Завод войны

Капитан Блайт

Координаты направляли их к месту, лежащему в сорока световых годах от системы Ребус, а от Шестого Башмачника и того дальше, поэтому Блайт не понимал, отчего Пенни Роял обратил его внимание именно на эти системы, разве что подыскивал безопасное расстояние, с которого можно было бы наблюдать за разгромом. Тем не менее капитан решил собрать о них информацию, начав с первой. Система Ребус располагалась всего в десяти световых годах за границей Государства. Вокруг голубого гиганта, тамошнего солнца, вращались два газовых гиганта и целая россыпь планет поменьше. Один из крупных спутников газового гиганта, по данным государственных наблюдателей, населяли интереснейшие и совершенно чуждые человеку организмы на кремниевой основе. Ближе к солнцу находилась землеподобная планета зеленого пояса, также могущая похвастаться углеродно-кремниевой жизнью. Нет, Блайт определенно терялся в догадках, для чего Пенни Роял послал его сюда. Затем он заметил прикрепленную к обзору ссылку на исторический файл и прошел по ней.

– Час до прибытия, – объявил вернувшийся в рубку Бронд.

– А потом мы скатимся по гипотетическому склону… или что-то типа того, – добавила Грир.

Она сейчас не дежурила и должна была отправиться в свою каюту, но ей не терпелось увидеть, что произойдет, когда они наконец выйдут из У-пространства, обремененные негативной энергией временного прыжка.

– Если веришь в теорию множественной вселенной… пробормотал Бронд.

– Сейчас такие науки подобны религии, – сказала Грир. – Можно выбрать любую теорию, наиболее тебя устраивающую.

– Только из тех теорий, что не понимаешь.

– А ты, значит, понимаешь, да?

– Перестаньте, – поморщился Блайт. – Дайте сосредоточиться.

– Конечно, капитан, – ответила Грир.

Она и Бронд уткнулись в свои экраны.

Очевидно, оба этих мира представляли немалый интерес для государственных ИИ: к ним послали научный корабль для сбора информации. Целью экспедиции было описать формы жизни как луны, так и зеленой планеты, а также собрать и сохранить образцы. Трудоемкая задача потребовала целой команды перепрограммированных боевых дронов и големов, постоянно посещавших планету и спутник, наблюдавших и составлявших подробную опись флоры и фауны в естественной среде обитания, а также заготавливавших образцы. Просматривая сведения, Блайт наткнулся на узкоспециальный доклад голема-андроида, много лет наблюдавшего за развитием растения на кремниевой основе – до того момента, как оно во время метановой бури выбросило споры, чтобы те рассеялись по миру. Читая, Блайт даже притоптывал от растущего разочарования и злости. Должно же все это означать хоть что-то.

Затем он наткнулся на миссию, осуществлявшуюся двумя дронами и големом, который в силу необходимости был облачен в синтеплоть и кожу. Людское сообщество планеты зеленого пояса, более пятидесяти тысяч человек, постоянно боролось за выживание. Они приспосабливались, как могли, вступив в симбиотические взаимоотношения с кремниевой плесенью, давшей им возможность усваивать широкий спектр местной флоры и фауны. Плесень также одарила их крепкой «броней» поверх кожи, защищавшей от насекомого-паразита, откладывавшего яйца в тела жертв.

– Сорок минут, – сообщил Бронд, дав Блайту понять, как глубоко он погрузился в чтение и насколько успешно справился с нетерпением.

– Заткнись, – отрезал капитан.

Далее Блайт обнаружил, что тамошнее человеческое сообщество возникло в результате эмиграции, предшествовавшей Тихой войне, – его члены были потомками колонистов, прибывших туда на криокорабле. Сажая звездолет, колонисты едва не разбили его и в первые же годы на планете полностью разобрали судно на запчасти. История их интересна – и нелепа. Никто из первопоселенцев не уцелел, поскольку необходимая для выживания адаптация была слишком радикальна для взрослых – при имевшихся у них технологиях. Приспособляемость и плесень-симбионт они подарили своим детям, большинство из которых являлись эмбрионами, хранившимися в криорезервуарах корабля. Взрослые провели остаток жизни в герметичных зданиях, выбираясь наружу только в защитных скафандрах. Некоторые из них вполне могли бы дожить и до наших дней – геронтология позволяла это, – но их подросшие дети взбунтовались и запустили в жилища родителей болезнетворных паразитов.

Все это было весьма занимательно, но совершенно не имело отношения к появлению «Черной розы» в стольких световых годах от планеты. И Блайт переключился на Шестого Башмачника.

Шастой Башмачник был планетарной системой – пока его солнце шесть лет назад не обратилось в сверхновую. Планеты сгорели в первый же день, а фронт ударной волны расширялся до сих пор. Этот фронт уже задел близлежащую бинарную систему, основательно опалив ее, лишив одного ледяного гиганта пары миров и заставив его самого превратиться в нечто газообразное и горячее. Еще он разметал кометное облако и сдвинул с орбиты одну из звезд средней величины, украсив ее нездоровыми пятнами и протуберанцами. Впрочем, жизни там не существовало и до взрыва, и опустошительный эффект не был слишком велик – но фронт пока не дошел до Ребуса…

Блайта пробил холодный пот, и он поспешно проверил координаты их места назначения в реальном пространстве. К счастью, точка оказалась за пределами волны. Однако он по-прежнему не видел, какое отношение эти – указанные Пенни Роялом – планеты имеют к ИИ. Блайт уже не думал, что Пенни Роял хотел уничтожить их – это и так был лишь вопрос времени. Он быстро просмотрел обновления – новый корабль сам черпал свежую информацию из государственной сети. И обнаружил, что государственные ИИ были, конечно, в курсе неминуемой гибели Ребуса – и действовали. Человеческую популяцию планеты, не слишком многочисленную, могли эвакуировать на каком-нибудь корабле. Но провести подобную операцию было бы затруднительно, тем более при наличии способов полегче.

– Двадцать минут до прибытия, – сказал Бронд.

Блайт только сердито зыркнул на него – и продолжил читать.

Государственный межзвездный центр аварийных ситуаций выслал грузовой транспорт под названием «Синий кит». На его борту находились три телепорта. Техники должны были установить один из них на спутнике газового гиганта и два – на планете зеленого пояса. Предполагалось, что в активированные врата войдут тщательно подготовленные аварийные команды. На луне они, подобно мегасадовникам, выкопают все до единой формы жизни. ИИ, очевидно, решили, что одних образцов недостаточно, а основанная на кремнии экология слишком ценна, чтобы погибнуть при взрыве. На планете спасатели тоже займутся местными представителями, но их главной задачей будет собрать все человеческое население и выслать людей через телепорты. К этой работе привлечены отряды спартантов и роботы-бойцы – очевидно, там ожидалось сопротивление.

– Капитан, – окликнул Левен.

– Да, – рассеянно отозвался Блайт.

– Мы только что выбросили У-пространственные мины.

– Что? – Блайт оторвался от экрана. – Почему?

– Не знаю, возможно, об этом следует спросить Пенни Рояла.

Блайт как-то не чувствовал большого желания делать это, будучи уверен, что через несколько минут все выяснится. Он откинулся на спинку кресла, размышляя о Ребусе. Такая попытка спасения – нормальное поведение для Государства? Планета не принадлежала Поясу и не находилась в зоне ответственности ИИ. Он поморщился. Скорее всего, действия Государства тут связаны с интересными кремниевыми формами жизни и адаптацией людского сообщества. Любопытно – когда это он успел стать таким циником?

– Мы прибываем, – доложил Бронд.

Блайт ощутил «выверт» всем телом, от макушки до пяток. Левен показал на экране вид местности: усыпанную звездами черноту. Но Блайт уже знал, что они вышли вне пределов какой-либо планетарной системы.

