Разведка всегда идет за армией! Да, Огинскому хотелось бы задержаться в Ляояне и лично довести до конца проверку информации по помощнику японцев, но… Иногда важнее предотвратить новые беды. Именно поэтому текучку по проверке тех, кто имел доступ к картам, он скинул на своих помощников, а сам посвятил последние недели слежке за Такамори. Брат, сестра, каждый, кого они так или иначе привлекали к своим делам. Выглядело это не очень красиво, но Алексей Алексеевич наступил на горло своему воспитанию и делал вид, что не замечает намеков.
Увы, никаких ниточек к своему делу за эти две недели он так и не нашел, но… С другой стороны, и новой помощи японцам тоже никто так и не оказал. И не окажет! Сегодня ночью Макаров приказал ставить мины, и Огинский тоже решился перейти от наблюдения к действиям. Вернее, пока только к разговорам. Еще вечером он пригласил к себе Казуэ с Сайго, и те не смогли отказаться.
— Четыре часа ночи, — сидящая перед Алексеем Алексеевичем девушка зевнула. — Может быть, завтра продолжим?
— Прошу прощения, но мне нужно восстановить весь ваш график в тот день. Поминутно. Понимаю, что это занимает немало времени, но когда я закончу проверку, то смогу окончательно вычеркнуть вас из рядов подозреваемых.
— И перестанете мешать сестре работать, — тут же среагировал Сайго. — Ваши люди, которые ходят за нами по пятам и днем, и ночью — это уже перебор. А посмели бы вы так же вести себя с представителями русских дворянских семей?
— Если вам будет легче, то такая же слежка идет не только за вами. Там, правда, я вынужден ограничиваться внешним наблюдением, а вы сами согласились с тем, что мои люди могут вас сопровождать.
— Тогда я не думала, что это будет продолжаться настолько долго, — Казуэ устало улыбнулась, и Огинский почти был готов ей поверить. — Итак, мы остановились на пяти-пятнадцати. Как вы помните, на передовую и в штаб во время боя меня не пускают, так что я решила проверить нестроевые части 22-го полка, отходящие в тыл. Иногда, когда дело уже сделано, люди расслабляются и допускают ошибки, показывают больше, чем следовало бы. Я ищу такие моменты, чтобы взять расслабившегося было человека на заметку и вычислить, какую тайну он скрывает.
Казуэ не договорила, но Огинский прямо-таки почувствовал вызов. За сохранение некоторых тайн порой можно получить больше, чем за деньги. Информацию, услуги… Додумать эту мысль поручик не успел, потому что в этот самый момент к нему зашли те, кого он точно не ожидал увидеть. Точно не в это время.
— Простите, что без стука, — полковник Ванновский и, несмотря на все принесенные проблемы, выбившийся в его любимчики Корнилов широко улыбались.
— Мы сейчас заняты, — сухо ответил Огинский, но внук бывшего военного министра предпочел не обратить на это внимание.
— Раньше я не мешал вашей работе, но теперь, думаю, это уже излишне, — ответил Ванновский, а потом повернулся к Казуэ. — Госпожа Такамори, мы пришли сказать, что ваша информация полностью подтвердилась.
— Какая информация? — нахмурился Огинский.
— О польском подполье! — выпалил Корнилов. — Госпожа Такамори убедила Глеба Михайловича не брать сразу одного связанного с ними снайпера. А потом через него нашла другого поляка, некоего Панчика, который решил выбраться из этой компании и теперь дает показания. Мы уже взяли больше тридцати человек — представляете! — в том числе и контакты среди местных, финансовые цепочки, каналы контрабанды! За такое дело не то что благодарность, орден давать надо!
Огинский промолчал, невольно думая о том, как же вовремя Казуэ накрыло ореолом славы. И ведь снова она проявила себя — взяла иностранных агентов, и опять не японских! У самого Алексея Алексеевича после такого подозрений меньше не стало, но в то же время… Ванновский сейчас так выразительно на него смотрел, что продолжать давление на японку в прежнем ключе стало решительно невозможно.
— Госпожа Такамори, — Алексей Алексеевич поднялся и еле заметно склонил голову. — Благодарю за вашу работу.
— И можете быть свободны. Больше вам не станут мешать! — все-таки не выдержал и сказал лично сам Ванновский.
Огинский не удержался от вздоха. С одной стороны, Глеб Михайлович проделал и продолжает делать огромную работу для 2-го Сибирского, с другой, в нем все еще остались набранные в прошлой жизни черты… В том числе желание нравиться красивым женщинам. Впрочем, надо отдать ему должное, до этой ночи Ванновский держал себя в руках, но стоило Казуэ проявить себя, как он тут же снова надел свои любимые рыцарские доспехи.
