Запад и Восток

Глава 8

… — Понятно, — кисло промолвил Норман, так и не добившись от соискателя внятного ответа, что, собственно, он может предложить в качестве наемного работника. Телеграфисты нам были не нужны, в качестве чертежника Эла и пробовать было бессмысленно: заранее было понятно, что нет у него усидчивости и аккуратности… ну и что с ним делать? Ни толковой профессии, ни образования, зато врет как дышит и постоянно влипает в неприятности. Но, может быть, и в самом деле изобретатель от бога? — Ладно, испытательный срок — месяц. Жалованье — десять долларов.

— В неделю? — спросил Эл.

— В месяц, питание и проживание бесплатно, — с нажимом ответил Норман. — Если за месяц хорошо себя проявите — размер жалованья будет увеличен.

Эл поколебался.

— Согласны? — спросил Норман.

— С-согласен, — побледнев, кивнул Эл.

— Пожар устроит, — недовольно пробурчал откуда-то из-за чертежной доски Джейк. — Знаю я таких, намучаемся мы с ним.

— Я могу продать его команчам, если он у нас что сожжет, — подал голос из темного угла Бивер. — Много за такого дохляка не выручишь, но он молодой — так что, может быть, пару-тройку мустангов за него дадут.

Эл вообще побелел.

— Это вы шутите так? — выдавил он из себя. — Вы же не можете…

Бивер отлепился от стены, чтобы Эл как следует посмотрел на него, а то, кажется, плохо разглядел.

— Это я-то не смогу? — улыбнулся он.

— Ты его в боевой раскраске не видал, — добавил Джейк.

Эл нервно сглотнул.

— Ну, — уже скучая, промолвил Норман, — так вы согласны на наши условия или нет?

— Согласен! — выдохнул, решившись, Эл.

— Ладно, — подвел итог разговору Норман. — Джейк, отведи его к Браунам, вымой, выстирай, покорми и определи куда-нибудь на постой.

Он подождал, пока Джейк уведет Эла, и сказал в пространство:

— Вот к чему приводят эти ваши баллады. И книжечки! — добавил он, повернув голову к Дугласу. — Ну почему вы, дорогой мистер Маклауд, не пишете о том, что в жизни видели, а все какую-то ерунду придумываете?

— А не могу я писать о том, что видел, — очень серьезно ответил Дуглас. — Во-первых, вспоминать такое не хочется, а уж писать об этом романы — тем более. Хватит того, что я отчеты об этом писал. А во-вторых, хочется, чтобы всякой легкомысленной ерунды в этом мире было побольше.

Норман вздохнул.

— А ведь мог бы, наверное, писать книги не хуже Фенимора Купера.

— Лучше, — сказал Бивер. — Купер ваш, сказать по правде, индейцев в основном на картинках видал. И какие-то у него все герои… велеречивые. Если б кто так в жизни говорил, как у него в романах люди разговаривают, — его б за придурка считали.

— Это литературные условности, — объяснил Дуглас. — Книги должны учить прекрасному. А то если в книге написать, как ты в самом деле разговариваешь — это ведь нельзя будет такую книгу давать читать детям и невинным девушкам.

— Я согласен, чтобы книги обо мне читали взрослые мужчины, а не дети и девушки.

— А без разницы — все равно схватят книгу и прочитают, это же такой народ, — ответил Дуглас, посмеиваясь. — Ты что, детей не знаешь? Что нельзя — оно же самое интересное.

— Но девушки… — начал Бивер.

— То же самое. Если нельзя, то сильно хочется. Вон, во всей стране только два колледжа, где готовят женщин-врачей — и то, еще до войны было уже триста врачей-женщин, а уж сколько сейчас — даже не знаю. Дэн, ты как к женщинам в медицине относишься? — оглянулся он ко мне. Вопрос был с намеком, понятным только мне и ему.

— Самая женская специальность — после учительницы, — ответил я. — Хирургом, конечно, не всякая работать сможет, там еще физическая выносливость нужна, а так — почему нет?

