Яромира. Украденная княжна

Эпилог

Драккар разрезал огромные волны северного моря. Теплый ветер приносил запах соли и водорослей. Яромира рассеянно огладила ладонью деревянный борт и вздохнула.

Уже к вечеру она окажется в месте, которое называла своим домом почти девятнадцать зим. Она окажется в ладожском тереме, только там все будет иначе.

Позади раздались знакомые шаги, и к ней подошел сын, которому весной минуло девять. Бросил на нее осторожный, вопросительный и поднырнул ей под руку, потерся щекой о бок. Еще пару зим, и он перегонит мать по росту.

Яромира наклонила голову и потрепала сына во светлым волосам. Боги, как же он был похож на Харальда! От нее не взял ничего, даже цвет глаз у него был отцовским. А ведь в муках его рожала она!..

— Мама, а дедо́теперь в Вальхалле? — спросил он серьезно.

Сердце привычно защемило, но Яромира заставила себя улыбнуться.

— Твой дед теперь в чертогах Перуна.

Мальчишка смешно нахмурил нос. Он был сыном своего отца и верил в богов, в которых верил Харальд. О богах матери он знал лишь то, что она рассказывала ему долгими вечерами перед сном в далеком детстве.

— Это ничуть не хуже, — немного подумав, заключил он, и Яромира не сдержала улыбки.

— Рагнар! Подсоби мне с канатом!

После окрика отца сына с места как ветром сдуло, и она вновь осталась одна. Но ненадолго.

Харальд, отряхивая мелкие ворсинки веревки с ладоней, вскоре подошел к ней и занял пустовавшее место Рагнара. Яромира обернулась через плечо: сын, сосредоточенно сопя от усердия, сматывал канаты, которыми укрепляли паруса накануне, когда разбушевался особенно сильный ветер.

Она вопросительно приподняла брови, и муж усмехнулся, проследив за ее взглядом.

— У меня на драккаре без дела не болтаются, — сказал он.

— Я болтаюсь. И Рагнхильд, — с улыбкой возразила Яромира.

Харальд заключил ее в кольцо своих рук, прижав к груди, и фыркнул жене в макушку.

— Так вам драккар за собой и не водить.

Прикрыв глаза, она откинулась затылком ему на плечо, чувствуя себя спокойно и защищенно. Она чувствовала себя так все тринадцать зим, что прошли со дня их свадебного обряда. Сперва ей было тяжело: Харальд устанавливал свою власть на суровом севере, добивая остатки тех, кто был по-прежнему верен Рюрику. И тех, кто не хотел идти под его руку.

Она седмицами не видела мужа, и не мудрено, что их первый сын родился лишь четыре зимы спустя! Затем у них появилась Рагнхильд и совсем недавно — малыш Бьёрн. Его пришлось оставить в Вестфольде. Как бы Яромира этому не противилась, а брать в дальний путь совсем еще дитя было и неразумно, и опасно. Скрепя сердце она согласилась с тем, что говорил ей Харальд.

Ни разу за все эти зимы она не усомнилась в правильности своего выбора. В том, что отправилась за мужем в далекую и холодную северную страну. В том, что приняла его войну за право зваться конунгом конунгов. В том, что согласилась терпеть и дожидаться его возвращения из множества походов, сражений и битв.

Она даже полюбила море. Полюбила ходить на корабле и нынче вместо спокойной, круглобокой ладьи выбрала плыть вместе с мужем и сыном на хищном драккаре, нос которого величала, как и прежде, зубастая голова дракона.

— Рагнар спросил, попадет ли отец в Вальхаллу, — немного помолчав, заговорила Яромира и почувствовала, как напряглась грудь мужа, к которой он по-прежнему ее прижимал. Ее ухо обжег его недовольный, раздражённый вздох.

— Я воспретил ему докучать тебе разговорами о конунге Ярислейве.

Ей пришлось извернуться в его руках и успокаивающе прижать раскрытую ладонь к месту, где ровно и гулко билось его сердце.

