Изабелла Бергова дрожащими пальцами поднесла чашку с чаем к губам, но так и не смогла сделать глоток — напиток расплескался из-за непрекращающейся дрожи в её руках. Александр Темников, который находился рядом с ней, аккуратно забрал чашку и поставил на стол, после чего накрыл её холодные ладони своими тёплыми.
— Вам не следует бояться, Изабелла Георгиевна, — его голос звучал негромко, но твёрдо. — Вы в безопасности.
Они находились в тайной квартире, которую Александр держал для особых клиентов ателье, тех, кто предпочитал примерки вдали от любопытных глаз конкурентов или недоброжелателей.
Изабелла нашла его сама, явившись ночью с лицом, наполовину скрытым густой вуалью. Когда она сняла её, открылся безобразный синяк, расползавшийся от скулы до виска.
— Он убьёт меня, — прошептала прима, нервно теребя край шали. — Если узнает, что я была здесь, что рассказала… Вы не знаете его, Александр Николаевич. Он… не такой, каким кажется на людях.
— Кто именно, Изабелла Георгиевна? — Александр уже догадывался, но хотел услышать это из её уст.
Она подняла на него полные слёз глаза.
— Наследный принц, — голос её упал до шёпота. — Петр Алексеевич. Он… он делает страшные вещи. Не только со мной. Были другие, до меня. Много других.
Александр напрягся. Он ожидал чего-то подобного, но одно дело подозревать — и совсем другое услышать подтверждение.
— Что с ними случилось? С другими?
Изабелла всхлипнула.
— Они исчезают. Уезжают внезапно. В провинцию, за границу… Но никто никогда их больше не видит. Ни одну из них. А потом появляется следующая… — она истерически рассмеялась. — Моя очередь подходит, я чувствую. Он становится всё злее, всё неуправляемее. После ареста своей тети, Авроры Сергеевны, это стало совсем невыносимо. Он словно… сорвался с цепи.
— Как давно это происходит? — Александр подался вперёд, его пальцы слегка сжались вокруг рук Изабеллы.
— Так было не всегда. Поначалу он был добр ко мне, нежен, но потом, когда все зашло слишком далеко, я уже не могла уйти, а он истязал меня. Но с тех пор, как вернулась Аврора Сергеевна, все стала еще хуже. Началось какое-то безумие. Сначала приступы ярости, потом жестокость.
Александр сделал глубокий вдох. Судьба самой известной примы Российской империи сейчас висела на волоске, и её спасение зависело от него. Он чувствовал это и считал, что должен что-то сделать с этим.
— Изабелла Георгиевна, моя карета готова. Мы едем сейчас же.
— Куда? — она испуганно отшатнулась.
— К моему брату, Максиму, — увидев, как расширились её глаза, Александр уточнил: — Теперь его официально именуют Максим Алексеевич Романов. Я доверяю ему как себе, и уверяю вас, он поможет.
Гвардеец, оторванный от земли на полметра, хрипел и тщетно пытался дотянуться до рукояти кинжала, спрятанного на поясе. Второй солдат лежал у моих ног, бессознательный, но живой — я был не настолько разозлён, чтобы нарушать свои принципы не поднимать оружие на подданных империи, всего лишь исполняющих приказы.
— Может, всё же позовем подкрепление? — негромко спросил Виктор, стоя в сторонке и наблюдая за этой сценой с лёгким оттенком скуки.
— О нет, — я отшвырнул третьего гвардейца к стене, достаточно аккуратно, чтобы тот только выронил шпагу и обзавёлся синяками, но не переломами.
В покои наследного принца вела небольшая анфилада комнат, каждая из которых охранялась отборными бойцами личной гвардии. Увидев меня, они сделали стойку, преданные своему господину — этого нельзя не уважать. Но когда я объявил, что намерен арестовать Петра Алексеевича, гвардейцы предпочли силу бумаге с подписью. Что ж, их выбор.
Последний защитник наследника был, пожалуй, самым серьёзным противником. Мужчина средних лет с неприметной внешностью, но с цепким взглядом боевого мага, блокировал мой выпад истинного слова «Преломи» своевременно поставленным барьером.