— Бог ты мой, что же там женского? — возразил Норман. — Все медики, кого знаю, — жуткие циники, а военные медики — еще и мизантропы. И вот женщине в эту гадючью профессию… нет, лучше не надо. Сестры милосердия, конечно, дело другое, или там акушерки…

— А инженеры? — с усмешкой спросил Дуглас, глядя на меня.

— Женщина-инженер? — переспросил Норман. — А знаешь, если бы ко мне вместо вот этого Эла пришла девушка, получившая образование в институте Ренсиллера или хотя бы в Массачуссетском технологическом — я бы ее без размышлений принял. Сразу видно, серьезная девушка, пожаров устраивать не станет. Только вот не хотят девушки учиться в политехнических колледжах…

— Захотят, — сказал я. — А может, уже и учатся.

— Астрономический раздел «Сайентифик америкэн» редактирует женщина, — напомнил Дуглас. — Мисс Мария Митчелл.

— Ну так то астрономия, — отмахнулся Норман.

— А какая разница — небесная механика или земная? — резонно возразил Дуглас.

Однако умненькие и серьезные барышни-инженеры к нам в лабораторию наниматься не торопились, а восторженный почитатель Эл оказался тем еще разгильдяем. У меня волосы шевелились, когда он рассказывал об изобретениях, которые сделал во времена своих странствий по рабочим местам. Так, например, из-за того, что он отсутствовал на месте и не принял сообщение, диспетчер на железной дороге направил два поезда на один путь — с большим переполохом успели составы остановить. А как это диспетчер решил, что сообщение принято? А наш милый Эл изобрел автоответчик. Вот он где-то гуляет по своим важным делам, а автоответчик каждый час посылает по линии сигнал, что он, мол, на проводе, а если сообщение придет, автоответчик подает сигнал, что принято, благо эти сигналы короткие. Ну молодец, чё, смекалка на высоте!

Надзора над собой Эл не любил и предпочитал ночные смены, но у нас, само собой, этот номер не прошел. Джейк подымал его рано поутру и отправлял колоть дрова — до самого завтрака. Когда Эл сделал запас для нас — отправил в Уайрхауз, там для печек еще больше дров надо, пусть работает или изобретает автоматический рубщик.

После завтрака Эл практиковался в машинописи и заодно составлял каталог статей «Сайентифик америкэн» и других журналов. Нормана нервировало, когда мы надолго зависали над подшивками, разыскивая «ну где ж оно, я же помню, что что-то такое видел!», и он решил, что нужна картотека: паровые двигатели — в одном разделе, насосы в другом, ну и так далее. Чтобы, значит, открыть ящичек и сразу найти. А тут как раз рабсила появилась.

После обеда Джейк давал мальчику поиграться своими слесарными или столярными инструментами: у него всегда находились в работе какие-то детали, приспособления, на худой конец он мастерил что-нибудь из мебели — ну вот лишние рабочие руки ему очень были кстати. И, опять-таки, не нравится Элу полировать какую-нибудь столешницу — пусть изобретает автополировщик.

В результате такой загрузки первую неделю Эл выпадал в сон практически сразу после обильного ужина. В нашем мужском клубе, который по случаю зимы переместился с веранды внутрь магазина Макферсона, делали ставки, когда он от нас сбежит.

— Лучше бы делали ставки, когда он начнет изобретать, — проворчал Норман.

— Зачем вы над ним так измываетесь? — спросил Джемми. — Вы же собирались негра нанять дрова колоть, уже практически договорились.

— Это противопожарные меры, — ответил Норман.

Однако вместо изобретательства Эл предпочел симулировать. У него «ах, очень» заболела рука. И в чем-то я его хорошо понимаю.

Потом началось. В высвобожденное от рубки дров время Эл собрал свой автоответчик, раскритиковал мою электрическую клавиатуру, которую я забросил еще в прошлом году, рассказал, как надо (Норман сказал: «Сделай, если знаешь как»), а между делом попытался произвести на нас впечатление скоростью работы на телеграфном ключе. Ну, скорость у него была приличная, тут я не спорю, но ему быстро утер нос вернувшийся с Индейской территории Фокс. У Фокса при работе на ключе начисто отключалось всякое воображение и соображалка, и он никогда не задумывался над смыслом написанного сообщения, а просто гнал и гнал буквы с листа.

