Глава 24

— Что ты сказала? — Сайго смотрел на убийцу в халате медсестры.

— Убей Макарова.

— Он спас мне жизнь.

— Он — враг твоего императора. Я помогу!

— Он спас и тебе жизнь, — Сайго ничего не понимал.

— Моя жизнь не так много стоит, — девушка дернула плечом. — А вот то, что он мешает моей Родине — это факт.

— Мешает? Разве он не хороший офицер, который, наоборот, помогает?

— Ты не понимаешь, — девушка вскочила с кровати и начала ходить из стороны в сторону. — Ты же знаешь русский, может быть, читал Тургенева, «Му-Му»?

— История о собаке, которую утопил глухонемой мужик? — Сайго читал, хотя так и не смог понять странную русскую книгу.

— Это не о собаке, а о человеке, — девушка начала говорить быстрее. — О человеке, который готов убить лучшего друга, чтобы выполнить приказ своей хозяйки. Ему больно, ему плохо, но он даже подумать не может о том, чтобы его нарушить. Даже не возразить прямо, а просто увезти собаку куда подальше.

— И к чему это? — Сайго невольно задумался, а похож ли он сам на такого человека, который готов предать себя в самом главном, чтобы не предать хозяина даже в мелочи.

— Это книга, которая когда-то помогла мне понять, в каком состоянии находится русский народ. Он не просит о помощи, потому что не умеет просить. И те, у кого есть сердце, должны сами сделать все, чтобы исправить эту ситуацию. Понимаешь?

Сайго и вправду все понимал. Он уже слышал о русских революционерах, которые готовы были пойти на любые жертвы ради своих идеалов. Они следовали своему кодексу, который лично он не мог понять, но так же другие не могли понять и кодекс его предков, которому, несмотря на все запреты, старался следовать Такамори.

— Вы считаете, что победы полковника дадут царскому режиму новые силы?

— Он еще только начинает свой путь, но он очень опасен. Я чувствую! Опасен и для моего дела, и для дела вашего императора. Поэтому сделайте то, что должны! Убейте Макарова!

Сайго молчал. Он опять думал о человеке, которому приказали убить друга, и тот не смог ослушаться. Полковник не был ему другом, поэтому он в итоге согласился, а девушка с греческим именем Вера через каких-то своих друзей устроила его в обоз 22-го стрелкового полка. Тот как раз готовился к новому выступлению, и Сайго в роли китайца снова пойдет вместе с ними.

* * *

После неудачной вечеринки мне пришлось немало побегать, чтобы наша следующая миссия не оказалась чистым самоубийством. Несмотря на то, что я храбрился перед другими, внутри у меня такой уверенности не было. По крайней мере, пока я не сделал все, что только можно, чтобы повысить наши шансы на успех.

Итак, первым делом я увеличил количество снайперских взводов до четырех. Как показала практика при Ялу, японцы не очень спешат сближаться, поэтому будем пользоваться этим на полную. Это решение выбило у меня все ближайшие вечера на подготовку новых прицелов. Но одних снайперов для выживания нам будет мало. Поэтому вторым делом я отправился к генералу Одишелидзе.

— Полковник Макаров, — тот поприветствовал меня без особого энтузиазма. — Если вы хотите попросить отвести ваш полк с передовой, то не стоит. Мне нужен отряд прорыва, и вы подходите для этого лучше всего.

— Я бы поспорил насчет того, что жертвовать одним из полков — это хороший план…

— Это не вам решать! План утвержден генералом Куропаткиным, и вам придется выполнить приказ.

— Собственно, я насчет этого и пришел, — я широко улыбнулся, а потом с такой же широкой улыбкой перешел от нормального разговора к шантажу.

И почему-то это оказалось совсем не так сложно, как могло показаться — надо было просто решиться, а потом я на пальцах объяснил бывшему полковнику варианты. Первый — он меня посылает, я отказываюсь вести свой полк на убой, он разбирается, как не оправдал доверие начальства.

— А второй вариант? — Одишелидзе напряженно засопел, но оказался выше таких мелких обид.

— Второй — вы дадите мне дополнительные силы, чтобы я смог выполнить ваш приказ. Мне нужны пушки и люди!

— Кавалерию не дам, — сразу припечатал Одишелидзе. — Сейчас все конные части используются для патрулирования железной дороги, чтобы не дать японцам ничего с ней сделать.

— То есть у нас есть кавалерия, которой нет у японцев, но мы ее не используем, а держим в тылу просто на всякий случай?

— Не вам после поспешных решений вчера вечером спорить со стратегией генерала. Но просто представьте, что было бы, если бы японцы смогли перерезать линию снабжения!