— Впечатляет, — я даже приподнял бровь от удивления. — Давно не встречал столь искусную защиту от пространственной магии.
— У меня был хороший учитель, — скупо ответил он, выставляя руки в защитной стойке.
— Скорее всего, из Судебного Бюро, — я начал медленно обходить его по дуге. — Такой стиль лет восемь назад преподавали в специальном отделе для защиты высших чинов империи. Я читал об этом.
Его глаза на мгновение расширились от удивления — этой секундной заминки хватило.
— Разрушь, — я вложил в истинное слово максимум концентрации, направляя энергию не на самого мага, а на структуру его защитного поля.
Барьер разлетелся, словно стеклянная ваза, осколки магической энергии на долю секунды засверкали в воздухе и погасли. Мужчина отшатнулся, но тут же выхватил кинжал — боец до конца, что импонировало.
— Останови, — произнёс я, и его тело застыло, скованное невидимыми путами. — Вы отлично сражались, — сказал я, забирая оружие из его руки. — И выполняли свой долг. Но в интересах империи вам следует пропустить меня к вашему господину.
Оставив застывшего мага и нейтрализованных гвардейцев на попечении Виктора, я наконец распахнул двери личных покоев наследного принца. И нашёл Петра именно там, где и предполагал — в компании вина и какой-то разряженной красотки, которая при виде меня бросилась прочь, прикрывая обнажённую грудь обрывками платья. Похоже, у Изабеллы уже появилась замена. Быстро он.
— Какая наглость, — Петр медленно поднялся с дивана, и я с удовлетворением заметил, что его слегка пошатывает. — Врываться в покои наследника империи… Ты сегодня же окажешься в Петропавловской крепости! Несмотря на свое положение.
— Боюсь, у меня для тебя плохие новости, — я развернул указ Судебного Бюро. — По обвинению в жестоком обращении с подданными империи, покушении на убийство и злоупотреблении положением, а также в подозрении многочисленных убийств, я, Максим Алексеевич, арестовываю тебя, Петр Алексеевич Романов, и препровождаю под стражу для суда Его Императорским Величеством.
Петр расхохотался, но в его смехе не было веселья — только ярость.
— Ты рехнулся? Я наследник престола! У тебя нет ни права, ни власти.
— Право мне даёт указ Бюро, а оно, как ты помнишь, имеет такую власть. Подписано самим Воронцовым — главой Судебного Бюро, — я спокойно свернул пергамент и убрал его в карман.
Петр прищурился, и я заметил, как его зрачки расширились неестественно сильно — верный признак влияния эликсира. От Изабеллы Берговой, примы императорского театра и фаворитки наследника, я знал, что после ареста Авроры наследник принимал всё больше этой отравы. Похоже, он успел создать запас.
— Я превращу твою жизнь в ад, — прошипел Петр, делая шаг в мою сторону. — Сотру в порошок, уничтожу всех, кто тебе дорог. Начну с той девки-артефактора…
Он не договорил. В следующий момент мои пальцы сжались вокруг его горла, и я приподнял его над полом — ровно настолько, чтобы он ощутил всю серьёзность моих намерений.
— Никогда, — прошептал я, глядя прямо в его испуганные глаза, — никогда не угрожай моим близким.
Отпустив его, я позволил наследнику судорожно вдохнуть воздух. Он тяжело закашлялся.
— Одевайся… брат, — бросил я, указав на его халат. — Отец ждёт.
Виктор вошёл с наручниками. Петр дёрнулся было, но мой друг скрутил его с профессиональной быстротой.
— Это унижение! — выплюнул наследник. — Отец не простит тебе этого!
— Скоро узнаем, — я открыл дверь, пропуская их вперёд.
Алексей Сергеевич Романов выглядел очень хмуро, когда мы предстали перед ним в тронном зале. Несмотря на поздний час, он восседал в полном императорском облачении, и его лицо было строже, чем я когда-либо видел прежде.