— Если б я с такой скоростью на ключе мог работать, я бы в Нью-Йорк подался, там операторам бешеные деньги платят! — воскликнул пораженный Эл.

— Нью-Йорк? — свысока переспросил Фокс. — Это то место, где на одну лошадь приходится миллион человек и сто паровозов? Мне там делать нечего. Я люблю свежий воздух.

Эла свежесть воздуха не беспокоила. Он потихоньку начал обрастать разным барахлом, и часто это барахло было химически-вонючее, что очень хорошо чувствовалось, поскольку в комнате, которая служила Джейку мастерской, не было вытяжного шкафа. После того, как Эл устроил настоящую химическую атаку с участием сероводорода, Норман попросил мистера Кейна побыстрее поставить маленький сарайчик в самом дальнем углу нашего участка и выселил Эла и его барахло туда.

— Отравится ведь, — прокомментировал Бивер.

— Зато нас травить не будет, — сурово ответил Джейк. Он навесил на «химический» сарай замок и самолично запирал его перед ужином, а поскольку печку там не поставили и лампу не выдали, была надежда, что Эл не будет туда прорываться среди ночи — там и днем было стыло и мерзко.

— Интересно, Эл, — спросил однажды Норман, — а чем ты там в сарае занимаешься?

— Я хочу получить суперрастворитель! — гордо доложил Эл.

— Растворитель чего?

— Всего!

— О как! — поразился Джейк. — А в какой посуде ты свой суперрастворитель хранить будешь?

Повисло неловкое молчание. Норман, Бивер и я героически старались не смеяться. Взгляд Джейка был наивен и невинен до неправдоподобия. Эл начал заливаться краской: до него дошло, какого дурака он свалял.

— Ну чисто теоретически… — начал я, — …можно поместить растворитель в вакуум и в невесомость…

— Может быть, прежде чем делать суперрастворитель, сперва заняться невесомостью? — спросил Бивер.

— Да легко, — отозвался я. — Строим космический корабль и выводим его на земную орбиту вместе с Элом. При отсутствии движущей силы возникает невесомость, и, пока корабль снова не вошел в земную атмосферу, Эл производит химические опыты в открытом космосе и получает свой растворитель.

— А светоносный эфир не помешает? — поинтересовался Норман.

— Эфир? — переспросил я.

— Ну, межпланетное же пространство заполнено светоносным эфиром, — пояснил Норман.

— А какие у него химические свойства? — спросил я.

Норман хмыкнул.

— Если прикинуть, — раздумчиво сказал Бивер, — так этот самый эфир и есть самый что ни на есть универсальный растворитель: он разлит по всей вселенной и пронизывает всё и вся.

— А зачем он нужен — этот эфир? — спросил я.

— В смысле? — завис Бивер.

— Зачем нужна концепция эфира? Что она объясняет?

— Свет же не может распространяться в пустоте, — сказал Бивер. — Нужна среда, в которой он будет распространяться.

Теперь уже завис я:

— Чего это вдруг свет не может распространяться в пустоте? Как же мы видим свет солнца и далеких звезд?

— Вот именно, как? — спросил Бивер. — Без помощи эфира наука пока объяснить не может.

— Что есть свет — волна или частица? — риторически вопросил Норман.

— И то, и другое, — ответил я.

Норман вздохнул:

— Опять эти беспочвенные фантазии… Дэн, а чем ты последнее время занимаешься? Целыми днями пропадаешь у Джонса, а Джонс потом присылает мне какие-то подозрительные сметы…

Я взял из его руки листок, присланный Джонсом, и внимательно прочитал.

— Вроде все правильно, чего тут подозрительного?

— То, что я не знаю, что ты там у Джонса сделать пытаешься. Судя по затратам, похоже, что как раз космический корабль и строишь.

— Да построить-то космический корабль — не проблема, — отшутился я.

