Йарахонг. Город и тьма

Глава 17. Последний камешек

Темнота сделалась такой непроглядной, как будто кто-то дунул на мир и разом погасил его. Ни видимых силуэтов, ни движений, ни даже намека на то, что вокруг осталось что-то реальное. Хотя бы еще небольшая частица настоящего кроме него самого. Игнасий напряженно вглядывался в тьму до тех пор, пока перед глазами не поплыли пятна. О том, что мир все-таки существует, ему напоминал лишь гладкий прохладный камень под рукой да собственное тихое дыхание.

Тьма была не пуста. В ней таились кошмары. Игнасий помнил и стремительных четвероногих тварей, и высокую веретенообразную фигуру, скользившую в ладони над землей. Они, неразличимые, все еще были там. Возможно, в шаге от его ненадежного укрытия.

Игнасий замер, боясь пошевелиться. Ему чудился еле различимый шепот и цокот когтей по мостовой, но стоило прислушаться, как все стихало. Один раз порыв воздуха принес запах дыма и свечного воска, но миг — и он исчез, будто и не было. Потом что-то зашуршало, сдавленно вскрикнуло, стукнуло, захрипело. Игнасий похолодел, пальцы свело судорогой. Там, на площади, убивают кого-то, а он не смеет высунуть и носа. Но что он может сделать — просто погибнуть вместе с теми бедолагами?

Его оружием всегда были логика и память. Не ветер, не пламя, не что-то иное, чем можно ударить врага. Еще, конечно, ему было доступно божественное прозрение, от которого все становилось проще и понятнее, но теперь — увы. До него было не дотянуться. «Всебесцветный Яэ-истина, — одними губами беззвучно шепнул Игнасий, — пожалуйста, дай мне мудрости разглядеть верный путь. Дай памяти, чтобы отыскать недостающее. Дай сил и храбрости спасти город. Пожалуйста. Хотя бы самую малость». Что-то шевельнулось в глубине его существа, слишком маленькое и смутное для того, чтобы быть частицей бога. Шевельнулось и затихло. Бесполезно, пока отец Далассин не придет в разум, снова став живым мостом к вышнему миру, или пока Утара, его прямая наследница, не займет это место. Мысли перескочили на полуразрушенный храм и тех, кто в нем остался. Что теперь с ними? Что они станут делать, когда тьма нагрянет туда? Игнасий сжал челюсти. Нет, сейчас нельзя об этом думать, иначе он потеряется в страхе и сомнениях. Надо действовать и рассчитывать только на себя одного.

Перед мысленным взглядом снова возникла та страница из старой книги, с доспехом жреца тьмы. Рисунки он помнил четко. А текст? О чем он говорил? Буквы в памяти расплывались, даже не пытаясь собраться в строки. Там было что-то про свойства тварей, сотканных из темноты. Они, как дым, легко меняют форму, их не берет ни сталь, ни другое оружие. Но там упоминалась и их слабость. Какая?

Воспоминание прервал совиный клекот и сразу за ним — свист рассекаемого воздуха. Шлепок о землю. Длинный продолжительный шорох, как будто что-то утащили прочь. Или кого-то. И снова все стихло.

Игнасий стоял неподвижно. Прислушивался, пытаясь уловить еще что-нибудь, но больше с площади не доносилось ни звука. Твари тьмы ушли? Или затаились и ждут, пока неосторожный сунется в ловушку? Нет, вряд ли. На пророков они напали первыми, без всяких уловок. Возможно, и дальше будут действовать так же. Да и время сейчас работает не на них. Скорее всего, с рассветом они ослабеют, поэтому будут пытаться успеть все за ночь.

Светильник, взятый из храма Ветра, по-прежнему был у него. Игнасий выждал еще немного времени и нащупал на ручке фонаря выбитый в металле символ Фаршаха, треугольный язычок пламени, и зажал его большим пальцем. В стеклянном шаре фонаря зародилось пламя. Сначала тусклое, темно-красное, оно разгоралось с каждым ударом сердца. Игнасий не стал дожидаться, пока оно наберет полную яркость, и отнял палец. Даже такое, слабое, оно слепило после долгой темноты.

В мерцающем пятне света стали видны прожилки камня на светлом боку скульптуры, шершавом от следов резца, собственные рукава и ладони. Все остальное по-прежнему скрывала тьма.

Игнасий выбрался из-за спины скульптуры и выглянул из ниши. Он чувствовал себя бесконечно одиноким и уязвимым в этом ореоле света. Но идти на ощупь казалось еще хуже. Что ж, другого пути не оставалось. Игнасий резко выдохнул и зашагал вперед. Он должен осмотреть площадь и колоннаду. Возможно, там найдутся ответы хотя бы на часть вопросов.

