Японская война. 1904 (СИ)

Глава 11

— Господин полковник, вы уже слышали? — меня нагнал доктор Слащев. — Больше трехсот раненых, наши захватили японский арсенал, а те его подорвали почти в последний момент.

— Как близко был взрыв? — я невольно представил три сотни пострадавших с тяжелыми ожогами, и в этом времени подобный диагноз — это приговор.

— Точно не знаю, но многих посекло, — доложил Слащев, и я выдохнул. Посекло — это хорошо, значит, взрыв был не так уж и близко. — Повезло, что именно сейчас к нам приехал с инспекцией Роман Романович Вреден, корпусный хирург из 3-го Сибирского. А то у нас-то своего нет, а так — всех, кого можно, вытянем.

Я ничего не ответил, потому что знал имя нашего гостя даже не из исторических книжек, а еще из Медицинской академии. Роман Романович Вреден — несмотря на фамилию — оказался крайне полезен для отечественной медицины. Изучение шока, новые виды полостных операций, а главное, он был тем, кто вторым после Пирогова написал «Практическое руководство по военно-полевой хирургии». В общем, личность.

Мы тем временем добрались до медицинского лагеря, который раскинулся прямо на берегу Ялу. Тревожно защемило в груди — такая беспечность. К счастью, рота Хорунженкова и сотня Врангеля уже переходили на ту сторону, и стало немного полегче.

— А, Вячеслав Григорьевич! — меня заметил Засулич, тоже спустившийся вниз. — Что же это вы своих людей гоняете на виду у остальных? Чуть панику не устроили.

— Мы слишком близко к берегу, опасаюсь нападения, — признался я.

— Не забывайте, что вы не один. Павел Иванович тоже отправил разъезды, — Засулич покачал головой, но дальше ругаться не стал. — Понимаю ваши опасения, но доктора сказали, что, если начать прямо сейчас, мы сможем спасти гораздо больше людей.

Я только кивнул: ничего, завтра дам Врангелю и Хорунженкову отдохнуть, а сегодня пусть лучше мы перебдим. Я добрался до палаток, где бесконечным потоком шли операции. Доктора из других полков, мои — все работали в поте лица, но, кажется, ситуация была действительно под контролем. Черных раненых не было, красных разобрали, остальные тоже дождутся своей очереди. Тем не менее, я все-таки предложил свою помощь, и меня чуть не послали, причем тот самый Роман Романович, но потом он неожиданно замер.

— А вы ведь тот самый полковник, что оперировал доктора Шевелева? — спросил Вреден.

— Так точно, — кивнул я.

— Я хотел с вами поговорить. Удивительно хорошо у вас все получилось, причем без какого-либо опыта… Но насколько серьезным было повреждение артерии, что вы смогли справиться? Впрочем, все потом.

— Если тут тоже есть повреждение артерий, я могу помочь, — напомнил я.

— К счастью, ничего настолько опасного, — доктор покачал головой. — По крайней мере, у наших, мы справимся. А вот японцев посекло серьезно…

Мне еще раз напомнили, что я прежде всего военный, и русского солдата мне не доверят. Наверно, можно было просто уйти, но у меня в голове засели слова про японцев. Прошелся по лагерю и действительно нашел их. Десять человек. Трое в ожогах — этим я ничем не помогу. Еще пятерым повредило кости, но крови было мало, значит, дождутся, пока придет и их очередь. А вот еще двое… Их тела походили на одну большую рану, и здесь счет уже шел на минуты.

Можно было бросить — никакой жалости к врагу у меня не было. Тем более к врагу, который, судя по его состоянию, и устроил этот взрыв. С другой стороны, Вреден правильно сказал, что у меня нет опыта. А где его нарабатывать, как не на раненых? И если к своим меня не пускают, сойдут и чужие.