– Так что… – начал он, но тут его снова скрутило.

– Мины, – сказал Левен.

Изображение на экране развернулось, и, глядя на бегущие понизу цифры, Блайт убедился, что корабль стремительно ускоряется на термояде. Последовал еще один короткий прыжок, едва не вывернувший капитана наизнанку. Белая молния, точно паутина, опутала появившийся на экране участок пространства – из которого выступало нечто громадное. В реал выходил гигантский корабль, слишком похожий на надгробную плиту времен Тихой войны. И Блайт, благодаря своим исследованиям, сразу узнал его.

– «Синий кит», – сказал он.

– Что? – повернулся к нему Бронд.

– Уже видел его? – спросила Грир.

Блайт только ткнул пальцем в форс:

– Видел, всего пару минут назад.

Он послал запрос на связь и, получив от команды разрешение, переслал им информацию о государственных спасателях. Им потребуется какое-то время, чтобы переварить историю, и Пенни Роял, пожалуй, успеет закончить то, что планировал.

– А сейчас мы, похоже, задействовали атомные лучи, – без всякого выражения сообщил Левен.

Лучи меж тем уже тянулись от «Черной розы» к большому грузовозу. Ощупав поверхность корабля – опалив броню там, пробороздив здесь, – они, сконцентрировавшись в определенных точках, пробуравили громадину в нескольких местах. «Кит», сразу после выхода из У-пространства запустивший мощные термоядерные двигатели, споткнулся, потом внутри него что-то взорвалось – и двигатели остановились.

– Эвакуация, – прошипел голос.

Конечно же, голос Пенни Рояла. Но, кажется, обращался он не к ним.

Через несколько минут на экране появился увеличенный участок грузового звездолета. Из выпускного отверстия вылетели два объекта. Затем экран показал открывшийся зубчатый люк дока и пару вырвавшихся в вакуум клиновидных эвакуационных шаттлов.

– Я принял запрос от капитана «Синего кита», – сказал Левен. – Он хочет знать, почему на них напали и почему ему, его команде и корабельному ИИ приказано покинуть судно.

– Без понятия, – буркнул Блайт. – Пенни Роял, какого черта ты вытворяешь?

Изображение на экране снова сменилось – на этот раз оно не было увеличено. Они находились точно над грузовозом, его корпус простирался под «Черной розой», как безбрежная стальная равнина.

– Хочешь поговорить с ними? – спросил Левен.

– Пока нет, – отрезал Блайт.

Полюбовавшись еще немного на картинку, капитан взглянул на Бронда и Грир. Те сидели с остекленевшими глазами, явно обрабатывая полученную от него информацию.

– Ангар открыт, – сообщил Левен.

Блайт едва успел заметить огромную тень, которая неслась к чужому кораблю.

– Полагаю, наш пассажир нас покинул?

Ответа не последовало.

– Левен?

Молчание; а тень тем временем легла на грузовоз.

– Левен? – снов позвал Блайт.

– Да, – ответил корабельный разум каким-то странным, рассеянным голосом.

– Сфокусируйся.

Экран резко увеличил масштаб, метнув участок на поверхности грузовоза прямо в лицо Блайту. Колеблющаяся игольчатая масса на корпусе корабля определенно была Пенни Роялом. На глазах капитана ИИ погрузился в корабль, оставив за собой дыру, наполненную мерцающей тьмой. Несколько минут спустя масштаб вновь уменьшился, и теперь по всему судну наблюдалась бурная деятельность. Из одних дыр вылезали роботы, поспешно устраняя повреждения, из других извергались какие-то обломки.

– Значит, Пенни Роял там, Левен? – снова спросил Блайт.

– И да, и нет, – ответил корабельный разум-голем.

– Объясни.

– После того как сработали первые мины, возникло У-пространственное соединение, природу которого я объяснить не могу. Масса ИИ возросла вдвое, затем он разделился. Одна половина отправилась на тот корабль, другая осталась здесь.

Блайт задумался над этим, наблюдая за суетой на борту грузовоза. Через двадцать минут активность пошла на убыль, хотя ремонт практически не начинался. Опять заработал термоядерный двигатель, и огромный корабль пополз прочь. Блайт хотел было связаться с другим капитаном, сидевшим сейчас в одном из спасательных шаттлов, но не смог придумать, что бы ему сказать. Чуть позже, когда звездолет удалился на значительное расстояние, Блайт ощутил скручивание У-пространства и увидел, как гигант исчез. Похоже, Пенни Роял только что украл грузовоз с тремя телепортами на борту.

– Ты сейчас обрек пятьдесят тысяч людей на смерть от вспышки суперновой, – сказал Блайт.

– Не совсем, – прошептал ИИ.

Неоправданно жестокий рывок увлек «Черную розу» в иное измерение.

Спир

Итак, «Копье» погибло, а меня с Рисс спас от неминуемого уничтожения Свёрл, сам же и подставивший нас сперва под огонь KB-дредноута Цворна. Ситуация, приводящая в замешательство, мягко говоря.

– Не будешь ли ты любезен объяснить, чего ты от нас хочешь? – предложил я.

Щитостеклянный ящик с дроном-змеей стоял открытым, Свёрл заглядывал внутрь. Вот он потянулся, ухватил неподвижную Рисс клешней и вместе с ней направился к невысокой рабочей поверхности, оснащенной разнообразными зажимами. Бросив змею-дрона на этот стол, прадор отступил, освобождая место тут же спустившемуся с потолка похожему на паука мультиманипуляторному роботу.

– Я проверил всю информацию, непосредственно связанную с моими интересами, – произнес Свёрл, – но, только получив обновления от Флейта, узнал о дроне-убийце Рисс – и о данном объекте.

Свёрл показал клешней на шип Пенни Рояла, который вторинец как раз укреплял на одном конце рабочей поверхности.

– Я все еще не понимаю, что ты собираешься делать, – признался я.

– Шип, насколько тебе известно, содержит копии основополагающих воспоминаний и ментальных схем большинства жертв Пенни Рояла, – сказал Свёрл.

– Не уверен. Рисс говорила, что тут не обошлось без квантовых переплетений – шип, мол, соединен с моим разумом и еще одним местом, где может быть Пенни Роял. Возможно, это просто ретранслятор информации, хранящейся где-то еще.

– Нет, воспоминания здесь, – ответил Свёрл. – В игле достаточно места, и нет никаких причин для пересылки воспоминаний. Я бы предположил, что Пенни Роял влияет на порядок и интенсивность переживаемых тобой чужих приключений. Но важнее всего то, что ИИ использует иглу как источник информации о твоем местонахождении, психическом состоянии и намерениях.

«Надо было зашвырнуть его в солнце, – подумал я. – Надо?»

– А при чем тут Рисс?

– Шип содержит воспоминания, но в нем также хранится технология манипуляции ими: стирания, редактирования, монтажа, и, что еще важнее, передачи, – объяснил Свёрл. – Этим ключом можно открыть разум Рисс, проникнуть в него, как уже проникали когда-то с помощью той же технологии – и, возможно, с помощью той же части Пенни Рояла.

– Выходит, то, что все мы собрались сейчас вместе, означает, что твои намерения были запланированы Пенни Роялом?

– Запланированы, предугаданы, обусловлены…

Робот приподнял змею-дрона и зафиксировал ее в захватах, расположенных на одной линии с теми, что уже держали шип Пенни Рояла. Я заметил, как тщательно он закрепил голову дрона и, используя ретракторные клещи в железном кольце, разжал ей рот, так что тот оказался прямо перед острым концом иглы. А еще я обратил внимание на то, что тиски с шипом были на роликах, поэтому не требовалось обладать богатым воображением, чтобы догадаться, что произойдет дальше.

– Мне кажется, Пенни Роял чрезмерно усложняет решение сотворенных им проблем, – предположил я.

