Японская война 1904. Книга четвертая

Глава 23

Новый штаб русской армии расположился у высоты две тысячи двести десять. Вообще, мне было бы привычнее назвать ее четыре четыреста — именно столько в ней было метров от уровня моря, но… В карты ее вписали еще при закладке города Дальний, а его хоть и начали строить всего 6 лет назад, но при этом успели как раз за год до «Положения о мерах и весах», когда Николай II разрешил использовать метрическую систему наравне со старой.

Впрочем, как ни называй, выше этого места в округе все равно не было. Отсюда можно было разглядеть и японские позиции у Цзиньчжоу. В центре пехота, окопавшаяся не меньше чем на десять километров в глубину. Еще и под прикрытием: со стороны Ляодунского залива — 4 канонерки, со стороны Корейского — 3 крейсера. Вторые хоть и выглядят более опасными, но с их осадкой под 8 метров выходить на дистанцию огня смогут лишь два раза в сутки во время прилива. В остальное же время — только пугать и запускать аэростаты, отслеживая движение войск в нашем тылу.

А они у нас сейчас постоянно движутся. Несмотря на то, что с момента прорыва укреплений 4-й армии прошло больше недели, еще ничего не было закончено. Несколько дивизий продолжали зачищать тылы от разбежавшихся или же окопавшихся японских отрядов, которые, несмотря на всю безысходность ситуации, предпочитали сражаться до последнего. Мимо всей этой суеты, добавляя хаоса, ехали прибывающие из России подкрепления и припасы. И еще один поток: на север в сторону Кореи тянулись 5-й и 6-й Сибирские корпуса, брошенные Линевичем на сдерживание отошедшей туда дивизии Хасэгавы.

— А я, если честно, думал, что это нас пошлют в сторону Кореи, — словно прочитал мои мысли Врангель.

Они с Буденным как раз только сегодня вернулись из своего рейда на восток Ляодуна и теперь вместо заслуженного отдыха ходили за мной и просили новое дело.

— Мы, как сказал Линевич, ему пригодимся для прорыва обороны у Цзиньчжоу, — вздохнул я. — Ну, а 5-й и 6-й корпуса все еще зеленые. В Корее как раз доведут слаживание до ума, и через месяц-другой на них уже можно будет всерьез рассчитывать.

— Да, в Корее им бояться нечего, — улыбнулся Буденный и бросил довольный взгляд на Врангеля.

Все с этой парочкой было ясно.

— Да молодцы вы! Молодцы! — я подошел и крепко обнял каждого их своих кавалеристов. — Где это видано, чтобы пара тысяч казаков, прорвавшись в тыл, согнала со своих позиций целую дивизию? А вы сделали! — тут я задумался. — Кстати, а что, японцы вот просто так испугались и решили без боя уйти?

— Нет! — Врангель с трудом сдерживал смех. — Это Семен придумал. Говорит, вы ему как-то рассказали про психическую атаку, и вот…

— А что? — тут же заторопился Буденный. — Мы с гор скатились под самое утро, ворвались в ближайшую деревню. Японцев побили, хотели склады пожечь и отойти, но… Там туман с моря такой густой и мокрый пришел, что просто ничего не горело. Жжешь-жжешь, а оно только дымит и все. А тут еще разведчики доложили, что между нами и следующим отрядом японцев кладбище, в общем, я и подумал… Туман, ветер сносит дым в сторону врага, и тут мы — я просто предложил попробовать, ну и еще волком повыть во время атаки.

— Он когда показывал, как это выглядит, — признался Врангель, — я чуть не… В общем, с трудом удержал все в себе. И ведь знал, что это Семен, но вой, туман… А еще горечь во рту и глаза щиплет от дыма, но в такой момент ты не сразу это понимаешь. Кажется, что на самом деле ад распахнулся, мертвецы поднялись и пришли по твою душу.

— Ну, мы налетели, снайперы удачно сняли пару офицеров, что пытались навести порядок. А дальше как снежный ком, — Буденный махал руками. — За одной ротой побежала вторая, потом целый батальон, полк… И, наконец, японский генерал от греха подальше отвел и всех остальных. Нам только и оставалось, что маячить на границе их зрения, чтобы не снижали темп. Так до Ялу к вечеру и дошли.

Я лишь головой покачал. Бывает же такое… Да, с нашей стороны Ляодуна японцев было больше, но все равно, насколько же пришлось выложиться, чтобы их сковырнуть. А тут пара тысяч казаков — дунули-плюнули и погнали врага… Я остановился! Нет, не так! Случайные бы люди так точно не смогли. Не решились бы рискнуть, не пошли бы за ними солдаты, да и японцы уловили бы фальшь. А тут никто не дрогнул такое изобразить, так еще и потом двое суток целую дивизию пугали, пока подкрепления не подошли.

— Господа, — я еще раз пожал руки Буденному и Врангелю, — скажу честно, я вас недооценивал. А после такого… Может, генералов и полковников вам сразу и не дадут, но по ордену и войскового старшину каждому — костьми лягу, но выбью.

Парочка переглянулась.

— А мы слышали, что кого-то уже повысили, — хитро улыбнулся Буденный.

— Говорят, что при дворе вас наконец-то признали, — добавил Врангель.

— Ходят слухи даже про особый мундир с вензелем Николая II.

— И аксельбантом.

— Генерал-адъютанта мне не дали, — оборвал я сплетни. — Намекнули, но не дали. Впрочем, дядя царя нехотя добавил, что Его Величество разрешил мне лично к нему обращаться, чем я и буду пользоваться.

— Расскажете, как всю армию сделать по нашему подобию? — подскочил Буденный.