— Еще один прожектер, — промолвил Норман и откинулся на спинку стула. — Рассказывай, как построить космический корабль.

Я хмыкнул:

— Проблема в том, как вывести его в космос.

— Выстрелом из большой пушки? — предложил Бивер. — Один мой знакомый пересказывал мне французский фантастический роман. Будто бы какие-то американцы после окончания войны решили построить огромную пушку, чтобы выстрелить снарядом в Луну. И вроде как этот снаряд представлял из себя этакий вагон, чтобы в нем могли путешествовать люди.

— А, — сказал я. — «Из пушки на Луну» Жюля Верна. Ну так это фантастический роман, а в романах все нормально летает, даже если чушь написана.

— Жюль Верн, говоришь? — переспросил Норман и пододвинул к себе записную книжку. — Как это имя правильно пишется?

— Не представляю, — ответил я. — Но писатель довольно интересный.

— На английский есть переводы?

— Не знаю.

— Ты, помнится, еще в прошлом году что-то в таком духе на своей лекции рассказывал, — припомнил Норман. — И тоже полагал, что лучше использовать для путешествия на Луну ракету. Но если прикинуть, сколько в этой ракете должно быть топлива, то лучше снова подумать о пушке. Если начать рассуждать, сколько пироксилина нам потребуется, чтобы выстрелить ядром весом в… ну, не будем желать слишком многого… десять фунтов…

—… на высоту хотя бы в 50 миль, — продолжил я, — то получается уж очень много пироксилина. Пушку разнесет нахрен. — Я не помнил, сколько там пироксилина запланировал для своей чудо-пушки Жюль Верн, но подозревал, что в тротиловом эквиваленте оно потянет на маленький атомный взрыв.

— А нам обязательно так высоко запускать ядро? — спросил Бивер. — Нет, я понимаю, что с первого раза нам ядро до Луны не добросить, да и зачем нам на ту Луну ядра бросать — еще селениты обидятся и нам что-нибудь сбросят, а им всяко бросать в нашу сторону легче… Но если стоит задача забросить ядро в безвоздушное пространство, то мне кажется, десяти миль более чем хватит. Помните рекордный полет британского шара «Мамонт» несколько лет назад? Коксвелла и Глейшера? Они поднялись на высоту примерно пять с половиной миль… ну, может быть, шесть, потому что там не до замеров уже стало, можно только догадываться, какова высота была. И воздуха на этой высоте уже не хватало. А если до десяти миль подняться — то там уже воздуха практически не будет.

— Для дыхания, — сказал я. — А если учитывать воздух как фактор, создающий аэродинамическое сопротивление, то надо подняться на высоту в миль шестьдесят, чтобы этот фактор исчез. Вот там и начнется настоящее космическое пространство, куда без ракет нет смысла соваться. А то, что ниже, это атмосфера, и там вполне возможны другие варианты. Хотя, конечно, и реактивные двигатели там могут сгодиться.

— Вот даже странно, — заметил как бы про себя Норман, — почему это ты для воздухоплавательных аппаратов не агитируешь за свои любимые… как ты их окрестил?.. deezel? — он ткнул пальцем в эскизы дизельного двигателя, на которые я приобрел привычку медитировать последние недели. — Ракетные же двигатели тоже будут иметь КПД больше, чем у паровоза.

— Да что угодно будет иметь КПД больше паровоза, — огрызнулся я. — Только как вы ракетный двигатель сделаете, если пока не умеете даже толковой паяльной лампы сделать?

— А ты, конечно, умеешь, — ехидно бросил Бивер.

— Я умею бестолковую сделать, — бросил в ответ я. — Вот пошли завтра к Джонсу, вместе мозгами пошевелим над моей бестолковщиной, а то у меня уже извилины в мозгах бантиками завязываются.

— То есть вы с Джонсом работаете над паяльной лампой? — уточнил Норман.

— И над лампой тоже, — подтвердил я.

— Тогда я завтра тоже с вами к Джонсу поеду. Еще один мозг лишним не будет.