– Да, – согласился Свёрл, – а мы упрощаем.

– Зачем же так все запутывать?

– Я могу придумать много вариантов зачем, – сказал Сверд. – Простейшее решение проблемы не всегда наилучшее и часто может усугубить ситуацию. Вспомни историю собственной расы. Вы кормите голодающих, а в результате получаете зависимость и недовольство, правительства отказываются от ответственности, и это приводит к войне – и обострению голода. Вы уничтожаете автократические режимы – и убиваете больше народу, чем убивали тираны.

Ваши неистовые революции никогда не приводили к чему-то лучшему, а революционеры всегда превращались в тех, кого презирали.

– Ты так уверен…

– Я целый век изучал историю человеческой расы.

– Да, точно. – Я не знал, что еще ответить. – Так чем же лучше сложные пути?

– Пенни Роял мог бы обратить вспять изменения Изабель Сатоми, но тогда она осталась бы во главе преступной организации на Погосте и продолжала бы вести жестокую торговлю рабами. Вместо этого ИИ заманил ее и ее организацию на Масаду, где их уничтожили, в процессе изменив баланс сил планеты и фактически освободив Ткача, эшетера, от государственных ограничений.

– И что тут хорошего?

– Ну, это зависит от того, на чьей ты стороне.

– На Литорали, – сказал я, – Пенни Роял мог убить Цворна и Пятерку еще в океане, и это положило бы конец проблеме.

– Да, но люди – «моллюски» продолжали бы свой обреченный эксперимент. А я по-прежнему представлял бы угрозу миру между Государством и Королевством.

Я тряхнул головой:

– Нет, все равно слишком сложно.

– Возможно, Пенни Роял любит сложности.

– Это же…

– И сейчас мы только предположили, что исправление ошибок – единственная цель черного ИИ.

– Какие есть еще?

– Возможно что угодно – вот в чем проблема. Честно говоря, наилучшим ответом будет «не знаю».

Я снова посмотрел на Рисс. В этот момент дверь открылась, и вторинец вынес щитостеклянный ящик. Робот, присоединив многочисленные оптические и силовые кабели к заднему концу шипа, медленно разворачивал его острием в сторону открытого рта дрона. Понаблюдав немного, я присел на одно из массивных, предназначенных для прадоров сидений, снабженных пультами управления с отверстиями для конечностей крабоподобного существа. Впрочем, Свёрл едва ли им пользовался – под челюстью его огромного черепа я не заметил никаких рук-манипуляторов.

– Это повредит ей? – спросил я.

– Нет – по сути дела, это освободит дрона от некоторой скованности, поскольку извлечет воспоминания, необходимые, чтобы взломать запрет, наложенный на нее ИИ.

– А потом? Я знаю, что ты не любишь дронов-убийц, особенно такого вида…

– Не люблю, – согласился Свёрл, – но война закончена. Впрочем, не уверен, радуется ли этому дрон. Я обязательно введу некоторые ограничения.

– Сколько времени займет процесс?

– Много часов.

– В таком случае я хотел бы осмотреть свой корабль, если можно. Флейт еще жив?

– Осмотреть корабль ты можешь, – ответил Свёрл. – Что же до Флейта, то я не знаю, попробуй выяснить сам.

– А после я хочу поговорить с Трентом Собелем, – добавил я, – и чтобы он при этом не пытался меня прикончить.

– Поговоришь, конечно, – сказал Свёрл, – поскольку еще один кусок головоломки должен встать на место. Трент Собель уже не тот человек, которого ты знал, и вряд ли попытается убить тебя или кого-либо еще. В сущности, ему потребуется твоя помощь.

Свёрл махнул клешней, и дверь позади меня открылась.

– Бсектил проводит тебя.

– Сюда, – сказал первенец, поворачиваясь к двери.

Бсектил провел меня по коридору к уменьшенной версии входа в святилище Свёрла – и переступил порог, велев мне подождать снаружи. Заглянув в проем, я увидел помещение, вероятно, служившее прадору жилищем – но оно опять-таки не соответствовало прадорским стандартам. Да, стены казались каменными, но в них было встроено множество аквариумов с подсветкой, полных весьма активных обитателей. Любопытствуя, я шагнул ближе, чтобы разглядеть получше.

Сбоку, у стены, находилось рабочее место с верстаками и прадорскими инструментами, окружавшими центральный объект. Неужели первенец мастерил какой-то механизм? Увлекшись, я забыл о приказе Бсектила ждать снаружи. И увидел… Изабель Сатоми на полпути ее превращения в капюшонника. Судя по лежавшей на столе коллекции, Бсектил создавал скульптуру из натуральных драгоценных камней. Это было настоящее искусство – то, чего в Королевстве прадоров, как считалось, не существовало вовсе. Более того, отсутствие у прадоров искусства Государство декларировало как окончательное доказательство их варварства.

Повернув голову, я увидел на другой стороне комнаты нечто, подходящее прадорам больше: стеллаж с пулеметами и лучевиками. Были тут и рабочие инструменты, которые можно крепить прямо к панцирю или броне. Среди скарба, на подставке, стоял первенец и снимал с себя доспехи. С тихим щелчком раздвинулись сегменты зрительной турели, захрустел и поднялся на полированных рейках разделившийся вдоль тянущейся над ножными гнездами линии панцирь. Передние подпорки отцепились, и панцирь откинулся назад на двух задних петлях, обнажив щербатую и корявую спину первенца – сделав его очень похожим на виденного мной недавно вторинца.

Последовали новые щелчки, и такие же полированные рейки, только поменьше, раздвинули и убрали броню, прикрывавшую ноги и клешни «краба». Прадор вылезал из экзоскелета, пользуясь, как опорой, чем-то вроде большой подковы, свисавшей с потолка. Освободив ноги и клешни, он уцепился за броню и выполз полностью, тяжело плюхнувшись на пол. Сперва его кривые ноги разъезжались, он с трудом сохранял равновесие. Я заметил решетку спикера-переводчика и прикрепленный возле глазного стебля форс.

– Натирает, – пробормотал Бсектил.

Наверное, броня предназначалась для обычных прадоров и была тесновата таким, как он. Я понял, что вижу очень, очень старого первенца. От подобных существ обыкновенно избавляются – каким-нибудь мерзким способом, – когда те пребывают в относительно молодом возрасте. Искусственно удерживаемые в отрочестве, они в какой-то момент становятся невосприимчивы к химии, которой их пичкают. И, насколько я понимаю, отцы убивают их прежде, чем они начинают неизбежно превращаться – несмотря на подавление – во взрослых. Или, может быть, все не так. Может, отцы убивают их до того, как они превратятся во что-то половинчатое – как этот.

– Ты хочешь стать взрослым? – спросил я.

– Нет, – ответил Бсектил. – Отец никогда не предлагал нам выбора. Но он знает, что мы вполне способны освободиться. К тому же сейчас физиологические изменения убили бы нас.

Я осознал, что застыл с разинутым ртом, и поспешно его захлопнул.

– Ты не похож ни на одного из известных мне прадоров, – выдавил я наконец.

– Задержанные в отрочестве, мы все равно растем, – сказал Бсектил. – Даже если мы могли бы превратиться во взрослых, мы бы деградировали.

– Ясно.

Первенец повел клешней в сторону своего творения:

– Что думаешь?

– Думаю, что получается очень здорово, – ответил я, – хотя выбор объекта немного смущает. Это твоя первая работа? Обычно прадоры такие… практичные.

– Эта первая – отец не разрешил бы ваять его.

– Понятно…

– Итак, твой корабль…

Бсектил направился к двери, я последовал за ним. Шагая по коридорам, мы встретили еще одного деформированного вторинца.

– А как же они? – спросил я. – Они растут, пребывая в постоянном отрочестве? Интересуются ли чем-то, не имеющим практической ценности?

