Вечный Город становился всё ближе. Его шпили, устремлённые ввысь, казались нерукотворными, словно кристаллы, выросшие из земли по воле неведомых сил. Стоя на носу корабля, я наблюдал, как детали архитектуры проступают сквозь дымку, раскрываясь передо мной во всей красоте.
Альберик подошёл бесшумно, встав рядом. Его глаза отражали городские огни, а губы изогнулись в лёгкой улыбке человека, возвращающегося домой.
— Величественно, правда? — он указал на центральную башню, пронзающую небо. — Башня Хронос, сердце Вечного Города. Именно там принимаются решения о судьбе мира.
— О его уничтожении, вы хотите сказать, — я не стал сдерживать сарказма.
Альберик покачал головой, не обидевшись на мою резкость.
— Перезапись — это не уничтожение, Максим. Скорее… перерождение. Представь художника, который стирает неудачный набросок, чтобы начать заново.
— Разница лишь в том, что набросок не состоит из миллиардов живых душ.
— Интересный выбор слов… — Альберик бросил на меня оценивающий взгляд. — Души. Многие из нас давно отказались от этого понятия. Слишком… метафизично.
Корабль продолжал плавно двигаться к порту, разрезая зеркальную гладь воды. Уже можно было разглядеть десятки других судов, пришвартованных у длинных пирсов. Некоторые походили на наш трансформированный корабль, другие представляли собой конструкции, не поддающиеся описанию словами моего мира.
— Знаешь, Максим, — продолжил Альберик, опираясь на перила, — Вечный Город — это не просто убежище бессмертных учёных. Это сокровищница, где мы храним всё лучшее, что создавало человечество за сотни циклов. Лучшие умы, величайшие артефакты… даже образцы искусства.
— И как вы определяете, кто достоин спасения?
— О, мы наблюдаем. Всегда наблюдаем, — в голосе Альберика появились мечтательные нотки. — Гении, опередившие своё время. Художники, чьи полотна затрагивают самые глубинные струны души. Философы, сумевшие выразить неизречённое. Все они получают приглашение незадолго до перезаписи.
— А те, кто отказывается?
— Бывает и такое, — он пожал плечами. — Не все могут принять идею бессмертия… или оставить свой мир, зная, что он обречён. Но большинство соглашается. Выбор между смертью и вечностью обычно не вызывает долгих раздумий. Тем более с возможностью шагнуть за грань привычного мира и познакомиться с другими такими же выдающимися людьми.
Я взглянул на Вечный Город с новым пониманием. Архитектура, которая сперва казалась просто невероятной, теперь обрела смысл — в каждой детали, в каждом изгибе я видел отголоски различных культур и эпох. Словно кто-то собрал лучшие идеи со всего мира и вплавил их в единое целое.
— Многие из нас изменились за столетия, — Альберик провёл рукой по своему лицу, и я заметил, что его черты на мгновение расплылись, словно отражение в воде. — Мы модифицируем себя, чтобы лучше справляться с задачами, которые ставим перед собой. Некоторые выбирают путь технологий — импланты, улучшающие разум или тело. Другие предпочитают биологические модификации. Третьи… ну, скажем так, у каждого свой метод достижения совершенства.
Корабль начал замедляться, приближаясь к пирсу. Команда молчаливых матросов засуетилась, подготавливая судно к швартовке.
— То есть, — я отвлёкся от созерцания Города, — вы считаете себя богами, решающими, какой цикл мира достоин существования, а какой — нет? И всё это ради какого-то высшего блага?
— Боги? — Альберик рассмеялся. — Нет. Мы не создаём мир. Мы лишь… садовники. Подрезаем ветви, поливаем, удаляем сорняки. Делаем всё, чтобы сад цвёл как можно дольше.
— Но, в конце концов, всё равно выкорчёвываете всё под корень.
— Потому что не нашли сад, который может цвести вечно, — его глаза потемнели. — Поверь, Максим, никто из нас не получает удовольствия от перезаписи. Но альтернатива… гораздо хуже.