Мостовую под ногами усыпали перья. Бесчисленные, они рыжели в свете фонаря. Игнасий наклонился и поднял одно из них. Мягкое и с пестринкой. Совиное. Ему не послышался клекот, здесь и правда побывала сова. Вероятно, птицу сбила с толку тьма, она опустилась слишком низко, и ее схватили. Но была ли она просто совой, одной из множества, обитавших в городе, или питомцем-соглядатаем владычицы птиц, оставалось только гадать.

От колоннады несло кровью и чем-то паленым. Священное место, где восемьдесят лет подряд день и ночь сиял знак бога-хранителя города, теперь заливал мрак. Беспорядочно валялись тела. Их количество ужасало. Игнасий узнал Онгхуса Ара, главу храма пророков. Тот лежал на боку, вытянув вперед руку со скрюченными пальцами. Затылок и спина были сплошной раной. Рядом покоился чернобородый плечистый жрец, один из тех, за которыми Игнасий следил днем.

Что ж, заговор удался, и в то же время с треском провалился. Бог пророков Ахиррат взял хранительство города силой, в обход всех правил. Но лишь на короткое время. Как же так вышло, что жрецы-провидцы, знающие будущее наперед, проглядели собственную смерть?

Позади послышались неровные шаги. Игнасий дернулся и пригнулся, но уже через секунду вспомнил, что и темные твари, и кокон жреца двигались совершенно бесшумно. Кто же это? Кто-то из храма ветра? Один из выживших пророков? Игнасий выпрямился и развернулся лицом к идущему. Из темноты постепенно проявлялся силуэт, сперва смутно, а потом все отчетливей. Это была невысокая девушка, потрепанная и усталая. Ее шатало. Темные волосы растрепались и беспорядочными прядями падали на бледное лицо. Щеку пересекала глубокая запекшаяся царапина. В расширенных зрачках плясало пламя фонаря.

— Ты опоздал. Здесь больше нечего делать. Мы все опоздали, — голос, лишенный эмоций, звучал безжизненно и глухо.

Девушка еще раз покачнулась и села на ступени там, где стояла, как будто у нее внезапно закончились силы. Игнасий опустился перед ней на корточки. Их лица оказались на одном уровне.

— Ты из пророков, верно?

Она еле заметно кивнула.

— Расскажи, что здесь случилось.

Он и сам видел побоище издалека, из ниши за спиной шестиногого оленя. Но еще одна пара глаз никогда не бывает лишней.

— Глава мертв, все мертвы, — девушка смотрела мимо Игнасия, мимо фонаря, куда-то во тьму, — мы не видели. Не знали. Не знали. Ничего не знали!

В безжизненном голосе прорезалось отчаянье, он сорвался на истерический вскрик. Слез не было. Сухие глаза сфокусировались на Игнасии будто через силу. Девушка качнулась вперед, неожиданно оказавшись с ним нос к носу.

— Мы не знали, но тьма уже шла за нами. Она здесь. Берегись.

Игнасий невольно отстранился. Он еле удержался, чтобы не обернуться. Если позади никого нет, то это незачем. А если есть… что ж. Тем более.

— Я не слышу своего бога, — она прикрыла глаза, уголки рта безвольно опустились. Слова опять звучали безразлично, — больше некому указывать правильный путь, а что я могу без этого?

Она помолчала и добавила совсем непонятно:

— Если остался последний камешек, что ему теперь делать?

Игнасий потер переносицу и поднялся на ноги. Ему нечего было ответить. Ему вообще не следовало ее жалеть. Да, она потеряла все. Но разве не жрецы Ахиррата готовили этот безумный переворот? Взорвали храм Истины и пытались сделать то же самое с Ветром. Убили главу Искажений и сражались за моноптер вместо того, чтобы следить за будущим и вероятностями. Как вообще пророки могли проглядеть возвращение поверженного бога? И стоит ли удивляться тому, что они пострадали первыми? Тьма на этом не остановится, пойдет дальше. Сколько еще будет потерь?

Игнасий погасил раздражение усилием воли. Он думал вовсе не о том, о чем надо. Ему следовало вернуться к осмотру моноптера. Детали часто все проясняют. Осталось только их отыскать.

Он двигался быстро, но осторожно, чтобы ненароком не наступить в начавшую сворачиваться кровь. Мертвые тела невольно притягивали взгляд, но теперь он старался смотреть на них бесстрастно, как на иллюстрации в книге. А текст… Текст прятался в мелочах, и его было необходимо прочесть.

Из своего укрытия за оленьей спиной Игнасий видел, как темные твари ворвались в моноптер. Они набрасывались на людей, те падали, а кто-то даже отлетел в сторону. Значит, эти существа имели вес и материальное тело. Да и раны выглядели рваными, кусаными, со следами острых зубов. Но больше ничто не указывало на их телесность. Ни клочьев шерсти, ни отпечатков лап. Ничего, что могли бы оставить живые существа из плоти и крови.