— А он и не докучает. Тревожится, чтобы его дед после смерти очутился в месте, куда попадают все славные воины.

Харальд вскинул брови, всем видом показывая, что жена его не убедила.

Не сдержавшись, Яромира все же тоскливо вздохнула.

Отец болел всю последнюю зиму. Еще с прошлого лета, когда она привозила показать ему внуков. Они знали, что однажды это должно произойти. Смерть всегда приходит неожиданно и никогда не стучится заранее в дверь.

Когда вдали показалась земля, и Харальд ушел на нос драккара, Яромира спрятала две длинных, толстых косы под белоснежный убрус. Со временем она привыкла к обычаям и нравам народа своего мужа и не покрывала волосы, хотя по первости все ей казалось диким и неправильным. Но нынче они приехали на Ладогу, и здесь она прятала косы точно так же, как делала ее мать, сестры и все женщины.

Их встречали. На берегу собралось много народа. Даже больше, чем бывало обычно.

Время сгладило все обиды, которые когда-либо были нанесены. А спокойный, защищенный проход по морю для ладожских торговых судов заставил полюбить Харальда даже тех, кто прежде кривил нос. Звонкое серебро и не такое с людьми творило.

Ее брат Крутояр, княжич… ладожский князь стоял впереди всех, едва ли не у самой кромки воды. Увидев его, Яромира улыбнулась сквозь слезы, и сердце защемило.

Сойдя с драккара, Харальд перенес жену на руках на пристань, а выскочивший следом за отцом Рагнар сжал ладонь младшей сестры и крепко держал, пока Рагнхильд не ступила на твердые доски.

— Брат! — Яромира сбежала к Крутояру, словно девчонка, и прильнула щекой к груди, угодив в крепкие объятия.

Она знала, что ни Любава, ни Горислава не дождались ее. Сестры разъехались вскоре после того, как для отца зажгли погребальный костер. И младший брат Мстислав отбыл в свой удел вблизи Нового Града.

Это Харальд и она изрядно припозднились. Но слишком уж долго ходили вести между Ладогой и далеким Вестфольдом.

Смахнув с глаз слезы, Яромира заставила себя отодвинуться и взглянула на Крутояра. Теперь ей приходилось задирать голову, чтобы посмотреть ему в лицо, а ведь когда-то очень давно она качала его в люльке…

— Где?.. — она бегло посмотрела на встречающих и переполошилась, не углядев знакомого лица.

— Матушка в тереме, — Крутояр понял ее с полуслова. И добавил с суровой мужской нежностью. — Приглядывает за Мстишей и Радмирой. Она ведь непраздна…

Губы Яромиры растянулись в широкой улыбке. За всеми этими волнениями она совсем позабыла, что жена брата была в тягости.

— Будь здрав, конунг из Альдейгьюборге, — к ним подошел Харальд.

— И ты будь здрав, родич, — они обнялись, похлопав друг друга по плечам, но от внимательного взгляда Яромиры не укрылось, как брат едва заметно вздрогнул, услышав новое, еще непривычное для себя обращение.

Конунг.

Больше не сын конунга.

«Он будет добрым князем, — подумала она, тайком посматривая на Крутояра. — Отец его таким воспитал».

— Ну-ка, — князь ступил в сторону и широко раскрыл руки, глядя на Рагнара и Рагнхильд. — Ну-ка кто это здесь притаился, кто это здесь мнется⁈ Неужто позабыли брата вашей матери?

— Мы не позабыли! — бойкая девочка первой впорхнула в его объятия.

Брат рванул следом, но, натолкнувшись на суровый взгляд отца, остановился и, приложив к груди кулак, поклонился, как полагалось.

— Будь здрав, конунг из Альдейгьюборге, — повторил он, во всем подражая Харальду.

Крутояр подавил улыбку и отозвался с крайне серьезным видом.

— И ты будь здрав, сын конунга.