– Для этого у них недостаточно мозгового вещества, хотя при форсировании такое возможно, – ответил Бсектил. – Отец думает о том, чтобы позволить им всем шагнуть на следующую ступень – стать первенцами. Но опять-таки физиологические изменения могут оказаться летальными. Бсорол исследует возможности, ты сумел бы в них разобраться, поскольку они включают адаптогенетику и нанокомплексы.

– Мы могли бы обратить вспять вред, причиненный постоянным химическим подавлением, позволив ганглию расти в наших малых, физически независимых родственниках.

Я так и подпрыгнул, поскольку Бсектил не произносил этих слов: они пришли прямо на мой форс. Проведя диагностику, я обнаружил, что устройство восстановлено – и подсоединено к компьютерной системе корабля Свёрла.

– Кто это? – спросил я.

– Бсорол, – ответил голос.

– Свёрл знает, что я получил доступ к корабельным компьютерам и что ты говоришь со мной? Как-то не хочется закончить жизнь с поджаренным мозгом.

– Он сам предложил это, – ответил Бсорол.

– Да, предложил, – вступил в разговор Свёрл. – Я вижу, как встает на место еще кусочек головоломки. Твоей экспертизы будет недостаточно для помощи Тренту Собелю.

В этот момент мы остановились у со скрипом открывающейся двери.

– Вечно ты избегаешь подробных объяснений, – хмыкнул я.

– Сам увидишь, – сказал Свёрл.

Но я тут же выкинул его слова из головы, поскольку сейчас, когда форс снова функционировал, получил что-то по каналу, раньше соединявшему меня с Флейтом. Странное поскуливание и обрывки поврежденного кода. Тем временем Бсектил провел меня по короткому туннелю в трюм, напоминающий тот, куда прибыли мы с Рисс.

«Копье» стояло здесь – покореженное, продырявленное, но меня порадовало хотя бы то, что корабль не развалился на части. Носовая броня покоробилась от жара там, куда угодил второй рельсотронный снаряд. А посередине, где прошелся атомный луч, отсутствовала целая секция обшивки, так что виднелись закопченные внутренности судна. Шлюзы и ремонтные люки были открыты, и в них тоже маячила угольная чернота. У хвоста, в который попал первый снаряд, работали пятеро вторинцев – в броне, щетинившейся моторизированными инструментами. Им помогала толпа государственных ремонтных роботов. Они сняли поврежденную обшивку, отсоединили термоядерный двигатель и сейчас возились с У-пространственным. Я окинул взглядом гору обломков, извлеченных рабочими, и только потом увидел гравивозок, нагруженный новыми материалами. Свёрл держал слово.

– Переустановка или наладка У-пространственных двигателей обычно прерогатива заводов и верфей, – заметил я.

– Мы можем собирать и ремонтировать их прямо здесь, – ответил Бсектил. – Отец уже разработал движки для У-прыжковых ракет и У-пространственных мин – и суб-ИИ, чтобы управлять ими.

Перспектива получения прадорами подобной техники мне не понравилась. Но Свёрл ведь не такой, как другие? Я промолчал, только махнул рукой в сторону работавших вторинцев:

– А заходить внутрь безопасно?

– Смертоносная радиация отсутствует, все системы отключены, оставшиеся боеприпасы и запасы энергии стабилизированы.

– Я имел в виду, – пояснил я, – что не хотел бы, чтобы меня перекусили клешни вторинца, когда я войду на свой корабль.

Бсектил повернулся к прадорам и что-то прощелкал. После паузы один из рабочих ответил ему тем же.

– Ты будешь в безопасности, – заверил меня Бсектил. – Они все равно пока не заходят внутрь.

Я приблизился, заглянул сбоку в проделанную лучом дыру, но понял, что попасть в корабль через нее не смогу. А пока я озирался в поисках входа, Бсектил подошел и опустил на пол клешню.

– Забирайся на меня, – предложил он.

Я посмотрел на «краба». Мы с ним разговаривали, я отвечал ему так, словно он был человеком или ИИ, гражданином Государства. Однако каждый раз, когда я переставал думать о том, кто он по сути, поведение этого самого Бсектила – а также Свёрла – пугало и ошеломляло меня. Все личные воспоминания, все чужие воспоминания, ставшие теперь моими, доказывали, что прадоры – жестокие безнравственные убийцы. И вот – Бсектил предлагает себя в качестве стремянки, чтобы я мог подняться на мой корабль. А его отличия от обычного прадора – возраст, да форс, да влияние Свёрла… Как и любой мой товарищ на войне, я всегда считал прадоров убийцами по природе своей. И вот сейчас, карабкаясь на клешню Бсектила, а оттуда – на его спину, я подумал, как же все-таки много зависит от воспитания.

Внутри меня встретили черные руины, поэтому потребовалось какое-то время, чтобы сориентироваться. Сознание услужливо подсунуло воспоминания медленно умиравшего в таком же разрушенном корабле человека, но я с легкостью подавил их. Обнаружив наконец остатки коридора, ведущего к задней части корабля, я сообразил, что причиной моего замешательства является еще и гравитационная ориентация. Гравипластины на полу трюма сейчас утверждали: «низ». Коридор же, относительно пола, тянулся вверх из развалин, бывших моей рубкой, жилой секцией и лабораторией. Чтобы подняться туда, мне пришлось использовать в качестве ступеней покореженную решетку пола, обнажившуюся там, где выпали гравипластины. Карабкаясь, я размышлял о том, каким же крепким должен был быть шип, чтобы уцелеть при таком ударе.

В районе обиталища Флейта повреждения уже оказались не столь ужасны, и я, опираясь на стену, без труда справлялся с углом подъема пола. Добравшись до входа в корабельный кортекс, я задумался, как же мне залезть внутрь. Впрочем, этого и не потребовалось. Толчок вырвал контейнер с Флейтом из захватов, и сейчас корабельный разум валялся среди груды обломков в нижнем углу помещения. Подойдя к нему, я исследовал повреждения корпуса.

В одном месте помятый контейнер треснул, из трещины вырывалась струя холодного воздуха. Сняв перчатку скафандра, я подставил под струю руку. Возможно, сам контейнер заморозил ганглий Флейта, сохранив его, а возможно, я опоздал. Всмотревшись сквозь щитостеклянное оконце, я различил внутри лишь случайные отблески. Но что-то там определенно работало. Я попытался связаться с Флейтом через форс, но искаженные коды исчезли, раздавалось только жалобное шипение. Возможно, сломалось встроенное в контейнер радио. И существовал лишь один способ проверить.

Пошарив по поверхности ящика, я нашел крышку небольшого люка, попытался открыть, но контейнер так перекосило, что пришлось воспользоваться осколком кермета, чтобы поддеть крышку. Внутри, к моему облегчению, я увидел неповрежденные кольца смотанного оптического кабеля. Развернув его, я воткнул конец в гнездо своего форса.

– …прости… – произнес Флейт.

– Пилот, – приказал я, – отчет о состоянии.

– Я… умираю, – ответил Флейт. – Системные порты… с первого по сто двадцать пятый… отсоединены. Ведется… диагностика. Внутренний заряд… восемь процентов. Система охлаждения… повреждена… органика… разлагается. Статус У-расчетов… нулевой…

– Конец отчета, – перебил я, с болью вспомнив о том времени, когда только что купил Флейта у «моллюска» Брита. – Бсектил?

– Помощь на подходе, – ответил первенец через форс.

Помощь прибыла в виде бронированного вторинца, нагруженного инструментами. В сознание резко ворвалось воспоминание: государственный отряд готовится захватить аналогично снаряженного прадора, и на этот раз отделаться от чужих ощущений оказалось труднее. Я поспешно посторонился и стал смотреть, как вторинец разматывает силовой кабель и вставляет его в контейнер. На корпусе замигали огоньки, и прадор, подсоединив к клешне головку резца, начал разбирать ящик. Я скорчился, борясь с приливом воспоминаний, с гомоном наседавших на границы моего сознания разумов. Что сейчас? И почему сейчас?