— Что ж… — японка плавно, словно и не сидела без движения несколько часов, поднялась на ноги. — Раз мы хотя бы временно восстановили веру в мою честь, то прошу прощения, господа, но мне бы хотелось оставить вас и успеть немного поспать. До утра ведь всего ничего осталось. Сайго, составишь мне компанию?
Казуэ кивнула брату, чтобы тот следовал за ней, и уже почти ушла…
— Я тоже, — Огинский обогнул Ванновского с Корниловым и распахнул перед японкой дверь. — В качестве извинений за допрос провожу вас до дома.
— Вот и правильно, вместе же работаем, — согласился Ванновский, и Казуэ ничего не оставалось кроме как кивнуть.
Следующие десять минут они молча шли по ночному лагерю, а потом, попрощавшись с японцами, Огинский присел рядом с их палаткой. С каждой минутой все больше хотелось спать, но поручик и не думал смыкать глаза. Да, пришлось отозвать приглядывающих за Такамори сотрудников, но кто помешает ему лично дышать воздухом там, где хочется. И хотя бы сегодня, хотя бы в день большой операции, тайна которой никак не должна добраться до японцев в Инкоу, он проследит, чтобы эти двое никому ничего не смогли передать.
Вот из-за горизонта показался масляный краешек солнца, и заработали первые пушки. Еще немного.
Хожу из стороны в сторону, жду доклад от наблюдателей на шарах. И когда застучал телеграф, пришлось приложить всю силу воли, чтобы не подойти и не встать за спиной у Чернова.
— Есть, ваше превосходительство, — выдохнул связист. — Море чистое! Все мины встали как надо, со стороны ничего не заметно.
Я выдохнул. Одна из первых вещей, которая могла выдать наш план — это брак. Именно поэтому мы и делали максимально простую конструкцию, в которой просто нечему было ломаться.
— Выпускайте поезд, — я подал сигнал, переходя к следующему этапу.
Теперь все зависело от людей на местах, и я, выглянув из штаба, поспешил подняться на наблюдательную позицию. Вот уже привычно набирает ход бронепоезд, стучат колеса, грохочут пушки. Так же привычно отвечают японские корабли, заволакивая небо дымом от пороха и сажей из паровых машин. Три, четыре залпа. Пять! Есть первое попадание: да, опять без особого вреда, но немного паники лишним не будет.
Неожиданно внутри все натянулось, я почувствовал, что настал тот самый момент, когда мы могли повернуть сражение в свою пользу. И там, в десятке километров южнее, похоже, что-то такое же ощутил и Афанасьев, потому что именно в эту же секунду заработали скрытые на берегу пушки. Будь у нас в запасе хотя бы 8-дюймовки, будь у нас время подготовить для них хорошие бетонные укрытия, и подобная засада смогла бы сработать и сама по себе. Увы, у нас не было ни того, ни другого.
Но на нас работало кое-что еще. Слухи о том, как русские уже потопили тут две канонерки из старинной 10-дюймовки, и японская осторожность, которая после Ляояна начала накрывать их армию. И вот, оказавшись перед выбором, продолжить ли бой с неизвестными батареями или же сначала отойти и разведать силы русских, капитан «Асамы» выбрал второе.
— Они уходят… — выдохнул оказавшийся рядом со мной Брюммер.
Обычно на этом месте был Лосьев, но сейчас мой главный штабист просто не решился тоже покинуть штабную палатку. Мало ли какие прилетят новости, на которые надо будет реагировать как можно быстрее… Но пока все было тихо, и мы лишь стояли и смотрели, как стальные громады медленно отползают в сторону выхода из бухты. Вот на открытое пространство вышел первый миноносец, второй, третий.
— Из Инкоу началась активная радиопередача. Мы глушим! — от палатки долетел крик Лосьева. Все-таки японцы что-то заподозрили!
— Они сигналят флагами с башен… Нам эта кодировка не знакома, но они раз за разом повторяют один и тот же короткий сигнал.
Я сжал кулаки: теперь было уже очевидно, что в городе каким-то образом заметили мины и теперь пытались предупредить свои корабли. Успеют?.. «Асама» начал замедлять ход и отворачивать в сторону. Неужели?.. Кажется, мои зубы в этот момент хрустнули, но я даже не обратил внимание. Ну! Нос броненосного крейсера забирал все левее, но уже набранная инерция движения продолжала толкать корабль вперед. Ну же!
— Да! — меня оглушил крик Брюммера, который первым рассчитал, что «Асама» добрался до первой линии минной постановки. — Но почему нет взрыва?..