— Запасы еды и снарядов у нас на несколько дней — восстановили бы, — я пожал плечами. — А вы представьте, что сделали бы корпуса Самсонова и Ренненкампфа, если бы мы пробили им дорогу в тыл японцам!

Забавно, что именно эти двое, что начнут русскую кампанию в Первой Мировой, здесь тоже работают вместе. И тоже не очень удачно.

— Оставьте свои фантазии, — Одишелидзе покраснел. — Кавалерию вам в любом случае если и просить, то не у меня.

— Тогда пушки!

— Новые скорострельные не дам. Без них во второй линии все теряет смысл, — снова заупрямился Одишелидзе, а я неожиданно понял, что он ведь пытается воплотить в жизнь точно то же самое, что у него так и не получилось при Ялу.

— А ведь вы тогда оставили нас и 6-ю дивизию против японцев не случайно, — я посмотрел прямо в глаза бывшему полковнику. — Тоже хотели их выманить и расстрелять, только не рассчитали с грязью и силой японских гаубиц!

— А разве вы, Вячеслав Григорьевич, в итоге сделали не то же самое? — Одишелидзе оскалился. — Тоже выманили японцев, тоже расстреляли их. Воспользовались моим планом, а теперь упрекаете⁈

— В отличие от вас я сам стоял на первой линии и сам сдерживал первый удар, выманивая врага, — мы несколько секунд молчали, а потом я напомнил. — Пушки!

— Могу оставить вам ту батарею, что вы вывели с Ялу.

— Она и так наша, — я понял, что Одишелидзе так просто не сдастся. К счастью, я пришел сюда подготовленным. — Если не пушки, меня устроят мортиры.

— Вы имеете в виду 6-дюймовые мортиры образца 1886 года? — Одишелидзе задумался.

— Мортирные полки недавно как раз свели в дивизионы, мне бы одного и хватило, — осторожно предложил я.

В мортирных полках было по две батареи, в каждой по 6 пушек, итого я просил довольно много, но… Кажется, сам Одишелидзе был не особо заинтересован в старых орудиях. А зря, между прочим. Мортира Энгельгардта — это не какая-то кустарщина, а совместное производство Обуховского завода и Круппа, еще когда у немцев был Бисмарк, и мы с Германией считались союзниками. Да, мортира медленнее новых пушек, да — тяжелее, зато она бьет навесом и у нее есть фугасные снаряды, что в сопках Маньчжурии дорогого стоит.

— Вы получите свой дивизион, но после этого пообещаете никогда не поднимать вопросов о моей чести и роли в сражении на Ялу, — Одишелидзе изобразил искусителя.

— Еще с нами останется 11-й стрелковый, мы с ними неплохо сработались. И по рукам, — я протянул вперед раскрытую ладонь.

Бывший полковник долго смотрел на нее, потом стянул белоснежную перчатку и ответил на рукопожатие. Карьерист, но не сволочь, а иногда и этого бывает достаточно.

Следующим этапом подготовки к походу стал госпиталь. Мортиры помогут мне решить некоторые задачи издалека, что сократит количество раненых. А вот господа врачи должны будут сделать так, чтобы те раненые, без которых все-таки не обойдется, как можно скорее вернулись в строй. Я довольно быстро нашел в медицинской части доктора Слащева, а рядом с ним неожиданно обнаружил и доктора Шевелева. Моего первого пациента в этом времени.

— Как нога? — я сразу оценил, что тот обходится без костылей, но все равно хотелось узнать больше деталей.

— Слушается, — Шевелев радостно улыбнулся. — Знаете, до последнего не верил, что все получится. Казалось, вот завтра или послезавтра обязательно случится какая-нибудь гадость, но нет. Кровь бежит по жилам, тромбов нет, мышцы слушаются. Вы волшебник, полковник!

— Я еще только учусь, — буркнул я, немного смутившись от энтузиазма старого знакомого.

А тот тем временем продолжал:

— Доктор Слащев рассказал, что вы не только проводили еще такие операции, но и научили им ваших полковых врачей. Но этого мало! Надо писать статьи! Нужно делиться опытом со всей Россией — это же такое открытие!

— Я уже говорил, это не мое изобретение, я просто использовал шов, описанный в работах Алексиса Карреля.

— Вот и прекрасно, — Шевелев ни капли не смутился. — Он написал, вы попробовали. Теперь ваша очередь писать статью о практике, о сложностях, о решениях. Вы понимаете?

— Я напишу, — решил я. — Но при одном условии.

— Вы собираетесь ставить условия, когда на кону жизни? — нахмурился Шевелев, а вот Слащев успел получше меня узнать.