Внезапно я почувствовал, что шип наконец полностью погрузился в змеиное тело – и соединение установилось. А потом из общей массы вырвалось что-то новое, потеснив воспоминания солдата. Я ощутил сознание совсем иного рода, чуждое сознание, которое слишком трудно вместить. И вдруг я стал дроном-убийцей Рисс – новорожденной, готовой к бою, только что появившейся в Цехе 101.

Война людей и прадоров: Рисс

Сознание дрона пробудилось. Он знал лишь свой индекс, ДУП‑200, и быстро начал подсоединять все системы, инстинктивно проводить диагностику и становиться собой. Дроном-убийцей, созданным в виде прадорского паразита. Он походил на земную кобру, но с яйцекладом в хвосте, маленькими конечностями под капюшоном и тремя глазами. Из-за яйцеклада и смутной связи с земной биологией дрон отнес себя к женскому полу. Внутри у нее находились гравимотор, электромагнитные индукторы для проникновения в компьютерные системы, электромускулы, термоядерный блок для снабжения энергией и много-много компьютерных схем. Информация, ставшая доступной, ознакомила ее с историей и наукой человечества и ИИ. Но в центре всего стояла война. ДУП‑200 ненавидела прадоров. И нескольких секунд не прошло, как она уже осознала свое назначение и стремилась начать работать. Только потом включились ощущения, и она принялась изучать окружающую обстановку.

Зона сборки представляла собой длинную трубу, переполненную роботами-монтажниками – вихрь множества серебряных конечностей и инструментов трудился над четырьмя родичами ДУП‑200. Они висели, поддерживаемые силовыми полями, – все на разных стадиях сборки. Позади обнаружилась ее копия, только без внешней кожи – змеиный скелет, заполненный комплектующими и перевитый электромышцами. У следующего скелета отсутствовали и мускулы, и масса необходимых деталей – и пока ДУП‑200 смотрела, заготовка вдруг начала корчиться. Силовое поле тут же переместило ее в сторону, на извивавшемся теле сомкнулась клешня робота – и вышвырнула недоделанного дрона в боковой люк. Послав запрос субразуму станционного ИИ, управляющему этим цехом, ДУП‑200 узнала, что в кристалле двести второй выявилось слишком много дефектов. И ее проще было отправить в ближайшую печь на переплавку, чем переделать.

От маленького помещения в конце трубы тянулись туннели, ведущие в разные трюмы и доки завода-станции Цеха 101. Предшественницы двухсотой там отсутствовали, зато было полно дыма. Включив гравимотор, ДУП‑200 переместилась в центр комнаты, вызвала в памяти карту завода и обратилась к субразуму за деталями назначения. И вдруг вся станция содрогнулась, а двухсотая ощутила повсюду приливы и отливы энергии.

– Следуй в пункт ожидания Бета-Шесть, дитя мое, – отозвался субразум.

«Дитя мое?»

– Я отправлена в резерв?

– У нас тут ситуация, и поручить тебе задачу немедленно не получится.

За словами субразума что-то скрывалось, и поскольку дрон создавалась способной на эмоции, она уловила глубокое сожаление и горе. Если бы субразум умел, он бы сейчас плакал.

ДУП‑200 распахнула черный глаз и проверила данные. Канал был перекрыт, но потом блокирующая энергия как бы рассеялась, дрон получила доступ к компьютерам и сенсорам станции – и сразу поняла, в чем состоит ситуация. На Цех 101 напал прадорский флот, противник обстреливал военный завод. ИИ остановили выпуск всего, что сочли в данный момент не первостепенным. Роботы даже сворачивали некоторые сборочные линии, пуская материалы на производство тут же бросаемых в бой ударных кораблей. Дрон сразу поняла, что ее сестры никогда не родятся, ведь их цех точно закроют – хотя приказ на демонтаж еще не поступил.

Дрон видела, как отключили конвейер, и почувствовала облегчение: она буквально на волосок разминулась с гибелью. Затем направилась к туннелю, ведущему к пункту Бета-Шесть.

– Можешь выбрать себе имя из списка, – сообщил субразум с напряженной небрежностью.

Отыскав в сознании список, дрон быстро просмотрела его. Другие уже разобрали все хорошие имена вроде Каа или Шипящего Сида, но одно приличное все-таки осталось.

– Я выбираю Рисс, – сказала она.

– Прекрасное решение, – одобрил субразум. – Удачи в жизни.

Рисс почувствовала, как болезненная тьма сомкнулась вокруг субразума – а потом он рассыпался, разлетелся с воем. Дрон поняла, что стала свидетелем того, как станционный ИИ, вместо того чтобы перенести свой субразум в какую-нибудь другую категорию, просто уничтожил его. Было ли это обязательно?

«Военная необходимость», – подумала Рисс и тут же ощутила нечто совершенно неправильное в этой фразе. Соединившись с компьютерами станции, она обнаружила участки, где логика отступила, вытесненная цифровыми эмоциями; а на заднем плане звучал постоянный электронный плач.

Быстро лавируя по переходящим друг в друга туннелям, Рисс почувствовала, что температура внутри станции постепенно растет. Свернув в коридор, предназначенный для крупных дронов и людей, она обнаружила двух женщин и мужчину – на полу. Прозондировав их сенсорным датчиком черного глаза, она отметила, что двое, распростертые на горячей палубе, без сознания, а привалившаяся спиной к стене женщина – нет. Все были в обычной спецодежде, что, в соответствии со знаниями Рисс, никак не годилось для защиты от перегревания.

– Привет… дрон, – прохрипела женщина.

Рисс скользнула к одному из лежавших. Эта женщина умирала, и Рисс должна была что-то сделать. Подключившись к локальным системам, она быстро описала ситуацию. Но единственным ответом стал глухой смех, перешедший во всхлипывания.

– Вам всем нужны термокостюмы, – сказала Рисс женщине.

– Ах… если бы да кабы… во рту… росли… грибы…

Рисс не поняла, но она осознавала, что, хотя и обладает подробными сведениями о человечестве, сведения эти могут быть далеко не полны. Вероятно, женщина просто использовала какое-то разговорное выражение.

– У меня не получается добиться внятного ответа от Цеха Сто один или его субразумов, – сказала дрон.

– Это потому, – пробормотала женщина, – что Цех… слетел с катушек… больше часа назад.

– Не понимаю.

– Мы в дерьме… по уши.

Состояние другой лежавшей женщины достигло критической точки, сердце ее споткнулось – и остановилось. Рисс опять попыталась вызвать помощь, потом активировала свой индуктор, чтобы запустить сердце женщины, зависла над ней на гравимоторе и начала массаж грудной клетки.

– Не возись, – выдохнула вторая. – Она приняла… кураре-двенадцать.

Рисс провела сканирование, получила подтверждение – и перестала нагнетать воздух в легкие умершей. Двенадцатая производная названного органического яда лишала объект сознания, затем вызывала паралич нервной системы и быстро убивала. Дрон посмотрела на мужчину. Он принял тот же препарат и умер, пока Рисс сканировала его. Но женщина у стены ничего не принимала – и погибала от одного только жара.

– Им повезло, – сказала женщина, – у них… мемпланты.

– Не понимаю, – повторила Рисс.

– Поймешь, – ответила женщина.

Она подняла то, что держала в руке, и сунула себе под подбородок. Пульсар трижды быстро хлопнул – и у женщины исчез затылок, а мозги расплескались по стене – и тут же задымились.