Мы совсем забыли о нашем Эле, а он внимательно нас слушал да на ус мотал. Усы у него, правда, были сейчас скорее виртуальными, ничего серьезного на его полудетской мордахе пока еще не росло. После ужина, когда я полусонно размышлял, пойти ли мне на посиделки к Макферсону или тупо завалиться спать, он напал на меня с вопросом, чем ракетный двигатель отличается от ракеты, допустим, Хейла, которые в войну применялись на флоте.

Я думал недолго:

— Присобачиваешь две ракеты Хейла к велодрезине Бивера… видал ее?.. одну с правой стороны, другую слева. Поджигаешь одновременно, если тележка сдвинется с места — это ракетный двигатель. Если нет — то надо или количество ракет увеличивать, или саму ракету.

Порох, как известно, изобрели китайцы, и они же первыми придумали начинять им ракеты — вероятно, в 13 веке, если не раньше. Во всяком случае, можно уверенно говорить, что в 13 веке пороховые ракеты уже применялись китайцами в военном деле. Прогрессивные ракетные технологии весьма впечатлили соседей, и те вовсю заимствовали их — ну и соседи соседей тоже впечатлялись. В общем, уже в начале 14 века мода на военные ракеты докатилась до Европы, и известный французский историк того века Жан Фруассар даже изобрел базуку… вернее, придумал запускать ракеты из трубы для вящей точности попадания. С точностью и дальностью полета у ракет тех времен были проблемы, и довольно скоро европейские военные отказались от использования ракет в пользу более практичных пушек. Ракеты же перешли в разряд развлечений: фейерверк — зрелище красивое, тут не поспоришь.

Снова отнестись всерьез к ракетному оружию европейских военных заставили индийцы в конце 18 века.

Типу Султан, который владел княжеством Майсур, занимавший солидный кусок Индии, начал применять ракеты нового типа — в железном корпусе, отчего эффективность ракеты сильно повысилась и она стала по настоящему дальнобойной.

Майсурский солдат и ракета, рисунок английского художника Роберта Хоума (1752–1834)

Ракеты могли быть разных размеров, но обычно состояли из трубы из мягкого кованого железа около 20 см в длину и 4–8 см в диаметре, закрытой с одного конца и привязанной к бамбуковому древку длиной чуть больше метра. Железная труба действовала как камера сгорания и содержала хорошо уплотненный черный порох. Ракета, несущая примерно полкило пороха, могла пролететь почти километр. Кроме того, на войне использовались колесные ракетные установки, которые могли запускать от пяти до десяти ракет почти одновременно.

Англичан этот вид оружия весьма впечатлил. Один из английский офицеров, принимавших участие в четвертой англо-майсурской войне, позже вспоминал, что невозможно было двинуться, чтобы не попасть под ракетный огонь. Полковник Артур Уэлсли, будущий герцог Веллингтон, должен был расчистить местность от ракетчиков, с этим делом с налету не справился, пришлось операцию повторять. Однако неизвестно, как бы закончилась эта война, если бы британский снаряд не попал в ракетный арсенал Типу Султана. Чудовищный взрыв потряс город, но решающая битва произошла два дня спустя. Город был взят, а Типу Султана убил бравый стрелок Шарп… ну, во всяком случае, так написал в романе «Тигр Шарпа» Бернард Корнуэлл.

После падения Шрирангапатны в 1799 году было обнаружено 600 пусковых установок, 700 исправных ракет и 9000 пустых ракет. У некоторых из ракет были проткнутые цилиндры, чтобы они могли действовать как зажигательные огни, в то время как на других были железные наконечники или стальные лезвия, привязанные к бамбуку. Эти лезвия вращались, как летающие косы, срезая все на своем пути.

Несколько ящиков с ракетами были отправлены в Англию, в Королевский арсенал, для изучения и анализа. И по какому-то странному совпадению, именно в Англии начался золотой век ракетной техники: пять лет спустя некто Уильям Конгрив, сын контролера Королевских лабораторий Королевского Арсенала, изобрел свою ракету — тоже с железным цилиндром и на длинном шесте. Надо все-таки отдать должное, Конгрив поработал над усовершенствованием конструкции, и к 1813 году ракеты выпускались трех классов:

Тяжелые — 100- и 300-фунтовые (45 и 136 кг); 1,5–1,8 метров в длину, с длиной палки 7–8 метров. Они считались слишком громоздкими для эффективного использования в полевых условиях.