Корабль пришвартовался с лёгким толчком. На пирсе уже ждали несколько фигур в длинных одеждах, напоминающих античные тоги, но с металлическими элементами, вплетёнными в ткань. Я предполагал длительную процедуру регистрации и досмотра — как-никак, я был чужаком в их драгоценном городе. Но Альберик, похоже, имел другие планы.
— Следуй за мной, — он спустился по трапу, даже не взглянув на встречающих. — Формальности подождут.
Я поспешил за ним, ощущая на себе взгляды встречающих. Их глаза светились изнутри слабым голубым светом — ещё одна модификация? Альберик двигался с удивительной быстротой, почти скользя по набережной. Я был вынужден использовать заклинание, чтобы не отставать.
— Перемести, — прошептал я, создавая искажение пространства вокруг своих ног. Каждый шаг теперь покрывал вчетверо большее расстояние.
Мы миновали портовые постройки и оказались на широкой улице, вымощенной плитами из материала, напоминающего перламутр. По обеим сторонам возвышались строения, которые я затруднился бы назвать просто зданиями. Казалось, они росли из земли, ветвились и распускались, как причудливые цветы. Стены переливались оттенками сине-фиолетового и белого, словно чешуя экзотической рыбы. В окнах-глазницах мерцали огни, но они не были похожи на пламя свечей или масляных ламп — скорее, это напоминало концентрированный солнечный свет, пойманный и укрощённый.
— Здесь живут алхимики, — пояснил Альберик, заметив мой интерес. — Лучшие умы в области трансмутации, собранные из десятков циклов.
Мы продолжали двигаться, и город раскрывался передо мной, слой за слоем. Каждый район имел свой характер, свою атмосферу. Кварталы учёных с их строгими геометрическими формами сменялись воздушными ансамблями, созданными архитекторами и художниками. Где-то вдалеке я заметил массивные конструкции, окутанные паром и дымом — вероятно, мастерские инженеров.
По улицам двигались люди — некоторые выглядели совершенно обычно, другие же обладали странными чертами, выдававшими долгие годы экспериментов над собственным телом. Я видел людей с прозрачной кожей, сквозь которую просвечивались внутренние органы; существ, чьи конечности разветвлялись причудливым образом; фигуры, окутанные постоянными энергетическими полями.
И вдруг я заметил перемену в Альберике. Его силуэт начал расплываться, черты лица поплыли, словно воск под пламенем свечи. Через несколько мгновений передо мной был уже не молодой элегантный аристократ, а зрелый мужчина лет сорока, широкоплечий, с аккуратной бородой и глубокими морщинами вокруг глаз. Его настоящий облик.
— В Вечном Городе нет нужды в масках.
— А я всё думал, когда же вы перестанете притворяться, — ответил я, не выказывая удивления. — Полагаю, молодость ценится во внешнем мире больше, чем здесь?
— Дело не в ценности, — Альберик усмехнулся. — А в эффективности. Молодому аристократу открыты многие двери. К тому же, мне нравится несоответствовать ожиданиям людей. Они видят то, что хотят видеть.
— И куда мы направляемся? — спросил я, когда мы начали подниматься по широкой лестнице, ведущей к возвышенной части города. — Я думал, меня сначала проведут через какую-нибудь процедуру регистрации или допроса.
— Для начала вам стоит встретиться со своим дедом, — ответил Альберик. — Отцом Марии. Леонидом Леонхарт. Он ожидает вас.
Имя деда отозвалось во мне странным образом — словно далёкое воспоминание, пытающееся пробиться сквозь туман. Было ли это следствием моей необычной природы? Помнила ли душа то, чего не мог помнить разум?
В Петербурге, в доме на набережной, Эдвард остановился перед дверью и трижды постучал серебряным набалдашником. Прошло несколько минут, прежде чем дверь отворилась.
— Проклятье, — выдохнул тот, кто открыл дверь, увидев Эдварда. — Я надеялся, что хранители убьют тебя и я больше не увижу твою пугающую рожу.
— Это так ты благодаришь меня за свое спасение? — невозмутимо ответил Эдвард, входя без приглашения.