— Ты! — я выглянул из палатки, и взгляд тут же зацепился за Корфа. Аптекарь прибежал вместе с остальными, но именно сейчас оказался не нужен и стоял, не зная, что дальше делать.

— Что? — Филипп Иванович подобрался, словно что-то почувствовав.

— Мне в эту палатку нужна дезинфекция и крепкие руки в помощь, справитесь?

— Я?.. Справлюсь! — Корф не стал долго сомневаться.

— Тогда вперед.

Мы подготовили место к операции всего за несколько минут. В больнице за такое отношение бы уволили, а на поле боя даже в будущем все бывало и хуже.

— С кого начнем? — спросил Корф.

— С него, — я выбрал японца побледнее, у которого было зажато подмышкой что-то железное.

И ведь как чувствовал — осколок задел его в одном из самых неприятных мест. Жгут не наложишь, даже если бы японец знал, как это правильно делать. Зато ему хватило какого-то звериного чутья, чтобы найти гранату и сдавить ее подмышкой, пережимая артерию. Повезло, что, даже потеряв сознание, он не ослабил руку, а то опять досталось бы всем, кому не повезло находиться рядом.

— Ого, шомпольная граната Мартина Хейла, — Корф неожиданно показал себя знатоком не только травок и порошков.

— Шомпольная — это что, ей стрелять можно? — я надел на японца маску с хлороформом. Немного времени было, и чтобы не накручивать себя, лучше хоть немного отвлечься.

— Обычно ее бросают, — ответил Корф, — но да, если есть специальный шток, то можно и выстрелить. Эта, кстати, хорошая, ударная, а я слышал, что у японцев есть и простые. Там роль стабилизатора играет ручка — дернешь ее неудачно, и все, сразу взрыв.

— А вы хорошо разбираетесь во всем этом, — заметил я.

— Так довелось работать в Мексике, — Корф тут же пустился в воспоминания. — С Красным крестом ездил туда опыта набираться. Так англичане как раз у себя эту гранату не приняли, зато мексиканцам начали продавать. А теперь вот и до японцев очередь дошла.

Я в очередной раз столкнулся с тем, как было принято работать в это время. Где-то идет война, и русский Красный крест сразу посылал свою миссию, чтобы врачи смогли наработать практику, которой никогда не получить в мирное время. Как когда-то говорил мой отец: настоящим военным медиком человека делает не диплом, а первые двести операций в поле. И ведь схема работала… Да, прогнать через эту систему всех не получалось, но и тех, кто успел набраться опыта, хватало, чтобы процесс лечения шел.

И без всякого мессии из будущего русские медики справлялись. Ну, а я, выждав положенное время, взялся за японца.

Первым делом вытащил гранату, и дальше пришлось работать уже на скорость и стараясь не обращать внимание на снова начавшую течь кровь. Ловлю поток… Итак, отвел руку в сторону под прямым углом — Корф подсуетился и тут же подставил под нее столик. Теперь мысленно прочертить линию между передней и средней третями мышечной впадины. Впрочем, тут обычно можно просто ориентироваться по границе роста волос — так проще и быстрее.

Дальше разрез — мне хватит 8 сантиметров до границы грудной клетки. И вот первая сложность — это клювовидно-плечевая мышца: надо аккуратно вскрыть ее и отвести в сторону. Вторая сложность: задняя стенка влагалища мышцы — это заодно передняя стенка влагалища сосудисто-нервного пучка. Перебитая артерия прямо под нервом, и здесь важно не задеть ничего лишнего.

Я выдохнул, развел края раны и начал действовать. Подкрыльцовую вену и кожные нервы плеча и предплечья нужно отвести внутрь, а срединный нерв наружу — очередность, проверенная поколениями. Сколько уже прошло времени, сколько крови потерял японец? Кажется, целая вечность, но я стараюсь работать так быстро, как могу. Наконец-то у меня получилось добраться до артерии. Теперь выделить ее из клетчатки, подцепить похожей на загнутый вязальный крючок иглой Дешана и можно зажимать. Само наложение швов после того, как я с таким трудом докопался до цели, показалось даже простым. Что уж говорить про зашивание.

