плотность облака сведет на нет эффект энергетического оружия, а рельсотронные снаряды перегреются, снизят скорость, и толку от них практически не будет. Кроме того, облако ослабит цельность силовых полей, но если Свёрл спроецирует их рядом с кораблем, фактор можно не принимать во внимание. Он, вероятно, не сумеет спрятаться. И хотя Свёрл, конечно, исправит основные повреждения «хамелеонки», укрыть массу корабля все равно будет невозможно – тем более в окружении газа и пыли, негативно влияющих на качество маскировки. Таким образом, вход в кольцо даст Свёрлу и преимущества, и недостатки. Однако это все равно, похоже, наилучший выбор из тех, какие мог бы сделать противник.

Цворн прервал размышления, поскольку из пристройки появился Вром с едой на спине; клешнями он стискивал голову рыбойника, хвост туши волочился сзади по полу.

– Положи сюда, – Цворн махнул клешней, – и подожди.

В желудке глухо заурчало, жирная слюна увлажнила зев. Но отвлекающий фактор разозлил Цворна, пытавшегося сосредоточиться на своем ответе на возможные действия Свёрла. Через корабельную систему он приказал изменить рельсотронные заряды. Из одного рельсотрона он велел изъять керамические снаряды с железными сердечниками, уже приготовленными для стрельбы. Роботы-оружейники заменят их сенсорными зондами, переформатировав под условия кольца; настроены они будут в основном на обнаружение массы. Два других рельсотрона Цворн распорядился зарядить более редкими и более сложными в производстве снарядами из особого сплава. Нагрев от трения их не ослабит. В сущности, если их выпустить под правильным углом, внутренние сердечники расплавятся, создав высокое давление, и сила взрыва после столкновения с редким металлом обшивки корабля Свёрла от этого увеличится.

Изо рта уже капала слюна, увлажняя мандибулы, и Цворн, признав поражение, отвернулся от экранов. Подойдя к рыбойнику, он осмотрел его, припомнив, что должен проверить живых экземпляров и запустить одного в брачный бассейн, чтобы оплодотворенная самка могла отложить туда яйца. Вром шагнул вперед, пощелкивая атомными ножницами, готовый нарезать Цворну обед. Но сама эта идея тотчас возмутила Цворна.

Когда много лет назад две его оставшихся ноги и клешня перестали должным образом функционировать и в конце концов отвалились, он пошел по пути большинства отцов-капитанов. Пренебрегая даже мыслью о новом протезировании, за исключением подсоединения к панцирю гравидвижков, он приказал ближайшему первенцу рубить еду и вкладывать ему в жвала. Однако когда и жвала вдруг перестали работать, состояние прадора потребовало пропускать пищу через особую мясорубку, которая крепилась подо ртом, по трубке подавая фарш в пищевод. И именно это заставило его в итоге передумать. Сперва появились новые протезы-мандибулы, и хотя они ничего не чувствовали, Цворн остался ими доволен и вскоре установил себе протезы клешней. Но первенец все равно резал ему еду. А сейчас, обретя вместе с новыми ногами подвижность, сексуально активный, переполненный гормонами Цворн обнаружил, что потерял склонность к капризам и ему не так уж и хочется, чтобы его обслуживали.

– Уходи, – велел он.

Поза Врома говорила о замешательстве, но, когда Цворн замахнулся клешней, обрушив ее на бок первенца, тот быстро опомнился и удалился. А Цворн полностью сосредоточился на рыбе: потянулся, сомкнул клешню на ее черепе, надавил… Череп треснул и раскололся, бледно-зеленый мозг выплеснулся на пол. Цворн оторвал кусок от головы, сунул его в жвала и принялся жевать. Всего минуту спустя, когда треть рыбы уже исчезла и первый лютый голод был утолен, прадор замедлил темп насыщения и вернулся мыслями к Свёрлу.

С рельсотронами Цворн сделал все, что мог. Теперь – энергетическое оружие. От гранулярных пушек в кольце пыли толку никакого, разве что на близкой дистанции, но можно ведь и повысить их эффективность. Заряжались они обычно алюминиевой пылью, подвешенной в азоте посредством электростатического поля. Однако, добавив тяжелые элементы, сжав магнитную трубку и увеличив энергию выброса, он придаст лучу большую проникающую силу. Обычно в космических боях так не делалось, поскольку в определенный момент затраты энергии перевешивали конечный результат.

Размышляя, какие именно тяжелые элементы из доступных ему добавить, Цворн вдруг понял, что может немедленно приступить к действиям. И для этого не придется горбиться над пультом – с форсом он способен сделать что угодно и из любого места. Застыв со свисавшим изо рта огромным куском – вроде бы почки, – Цворн понял, насколько негибким и ограниченным был его разум. Давным-давно следовало бы осознать это. Он дожевал рыбу и мысленно запустил требовавшиеся гранулярным пушкам изменения.