— И что ты хочешь? — холодно поинтересовался он, когда они прошли внутрь.
— Обстоятельства изменились, — Эдвард сел в кресло. — Грядёт перезапись.
— Следовало ожидать, — Артур тяжело выдохнул. — Но у нас же есть время? Они не могут начать перезапись, пока…
— Пока кто-то из них находится во внешнем мире? — Эдвард снял свои неизменные красные очки, открывая белые, лишённые зрачков глаза. — Госпожа Мария давно мертва, а её сын сейчас в Вечном Городе по приглашению Совета. Мы же с тобой не более, чем мусор под ногами — нас можно и не учитывать.
Артур молчал, пытаясь придумать, как избежать смерти. Он так часто выскальзывал у нее из-под носа, что это уже вошло в привычку. Но как ускользнуть от катаклизма во всем мире?
— Мне нужна твоя помощь, — продолжил Эдвард. — Точнее, нам всем нужна твоя помощь. Ты единственный известный мне человек, способный проникнуть в Вечный Город незамеченным. Благодаря особому дару, которым наделила тебя Мария.
— Я давно не использовал его, — Артур машинально потёр шрам на предплечье — след от экспериментов Марии. — Да и с чего ты взял, что я захочу помогать? Ты представляешь, что сделают со мной, если я вернусь туда без разрешения?
— Представляю, — кивнул Эдвард. — Но сравни это с тем, что произойдёт, если они перезапишут мир. Ты думаешь, тебя пригласят туда? Постелют ковровую дорожку?
Артур не хотел отвечать. Даже Марии, которая ценила каждую душу, он был не столь важен, что уж говорить о Совете Вечного Города.
— Ты умрёшь вместе со всеми, если мы не остановим процесс, — Эдвард подался вперёд. — Или… у тебя есть возможность пережить перезапись, укрывшись в Вечном Городе. Пусть даже тайно.
Эдвард видел, как колеблется Артур. Страх боролся с инстинктом самосохранения, гордость с благоразумием.
— Если я соглашусь, — наконец произнёс он, — это не значит, что я простил тебя. Или её.
— Твои чувства — последнее, что меня волнует сейчас, — сухо ответил Эдвард.
Артур долго молчал, а затем кивнул.
— Только чтобы выжить. И освободиться от долга перед тобой.
— Разумеется.
Мужчина встал, подошёл к Эдварду и положил руку ему на плечо. Пространство вокруг них задрожало, пошло волнами, а затем схлопнулось с негромким хлопком. Комната опустела.
Резиденция Леонида Леонхарт располагалась на одной из вершин, окружающих Вечный Город. Издалека она напоминала орлиное гнездо — такая же неприступная и величественная. Но вблизи я разглядел изящество конструкции, идеально вписанной в окружающий ландшафт. Здание словно вырастало из скалы, повторяя её естественные изгибы.
Альберик привёл меня к входу, где нас встретил слуга — или, по крайней мере, существо, выполняющее функции слуги. Его человеческие черты были едва узнаваемы под слоем металлических имплантов. Глаза заменяли сложные оптические приборы, а вместо рта виднелась решётка динамика.
— Господин Леонид ожидает вас в западном крыле, — произнёс слуга голосом, в котором странным образом сочетались механические нотки и человеческие интонации.
Альберик кивнул и повернулся ко мне.
— Дальше ты пойдешь один. Я буду ждать здесь.
Я последовал за слугой, который двигался с неестественной плавностью автоматона. Коридоры резиденции были просторными и светлыми, с высокими потолками и большими окнами, выходящими на панораму Вечного Города. Повсюду я замечал предметы искусства — скульптуры, картины, артефакты, чья красота соперничала с функциональностью.
Наконец, слуга остановился перед массивной дверью из белого мрамора.
— Господин Леонид внутри, — произнёс он и удалился, оставив меня одного.
Я глубоко вдохнул и постучал. Дверь бесшумно отворилась, приглашая войти.