В итоге закончили, обработали рану карболовой кислотой, и я уже хотел было двигаться ко второму своему пациенту, но…

— Он умер, — остановил меня Корф.

Я раздраженно тряхнул головой, и тут…

— Иночи о скуу[1], — первый японец каким-то чудом очнулся и, прежде чем снова потерять сознание, долго и внимательно, словно запоминая, смотрел мне прямо в глаза.

— Что он сказал? — поинтересовался я у Корфа, вдруг знает.

Увы, аптекарь только пожал плечами, и больше мы ничего обсудить не успели, когда в палатку влетел Вреден, которому кто-то успел нажаловаться на мою самодеятельность.

— Что вы тут делали? — он начал яростно вращать глазами, словно впадая в боевой раж.

Только еще разборок мне тут не хватало. Не дав доктору разойтись, я первым делом показал ему гранату, а потом, дождавшись, когда тот побледнеет, ткнул пальцем в Корфа. Пусть уже аптекарь отвечает на остальные вопросы, а я — к себе. В конце концов, кое-кто не врач, а военный, может себе позволить. А если у кого-то другого в итоге останутся вопросы, то с ними можно будет подождать и до завтра.

На следующий день мы с Вреденом так и не поговорили. Его нагнало сообщение о скором прибытии Куропаткина, и доктор был вынужден прямо утром поспешить в Мукден. Мы же остались разбираться с привнесенным в нашу спокойную жизнь хаосом. Оказалось, Мищенко вчера налетел на какую-то артиллерийскую часть и вместо того, чтобы не рисковать своим отрядом, как он обычно делал, в лучших традициях Гражданской войны с ходу и без разведки полез сразу на врага.

Как по секрету рассказал поручик Славский, успех моего отряда был воспринят кавалерией как вызов, и уступать без боя они не собирались. Поэтому их атака и была так безрассудна, но повезло. Прорвались, уничтожили целую батарею пушек, посекли несколько сотен солдат, и, если бы не взрыв боеприпасов, вообще не было бы никаких вопросов. А так Мищенко все еще считал, что должен меня догонять.

Вроде бы мелочь, но я неожиданно понял одно важное отличие от той истории. Там русская армия ушла из Кореи почти без боя, потеряв контакт с врагом и не имея ни малейшего представления, что тот может и будет делать. А здесь… Мы не упускали его ни на миг. Карта Кореи и ближайших окрестностей регулярно обновлялась, и чем дальше, тем отчетливее становилось видно движение главных японских сил. Три дивизии накатывались на Ялу, чтобы собраться здесь в один крепкий кулак и пробить нашу оборону.

Я долго думал, а можем ли мы что-то сделать. Не силами корпуса — потому что Засулич, несмотря на некоторые успехи, не станет меня слушать — а силами полка. А потом мой снайперский взвод сдал мне первые зачеты, я наконец-то получил свои новые пулеметы и запас снарядов для трофейных горных пушек. С последними, впрочем, все оказалось не так просто. Я-то думал, что у нас с японцами один калибр, но нет. У них 75 миллиметров, а у нас 76,2 — ровно 3 дюйма, и это большая разница!

Выручили интенданты, у которых нашелся запас снарядов еще со времен испытания аналогов Шнейдеровской пушки. Как оказалось, во время боксерского восстания Артиллерийское управление проводило испытания легкой пушки собственного производства. Победило творение Путиловского завода, та самая 3-дюймовка, ставшая основным полевым орудием русской армии. Но помимо нее были тогда и другие пушки, в том числе и с оригинальным калибром в 75 миллиметров.

В общем, небольшой запас снарядов я добыл и пора было отправляться в новую вылазку.