— Кажется, то, о чем хочет попросить Вячеслав Григорьевич, тоже поможет спасать жизни. Я прав?

Я кивнул.

Все верно, именно для спасения жизней мне и нужна помощь. И ведь сначала думал над чем-то сложным. Рассматривал варианты получения гепарина, чтобы избежать тромбоза при операциях. Учитывая, что его делают из внутренних органов крупного рогатого скота, это казалось не особо сложным, но… Точный способ я не помнил, а проводить сложные исследования в действующей армии — это явный тупик.

Дальше были идеи про выход на гормоны: тот же адреналин должны были открыть уже в этом десятилетии, а это очень важная возможность прибить излишне активные аллергические и воспалительные реакции. Очень полезно и опять же слишком сложно. Точно не для полевой лаборатории. А так, конечно бы, я не отказался и от дексаметазона при любом пулевом, и от пропофола, когда дойдет до операции. Увы, приходилось быть реалистом, но, к счастью, даже реалисты нынче что-то да могли.

— Вы же слышали про исследования Карла Ландштайнера про группы крови? — начал я. — Если мы сможем их выделить на практике, сделать запасы для переливаний, то сколько жизней сумеем спасти!

— Как выделять? — тут же деловито спросил Слащев.

— Для этого используют антигены, но нам их не выделить, так что… Почему бы не смешивать кровь между собой? — предложил я. — Когда мы выделим контрольные образцы, то по реакции с ними сможем приписывать любую новую кровь к той или иной группе.

— Долго, возможны ложные реакции, ну и крови много уйдет, — задумался Слащев.

— У доктора Вредена есть центрифуга Мишера, — обрубил все сомнения Шевелев. — Он сейчас все равно нуклеинами не занимается, так что я одолжу, и исследования можно будет сделать на приличном уровне. Тут вопрос в другом — как все это хранить.

Я не отвечал, пораженно замерев. Вот кто бы знал, что тут уже есть центрифуги — надо будет потом обязательно осмотреть ее, и если скорости хватит… У меня дух захватило от открывающихся возможностей. Это же сразу можно будет делать сепарирование крови: кровяные тельца отдельно, плазму отдельно. А плазма в свою очередь дает выход на восстановление иммунитета, лечение аутоиммунных заболеваний и той же сердечной недостаточности.

Сколько всего можно сделать!

— Доставайте центрифугу, будем пробовать, — я от воодушевления бахнул кулаком по стене. — А что касается хранения, видел я присланный кем-то из предводителей уездного дворянства вагон-рефрижератор. Его пока особо не используют, а нам для крови как раз пригодится. Там не так много и надо: плюс 2, плюс 6 градусов, и хватит.

— Если вам его дадут… — засомневался Шевелев.

— Дадут, — я в отличие от доктора не сомневался.

Если военными припасами в Маньчжурии полностью заведовал Куропаткин, и тут приходилось действовать осторожно, то вот насчет транспорта можно было договориться и с наместником. А Алексеев мне не откажет! По крайней мере, не когда я его главный инструмент и надежда для снятия блокады с Порт-Артура. Собственно, после госпиталя я и отправился к уже знакомому дому, где всего через два часа меня согласились принять.

Надоело бегать, но полковника ноги кормят.

— Не скажу, что рад вас видеть, Вячеслав Григорьевич, — поприветствовал меня Алексеев. — С нашей последней встречи вы стали гораздо менее полезным.

Не очень приятно, зато искренне.

— И тем не менее я буду принимать участие в новом походе, — возразил я вслух. — Причем именно мой полк должен будет проложить дорогу всему корпусу. Справлюсь — у других будет шанс, нет — считай, и всем остальным нечего будет делать.

— И чего вы хотите? — прищурился Алексеев, а потом неожиданно пошутил. — Снова шампанского?

— На этот раз кое-что гораздо более дорогое, — признался я. — Десять километров декавильки, несколько вагонов с паровозом, в том числе морозильный.

Декавилька — это одна из первых военно-полевых дорог. Чтобы проще представить, можно вспомнить рельсы из детских наборов, которые соединяются друг с другом и укладываются куда угодно без всякой насыпи — тут та же система. Впервые подобные дороги использовали еще в 1881 году, причем одновременно в России и Франции. У нас генерал Скобелев проложил ее для подвоза продовольствия и снарядов во время Ахал-Текинской кампании, ну а французы построили такую же в Тунисе. Причем возили не только экипировку, но и даже орудия.

— Во-первых, декавильки у нас нет, — наместник сплел руки перед собой.

— Есть! Я все проверил у интендантов лично, прежде чем прийти.