Рисс застыла, пытаясь впитать то, что только что произошло. Просканировав женщину глубже, дрон обнаружила внутренние физические усилители, помогавшие той оставаться в живых, ведь температура давно уже превысила пределы, которые способен вытерпеть обычный человек. Оценив качество усилителей, Рисс поняла, что женщина испытывала боль, которая лишь возрастала бы – до тех пор, пока усилители не отказали бы вовсе. И тогда несчастная прочувствовала бы сполна каждый градус, она все равно что шагнула бы в раскаленную духовку.

Рисс добралась до конца коридора, скользнула в шлюз, оказалась в новом коридоре, свернула в трубу поменьше и достигла наконец пункта Бета-Шесть. В большом помещении сновали только боевые дроны. На одной из стен висели четыре штуковины, напоминавшие гигантских стальных пылевых клещей. Рядом слонялся огромный богомол. Рисс приблизилась к нему, опознав подобное себе оружие устрашения.

– Ты, наверное, последняя, – сказал богомол.

– Что?

– Производство дронов свернуто и отправлено в печи.

– Мне нужна информация.

– Вот ситуационные обновления.

Богомол открыл канал и послал по нему заархивированный файл. Рисс приняла пакет.

В данный момент обитателей завода-станции прежде всего занимал вопрос выживания Цеха 101, так что все доступные материалы, полученные через телепорт или хранившиеся на станции, превращались в ударные корабли. Но выпуск не поспевал за битвой, так что ИИ решил переключить на ввоз теплопоглощающий телепорт. Объем производства вырос – как и внутренняя температура. Около половины из пяти тысяч занятых на заводе людей успели надеть термокостюмы, что отсрочило их гибель лишь на несколько часов. Другие выбросились в пространство в скафандрах или аварийно-спасательных капсулах, но битва там шла такая жаркая, что их шансы на выживание были ничтожны. Кто-то залез в криокамеры в жилых отсеках – куда ИИ уже отключил подачу энергии, а роботы разбирали сами помещения, добывая сырье для звездолетов. Но Цех 101 не мог направить энергию на У-пространственный прыжок и бежать, так как малейшая брешь в защите наверняка привела бы к уничтожению станции. И в работе самого ИИ уже начали возникать перебои: его решения и сообщения выглядели нелогичными, попытка отключить телепорты была пресечена самой Землей-Центральной, а иные приказы, противоречившие основной задаче – выжить, – саботировались уцелевшими субразумами.

Рисс хотелось повторить: «Не понимаю», – но слишком уж часто использовала она эту фразу за свою недолгую жизнь.

– Проклятая эмпатия, – буркнул богомол.

«Нет, не это я собиралась сказать», – подумала змея-дрон.

– Считается, что у нас, как у постлюдей, без эмоций потеряется смысл жизни. Также считается, что эмоции выступают стимулом, который позволит нам победить в войне, – объяснил богомол. – Чертовы статистики.

Большой дрон шаркнул передней ногой по полу, сдирая железную стружку.

– Ладно, сдаюсь. Я не понимаю.

– Отличная была идея – одарить ИИ завода-станции эмпатией и сознанием человеческой матери, чтобы он наверняка приглядывал за своими детишками.

Наконец забрезжило понимание. Цех 101 родил и продолжал рожать тысячи разумов – только чтобы тотчас же послать их на смерть. Своих детей. А еще он, по необходимости, убил всех находившихся на борту людей.

– Поэтому он и неисправен? – предположила Рисс.

– Неисправен, – фыркнул богомол, – слишком технический термин.

– Можешь найти получше?

– Угу. – Скрежеща жвалами, богомол повернулся к Рисс. – Цех Сто один спятил, чокнулся, с дуба рухнул, пересчитав по пути все ветки.

– А почему я не чувствую…

– Ну, ты же новенькая, – сказал богомол, – конечно, ты чувствуешь не слишком много.

– Меня только что сделали, – осторожно согласилась Рисс.

– А я тут ремонтировался. – Жвала перестали скрежетать. – А в твоем случае – стоит ли ждать слишком много в смысле совести и сочувствия от дрона-убийцы?

Змея-дрон подумала о совершенстве своего физического облика, предназначенного лишь для одной цели, и поняла, что и сознание ее столь же утонченно и специфично. Цех 101 тоже создавался совершенным производителем разумного оружия. Но никто не предполагал, что он когда-нибудь окажется в гуще боя.

– О черт, – сказал богомол.

В иллюминаторы сектора Бета-Шесть ворвался свет, яркий, словно сияние множества солнц. Мощный взрыв тряхнул стотридцатикилометровую станцию, как рука ребенка – подвешенную над кроваткой погремушку. Сектор перекосило, в стене появилась трещина в тридцать метров длиной. Рисс обнаружила, что куда-то летит, увидела, как мелкие дроны, кувыркаясь, разбиваются о поврежденную стену, увидела застывшего на месте богомола, вонзившего ноги в пол, на котором остались корявые борозды. Рисс попыталась получить информацию, одновременно стараясь вытащить из стены застрявший в железе яйцеклад.

«Данные недоступны».

В проемы ударил огонь, люк одного из шлюзов сорвало с петель и вынесло в космос. Тело сдавила тяжесть, что-то застонало, а потом все исказилось – Рисс сразу опознала ощущения, только принадлежали они той части ее разума, что абсолютно несопоставима с человеческой. Цех 101 совершил У-прыжок.

Цворн

Цворн ощущал силу и мощь и начал чувствовать нечто еще, когда зажили остаточные клеточные повреждения, пропущенные хирургическими приборами. Пересаженные ткани по-прежнему саднили, но боль лишь придавала блеск другим ощущениям, становившимся все острее и острее. Цворн резко повернулся навстречу появившемуся из своей каморки Врому, который нес громоздкий синтезатор органики с точным терморегулируемым пульверизатором и вентилятором наверху. Поставив прибор на пол перед Цворном, Вром поспешно попятился. Даже бесстрастный первенец чувствовал перемены в отце и понимал, что опасность лично для него возросла.

Цворн склонился над устройством, качнул новыми глазами на стебельках. Он добавил их после основной операции и жалел об этом, поскольку они, похоже, функционировали как-то неправильно. Осмотрев пульт, созданный для прадорских рук-манипуляторов, которые у него отсутствовали, он установил соединение через форс и свои контрольные приборы.

– Ну, расскажи мне о нем, – велел он, отчего-то не горя желанием включать штуковину.

– Потребление энергии очень мало, он подпитывается простой индукцией от корабельных систем, – начал Вром. – Но даже без подзарядки его хватит на десятки дней. Гормоны и феромоны генерируются на основе твоего собственного генома, в иных же случаях точно соответствуют комбинации, созданной этим. – Вром махнул клешней в сторону изувеченных, но все еще живых останков молодого самца, лежавшего рядом и уже много дней слабо булькавшего в мучительной агонии. – Эффект должен быть точно таким же.

– Но если я активирую прибор сейчас, – заметил Цворн, – феромонная смесь в воздухе удвоится.

– Да, отец, – подтвердил Вром.

Цворн ткнул клешней в молодого взрослого. Он не хотел его смерти, ведь тогда терялась выработка гормонов, но теперь самец больше не требовался.

– Убери его и позабавься, только сделай так, чтобы он умер не позже чем через час.

Вром тут же двинулся к телу, наслаждаясь предвкушением редкого деликатеса. Бульканье самца стало громче, он явно осознавал, что ожидает его в ближайшем будущем. Вром уже тащил тушу к двери в свой закуток, чтобы там вскрыть панцирь и отобедать живым содержимым, а Цворн сосредоточил внимание на KB-дредноуте. На своем корабле.