— Что означает этот фарс? — воскликнул Петр, вырвавшись из хватки Виктора и бросившись к трону. — Отец, прикажи немедленно арестовать этого самозванца! Он посмел поднять руку на твоего наследника!
Император поднял ладонь, призывая к тишине.
— Петр Алексеевич, — произнёс он тихо, но каждое его слово, казалось, наполнило зал звенящим эхом, — я получил неопровержимые доказательства твоих деяний.
Император кивнул секретарю, и тот развернул свиток с показаниями. По мере чтения лицо Петра становилось всё белее, а сам он как будто уменьшался в размерах.
— Изабелла Георгиевна Бергова свидетельствует, что ты систематически подвергал её унижениям и избиениям. Более того, она утверждает, что несколько других женщин, которые ранее состояли с тобой в связи, исчезли при подозрительных обстоятельствах. Это подтверждается документами, — император указал на объёмную папку, которая лежала возле трона, — предоставленными твоим братом.
Петр медленно повернулся ко мне, и в его глазах плескалась неприкрытая ненависть.
— Это клевета, — процедил он. — Эта женщина лжёт.
— Тогда объясни это, — император извлёк из папки несколько изображений. Даже издалека я видел, что это были рисунки обнажённого женского тела с пометками о характере ран и повреждений. — Личные записи дворцового лекаря, который по твоему приказу осматривал этих дам перед их… отъездом.
Петр открыл рот, но не произнёс ни слова. Его взгляд метался между отцом и мной, словно загнанный зверь, ищущий выход из клетки.
Доказательства были неопровержимы — часть из них раздобыл Виктор через свои каналы, часть я получил от Альберика. Наследный принц увлекался не просто грубым обращением с женщинами, а настоящими пытками. Больной извращенец. Все жертвы исчезали, когда ему надоедало с ними играть, — вероятно, с помощью Авроры. И если бы Изабелла не стала настолько известной фигурой, что её исчезновение вызвало бы вопросы, её ждала бы та же судьба.
— Я не могу игнорировать эти преступления, — продолжил император, и его голос дрогнул. — Даже если они совершены моим сыном. Особенно, если они совершены моим сыном.
— Отец, — Петр упал на колени, внезапно меняя тактику. — Это всё она, тетя Аврора! Она давала мне эликсир, говорила, что он поможет справиться с напряжением от государственных дел. Я не знал, что он так подействует!
Жалкое зрелище, но в его словах была доля правды. Эликсир Авроры усиливал скрытые желания человека, делая его более подверженным внушению со стороны. Но чтобы проявилась такая жестокость, ей следовало существовать изначально. Эликсир лишь снял моральные ограничители.
— Два скандала в императорской семье за столь короткий срок недопустимы, — император поднялся с трона. — Поэтому я принял решение. Петр Алексеевич, ты отправляешься в военный лагерь для заключенных под надзор твоего брата, Михаила Алексеевича. Там ты пройдёшь курс реабилитации, и когда я сочту, что эликсир выведен из твоего организма, а твой характер закалён военной дисциплиной, мы вернёмся к вопросу о твоём положении.
— Ты отнимаешь у меня титул наследника? — голос Петра сорвался на неприятный визг.
— Я сказал — мы вернёмся к этому вопросу позже, — твёрдо ответил император. — А теперь идите. Все.
Когда стражники увели Петра, я задержался. Мне нужно было сказать несколько слов отцу наедине.
— Спасибо за доверие, — я поклонился. — И за то, что не позволил этому продолжаться.
— Мне стыдно, что я не замечал так долго, — император выглядел постаревшим на десять лет, последние события уязвили его. — Или не хотел замечать. Такое большое государство тяжело удержать в благодати, и, порой, занимаясь им, ты не видишь то, что находится под носом.
— Он ваш сын. Это понятно.
— Как и ты, — он положил руку мне на плечо. — Береги себя в Вечном городе, Максим. И возвращайся. Империи нужны такие люди, как ты.