Трясусь на коне, стараюсь не прикусить язык. Стрелять я как-то научился, начал восстанавливать навыки хирурга, а вот лошади — точно не мое. Меня подкинуло на очередной кочке, и я отбил последнюю живую мышцу на заднице, а эта зараза только ехидно заржала. Обычно мы двигались немного медленнее, но сегодня вместе с нами за Ялу отправилась еще и конница Мищенко, так что, пока мы держались вместе, надо было держать и темп.

— Не боитесь, Вячеслав Григорьевич? — Мищенко первым нарушил неловкое молчание. — Все-таки вы в самый дальний тыл собрались. Если окружат…

— Мне кажется, страх окружения немного преувеличен, — возразил я. — Не всегда же обход заканчивается Седаном. Да, неприятно, но если враг будет пытаться остановить нас рыхлыми порядками, а мы ударим одним кулаком, то разве они нас сдержат?

— А огневой мешок?

— Так сколько им понадобится времени, чтобы подтянуть пушки, а мы на месте сидеть не будем. Это я понимаю точно, — ответил я, а потом позволил себе помечтать. — Но вы только представьте: японцы считают, что мы где-то на двести километров севернее, а тут видят наши флаги прямо у стен Согёна[2].

— Хотите взять Западную столицу?

— Я не настолько наивен, — я улыбнулся. — Но вот пройтись по всей провинции Пхенан-Намдо — почему нет. Немного нарушим коммуникации — станет уже легче.

На самом деле мне еще хотелось собрать информацию по японскому снабжению, но тут уже как повезет, и вслух про это я говорить не стал.

— Да, хорошее дело, — мечтательно кивнул Мищенко. — Мы ведь тоже…

А потом рассказал мне такое, от чего все мои представления о войне немного перевернулись. Я ведь все это время считал, что наши просто оставили Корею без боя. И когда появился тут и узнал, что в последний месяц у Мищенко даже не было походов за ленточку, почти уверился в этой мысли… Но тут оказалось, что я не учел такую мелочь, как ледоход. Казаки успели погулять на той стороне еще до него, а потом были вынуждены сделать паузу, пока ледяные заторы не растаяли и не прошли дальше. Но даже так Мищенко успел сжечь большую часть северных корейских деревень, чтобы заставить японцев растянуть коммуникации.

Разумно, хотя и сурово. А еще я теперь понимаю, почему на нас местные смотрят волками. И тот мой жест с раздачей еды в Чонджу был каплей море, которая вряд ли что-то изменит.

— Что ж, полковник, удачи! — мы доехали до перекрестка, и Мищенко крепко пожал мне руку. — И берегите моих ребят!

Он кивнул в сторону Врангеля. Тот делал вид, что не обращает внимания на своего бывшего командира, и ехал в стороне, гордо вскинув подбородок. Ну, чисто дети.

— И вам удачи, генерал! — я немного выждал, провожая взглядом сорвавшиеся с места эскадроны Забайкальской казачьей бригады.

На мой взгляд, Мищенко прихватил с собой уж слишком много припасов — за ним ехало не меньше сотни повозок, растянувшихся на несколько километров. Впрочем, не он один сейчас такой. Взять тех же японских солдат, что мы видели: они тоже, казалось, решили захватить с собой половину родины. И если против удвоенного запаса патронов я ничего не имею, то все остальное… Шинель, сверху шуба, чуть ниже свернутое одеяло, мешок, полотнище палатки, запасные башмаки, корзинка с рисом, котелок… Да, в отличие от русской армии у Японии еще не было полевых кухонь, и солдаты готовили каждый на себя. В общем, на этом фоне Мищенко казался чуть ли не аскетом, ну а я…

У нас из обоза было только четыре телеги, и то только потому, что мы разместили на них пулеметы. Ну и на случай эвакуации возможных раненых. А все остальное везли на конях: один основной, один запасной. Врангель шутил, что мы теперь словно монголы, ну, а почему нет? Те умели ходить далеко и быстро. Мы тоже тренировались в лагере, и вот пришло время практики.