Пол под колоннами усеивали мелкие осколки. Они лежали не цельной кучей, как если бы светильники просто разбились — стекляшки разлетелись, словно каждый из фонариков взорвался изнутри. Под каждым из них на каменных плитках осталось маленькое закопченное пятнышко. Место, куда упал язычок пламени.

Еще одно почерневшее пятно Игнасий отыскал почти в центре моноптера. Оно было крупней и темнее остальных и выглядело размазанным, будто его терли. Или как будто несколько огоньков приземлились в одно и то же место и продолжили тлеть, пока кто-то не потушил их. Как это могло произойти? Девушка из пророков наверняка знала. Игнасий обернулся на нее. Та сидела все так же неподвижно, уставившись в одну точку. Нет, сейчас спрашивать бесполезно. Он поговорит с ней позже, когда она немного придет в себя. Если придет.

Игнасий дошел до противоположного края колоннады и спустился со ступеней. Там, чуть в стороне от моноптера, было что-то еще. Сваленное в кучу, неясное. Он догадывался, чем это могло быть, ведь среди трупов в центре колоннады не было ни одного в бело-голубых одеждах Ветра. Но догадываться и знать — разные вещи. Увы, он оказался прав.

Джассан лежал в стороне, и его рана отличалась от прочих. Горло рассекли почти под подбородком, и разрез был ровным и чистым. Сделанным острой сталью, а не клыками. Игнасий склонил голову. Жаль, что божественный дар Инаша-ветра оказался бессильным даже в таких умелых руках.

Остальные трое лежали поодаль. Подростки-послушники, двое мальчишек и девчонка, и на каждом следы зубов. Похоже, они были живы, когда их оттащили сюда, оглушены или обездвижены. Рядом с рукой одного из них фонарный свет блеснул на чем-то золотистом. Монета? Игнасий наклонился разглядеть ее и услышал тихий звук. Этот послушник все еще дышал. Воздух с влажным хлюпаньем и сипом выходил из приоткрытого рта. Игнасий коснулся лба мальчишки кончиками пальцев.

— Продержись еще немного, — шепнул он, — если я найду целителя, сразу пошлю его к тебе. Ты только дождись.

Сам он увы, был бессилен. Целительство никогда не входило в круг талантов последователей Яэ-истины.

Пальцы мальчишки дрогнули, накрывая блестящую монетку. Игнасий так и не успел разглядеть, что было на ней изображено, а доставать ее из-под руки чуть живого человека показалось бессердечным. Вдруг она — единственное, что удерживает его здесь.

Игнасий встал и направился в обход моноптера к тому месту, где осталась сидеть жрица Ахиррата. Идти через центр не хотелось. Незачем снова тревожить лежащих там.

То закопченное пятно не давало ему покоя. Видимо, там бросили или уронили фонарь, и он разбился. Но след на камнях не походил на отметину от упавшей частицы пламени. Игнасий задумчиво потер переносицу. Если бы от огня занялась чья-то одежда, он бы увидел прогоревшую ткань, пока осматривал тела. Значит, воспламенилась не ткань, а кокон жреца или шкура темной твари. Больше нечему.

Теперь Игнасий вспомнил. В той старой книге было написано, что твари тьмы боятся огня, а в особенности — искр.

Эрна сидела на холодных ступенях на самом краю моноптера. В том же самом месте, что и недавно, будто кольцо высоких колонн никак не хотело ее отпускать.

Истинник ходил по площадке в центре моноптера, темной и голой без хранительского узора, пустой, несмотря на множество мертвых тел. Пятно фонарного света двигалось вместе с ним. Оно то удалялось, то возвращалось, то надолго останавливаясь на одном месте. Своими шагами, осторожными, замирающими то тут то там, и наклоном головы жрец истины напомнил ей целителя, ощупывающего края раны перед тем, как ее зашить. Эрна вышла из тьмы на его свет бездумно и бессмысленно, как летящая мошка, даже не пробуя зачерпнуть вероятностей и увидеть лучший путь. И, кажется, не ошиблась. Пожалуй, все же хорошо, что она не убила его вечером, что выбрала другую цель. Эрна глядела на него, и ей начинало казаться: все еще можно исправить.

Нет! Эрна зажмурилась. О чем она только думает! Прошлое никак не исправить! Мертвых не оживить. Надежды и планы не вернуть назад. И разве получится загнать тьму обратно, в ту бездну, из которой она появилась? Что делать последнему камешку из мозаики, если больше никого не осталось?

Эрна стиснула кулаки, дернулась от внезапной боли и тут же разжала пальцы. На левой ладони в самом центре темнела капля крови. Эрна успела забыть про птичью фибулу, которую подобрала. Крепление подвески, похоже, обломилось при падении, но сама застежка была цела. Ее острие и вонзилось под кожу. Эрна слизнула горячую каплю, поморщилась и шевельнулась, сменив неудобную позу. В бок ткнулись рукояти ножей, плотно сидящих в креплениях пояса.

Эрна сжала губы. Теперь она знала, что станет делать.