Я кивнул, не спрашивая, откуда он знает. Отвесив ещё один поклон, направился к выходу. Но у самых дверей меня ждал сюрприз — Альберик собственной персоной.
— Максим Алексеевич! — он поприветствовал меня с той особой улыбкой, которая не затрагивала его глаз. — Какая удача встретить вас здесь.
Он выглядел, как всегда, безупречно — элегантный костюм, идеальная осанка, и эта странная аура, которая окружала его, несмотря на молодую внешность.
— Что вы делаете у императорского кабинета? — спросил я напрямик, не утруждая себя светскими любезностями.
— О, всего лишь небольшой визит вежливости к вашему августейшему отцу, — ответил он, небрежно поигрывая серебряной тростью. — Нужно обсудить некоторые детали нашего сотрудничества.
— Сотрудничества? — я сузил глаза.
— Разумеется, — Альберик сделал паузу, словно наслаждаясь моментом. — Вы же не думали, что ваш отец согласился на арест собственной сестры и сына только из соображений справедливости? Даже для самого благородного монарха родственные узы имеют большое значение.
По спине пробежал холодок, когда я начал понимать, о чём он говорит.
— Вечный город предложил что-то взамен, — произнёс я, внезапно осознавая всю картину. — Что именно?
Альберик улыбнулся шире, явно довольный моей догадливостью.
— Технологии, Максим. Технологии, которые выведут Российскую империю на десятилетия, если не на столетия вперёд. Представьте — исцеляющие кристаллы, способные лечить даже самые тяжёлые раны. Энергетические узлы, питающие целые города. Средства связи, позволяющие мгновенно передавать сообщения через континенты. Вот только… боюсь, ничем из этого ваш отец воспользоваться не успеет. Но это уже частности, не стоящие внимания.
— Вы купили моего отца.
— Я предпочитаю слово «убедил», — Альберик сохранял безмятежное выражение лица. — В конце концов, он согласился не сразу. Потребовалось подробно объяснить все выгоды, показать прототипы… Ваш отец — мудрый правитель. Он понимает, что благо государства важнее личных привязанностей.
Я пытался сдержать гнев, но он всё равно прорвался в моём голосе.
— И цена за все эти чудеса? Мой визит в Вечный город, я полагаю?
— Не только, — Альберик подошёл ближе и понизил голос до шёпота. — Ещё и ваша уникальная кровь, Максим.
Я прошел мимо, решив не продолжать этот разговор. С этим заносчивым человеком мне предстоит провести еще много времени, и если я могу его сократить, я использую эту возможность.
Покидать отчий дом, даже зная, что, возможно, не вернёшься, становилось уже дурной привычкой. Я стоял посреди гостиной, собирая самые необходимые вещи, когда заметил коробочку, оставленную на столе Василисой. Внутри оказалось кольцо — тонкая платиновая полоска с небольшим бриллиантом.
— Госпожа Чернова должна прибыть с минуты на минуту, — заглянув в дверь, сказала горничная. — Прикажете подать чай?
— Да, и оставьте нас наедине, — я закрыл коробочку и спрятал во внутренний карман.
Варвара была пунктуальна как всегда. Когда она вошла, всё внутри меня перевернулось — видеть её, зная что, возможно, в последний раз, оказалось неожиданно тяжело. Я привык к лишениям и опасностям, но не к осознанию, что могу потерять дорогого человека.
— Ты, действительно, уезжаешь, — не вопрос, а утверждение.
— Мне нужно в Вечный город, — я подошёл к ней, взял за руки. Она уже все знала об этом — у меня просто не могло быть от нее тайн. — Это единственный способ узнать, как остановить перезапись мира. Всего мира, Варвара. Не только нашей империи.
— Я знаю, — она глубоко вздохнула. — И я не стану тебя удерживать. Просто хотела сказать, чтобы ты возвращался.
Варвара была сильной, возможно, сильнее многих мужчин, с которыми я сражался. Но сейчас, когда её глаза блестели от сдерживаемых слёз, я ощутил совершенно новое чувство — желание защитить её от любой боли, любой ценой.