Во-первых, нужно герметизировать каюты Сфолка и трех других молодых взрослых, чтобы их гормоны не разлетались по вентиляции. Через форс Цворн отсек их помещения от корабельной системы воздухоснабжения, после чего приказал кое-кому из вторинцев отправиться туда с помповыми смоляными пушками, чтобы запечатать каюты. Четверку это не убьет, по крайней мере какое-то время; позже, если возникнет желание, Цворн разберется с каждым лично.

Затем Цворн переключился на био – и газофильтрационные системы. Теперь их нанорешетки будут перехватывать все крупные молекулы и очищать воздух. Это требовало времени, так что Цворн установил уведомление, которое он получит, когда уровень гормонов в воздухе упадет на десять процентов от нынешнего. Потом он включит стоящее перед ним устройство. И все равно он опасался и немного недоумевал.

Конечно, даже если прадорские отцы-капитаны никогда не дышали одним воздухом с пятью молодыми взрослыми и четырьмя самками, эффект должен был быть известен. Так почему же им не пользуются повсеместно? Цворн задумался о собственном прошлом.

Отец Цворна, как часто случается с прадорами, одряхлел и стал неопрятен. Пока что химическое подавление роста Цворна не давало ему, первенцу-лидеру, превратиться во взрослого, но гормональный контроль состарившегося отца стал слишком слаб. Задолго до того, как обрести способность восстать против родителя, Цворн все понял и подготовился – то же сделали и трое других первенцев. Смешно, но если бы отец не решил, что пришла пора сместить Цворна, случившееся впоследствии могло вылиться в куда большее кровопролитие и завершиться далеко не обязательно в пользу Цворна. Как бы то ни было, отец вызвал его в свое святилище, где поджидали два кальмара-раба с хирургическими телефакторами наготове и новенькая сферическая оболочка дрона, куда должен был быть помещен ганглий Цворна. Цворн знал, что произойдет, а значит, мотив сопротивляться инстинкту повиновения был у него куда сильнее, чем у братьев. Никогда еще ему не доводилось делать ничего более трудного – но он подавил желание покориться, а потом активировал спрятанный в клешне атомарник и выстрелил в отца. Отец умер легко, луч пронзил насквозь слабые протезы жвал и дряхлое тело, внутреннее давление расширившихся газов сорвало верхушку панциря, но феромоны отца не улетучились столь же быстро, как и его жизнь.

Еще много часов Цворн корчился от страха, уверенный, что поступил неправильно, ожидая наказания, но постепенно феромоны в воздухе все же рассеялись, он ощутил свободу – и понял, что должен действовать, и немедленно. Подготовленный и к этому, он подошел к отцовскому пульту управления, включил связь и вызвал в святилище одного из своих братьев-первенцев, ничем не намекнув, что приказ исходит от него, а не от отца. Первенец прибыл и погиб, сожженный таким же лучом, что унес жизнь отца-капитана. Следующего постигла та же участь, но оставшийся, уже, конечно, почувствовавший исчезновение отцовского гормонального контроля, не ответил на вызов.

Инстинкт велел Цворну броситься за братцем в погоню, но это был бы неправильный шаг. Здесь, в отцовском кабинете-святилище, в самом сердце их подводного дома, он был в относительной безопасности и имел прямой доступ к компьютерным системам. И прежде чем начать проникновение в них, Цворн накрепко запер бронированные двери. Сперва он снял с панциря отца три контрольных пульта, мимоходом подкрепившись поджаренной родительской плотью и получив от этого огромное удовольствие. Вставив в пульты новые нанокорректоры, он прикрепил коробочки к собственному панцирю. Открылись три канала: к двум головоногим рабам и четырем отцовским боевым дронам, предшественникам Цворна, только вот коды к ним потерялись вместе со старыми нанокорректорами. Однако отец, весьма старомодный прадор, для доступа к домашним компьютерам пользовался обычным пультом с отверстиями для клешней, и Цворн, если будет осторожен, тоже сумеет работать так. Кстати, там же наверняка записаны и коды дронов. Много дней Цворн провел в надежном святилище, работая, поедая отца и двух братьев – и физически меняясь.

Непонятные желания начали обуревать его, ведь он больше не употреблял химический коктейль, поддерживающий отрочество. Тело казалось странным, ненадежным, все время хотелось есть. Возможно, радость, когда ему наконец-то удалось взломать компьютер и получить коды доступа к боевым дронам и рабам, ускорила изменения. Он как раз просматривал список бесчисленных неудачных попыток уцелевшего братца проникнуть в ту же систему, когда ощутил резкий болезненный спазм в задней части тела и услышал треск, словно что-то порвалось. А главное – он больше не чувствовал задних ног. Оглянувшись, Цворн увидел их – и упавший кусок панциря. А потом целый шквал неведомых прежде ощущений обрушился на него: это обнажились его новые, бывшие до сих пор недоразвитыми, половые органы, пенисы и коитус-зажимы.

Как всегда случается с прадорами на пороге взросления, Цворн немедленно почувствовал себя уязвимым, ему захотелось спрятать и защитить новое приобретение. Чувство он опознал сразу: оно принадлежало механизму выживания, убиравшему его с дороги агрессивных взрослых прадоров, включая и самого отца, который тут же напал бы на соперника и попытался бы его убить. Таков естественный отбор: выживает быстрейший и сильнейший. В далеком прошлом, еще до того, как сформировалось прадорское сообщество, взрослеющие прадоры уходили в укрытия и дожидались там окончания трансформации, охотясь и обильно питаясь, наращивая массу тела и брони. Полностью повзрослев, они возвращались завершить процесс: к самкам. Цворн подавил порыв, задумавшись об оружии; как-никак, он теперь управлял четырьмя боевыми дронами.

Связавшись с дронами – устаревшими, не столь изощренными, как современные модели, и оттого не способными различить, кто именно ими командует, – он отдал приказ и уставился на ряд шестигранных экранов. Дроны обладали довольно оригинальной формой тел, их панцири усиливала броня, и вмороженный внутри ганглий сопрягался с тактическими компьютерными системами. Прочие органы отсутствовали, замененные аккумуляторами и другим оборудованием. Предназначались дроны для работы на поверхности, гравитехнологии были дороги, так что передвигались они на гусеничном ходу. Вместо клешней у них имелись спаренные пулеметы с подвесными ракетометами. Цворн наблюдал, как они выкатываются со склада и разъезжаются по подводному дому. Один из них, прежде чем добраться до брата-первенца, повстречал двоих вторинцев, уже трансформировавшихся в первенцев и дравшихся сейчас в одном из коридоров. Короткая очередь мгновенно превратила их в дымившиеся ошметки.

Встревоженный первенец покинул свое маленькое святилище и через запасной выход нырнул в океан. Разочарованный Цворн тем не менее понял, в чем дело. Его брат больше не был первенцем, он тоже потерял задние ноги и обрел новые уязвимые половые органы. Цворн тут же сменил все домашние коды, чтобы молодой взрослый не смог вернуться обратно. И продолжил наблюдать, как дроны убивают оставшихся вторинцев, как входят в питомник мальков и уничтожают всех самцов. Самок в отдельной пристройке стоило сохранить для следующего цикла необходимых изменений, чтобы предотвратить инцесты.

Еще много месяцев Цворн провел в укрытии, игнорируя запросы других прадоров, соседей или союзников отца, понимая, что если они узнают об отцовской кончине, то закономерно сочтут жилище погибшего беззащитным – и нападут. Он рос. Он прошел через две полные линьки, и лишь когда затвердел последний взрослый панцирь, начал исчезать страх. Впервые покинув кабинет-святилище, Цворн посетил отцовский гарем, чтобы унять неумолимо нараставший зуд, но пользовался противозачаточным гелем. Ему не хотелось осеменить собственную мать и встать перед необходимостью менять этих самок на других, генетически отличных от данных. Вернувшись в кабинет, он некоторое время залечивал неизбежные при спаривании раны и решил, что пришла пора заявить о своем присутствии.