Он не договорил, потому что именно в этот момент справа по борту японского крейсера ударил водяной фонтан. Корабль качнуло в сторону, и тут же еще один взрыв. Воспитанный на фильмах и спецэффектах, я ждал, что «Асама» сразу же хлебнет воды пробитым боком и отправится на дно. Вот только эта гадина лишь загудела протяжнее, чем раньше, и продолжила разворот.
— Кажется, я понимаю, — выдохнул Брюммер. — Мы ставили новые мины глубже, и они просто не смогли пробить броню. Все-таки основная защита там все 178 миллиметров.
В словах штабиста был смысл, но в то же время я точно знал, что подобные мины использовали во Второй Мировой, и никто на них не жаловался. Наоборот, многие страны прикладывали немалые усилия, чтобы найти хоть какие-то способы противодействия… Но тогда что я не учитываю? Если не взрыв, то как эта штука повреждает корабли? Или в нашем случае мы просто засунули мало пороха? Да нет! В современные мины кладут по 20 килограммов, и ничего. Мы же от широты русской души положили всю сотню, от такой мощи одна ударная волна будет такой, что по всему кораблю волна прокатится.
И тут я понял! Взрывая мину на дистанции, мы не повреждали корпус напрямую, но били по его жесткости. Разрывая связи внутри металла, вырывали с мясом заклепки… Теперь, зная, что искать, я следил не за тем, как «Асама» погружается под воду — потому что он не погружался — а за тем, как тот движется. И он замедлялся, а там и… Нос японца неожиданно клюнул вниз, занырнув почти на метр. Еще пара секунд, и даже сквозь грохот пушек до меня долетел страшный треск. Словно огромный раненый зверь!
А потом, почти завершив свой разворот в сторону Инкоу, «Асама» окончательно замер и все-таки начал уходить под воду. Страшно! Сотни человек команды так и не успели выбраться из внутренних помещений, чтобы напоследок хотя бы взглянуть на солнце. Но были и те, кто смог спустить шлюпки, кто пытался выгрести в сторону берега вплавь. Капитаны ближайших японских миноносцев храбро бросились на помощь своим товарищам, но… Не стоило им забывать, что бой еще не закончился.
Если раньше миноносцы могли прятаться за пушками и крепкими бортами «Асамы», то теперь они неожиданно оказались один на один против нашего бронепоезда. Нет, были еще городские батареи, но без наводчиков движущаяся цель оказалась им просто не по зубам. Миноносцы в отличие от них нас видели и могли корректировать свой огонь, но у них была другая проблема. Не поставили на них нормальных пушек. А одно 75-миллиметровое орудие и пара 47-миллиметровых скорострелок — это совсем не то, что могло пробить нашу броню, усиленную после прихода новых более мощных локомотивов.
— Эх, если бы еще на берегу были нормальные батареи, а не обманки, — вздохнул рядом Брюммер.
— Не обманки, — поправил я его. — Просто легкие пушки.
— И пугачи, — хихикнул от нервов артиллерист.
— И пугачи, — согласился я.
Действительно, если бы мы поставили на берегу обычные полевые пушки, то японцы по одному звуку залпа смогли бы догадаться, что те им не страшны. С опытом и не такое начинаешь замечать на глазок. Именно поэтому мы добавили к нормальным орудиям детскую поделку. Пара стальных труб с порохом, которые выстрелить, конечно, не смогут, но вот басовито бабахнуть, добавляя дрожи в коленях — это вполне.
Тем временем избиение японского флота продолжалось. Вслед за «Асамой» на дно отправился еще один миноносец, а оставшиеся четыре, бросив попытки вытащить своих из воды, поспешили отойти под прикрытие фортов Инкоу. За кораблями назад потянулись и все отряды, стоящие за пределами города, и за какой-то час все море и все внешние укрепления остались за нами. А еще… С учетом того, что ушедшие было вперед миноносцы сначала вернулись за утопающими, а потом не решились снова пройти над минами, получалось, что о нашем успехе никто во внешнем мире пока не знает.
И это открывало очень интересные перспективы.
Капитан Йоко с самого детства знал, что его имя означает «ребенок моря», и, возможно, это и определило его судьбу. Увы, из-за слабого здоровья на военный флот он не смог попасть, но и так он сумел показать себя. И сейчас именно его транспорт «Тачибана-мару», несмотря на скромные 6 тысяч тонн водоизмещения, шел первым в колонне с оружием и припасами, отправленными в осажденный Инкоу.