А потом все-таки подхватил взвизгнувшего от радости мальчишку на руки и понес их обоих с сестренкой вверх по холму, уходя от берега. Прежде, чем Харальд нахмурился, Яромира ласково коснулась его запястья.

— У нас так полагается. Дядька по матери балует мальцов.

— Вот как, — усмехнулся конунг. — Ну, добро. Я обожду, пока у твоего брата родится сын. Верну долг сторицей.

Закатив глаза, Яромира тихо, заливисто рассмеялась. Харальд поцеловал ее в лоб и обернулся к воде: в гости они приплыли на семи кораблях.

— Ты ступай, — он чуть подтолкнул жену к холму, за которым скрывался ладожский терем. — Я обожду, прослежу за всем.

Она кивнула и не успела двух шагов от мужа ступить, как навстречу ей, словно из ниоткуда, выросла Чеслава. Яромира радостно всплеснула руками и заспешила к ней.

По груди разливалось теплое, щемящее чувство. Ее дом был подле мужа. Там, где родились ее дети. Где Харальд возвел для нее Длинный дом, по убранству и роскоши мало чем уступавший терему, в котором она выросла. Но здесь, на Ладоге, тоже был ее дом. Какая-то его частика. Знакомые с младенчества люди, по которым она тосковала. Знакомые запахи, знакомые тропинки, знакомые деревья в лесу.

Все родное, все свое.

Чеслава шагала рядом: в привычных мужских портках, рубахе да плаще. Ничуть не изменившаяся за последние зимы. И лишь покрытые замужним убором волосы говорили о том, что изменилось многое.

— Муж в тереме, — коротко оговорилась она, когда они вдвоем поднялись по холму. — Тяжко ему все же спускаться да забираться.

— А Даринка?

— В избе заперта, — Чеслава строго поджала губы. — Наказана. Нечего перед кметями на подворье хвостом крутить!

Яромира закусила изнутри щеки, изо всех сил давя рвавшуюся наружу улыбку. Кто бы знал, что воительница станет такой пекущейся матерью для спасенной когда-то девчушки-сироты.

— А меня ты так не строжила, — она все же не удержалась и рассмеялась.

К ее удивлению, Чеслава покаянно вздохнула.

— Зато нынче хорошо понимаю, отчего Звенислава Вышатовна тревожилась и тебя с Любавой распекала днями и ночами, — сурово припечатала она. — Ты тоже скоро поймешь. Обожди, пока подрастет Ранхильд.

При имени матушки сердце Яромиры вновь кольнуло — в какой уже раз.

Княгиню Звениславу она нашла на женской стороне терема, в просторной горнице. Там же свиделась и с женой Крутояра Радмирой и маленькой княжной Мстиславой, которая при бабке и матери возилась на полу на меховой шкуре с деревянным коньком.

Когда только дошли до Вестфольда вести о смерти князя Ярослава, за мать Яромира переживала шибче всего. Извелась вся, пока представляла, каково ей было проститься с мужем. На Харальда смотрела и еще пуще слезами заливалась. Боялась, как бы матушка не взошла следом за отцом на костер.

Потом Крутояр расскажет ей, что Ярослав жене это строго-настрого запретил. Велел силой удержать, коли нужда будет. Таков был его последний княжеский приказ. Но силой удерживать не потребовалось. Уж в последний раз Звенислава мужу не стала перечить.

Нынче же, поглядев на матушку, Яромира наконец успокоилась, и железные тиски, сжимавшие тревогой сердце, чуть ослабили свою хватку. Сын, невестка, сестра Рогнеда и воительница Чеслава присматривали, чтобы у княгини Звениславы всегда находилось какое-нибудь дело али занятие. Сидеть на скамье да тосковать ей никто не позволял. А уж в огромном тереме да среди многочисленной родни найти что-то, чтобы отвлечь ее от горестных дум, было несложно.

— Мирошка, — заметив ее в дверях, княгиня Звенислава поднялась со скамьи и протянула к дочери руки, назвав детским прозвищем.