— У меня есть кое-что для тебя, — сказал я, извлекая коробочку.
— Что это? — она изумлённо посмотрела на мои руки.
— Всего лишь небольшой вопрос, — я открыл крышку, демонстрируя кольцо. — Ты выйдешь за меня?
Её глаза расширились, а губы приоткрылись в немом изумлении. Затем она издала тихий смешок, который странным образом сочетался с влажностью её глаз.
— Ты делаешь мне предложение перед тем, как отправиться на край света, возможно, на верную смерть? — она покачала головой. — Это так в твоём стиле, Максим.
— Я предпочитаю иметь планы на будущее, — я взял её руку. — Так что, госпожа Чернова, согласны ли вы стать принцессой Романовой?
— Моё согласие не превратит меня в принцессу, — усмехнулась она.
— Оно превратит тебя в мою жену, а остальное — детали, — я надел кольцо на её палец, не дожидаясь ответа.
— Да, — просто сказала она, изучая кольцо на своём пальце. — Как будто я способна тебе отказать.
В следующее мгновение она была в моих объятиях, а наши губы слились в поцелуе, который говорил больше любых слов. Мы провели эту ночь так, словно она была последней в нашей жизни — страстно, отчаянно, не позволяя себе думать о том, что ждёт впереди.
Утром, когда первые лучи солнца проникли в комнату, я осторожно освободился от объятий спящей Варвары, написал короткую записку и поцеловал ее в лоб. Затем я собрал вещи и тихо покинул особняк, на пороге столкнувшись с Виктором.
— Позаботься о ней, — сказал я, передавая другу свёрнутый свиток с печатью. — Здесь все необходимые документы — свидетельство о помолвке, распоряжения о передаче имущества, доверенности. Если я не вернусь…
— Ты вернёшься, — отрезал Виктор. — Иначе я лично приду за тобой в этот чёртов Вечный город и вырежу каждого его жителя.
Я усмехнулся, зная, что он способен на это, по крайней мере, попытаться это сделать. Затем сжал его плечо в безмолвном прощании и направился к ожидавшему экипажу, где уже сидел Альберик, выглядевший необычайно довольным.
Путешествие в Вечный город оказалось долгим и полным странностей. Альберик не спешил, словно у него было все время этого мира, хотя именно он так настаивал на моём скорейшем отбытии. Мы пересекли половину Европы, то используя экипажи, то передвигаясь пешком, и за несколько недель я увидел больше новых мест, чем за все предыдущие годы.
Альберик часто разговаривал со мной, рассказывая о местах, которые мы проезжали, с удивительной точностью человека, лично видевшего их историю. Иногда его рассказы казались странными — он говорил о событиях, которых не было в учебниках истории. Ни моего, ни этого мира.
Наконец, после долгого пути, мы достигли портового города на северном побережье Британии, где на причале нас ждал корабль, столь странный, что я на мгновение решил, будто ошибся пристанью. Он выглядел как обычный трёхмачтовый барк, но что-то в его пропорциях казалось… неправильным. Словно корабль был построен по чертежам, переведённым с другого языка, и нечто важное потерялось при переводе.
— Добро пожаловать на «Звёздный Путник», — Альберик жестом указал на судно. — Нас уже ждут.
Команда корабля состояла из молчаливых людей с безупречно-гладкими движениями, но взгляды у них были такими же пустыми, как у фарфоровых кукол. Мне эти люди напоминали эксперименты Авроры, которые дошли до логического завершения. Послушные марионетки без собственной воли.
Мы вышли в открытое море посреди ночи, и только тогда Альберик повёл меня на палубу. В нескольких километрах от берега, когда вокруг не было ни одного корабля, а земля едва виднелась тёмной полосой на горизонте, он подал странный знак капитану.
Всё вокруг начало меняться. Деревянные доски палубы заискрились, словно усыпанные звёздной пылью, а потом начали трансформироваться, перетекая и изменяя форму. Паруса втянулись внутрь мачт, которые сами стали тоньше и выше. Борта корабля поднялись, приобретая более обтекаемые очертания, а затем весь корабль окутался голубоватым сиянием, которое пульсировало в такт с какой-то неслышимой музыкой.
