Я видел карты Инкоу, я слышал, и не раз, детали операции Хорунженкова, но вживую это все-таки выглядело немного по-другому. Не так, как я рисовал себе в голове… Петля Ляохэ и выросшие на ней словно на ветке старые китайские деревни. Слева направо. Сначала совсем небольшая, всего на 8 домов, Кизаугоу. Потом чуть больше, уже на 10 домов каждая, Дугуаньшунь и Хоуюфань, между которыми чуть вдали расположилась железнодорожная станция. Следом Нюдхятун, уже в два раза больше, и, наконец, Чентуйцзы, плавно переходящая в окраины самого Инкоу.
Когда враг не ждал нашего появления, можно было действовать быстро, сейчас же японский генерал не стал отсиживаться в городе и выдвинул свои позиции вперед, перекрывая всю береговую линию. Очень разумно. Запрись японцы в Инкоу, и это сразу развязало бы мне руки, а так придется действовать последовательно.
— Что думаете? — спросил я своих офицеров, подъехавших ко мне на наблюдательную позицию.
— Если бы у нас был кавалерийский налет, — первым заговорил Врангель, — то я бы бил в стык между Дугуаньшунь и Хоуюфань, прямо по станции. Смотрите, перед ними лес, под прикрытием которого можно было бы подойти поближе. Стык позиций — очевидно, слабое место. Ну и, прорвавшись до железной дороги и складов, можно сразу пожечь очень много японских припасов. А если повезет, и они ринутся ее отбивать, то уже мы сможем поработать от обороны и замахнуться на что-то большее.
Я мысленно кивнул… В моей истории по такой вот схеме и пытался действовать Мищенко, когда Куропаткин впервые за всю войну решил отправить кавалерию в крупный рейд по тылам противника. Тогда японцы отбились, не хватило казакам запала и опыта на пехотную операцию, но да у нас возможностей-то побольше будет.
— … но так как у нас не налет, — продолжал тем временем Врангель, — то ничего лучше нашего изначального плана в голову и не приходит.
— Нам бы, конечно, еще натурные испытания провести, — задумался Афанасьев. — С другой стороны, взрыватели точно работают, пороха у нас достаточно… Если штурмовики зачистят фланги, то мы свое дело сделаем.
Я посмотрел на Шереметева с Мелеховым. Они только сосредоточенно кивнули — вот и хорошо. Пусть реальность и добавила деталей, но каких-то проблем для главного плана никто не видел. Можно было начинать.
— Не торопитесь, — подчеркнул я в последний раз. — Помните, главное, сделать не быстро. Главное, сделать вовремя!
Я крепко пожал руки каждому из своих офицеров, и те разъехались по своим частям. В 6:30 утра с первыми лучами солнца заработали две тяжелые батареи, сведенные в единый кулак. Мы били из-за пределов дальности легких полевых пушек Арисаки. Стоящие в бухте корабли могли бы нас накрыть, но вот попасть по тем, кого не видишь, да без наводчика — совсем не просто. А тем временем наши 40-килограммовые снаряды один за другим перекапывали японские позиции на их левом фланге в Кизаугоу.
Через полчаса от 8 старых фанз просто не осталось и следа: если там и были оборудованы какие-то позиции, то мы сровняли их вместе с защитниками. Через два часа казалось, что на месте деревни нет ничего кроме чистого поля.
— Шереметев спрашивает… — передал Чернов. — Может, штурманем?
— Отставить шутки, — я покачал головой.
Сейчас было не время для штурмов, сейчас было время копать. И под прикрытием обстрела сразу четыре железнодорожные роты, сменяя друг друга, километр за километром возводили насыпь для будущей дороги. Насыпь не в том смысле, что мы неожиданно решили именно сейчас построить тут что-то на века. Сама-то дорога, как и обычно, пойдет прямо по полю, а вот гора земли между ней и японцами поможет прикрыть ее от случайного обстрела. Да и линию будущей атаки будет сложнее просчитать.
В итоге весь день так и проработали только артиллеристы и нестроевые части. Мелехов и Шереметев, готовые отразить контратаку японцев, так и не дождались своего шанса и немного ворчали. Я же был доволен. Почти… Все-таки после разговора с Пикаром я теперь не мог не думать о цене каждого из снарядов, что мы выпускали. Выстрел из пушки Канэ стоил примерно 150 рублей — зарплата поручика за месяц. Русские снаряды были раза в три дешевле, но все равно… Дорого!