Злые языки иногда болтали, что против грозного русского Макарова городу не устоять даже при поддержке флота. Однако сам Йоко не сомневался в силе японских моряков, тем более что капитаном на прикрывающем город «Асаме» служил его старый товарищ Ясиро Рокуро. Они когда-то росли в одной префектуре, даже жили в соседних домах, и теперь Йоко искренне радовался, что может помочь старому другу удержать русского дьявола. Нет, возможно, против канонерок Макаров что-то и смог бы придумать, но вот полноценный броненосный крейсер… Нет, такую силу не остановить! И пока новый русский флот не придет к берегам Китая и адмирал Того не заберет «Асаму» для большого боя, до тех пор Инкоу будет неприступен!
— Тайсё! — старший помощник позвал капитана, и сердце Йоко, как обычно, сжалось. В детстве ему очень нравилось это прозвище, но чем взрослее он становился, чем яснее понимал, что никогда не получит это звание на самом деле, тем больнее было его слышать.
— Да? — похрустев просоленными суставами, Йоко потянулся и вышел на мостик.
— Подходим к Инкоу, Тайсё… Только там что-то странное.
Йоко поднял подзорную трубу и оглядел окрестности. Нигде не было видно «Асамы» — от этой новости его сердце неприятно сжалось — но в то же время нигде не было видно и русских. Их сплошная линия укреплений, которую он разглядел, когда они подвозили припасы в прошлый раз, казалась покинутой. Тогда, конечно, были сумерки, и деталей было не видно, но сейчас… Там определенно больше никого не было.
— Вызовите город. И сбавьте ход до 4 узлов, — Йоко решил не спешить.
— Инкоу на связи… — радиотелеграф, выделенный головному кораблю каравана, отозвался почти сразу.
— Все коды переданы верно. Сообщают, что ждут нас, — связист принял сообщение целиком и повернулся к капитану.
— Спроси, где «Асама» и где русские.
— У военных? Думаете, они ответят? — связист вытаращил глаза, но, увидев сжатые губы Йоко, передал все, как и было приказано.
— Передают… Капитан, вы с ума сошли? Следуйте в порт.
— Скорость до нуля, — Йоко выдохнул. — И передавайте, что либо они ответят на мои вопросы, либо я уведу караван обратно. И отвечу за это.
— Передаю, — связист сглотнул.
Следующие десять минут все стоящие в рубке люди нервно слушали перестук ключа, а потом… Инкоу ответил.
— Русские поняли, что ничего не могут сделать, и ушли. «Асаму» и половину миноносцев отозвали обратно к Того. А вам, капитан, придется ответить прямо тут.
— Половину? — Йоко поднял глаза к старому, но все еще идеально прокрашенному потолку. — Передавайте вопрос.
— Говорят… — связист успокоился и теперь с каждой минутой смотрел на своего капитана со все большим уважением. — Русские устроили диверсию. Потопили несколько миноносцев, и мы сможем увидеть их по пути в порт. «Асама» тоже пострадал, и поэтому в том числе был отозван. А теперь городу нужны припасы, и если мы их не привезем, то военные позаботятся, чтобы каждый из нас отправился в тюрьму до конца своих дней. Капитан…
Связист посмотрел на Йоко с такой надеждой, что стало очевидно. Угроза его зацепила, да и остальные в рубке начали перешептываться. Сам капитан еще чувствовал что-то неправильное в ситуации, но… В то же время он понимал, что если не поспешит, то его же люди могут его скрутить. Кто бы ни проводил переговоры с той стороны, опыта и умения запугивать ему было не занимать.
— Малый вперед, — Йоко кивнул штурману и довел корабль до входа в залив.
Тут им приказали остановиться, пока не приедет лоцман, чтобы провести их через минные постановки. И он действительно приплыл. Японец, представившийся Сайго Такамори. Из тех самых Такамори. Впервые за последние несколько часов Йоко позволил себе выдохнуть. Представитель старого сацумского рода точно бы не стал работать на врага, а значит, все его предчувствия — просто старость. Бывает.
Окончательно успокоившись, капитан подошел к краю мостика и начал крутить головой, пытаясь высмотреть те самые мины. Не увидел, зато смог разглядеть силуэт затонувшего недалеко от берега миноносца. А потом, стоило им подойти вплотную к площадке с кранами, как двери ближайших ангаров распахнулись, и оттуда на корабль уставились черные жерла пушек. Несколько десятков! Йоко замер, не смея пошевелиться, и тут к тяжелому молчанию стальных орудий добавился топот ног.
Сначала на причал, а через пару мгновений и на палубу корабля начали забегать солдаты в мундирах Русской императорской армии. Как же так?.. В голове Йоко крутились только эти три слова.