— Вижу, вам нравится наша маленькая трансформация, — Альберик улыбнулся, наблюдая за моим изумлением.
— Что это? — я обвёл рукой конструкцию, которая теперь лишь отдалённо напоминала морской корабль.
— Технология Вечного города, — он пожал плечами. — Мы предпочитаем путешествовать с комфортом. К тому же, для прохождения через барьеры нужен корабль определённой конфигурации.
Он подвёл меня к носу судна, где теперь располагался странный механизм, похожий на огромную линзу, закреплённую в металлической раме.
— Это для навигации, — пояснил Альберик. — Вечный город находится одновременно везде и нигде. Он путешествует, так что дорогу к нему просто так не найти. Я предпочитаю ориентироваться по звездам.
Он коснулся линзы, и та засветилась изнутри, проецируя перед нами карту звёздного неба.
— Знаете, Максим, — внезапно произнёс Альберик, не глядя на меня, — я давно хотел сказать вам, что ваши стихи производят сильное впечатление. Особенно «Памятник».
Я застыл, почувствовав, как холодок пробежал по спине. «Памятник» был стихотворением Пушкина, которого в этом мире никогда не существовало. Как и Лермонтова, чьи строки я также включил в свой сборник. Когда я увлекался созданием своей репутации поэта, то использовал золотой запас классики из прошлой жизни, уверенный, что никто не распознает заимствования. Но Альберик распознал.
— Не знал, что вы ценитель поэзии, — спокойно ответил я.
Альберик улыбнулся — загадочно, понимающе.
— Ощущение, словно они существовали в другой жизни. Словно бы я уже читал что-то похожее.
Наши взгляды встретились, и я понял, что он знает. Знает, что я помню прошлый цикл. Но ему, кажется, это не мешало — наоборот, делало меня ещё более интересным экземпляром для изучения.
Больше мы не возвращались к этой теме. Альберик продолжил рассказывать о механизмах корабля, а я слушал, запоминая каждую деталь, каждую крупицу информации, которая могла бы пригодиться позже.
Несколько дней мы плыли на север, всё дальше от известных морских путей. Погода становилась холоднее, а небо — всё более пасмурным. На пятый день мы вошли в густой туман, настолько плотный, что казалось, будто мы плывём сквозь молоко.
— Мы почти у цели, — сказал Альберик, указывая вперёд. — Смотрите.
Туман впереди начал светиться, сначала слабо, затем всё ярче, пока не превратился в сияющую завесу. Корабль направился прямо в этот свет, и когда мы прошли сквозь него, я почувствовал странное ощущение — словно моё тело на мгновение перестало существовать, а затем собралось заново.
А потом я увидел его — Вечный город.
Остров, огромный как целый континент, раскинулся перед нами, окружённый непроницаемым барьером, переливающимся всеми цветами радуги. А на нём, возвышаясь над бескрайним морем, стоял самый удивительный город, который я когда-либо видел.
Величественные строения из белого мрамора и тёмно-фиолетового гранита тянулись к небу сотнями башен, каждая уникальной формы и конструкции. Некоторые здания, казалось, парили в воздухе, не подчиняясь законам гравитации. Другие сияли внутренним светом, словно полные звёзд. Центральная башня, сделанная из материала, похожего на обсидиан, возвышалась над всем городом, отражая солнечные лучи и разбрасывая радужные блики.
Весь город был окружён высокими стенами, которые переливались и мерцали, словно небо, усеянное звездами. У подножия этих стен раскинулась гавань с сотнями кораблей, подобных нашему, только ещё более причудливых форм.
— Добро пожаловать в Вечный город, Максим Алексеевич, — торжественно произнёс Альберик. — Или, может быть, стоит сказать — с возвращением домой?
Я не ответил, поглощённый зрелищем. Внутри меня смешались восхищение и странное чувство узнавания, будто я, действительно, возвращался домой после долгого отсутствия.