Нас пока выручало то, что мы пользовались трофейными запасами, которые неплохо пополнили во время бегства японцев от Ляояна. Да и половина пушек у нас были трофейными, так что все выходило один к одному, но… Мысли о своем оружейном заводике так и лезли в голову. Если на японцев, которые тоже оказались не готовы к совершенно новым цифрам расхода снарядов в 20 веке, наших сил еще хватит, то что будет потом? Те же европейцы, которых походя разбил мой мобильный отряд, пока совсем себя не показали, но я не тешил себя иллюзиями. Война — это не только люди, не только тактика и стратегия, но еще и экономика. Снаряды для фронта, еда для тыла — и тут наши западные соседи могли развернуться быстрее, больше и эффективнее, чем мы.
— Сколько? — отвлекшись от мыслей о будущем, я заглянул к Мелехову, который как раз закончил принимать последние доклады от железнодорожных рот.
— Три километра двести, — ответил полковник. — Если бы делали насыпь поменьше, то могли бы ускориться хоть в два раза.
— Меньше нельзя, — я покачал головой. — Вы же были на тестовых стрельбах с Афанасьевым… Сейчас нам может навредить разве что точное попадание из главного калибра японского крейсера. 203 миллиметра «армстронговской» пушки — против такого разве что полноценные укрепления строить и балками укреплять. Вот только таких пушек у «Асамы» лишь две, а 6-дюймовок — четырнадцать, и вот от их выстрелов мы должны быть прикрыты.
— Да я понимаю! — только и махнул рукой Мелехов. — Просто хочется поскорее добраться до японцев. А то вдруг догадаются.
— А даже если и догадаются, — я улыбнулся, — что они сделают?
— Уйдут! — удивил меня Мелехов. — Сбегут ведь гады, а этот «Асама»… Мне наши моряки про него все рассказали. Как именно он начал войну, когда со стаей миноносцев зажал нашего «Варяга» с «Корейцем» в Чемульпо. Вот было бы хорошо наконец ему отомстить.
Я только кивнул. И действительно, мы столкнулись с тем самым «Асамой», и его уничтожение было бы очень символично, чтобы подчеркнуть перелом в войне. Вот только это совсем не повод торопиться и губить людей. Иногда начинаю думать, что главная задача генерала с талантливыми офицерами под его началом — это держать голову в холоде и не давать им принимать поспешные решения.
В итоге на следующий день мы занимались тем же самым. И через день тоже… А потом японцы не выдержали. Ночью незаметно для нас собрали аж шесть рот и кинули их вперед, стараясь добраться до растущей каждый день линии укреплений и все там разрушить. Вот только пока это была только гора земли, и разрушать там было нечего, а еще… Пусть японский командир и сумел тайно собрать и подвести силы для ночной атаки, но мы все равно были готовы.
Слишком очевидно было такое решение. Так что первая растерянность быстро сменилась решимостью, и идущих вперед солдат встретили сначала гранаты, а потом, когда они бросились назад, их еще и накрыли подлетевшие под прикрытием насыпи тачанки вернувшегося в строй поручика Зубцовского. Славная получилась охота, а утром снова, словно ничего и не случилось, заработали пушки и заспешили вперед нестроевые чины.
Японцы попробовали сменить тактику, усилив участие флота. Накрыть наши пушки на дальней линии железной дороги у них не получалось, а вот пострелять по строителям — вполне. Пришлось замедлиться: все работы с поверхности ушли в окопы и траншеи. В итоге за четвертый день мы сделали меньше километра насыпи вместо трех, но… Это решение тоже было слишком ожидаемо, и японская предсказуемость, ведущая их строго в рамках нашего плана, сегодня подняла настроение всем моим офицерам.
Подготовительные работы продолжались еще неделю. Больше сотни часов посменного труда, и насыпь дотянулась до центра японских позиций напротив Инкоу, а «Асама» успел пострелять не меньше наших батарей. И вот пришло время второго акта. В это утро с первыми лучами солнца в небо поднялись наблюдательные аэростаты, и сработавшиеся двойки артиллерийских офицеров тут же начали передавать вниз координаты уцелевших японских позиций. Что-то мы видели и до этого, что-то узнали только сейчас. Почти полчаса ушло на уточнение карты, а потом по идущей за насыпью железной дороге вперед пошел первый бронепоезд.