— Здесь, — я указал место, где мы должны были сойти с Сеульской дороги, и дальше двинулись уже напрямик.

Порядок тот же, что и раньше. Пехота идет чуть позади, казаки — впереди, следят за окрестностями. Я специально выбрал путь через равнины, где всадник всегда выше пешего, а значит, и заметит того раньше. И вот за первый день у нас добавилось несколько пленных корейцев. Разъезды заметили их, связали, а потом закинули на телеги. Охотники они, как говорили, или нет — в любом случае отпускать их раньше времени мы не собирались.

Под самый вечер мы добрались до берегов реки. Я и раньше, отслеживая метки на карте, примерно понимал, где мы находимся, но сейчас окончательно успокоился. Единственная крупная река на нашем пути — это Туманган, значит, сегодня мы прошли больше пятидесяти километров. При том, что хорошим пешим переходом считается 25 километров! Все-таки лошади для быстрой переброски пехоты, пока нет машин — это сила.

А если и завтра все будет так же тихо, то шансы, что японцы сумеют нас перехватить до выхода на их коммуникации, начнут стремиться к нулю.

Ян Гамильтон вместе с американскими наблюдателями сегодня присоединился к отряду капитана Акари. Тому было приказано набрать не меньше двухсот корейских носильщиков-кули для полкового обоза, и вот они отправились в рейд по окрестным деревням. Японии была нужна живая сила, чтобы гонять по жилам армии ее кровь: снаряды и рис. Англичанин улыбнулся красивой метафоре и повернулся к своим спутникам.

— Капитан, — посмотрел он на вечно хмурого Макартура, — а вы как думаете, почему русским удалась та их атака при Чонджу? Что стало главной причиной успеха?

— Скорость, — ответ американца оказался неожиданным.

— Но почему она?

— А вы не изучали русских полководцев прошлого? Я вот, как увидел детали того боя, сразу вспомнил Александра Васильевича Суворова.

— Мне кажется, это совсем другая эпоха, — возразил Гамильтон. — Притом, если бы русские победили за счет резкого рывка и удара штыками, то их потери были бы гораздо больше.

— О, я сейчас совсем не про штыки, а про переходы. Ведь в чем была главная сила Суворова? Рымник, Измаил, Альпы — он каждый раз умудрялся собрать свои главные силы там, где они были нужны. Преодолеть такие расстояния за такое короткое время, что другим это казалось невозможным. И чем это отличается от современной маневренной войны, которую так пропагандируют германцы? На мой взгляд, они только дополняют друг друга, и то, что кто-то в России смог понять это и вывести на новый уровень, говорит о том, что эту страну не стоит недооценивать.

Гамильтон задумался. Лично ему казалось, что при равенстве в оружии преимущество в этой войне должно закрепиться за японцами. Русские слишком мирные в душе[3], чтобы быть хорошими солдатами, а вот недавние дикари всегда преклонялись перед войной, она и раньше была частью их культуры и философии.

Именно об этом он постоянно писал в своих письмах домой, но… Если американец прав?

— Смотрите! — всех отвлек голос Джека. — Вы видите тот отряд, что старается зайти к нам со стороны Согёна? Разве это не русские?

Японский капитан, до этого упорно делавший вид, что не понимает по-английски, резко обернулся, а потом с криками принялся строить своих. Значит, действительно русские, но что они делают так далеко от линии фронта? И это не конница, пехота… Гамильтон не удержался и еще раз посмотрел на усмехающегося Макартура.

[1] Что-то на японском. Главный герой его не знает, так что и мы с вами пока останемся в неведении.

[2] Будущий Пхеньян, столица Северной Кореи.

[3] Отдельно отметим. Ян Стэндиш Гамильтон действительно именно так и писал в своих заметках о Русско-японской войне.