Остальное оружие… С атомными и химическими бомбами, ракетами и минами много не сотворишь. К тому же они слишком медленные для битвы противников, находящихся в сотнях тысяч километров друг от друга. Они потребуются потом, когда корабль Свёрла уже будет выведен из строя. А чтобы вскрыть жестянку и добраться до святилища Свёрла, пригодятся лучевики. Доедая хвост рыбойника, Цворн перебирал в уме прочие возможные приготовления, но оставалось только немного скорректировать спектр антиорудийных лазеров, чтобы лучи не слишком рассеивались в газопылевом кольце.

Что ж, он закончил: корабль в полной боевой готовности, рыбойник съеден. Цворн отступил от липкого месива на полу, уже кишевшего корабельными вшами, и повернулся к пультам. До встречи со Свёрлом оставалось немало времени, и он принялся размышлять, чем бы его заполнить – может, переварив пищу, еще разок заглянуть в бассейн? Но вдруг Цворн почувствовал ужасную усталость, и зрение на миг помутилось.

Что такое?

Тело точно налилось свинцом, прадор еле-еле сделал пару шагов к пультам; внутри рос плотный горячий шар, как будто кто-то собрал и скомкал все его органы. Коитус-зажим затрясся, анус вдруг открылся, и на пол выплеснулись ярко-желтые экскременты. Цворн попятился прочь от лужи к выступающему из стены очистному порту, продолжая пачкать пол жидким калом. Когда же он навис над отверстием, анус резко закрылся. В молодости такого с ним ни разу не случалось. Может, только позже, во время болезни, после того как он потерял конечности…

Цворн отошел от порта, но не слишком далеко, потому что плотный ком внутри обернулся страшной, раздиравшей органы болью. Он чувствовал огромную усталость, он терял нити мыслей, форс отвечал на запросы разума бесполезной информацией и старыми воспоминаниями. Цворн огляделся. Что там насчет оружия? Что он делает? Забыв об очистном порте, он подтащился к пультам и уставился на ряд шестигранных экранов. На них прокручивалась всякая чепуха – тоже откликаясь на его ментальное замешательство. Внезапно Цворна перекосило от резкого спазма, мандибулы взлетели, вытянувшись вперед. За первой судорогой последовали вторая и третья, из глотки потоком хлынула слюна, а потом мощный фонтан полупереваренной рыбы и зеленой желчи забрызгал все экраны. Куски пищи шлепались на пол, жижа текла на пульт, заливаясь в отверстия управления. Цворн попятился, содрогаясь от новых конвульсий, опустил переднюю часть тела, уложив ротовые органы на пол, извергая из горящей глотки зеленую желчь. Острая боль внутри чуть отпустила, желтые фекалии капали из полуоткрытого ануса.

В голове немного прояснилось. Он был глуп. Гормоны в воздухе и недавнее спаривание заставили его забыть одну весьма важную вещь. Да, у него новые протезы конечностей и новые половые органы, но все остальное, все, что внутри, – очень, очень старое, включая и пищеварительную систему.

Брокл

Земля-Центральная не вполне приняла запутанное объяснение Брокла, почему он не посадил Икбала и Мартину на борт челнока. Она заявила, что их соглашению конец, если эти двое не отправятся на следующем корабле. А Брокл тем временем узнал кое-что еще о Пенни Рояле.

Поскольку Амистад удалил восьмое состояние сознания черного ИИ, то, что казалось ответственным за большинство его скверных деяний, ЦКБЗ простил Пенни Роялу прошлые грехи. А когда на Масаде ИИ вернул себе недостающую часть, ЦКБЗ отозвал амнистию. Но государственные ИИ до сих пор ничего не предприняли – из-за того, что может сделать – или открыть – Пенни Роял. К тому же, судя по тем крохам, которые Брокл вытянул из Икбала с Мартиной, у черного ИИ снова трудности с восьмым состоянием.

Сходства между Пенни Роялом и самим Броклом лишь делали черный ИИ еще интереснее. В сущности, проблемы Пенни Рояла были аналогичны той, результатом которой стало согласованное заключение Брокла. Одна из частей Брокла во время его последнего назначения на планету сбилась с пути – и аналитическое расследование вылилось в небольшую гражданскую войну. Эта структурная единица несколько лет действовала как самостоятельное существо, вторгшись на совершенно незаконную территорию. Она допрашивала в том числе и невиновных граждан, причиняя им необратимый вред.

ЦКБЗ велел Броклу отключить заблудшую часть, а самому, собравшись воедино, явиться на судебную экспертизу. Отреагировав, норовистая единица завершила работу. В процессе расследований она выяснила, что всех основных государственных сепаратистов связывает биотехнологическая форсосеть. Взломав эту сеть, часть Брокла запустила туда «грязную» программу, заставившую форсы генерировать органический вирус, буквально подвергавший людей лоботомии – и восемьсот сепаратистов умерло от отказа автономной нервной системы. Поступок сочли слишком радикальным – хотя эти люди и являлись преступниками. ЦКБЗ вновь приказал Броклу покончить с негодницей и явиться, но, как Брокл уже понял, настаивать ЦКБЗ опасался. Положение Брокла на планете было таково, что он мог стать причиной множества смертей. Затем ЦКБЗ сообщил, что невинным, допрошенным частью ИИ, требуется психокорректировка; что проступки можно было бы и простить, если бы одна из жертв не перегрызла собственные запястья и не истекла кровью до смерти.