За ночь мы успели проложить для него всего четыре километра пути, но и этого хватило, чтобы все позиции японцев к западу от станции Инкоу были просто сметены. «Асама» и тяжелые орудия из самого города попытались ответить, но… Мы были готовы. Паровоз впереди состава, паровоз позади: наш бронепоезд стоял на месте не больше пары секунд, и по нему если могли попасть, то только чудом. А вот несколько наших снарядов зацепило городские батареи, а один даже врезался в борт японского крейсера.
Естественно, наши даже самые мощные 6-дюймовки не смогли ничего сделать 127-миллиметровой броне верхнего пояса крупного корабля. Небольшой пожар от задетых шлюпок мгновенно потушили, а по нам начали стрелять с утроенной яростью. Сначала по отходящему бронепоезду, потом только по насыпи и железной дороге, вымещая ярость на единственной цели, которую мы оставили. Японцы ждали, они прямо-таки требовали продолжения дуэли, но мы собирались продолжать сражение исключительно на своих условиях.
А несколько — да даже много — поврежденных секций тахтаревки, которые мы заменим уже ночью… Это такая мелочь!
— Отчет, — кивнул я Лосьеву, собравшему для меня сводки со всей линии фронта.
— В Инкоу новые пушки: похоже, подвезли совсем недавно. Издалека не разглядеть детали, но наблюдатели-артиллеристы уверяют, что это гаубицы.
Я оценил серьезность настроя японцев в желании удержать этот город. Или победить меня?
— Дальше, — кивнул я.
— В городе было несколько накрытий японской батареи, но ее неплохо обустроили. Сверху земля, под ней бетон. Такое так просто не достать, только если ближе подбираться. А там пока «Асама».
— То есть без потерь?
— Посекли обслугу, но и все… Афанасьев считает, что обстрел города с этой позиции нецелесообразен.
— Что по флоту?
— Повреждения минимальные… — Лосьев еще несколько минут докладывал о потерях японской пехоты.
На первый взгляд подобный успех после целой недели подготовки можно было назвать даже провалом. Вот только настоящую подготовку мы, собственно, только и начали. Как в шахматах, чтобы провести свою комбинацию, тебе нужно, чтобы противник расставил фигуры определенным образом. На войне примерно то же самое. И вот сегодня мы сделали первый шаг, заставляя японского генерала реагировать и… делать именно то, что нам было нужно.
Следующие два дня прошли по тому же самому сценарию. Мы медленно удлиняли насыпь, японцы, уже зная в чем тут дело, стреляли. Японцы возвращались в деревни на своем левом фланге, и мы снова пускали бронепоезд, выжигая их оттуда и каждый раз пуская по паре снарядов еще и по кораблям с городом. Серьезных потерь пока не было ни с одной из сторон, если не считать японскую пехоту… И вот на четвертый день второго этапа, на тринадцатый с начала операции, в деревни Кизаугоу и Дагуаньшунь так никто и не пришел.
Мы выждали еще сутки, чтобы убедиться, что японцы совсем отказались от этих позиций, и вот очередной доклад от Кованько и его воздухоплавателей.
— Никого, — Чернов прочитал одно-единственное слово, и мы с штабистами переглянулись.
— Может, еще выждем, чтобы наверняка? — неуверенно предложил Лосьев.
— Согласен, — кивнул Брюммер. — Все-таки второго шанса у нас не будет, а один день ничего не изменит.
Я задумался, потом выбрался на наблюдательную позицию и еще раз окинул взглядом подсократившуюся линию японских укреплений. Какая-то часть меня предлагала согласиться с штабистами. А то вдруг ошибка, а я настою на своем, и провал окажется полностью моей виной? Страшно брать такую ответственность! Вот только в то же время я чувствовал, что время пришло. Как я недавно думал: главная задача генерала — сдерживать своих офицеров, когда те слишком расходятся? Нет! Главная задача генерала — поддерживать баланс между инициативой и осторожностью! Перебор в любую из сторон — ошибка. Только моя ошибка! Но сейчас я был как никогда уверен в себе.
— Сегодня ночью, — принял я решение, и больше уже никто не спорил.
Еще одно правило 2-го Сибирского. Пока мы прорабатываем тактику, спорить можно и нужно. Но когда решение принято, то все — нужно просто сделать все возможное, чтобы претворить его в жизнь.
Платон Львович Афанасьев лично вкручивал взрыватели в первую из подготовленных для ночной постановки мин. Весь мир признавал, что Россия — это один из лидеров в минном деле еще со времен Нобеля и Якоби, когда такие постановки смогли прикрыть Санкт-Петербург от объединенного англо-французского флота. Однако даже с такой школой Платон Павлович не ожидал того, что предложил Макаров. И ведь это было так просто, так очевидно!