Комната оказалась библиотекой — огромной, многоуровневой, с книжными полками, уходящими под самый потолок. Тысячи томов, манускриптов, свитков — казалось, здесь собраны знания всех времён и народов. В центре располагался круглый стол с разложенными на нём картами и схемами, а над ним парили хрустальные сферы, излучающие мягкий свет.
У дальнего окна стоял мужчина, обернувшийся при моём появлении. Он выглядел не старше сорока лет — тёмные волосы с лёгкой проседью, орлиный нос, волевой подбородок и, самое главное, глаза — точно такие же зелёные, как у меня и моей матери.
— Максим, полагаю, — произнёс он голосом, в котором чувствовалась власть и сила.
Он не сделал попытки обнять меня или хотя бы пожать руку. Просто стоял, изучая, словно интересный экспонат.
— Господин Леонид, — я кивнул, сохраняя дистанцию. — Или как вас тут называют? Старейшина? Может быть, мне стоит сказать «дедушка»?
— В Вечном Городе мы не придаём значения титулам, — он слегка улыбнулся. — Здесь важнее, что ты можешь создать, чем как тебя называют.
Повисла неловкая пауза. Мы изучали друг друга, пытаясь найти знакомые черты в чужом лице. Наконец, он жестом пригласил меня к столу.
— Присаживайся. Уверен, у тебя много вопросов.
— Почему вы не спасли её? — спросил я напрямик, игнорируя приглашение. — Мою мать. Вашу дочь. Вы знали, что ей грозит опасность, и ничего не сделали.
Леонид вздохнул, и на мгновение его лицо отразило глубокую боль, которую он явно привык скрывать.
— Я пытался, — тихо ответил он. — Предлагал ей вернуться в Вечный Город, обещал защиту, амнистию… Она отказалась. Мария всегда была упрямой.
— Как и вы, я полагаю, — я подошёл к окну, разглядывая раскинувшийся внизу город. — Иначе она не сбежала бы отсюда.
— Видишь ли, Максим, — Леонид встал рядом со мной, — не всё в этом мире черно-белое. Особенно когда речь идёт о выживании.
— Выживании? — я повернулся к нему. — Вы называете это выживанием? Стирать и перезапускать цивилизацию по своему усмотрению?
— Выйдем на балкон, — предложил он. — Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Мы вышли через стеклянные двери на просторный балкон, нависающий над крутым склоном горы. Отсюда открывался захватывающий вид на большую часть Вечного Города: величественные здания, парящие сады, сеть каналов, по которым циркулировала вода невероятной чистоты. А за городом, уходя к горизонту, простиралось море, чьи воды отливали голубым светом даже при дневном освещении.
— Красиво, правда? — Леонид облокотился на перила. — Знаешь, сколько лет этому городу?
— Полагаю, немало, — ответил я. — Учитывая, что вы перезаписываете мир с завидной регулярностью, можно представить.
— Пять сотен циклов, — произнёс он, не обращая внимания на мой сарказм. — Пять сотен перезаписей. И всё началось с катастрофы, которую мы не смогли предотвратить.
Он закрыл глаза, и я почувствовал, как воздух вокруг нас сгустился. Балкон, город и море исчезли, сменившись видением иного мира. Я видел высочайшие башни, летающие машины, людей, свободно парящих в воздухе без всякой магии. Люди в этом видении жили в гармонии с технологиями, достигнув невероятного прогресса.
— Это был первый цикл? — спросил я, завороженно наблюдая за мельчайшими деталями воссозданного мира.
— Да, — кивнул Леонид. — Пик человеческого развития. Мы победили болезни, продлили жизнь, покорили силы природы. Казалось, для нас нет ничего невозможного.
Видение изменилось. Теперь я наблюдал, как этот прекрасный мир медленно умирает: небо затягивают тёмные тучи, океаны высыхают, земля трескается, а люди начинают войну за последние ресурсы.
— Что произошло? — мой голос звучал глухо, словно издалека.