Сдержанная реакция прадорского сообщества на его появление удивила Цворна, но он обнаружил, что все сети гудят от других новостей. Корабли-разведчики обнаружили новую разумную расу вне границ Королевства, и его сотоварищи занимались сейчас обычными приготовлениями. Конечно, прадорам предначертано управлять Вселенной, и они не потерпят иных разумов.

Теперь, в настоящем, Цворна скрутила жестокая ностальгия, он попытался стряхнуть ее, но вес воспоминаний продолжал безжалостно давить. Он снова переживал возбуждение подготовки к войне, вспоминал, как едва не стал жертвой собственной родни, перебирал союзников, с которыми договаривался и которых предавал, и врагов, подобравшихся слишком близко и едва не убивших его. Он вспомнил свой медленный неуклонный и неудержимый подъем по иерархической лестнице прадоров, приобретение богатств и запуск собственного истребителя. Он вспомнил своих первенцев – но только один пережил все годы войны с Государством и теперь обитал в боевом дроне. Он вспомнил, как начал стареть и терять интерес к спариванию, а потом и конечности, и нужные органы и принадлежности, приобретя взамен трусость, наращивая слой за слоем защиту: корабли, броню, оружие, порабощенных детей. Он понял, что стал жесток и что агрессия его рождена страхом всего, что могло бы причинить ему вред…

Цворн резко встряхнулся, только теперь услышав, как гудит, оповещая, принесенное Вромом устройство, и тут же включил его через форс. Он думал о прошлом в связи с гормональным эффектом, а не для того, чтобы вновь переживать минувшие радости и ужасы. Но, опять-таки, почему этот эффект не используется? Вероятно, отцы-капитаны боятся самого страха – боятся, что они, двигаясь назад, вновь обернутся трусливыми отроками, – но Цворн ничего такого не ощущал. Он чувствовал то же, что и тогда, когда впервые заявил о своем присутствии остальным прадо-рам, – храбрость и готовность. И еще что-то, что-то мощное и неодолимое. Повернувшись, он открыл двери святилища и вышел наружу. Много воды утекло, но он все еще помнил способы избежать наихудших повреждений. Определенно пришло время нанести визит тем самкам.

Брокл

Только что прибывший челнок был одним из трех, которые использовались, чтобы доставлять заключенных в «Тайберн», к Броклу, и увозить их обратно. Женщина внутри – убийца, но дело не только в этом, иначе она бы не оказалась здесь. Ее ненависть к Государству заставила ее присоединиться к организации сепаратистов, и она, возможно, замешана во многих преступлениях. Государство хочет, чтобы из нее выжали информацию – после чего привели приговор в исполнение.

Из-за отвращения, которое женщина питала к Государству и ИИ, три ее сына лишились будущего. Они, несмотря на то что были уже взрослыми, похоже, права голоса не имели. Мать пыталась заставить их сопровождать ее к одной из внешних станций, чтобы захватить грузовоз. Но они отказались и даже пошли в своем бунте дальше, обзаведясь государственными форсами. Мать притворилась, что принимает их выбор, и пригласила детей к себе на обед, за которым накормила саморазмножающимися нейротоксинами. Убивающий в считаные секунды яд еще и разжижал мозги, превращая их в кашу. Так что, несмотря на поднятую форсами тревогу, троица оказалась мертва безвозвратно.

«Какая проза жизни».

Уныние охватило Брокла от перспективы исследовать женщину. Возможно, если бы Земля-Центральная прислала голема-убийцу или кого-нибудь вроде загадочного мистера Пейса, он ощутил бы что-то другое. Но за апатией последовало сердитое раздражение. Земля-Центральная сообщила Броклу, что он не добыл ничего ценного из Икбала и Мартины, проводивших время в компании Пенни Рояла на корабле капитана Блайта. ЦКБЗ приказал отпустить их, отправить назад на том же корабле… Вклад Брокла в решение «проблемы Пенни Рояла» на этом заканчивался.

Но Брокл считал иначе. Все сокровенные подробности, почерпнутые им у членов команды Блайта, доказывали, что Пенни Роял, как парадигмоменяющая сила, опасно нестабилен. Брокл затребовал двух других членов экипажа, Чонта и Хабер Герас, но, очевидно, ЦКБЗ перехватил их, допросил на Земле – и отпустил. Что было совершенно неправильно. Перекрестный допрос всех четверых дал бы гораздо больше. А сколько принес бы сопоставительный анализ опыта каждого! Взять их всех в оборот, поместить друг против друга в какую-нибудь виртуальную ситуацию – и извлечь новые факты. Разве Земля-Центральная не понимает необходимость этого? Не осознает, насколько опасен Пенни Роял?

Брокл сидел у окна, из которого открывался вид на тонкую центральную часть «Тайберна» вплоть до отсека, все еще содержавшего останки некоторых колонистов, скрежетал эрзац-зубами и чувствовал горячее желание взбунтоваться самому. Камеры допросной комнаты показывали ему Икбала и Мартину. Они лежали на полу, вокруг голов извивались серебристые черви нановолокон, проникавшие и внутрь черепов. Брокл вновь провел их через события на борту «Розы», слегка изменив ментальную перспективу. И каждый раз, когда он делал это, на поверхность всплывали новые подробности. Затем Брокл переключил внимание на док, где женщина, вышедшая из челнока, стояла, нервно ломая пальцы и озираясь по сторонам.

Да, пора нарушить условия заключения. Переговоры были трудны, и он согласился только потому, что получил именно то, что хотел: подозреваемых для допроса, разумы для детального анализа, разбора по косточкам. Но сейчас у него не было желаемого.

Брокл встал и отправился наружу, перешел на непривычную трусцу, потом, разозлившись, рассыпался на сотни серебряных червей и устремился к доку. Ворвавшись в отсек, он увидел женщину-сепаратиста под сотнями разных углов. Быстро и грязно, решил Брокл, заклубившись вокруг нее. Потом все черви разом накинулись на женщину, заключив ее в извивавшийся шар.

Брокл отделил плоть от черепа, потом череп от мозга. Слепленный из червей мяч катался по доку, роняя клочки мяса и кожи, осколки костей, а потом и обезглавленное тело. Разбирая мозг, ИИ записал его, создав модель, и запустил туда сознание преступницы. Выплюнув жижу мозгового вещества, Брокл покинул отсек – он уже извлек из женщины достаточно информации о ее контактах среди сепаратистов и участии в разных преступлениях, чтобы составить отчет. Затем он связался со своим субразумом в корабле-перевозчике, но вместо того, чтобы, как обычно, поглотить его, передал простые инструкции:

– Возвращайся на Омегу-Шесть за следующей партией.

Насколько Брокл знал, никакая «следующая партия» на станции, где содержалась его последняя жертва, не ждала.

– Ясно, – ответил субразум.

Док тотчас начал очищаться, дымившиеся на полу останки быстро высушил вакуум. Внешний люк открылся, и корабль, приводимый в движение сжатым воздухом, пошел к выходу. Теперь почти наверняка наблюдатель сообщит Земле-Центральной, что челнок отбыл пустой, без людей. Однако к тому моменту, когда главный государственный ИИ ответит, корабль нырнет в У-пространство. А челноков, чтобы вернуть команду Блайта, больше нет. Брокл просто тянул время, поскольку другое судно с новым заключенным, которого нужно допросить, обязательно вскоре прибудет.

Вернувшись в просмотровую комнату, Брокл вновь обрел вид юного толстяка. Доклад о сепаратистке он уже выслал. Позже он вернется в док и избавится от безголового иссохшего трупа. А прямо сейчас он проверил, как там Икбал с Мартиной, – прежде чем сформулировать ответы, которые даст в процессе неизбежного разговора с Землей-Центральной. А потом придется очень тщательно продумать окончание – и новые начала.