Ведь как обычно работают взрыватели на минах? От контакта или от радиосигнала — в любом случае они либо должны располагаться довольно близко к поверхности, и их можно заметить, либо оставались провода, которые опять же давали шанс обнаружить постановку… У самого Афанасьева были идеи об использовании радиосигнала для подрыва мины, однако после того как обе стороны начали активно использовать помехи, эта идея ушла куда-то на дальний план. Возможно, если капитан Городов все-таки доведет до ума свою идею с выделенными частотами, что-то и получится, но когда еще это будет… А идея генерала была проста до безобразия еще и в своей реализации.
Ведь что такое любой современный корабль? Огромный кусок металла, который меняет магнитное поле вокруг себя. То есть берем самый обычный компас, и рядом с кораблем его стрелка будет отклоняться в сторону. Немного! Но систему ведь можно сделать более чувствительной! Корабль близко, специальная игла отклоняется, второй ее конец замыкает электронную цепь, и взрыв. Просто, надежно и… Такие мины, которые не обязательно должны касаться корпуса вражеского корабля, можно ставить глубже, чем обычные.
Шансы их заметить, когда не знаешь, что искать, равны нулю. Афанасьев, когда увидел результаты первых испытаний, сначала расстраивался только из-за того, что на такой мине могут раньше времени подорваться малые корабли. Но и тут нашлось решение! Если поиграть с чувствительностью стрелки, можно было рассчитать, чтобы та реагировала на суда от определенного объема. И вот те мины, что они подготовили, были настроены на три тысячи тонн: миноносцы пройдут и не заметят, а вот «Асама»…
Афанасьев усмехнулся, и в этот момент основной и запасной взрыватели с еле слышным щелчком встали на место. Скоро были подготовлены и остальные мины, а потом, стараясь не шуметь, они принялись грузить их на обычные деревянные лодки.
— Тихо? — на всякий случай спросил артиллерист у приданного ему казака из прикрывающего их отряда Буденного.
— Тихо, — кивнул тот.
Афанасьев выдохнул. Все-таки Макаров все верно рассчитал: выбил японцев из Кизаугоу, и теперь те просто не могли заметить их подготовку. Тихие лодки, никаких огней, все люди опытные и точно знают, что делать. Невидимой вереницей сотни плоскодонок, привезенных на поездах с севера, чтобы точно не насторожить местных, начали отходить от берега. На каждой по две мины. Каждую будут опускать в воду руками, чтобы даже легкий плеск не привлек внимание японских дозорных.
— Справятся они? — рядом с Афанасьевым нервничал капитан Жирков.
— Все рассчитано, ты же знаешь.
Афанасьев вспомнил, как они с Макаровым проверяли каждую мелочь. Например, он предлагал использовать якорь для мины с дополнительным грузом. Такой, как коснется дня, стопорит минреп, и в итоге мина погружается ровно на выставленную глубину. Незначительное усложнение конструкции в теории — на практике в условиях Маньчжурии это бы вылилось в недели дополнительных работ. Макаров же нашел последние карты промеренной от и до бухты Инкоу, и это позволило заменить механику просто канатом нужной длины. Надежнее и дешевле.
Два главных слова при внедрении любой новинки.
— Сигнал! — доложил не спускающий глаз с моря Жирков.
— Сигнал, — повторил немного опоздавший связист, с обидой посмотревший на артиллеристов.
— Начинаем, — выдохнул Афанасьев.
Сигнал — это специальный человек с направленным фонарем на лодке за Инкоу. Он будет открывать крышку фонаря ровно раз в минуту, в сторону от города и возможных наблюдателей. Шансы, что японцы заметят, не очень высоки, а даже если и обратят внимание, то вряд ли высунутся куда-то посреди ночи… А они по этому сигналу поставят мины и вернутся обратно. Туда-сюда, небольшая вылазка, буквально пара часов — ничего сложного.
Афанасьев успокаивал сам себя, но до самого завершения операции так и не сошел со своего места. И только когда последняя лодка вернулась обратно, когда ее вытянули на берег и потащили обратно в тыл, он позволил себе выдохнуть. Они сделали свое дело, но только завтра станет понятно, получилось или нет. Не всплывет ли случайная мина, не проявят ли сверхъестественное чутье японцы, смогут ли остальные части сделать свое дело… Скорее бы взошло солнце!