— Мы слишком увлеклись прогрессом, — с горечью ответил Леонид. — Слишком быстро расходовали ресурсы планеты. Слишком самонадеянно полагали, что сможем решить любую проблему с помощью технологий. Когда мы осознали ошибку, было слишком поздно. Планета неизбежно умирала.
Я увидел группу людей — учёных, инженеров, философов — собравшихся в подземной лаборатории. Они работали над чем-то колоссальным: устройством, способным изменить саму материю мира.
— Нас было немного, — продолжил Леонид. — Лучшие умы эпохи, объединившиеся в отчаянной попытке спасти то, что ещё можно было спасти. Мы создали устройство для перезаписи — очищения и восстановления планеты. И мы создали Вечный Город — вне основного потока времени, защищённый от любых катаклизмов. Место, что могло стать безопасной гаванью в любом катаклизме.
Видение показало момент активации устройства: ослепительная вспышка света, охватывающая всю планету, а затем — тишина. И новое начало: девственные континенты, чистые океаны, нетронутая природа.
— Так вы решили пожертвовать всем населением мира, чтобы спасти планету, — заметил я. — И до сих пор продолжаете это делать. Цикл за циклом.
— Мы спасли саму возможность существования жизни, — возразил Леонид. — Альтернативой была тотальная гибель планеты. Безвозвратная.
Видение рассеялось, и мы снова оказались на балконе. Леонид выглядел утомлённым, как будто создание этих образов отняло у него много сил. Такого применения магии я до этого не видел и даже не мог оценить, сколько сил на все это необходимо потратить.
— С тех пор, — продолжил он, — мы наблюдаем за каждым циклом. Каждый раз человечество идёт разными путями, но рано или поздно приходит к одному результату — саморазрушению. Конечно, некоторые цивилизации живут дольше других, некоторые достигают гармонии на определённый период… но неизменно, абсолютно все они в какой-то момент переходят черту невозврата.
— И вместо того, чтобы помочь им найти верный путь, вы просто стираете всё и начинаете заново? — я не скрывал возмущения. — Это похоже на ребёнка, который ломает свою игрушку, если она не работает так, как ему хочется.
— Ты говоришь в точности как твоя мать, — Леонид криво усмехнулся. — Такой же идеалист. Но поверь моему опыту: прямое вмешательство не работает. Мы пробовали. Это лишь ускоряет катастрофу. Человечество должно найти свой путь самостоятельно.
— Или погибнуть, пытаясь.
— Именно. Мы ищем тот единственный цикл, где человечество сможет развиться в гармонии с планетой. Где прогресс не приведёт к саморазрушению.
— А пока убиваете миллиарды, — я покачал головой. — Это всё равно, что убить младенца, зная, что он когда-нибудь всё равно состарится и умрёт. Или же посадить возможного преступника до того, как он сделает решающий шаг.
Леонид рассмеялся — неожиданно горько и искренне.
— Твоя мать говорила точно такими же словами. То же самое сравнение. Удивительно. Никто не объяснял тебе, о чём она думала, и всё же…
— Значит, поэтому она сбежала? — я пристально посмотрел на него. — Потому что была против перезаписи?
— Да, — кивнул Леонид, и его лицо стало серьезным. — Мария всегда была против. Сначала она пыталась убедить Совет изменить подход. Когда это не удалось, стала работать над средством, способным блокировать процесс перезаписи. А когда поняла, что не сможет остановить его полностью… сбежала.
— Зачем?
— Она надеялась, что перезапись не запустят, пока один из жителей Вечного Города находится во внешнем мире, — Леонид вздохнул. — Особенно если этот житель — дочь главы Совета. Она думала, что я не стану рисковать ею.
— И всё-таки вы готовились к перезаписи, — я не спрашивал, я утверждал.
— Всё не так просто… — Леонид отвернулся, глядя на город, купающийся в лучах заходящего солнца.
Двери распахнулись, и в комнату решительно вошли несколько фигур. Пятеро человек — трое мужчин и две женщины, все в одинаковых длинных одеяниях с серебряной вышивкой. В их осанке чувствовалась власть, а в глазах — та особая холодность, которую даёт только отрешённость долгих лет существования.