«Антонио Свидер…»

Он был невиновен – единственный невиновный человек, убитый Броклом. Однако дебаты относительно прочих смертей продолжались и косвенным образом обуславливали действия ИИ на планете. Брокл решился на реабсорбцию, так как желал узнать, что заставило его структурную единицу настолько отклониться от прямого пути. Ответ оказался прост: имея дело с сепаратистами, этим людским отребьем, единица стала считать всех человеческих существ мусором. В действительности, сформировавшееся у нее мнение не слишком отличалось от мнения многих ИИ. Она считала, что люди тянут Государство назад. Они нуждаются в улучшении; точнее, ИИ должны заставить их стать лучше – или избавиться от них. Втянув в себя заблудшую часть, Брокл решил, что не так уж она и не права. И, осознавая силу ее позиции, заключил договор. Он продолжит работать на Государство, но исследовать будет лишь тех, чья вина уже доказана. И согласится на заточение, только если там сможет защитить себя. Таким образом ЦКБЗ обеспечил его «Тайберном», после чего Брокла осторожно убрали с планеты.

Но все это к делу не относится; Пенни Роял был откровенно нестабилен, и его нестабильность напрямую обуславливалась частью, виноватой в убийствах. У него возникли затруднения при попытке реинтегрировать эту часть – но сама попытка означала, что он вбирает в себя также и вину, следовательно, смертный приговор относился ко всему ИИ. Тут и обсуждать нечего – что, мол, может сделать Пенни Роял, чтобы искупить свою вину. Но даже это бледнеет в сравнении с последними новостями.

«Путешествие во времени…»

Это затмевало все, что Брокл вытянул из Мартины с Икбалом. Они общались с опасно нестабильным, парадигмоменяющим ИИ, который не только похитил какие-то там телепорты, но якшался с темпоральными энергиями. Ему даже прадоров удалось напугать до усрачки. Он играет с энергетическими займами и энтропийными эффектами, которые, если с ними плохо обращаться, способны потушить любую звездную систему или вызвать цепную реакцию сверхновой. А что же Земля-Центральная и прочие государственные ИИ? Умыли руки, оставили беглеца в покое, ничего не предпринимают. Да одна только эта новость обязана была перевесить все их страхи.

За годы своего заключения Брокл уверился, что кое-какие парадигмы таки должны быть изменены. Когда это государственные ИИ стали столь снисходительны, столь боязливы? Пришло время принять меры против Пенни Рояла – жесткие меры. И если они не собираются этого делать – то должен сделать кто-то другой. И этим «другим» станет Брокл.

Аналитический ИИ встал со своего места, обдумывая, что предпринять. Земля-Центральная велела погрузить Икбала и Мартину в кому и не трогать, пока их не заберет следующий челнок. Допросы закончены, корабль должен вернуть их на Авиа. Государство снимет с них все обвинения и предложит услуги психотехника, после чего они смогут отправиться куда угодно. А если Брокл полезет к ним снова, пока они ждут челнок, и наблюдателю станет об этом известно, согласованному заключению придет конец.

До и во время войны людей и прадоров «Тайберн» исправно служил тюрьмой, но вскоре после войны стал не нужен. Тюрьмы – бесполезная трата ресурсов, государственные ИИ решили, что теперь лучше казнить убийц и тех упрямых рецидивистов, которые отказываются от психокоррекции, а виновных в менее серьезных преступлениях подвергать штрафам и принудительным ментальным изменениям. Однако в нынешние времена изобилия преступления – не слишком большая проблема. Несколько десятков лет «Тайберн» пустовал, пока не поднялся сложный вопрос с Броклом, который и стал единственным пленником станции-тюрьмы. И если Брокл снова нарушит условия заключения, то есть не сделает в точности то, что приказал ему ЦКБЗ, сюда, без сомнения, прибудут штурмовики, не жалеющие У-пространственных ракет. Раньше Брокл мог бы запустить двигатель «Тайберна» и уйти, если какая-то из сторон разорвала бы договор. Теперь, с развитием государственных технологий, Земля-Центральная считала, что все преимущества у нее. Возможно, несмотря на новые детекторы Брокла, ситуация обстояла именно так.

Пожалуй, хитрость сейчас – наилучший вариант.

Земля-Центральная хочет быть уверена в том, что Брокл покинул Государство. Броклу нужно время, чтобы привести в действие кое-какие планы. Значит, наблюдатель на борту станции – проблема. Проблема, с которой нужно разобраться. Немедленно.