— Еще раз повторю: путей Поля Декавиля у нас нет, но есть их переработанная версия — военно-полевая дорога Тахтарева.

— Большая разница?

— Больше ширина, шпалы не деревянные, а железные, так что может держать больше нагрузки, почти 9 тонн. Очень наши артиллеристы просили.

— Так тем лучше, мне как раз должны еще дивизион мортир выдать, не придется ломать голову, как довезти до позиций.

Мои аппетиты разом подросли.

— Колея тахтаревки почти в два раза уже стандартной дороги, нужно будет переделывать вагоны.

— Переделаем! Как я сказал, нам не так много надо, возьмем что-то из застрявшего на запасных путях, до чего у интендантов руки не доходят. Нам еще и спасибо скажут.

— Не скажут и не отдадут.

— Это если я буду просить. А вам стоит только слово замолвить.

— Куропаткина не боитесь? Что зло затаит из-за того, что за его спиной дела ведете?

— А он меня и так не особо любит, — я пожал плечами. — А еще… Он сам военно-полевую дорогу строил в 1881-м, так что вряд ли он обидится. Скорее, наоборот, хоть какой-то общий язык найдем.

— Ладно, будут вам 10 километров дороги и вагоны, — Алексеев треснул рукой по столу. — Паровозы не обещаю, если что, лошадьми будете возить, но вот вагоны дам.

— А и справимся, — я заулыбался. — Японцы вон свои составы вообще китайцами таскают. Запрягут по сотне человек на вагон, и вперед.

— Словно бурлаки? — Алексеев задумался. Возможно, прикидывал, а не пустить ли в ход ту же грубую ручную силу хотя бы на перевалочных станциях. — Но вы меня не отвлекайте. Лучше расскажите, для чего вам вагоны нужны.

Я и рассказал. Про вагон для перевозки крови, про еще два для мортир — учитывая их вес, меньше никак не получалось. И, главное, про санитарный эшелон.

— Понимаете, — объяснял я, — очень много раненых у нас погибает, потому что их просто не успевают доставить с поля боя до операционной. А из тех, кого успевают, половине еще от тряски раны разбередят. Представьте, у человека ранение в живот, ему покой нужен, а его по кочкам трясут! А тут мы эшелон подгоним прямо к передовой! Грузим раненых на месте и максимально мягко и быстро улетаем в тыл! Еще и самые срочные раны можно будет перевязать прямо в процессе.

— Не делает так никто, — наместник почесал подбородок.

— Так тем больше чести для России, что мы первые начнем. Разве нет?

Я протянул ладонь, предлагая закрепить сделку, и наместник через мгновение сжал ее своей огромной медвежьей лапой. Вот и договорились! Осталась самая малость: успеть все подготовить, собрать разрозненные детали в единый план да сделать так, чтобы ни японцы, ни свои не смогли мне помешать.

* * *

Мы готовились к предстоящей операции каждый день, а потом под конец месяца пришли новости о сражении у Цзиньчжоу. Самое узкое место, отделяющее Квантунский полуостров от Ляодунского, было захвачено. Что обидно, почти без боя. При том, что у защитников Порт-Артура было почти 40 тысяч солдат, при том, что прямо рядом с Цзиньчжоу находился генерал Фок с 18 тысячами его 4-й Восточно-Сибирской дивизии, саму оборону города вели всего три с половиной тысячи полковника Третьякова.

Три с половиной тысячи против целой армии Оку с прорвой осадных орудий. 20 мая они отбили три штурма, и только через 5 дней японцы все же смогли прорваться в Цзиньчжоу, и полк отступил, оставив позицию. У нас в Ляояне многие рассматривали это как геройство, я же больше думал о том, как наши сами загоняют себя в угол. Потеряли такое место для обороны, открыли дорогу к коммерческому порту Дальний, который японцы и взяли через 3 дня, получив возможность подвозить припасы почти прямо под стены Порт-Артура. Ну, какое это геройство? Поражение, как есть поражение.

В моей истории после этого сбивать блокаду с Квантуна отправили 1-й Сибирский генерала Штакельберга. И даже полностью укомплектованный, крепко сбитый корпус ничего не смог добиться. Есть ли шанс у нас? Я не стал отвечать даже сам себе. Вместо этого махнул рукой и рявкнул.

— Запевай!

И роты сводного 22-го стрелкового полка 2-го Сибирского корпуса дружно грянули уже привычное. За Россию, за империю, до конца… Конечно, у нас есть шанс! А если еще и у Семена получится, то вообще все хорошо будет. Я повернулся и посмотрел на север — куда-то в ту сторону еще час назад ускакал Буденный, выполняя мой тайный приказ.

Загрузка...