У Яромиры вновь защипало в носу. Но такой уж выдался нынче день, глаза все время на мокром месте. Столько слез она за всю зиму не пролила, как за сегодня.

Вечером в тереме устроили пир. Утром Яромира сходит на огромный курган, сложенный в честь ее отца. Но это — утром. А нынче же в малой гриднице собрались ближники князя Крутояра и его родичи.

Воительница Чеслава сидела подле мужа, воеводы Буривоя. Рогнеда Некрасовна — подле Стемида, который давным-давно служил наместником в Новом Граде. На Ладогу он приехал и задержался, поддавшись уговорам жены, которая не хотела оставлять сестру в это тяжелое для нее время.

Был здесь и воевода Горазд с семьей.

И — что особенно порадовало Яромиру — Вечеслав, которого язык не повернулся бы назвать Вячко. Совсем недавно он стал сотником при княжеской дружине. Его старший сын, названный в честь деда Будимиром, не сводил с ее Рагнхильд пристального взора. И это заставляло жену конунга и улыбаться, и грустить одновременно.

Когда-то и ее собственная история началась схожим образом.

— За конунга из Вестфольда и его жену, мою сестру, княжну Яромиру! — Крутояр поднялся на ноги и вскинул зажатую в руке чарку.

— За конунга из Альдейгьюборге! — Харальд также встал со скамьи и взмахнул своей чаркой.

Потом склонился и крепко поцеловал жену в уста.

Зардевшаяся Яромира сидела между мужем и братом и улыбалась. Князь Ярослав ушел в чертоги Перуна, но оставил наследие, которое будет жить после него.

Глубоким вечером, когда были рассказаны и пересказаны все вести, когда обо всем было переговорено но дюжине раз, они разошлись из-за столов. Когда Яромира за руку с дочерью вышла наружу из гридницы, то заметила, что муж и сын стояли в паре шагов от крыльца и о чем-то негромко говорили.

Она услышала, как Харальд сказал.

— Спроси у матери.

Рагнар же воспрял духом. Матушка не отец, она не откажет.

— Мама, дозволь я с отцом стану ночевать на драккаре? — сын подбежал к ней, умоляюще заглянув в глаза.

И впрямь, как она могла отказать?

Яромира посмотрела на дочь.

— Ты тоже хочешь?

— Я⁈ — вскинулась Рагнхильд почти испуганно. — Нет! Ты же обещала мне баснь сказать про украденную княжну.

Рагнар насмешливо фыркнул. Он никак не разумел, как можно променять качавшуюся палубу драккара, пропахшую солем и морем, на какие-то сказания?..

Подошедший со спины отец, положив тяжелую ладонь на светлую, вихрастую макушку, заставил его оборвать фырканье. Но глаза Харальда смеялись, когда он посмотрел на жену.

— Что это за баснь такая-то?

Яромира поджала губы, с трудом удержавшись от улыбки.

— Это баснь про княжну, которую разбойники украли из терема ее батюшки. А потом она встретила своего лю́бого, и он спас ее от морского чудовища.

— А потом⁈ — с горящим взглядом требовательно спросила Рагнхильд.

— А потом они стали мужем и женой. У них родились дети…

— Фу, — Рагнар вновь фыркнул. — Лучше бы потом, мама, этот твой конунг отправился убивать морских чудищ!

Он так и не уразумел, отчего отец и мать одновременно рассмеялись и посмотрели друг на друга. Харальд подхватил мальчишку на руки и перебросил через плечо, и Рагнар тотчас воспротивился. Он уже не малец!

— Погоди, сын, — сказал ему отец, который никак не мог отсмеяться. — Погоди, пока ты не встретишь свою княжну. Вот потом я на тебя погляжу!

Харальд пошел вниз по холму к берегу, держа на плече упиравшегося сына, и его смех еще долго звучал на подворье ладожского терема.

КОНЕЦ