Средние — от 42 до 24 фунтов (от 19 до 11 кг); 0,6–1,2 метра в длину, с длиной палки 4,5–6 метров

Легкие — от 18 до 6 фунтов (от 8 до 2,7 кг); 0,4–0, 6 метра в длину, с длиной палки 2,5–4,2 метров

До эффективности тогдашних гладкоствольных пушек ракеты не дотягивали, но у них были свои достоинства, достаточные для того, чтобы ими всерьез заинтересовались военные: их можно было затащить туда, куда вряд ли затащишь пушку и использовать в сильно пересеченной местности или с лодок, и скорострельность у них была выше, чем у пушек. Вот с точностью попадания были проблемы: реактивная струя мотала ракету так, что всегда существовала опасность возвращения ее к ракетчику. Тем не менее, их вполне можно было применять в бою, и англичане не стеснялись их применять, но Автор не будет расписывать в подробностях все эпизоды: от наполеоновских войн до опиумных войн в Китае.

Наибольший отзыв на военно-техническую новинку оказался в Российской империи — там изобретал свои ракеты Александр Засядько, и была организована ракетная военная часть. Русские применяли ракеты в русско-турецкой войне при осаде Браилова и Варны и в Крымской войне.

Фейерверкер Лабораторных рот, 1826–1828. «Историческое описание одежды и вооружения российских войск, с рисунками, составленное по высочайшему повелению, с рисунками» — многотомный труд, составленный по повелению императора Николая I, содержащий подробное описание и иллюстрации военного и гражданского костюма за период с 862 года до царствования Николая I и выходивший в Санкт-Петербурге в течение 20 лет в период 1841–1862 годов

В той же самой Российской империи поляки тоже увлекались ракетной техникой и применили ракеты против русских войск во время Польского восстания в 1830 году.

Золотой век ракет продлился всего полвека. Уже к тому времени, когда Дэн консультирует Эла насчет ракетного двигателя, стало ясно, что конкуренции с новейшими нарезными орудиями ракеты не выдерживают и их перестали рассматривать как оружие — до Второй мировой войны.

Автор, однако, пишет роман о США, а потому возникает вопрос: а как обстояло дело с ракетами у американцев?

А оно обстояло, сразу скажем, обстояло настолько, что «красные блики ракет» зафиксированы в гимне США. Гимном эта песня, правда, стала только в 1931 году, но написана она была в 1814, по следам горячих событий — настолько горячих, что у них там сгорел город Вашингтон (в рамках англо-американской войны 1812 года).

Ничего своего в золотой век ракет американцы так и не изобрели, хотя в ходе мексиканской войны 1846–1848 годов ракеты применяли — в основном, шестифунтовые ракеты Хейла. Во время Гражданской войны ракеты применялись обеими сторонами. Так, например, 3 июля 1862 года силы Конфедерации под командованием Джеба Стюарта выпустили ракеты по войскам Союза. Конфедераты применяли ракеты и в Техасе, эти ракеты были изготовлены в Галвестоне и в Хьюстоне. Первое ракетное подразделение северян было сформировано в Нью-Йорке, но будто бы в бою так и не побывало. Зато другое ракетное подразделение стреляло по силам Конфедерации в Южной Каролине.

Ракеты обычно запускали с легких тележек, с четырьмя коваными железными трубами, каждая из которых была около 8 футов (2,4 метра) в длину, или с открытых желобов-направляющих, или просто из отдельных трубок.

И собственно, что такое ракета Хейла: та же ракета Конгрива, только Хейл пытался избавиться от длинного шеста, который исполнял роль стабилизатора, а потому сделал три наклонных выхлопных отверстия, чтобы заставить ракету вращаться в полете и этим обеспечить ей устойчивость траектории.