— Сомневаюсь, что даже самой длинной телеграммы в мире хватит, чтобы объяснить все детали. И чтобы мне поверили… — я покачал головой. — Однако! Я уже смог сохранить за 2-м Сибирским все наши трофеи после Инкоу, теперь официально. А еще я готовлю доклад о наградах. Наконец-то можно будет довести чины всех наших до того уровня, на котором они реально работают.

— То есть… — Буденный начал и сбился.

— То есть, — продолжил за него Врангель, — когда вы говорили про то, что не обещаете нам генералов и все остальное, вы не шутили?

— Таким не шучу.

Кажется, что награда должна бодрить, но на самом деле это не так. Награда — это как точка, как закрытый гештальт, как признание того, что ты все делал верно… Вот и сейчас, осознав, что именно их может ждать, Буденный с Врангелем как-то разом начали зевать. Напускная энергия и бодрость исчезли без следа, и это хорошо… У нас сейчас пауза, время отдыхать, и чем больше наших сможет это осознать и восстановиться перед новыми битвами, тем лучше.

Мелехов возвращался в Инкоу на поезде через Дашичао в отдельном вагоне, который только ради него и прицепили к составу.

Павел Анастасович предпочел бы руководить подготовкой оборонительных рубежей у Цзиньчжоу, но генерал сказал, что с этим справятся и его офицеры… Страшные слова, которые так легко принять за намек, что сам ты уже совсем не нужен. Вот только рядом с Макаровым подобные мысли казались лишь глупостью. Ну, какое не нужен, когда вокруг столько важных дел! И каждому достанется то, что именно ему будет по плечу.

— Приехать, организовать расширение производства… — бормотал про себя Мелехов, пытаясь сложить все, что нужно сделать, хоть в какое-то подобие плана.

— Павел Анастасович, разрешите вопрос? — к Мелехову подошел один из инженеров, которых выбил ему в помощь Макаров.

Владимир Гадолин, сын самого Акселя Гадолина, который от изучения кристаллографии плавно перешел к способам укрепления металлов и расчетам крепости стволов для русской артиллерии. Жаль, умер около десяти лет назад, говорят, хороший был человек, но семейное дело оказалось не забыто.

— Разрешаю, — кивнул Мелехов.

— Это правда, — молодой инженер пучил глаза от волнения, — что государь выделил Инкоу генералу Макарову, разрешив открыть там любые производства?

— Верно.

— То есть меня и всех остальных, — Владимир обвел рукой десяток насупленных мужчин, сидящих чуть в стороне, — сняли с линии фронта, где именно мы помогали саперам прорывать японские укрепления, чтобы… Чтобы генерал просто побыстрее разобрался со своим хозяйством⁈

Мелехов несколько раз тяжело вздохнул. Некоторые слухи порой появлялись словно из воздуха, и чем безумнее они были, тем больше люди были готовы в них верить. И это ужасно раздражало.

— Вы помогали саперам прорвать японскую оборону? — хриплым от злости голосом переспросил Мелехов. — А мне вот показалось, что это именно генерал Макаров уничтожил их укрепления на Ляодуне! И мы же пойдем в первых рядах пробивать всем остальным путь, когда придет время брать Цзиньчжоу!

— Я не спорю, что генерал много сделал и еще сделает, — инженер сглотнул, — но разве это дает ему право использовать армию ради своей выгоды? Продавать свои каски, свои гранаты… Теперь вот вы хотите наладить выпуск своих машин, и тоже ведь не бесплатно их будете раздавать?

Со стороны других инженеров раздалось одобрительное гудение, и Гадолин продолжил уже увереннее.

— А если подумать и разобрать победы генерала, то и там будут вопросы. К нам вот недавно занесли американскую газету «Нью-Йорк Мэгэзин», так там поднимаются очень важные темы. Например, сражение при Ляояне: генерал дает разбить 5-й Сибирский и только потом по их телам идет вперед. Причем не сам идет, а гонит перед собой собранные по всему полю боя отряды. Вот вы, «макаровцы», очень любите хвастаться низкими потерями, а вы думали, откуда они берутся? Ответ прост. Мясные штурмы! Сначала Макаров гонит вперед чужие части и только потом свои! Я мог бы сказать, что это выдумки, но своими глазами видел ваш якобы знаменитый штурм Ляодуна. Почти месяц 1-й Сибирский размягчал оборону японцев, а потом в самый последний момент пришел Макаров — и вот он, спаситель, при том, что все было сделано без него! Еще и половину японцев упустил! Если бы барон Штакельберг прорвал оборону, как и планировал, то окружил бы всю 4-ю армию, а так не меньше половины успело сбежать и теперь продолжит штурмовать Порт-Артур, пока мы будем убиваться о новую линию укреплений.

Гадолин, выдав такую длинную речь, набычился и опустил голову, ожидая споров и оправданий. Вместо этого полковник Мелехов, по слухам, будущий генерал, снял с правой руки белую перчатку, а потом голой ладонью врезал молодому инженеру так, что тот чуть не рухнул на колени.

— Обойдусь без красивых слов, — во взгляде Мелехова читался приговор. — Вы же дворянин, и вы оскорбили не меня, вы поверили врагу и оскорбили всю русскую армию. И я как русский офицер требую удовлетворения.

Княжна Гагарина только-только развернула госпиталь у Ляодуна, и пришлось перебираться дальше к Цзиньчжоу. И снова бессонные ночи, бесконечные часы за бумагами и споры-споры-споры. И почему все всегда хотят все сделать по-своему, а не так, как надо? Сегодня княжна на день вернулась в старый госпиталь, где оставалось всего одно отделение для тяжелых, что попали к ней случайно и кого еще было рано перевозить дальше. Нужно было решить, сколько еще придется тратить на них место, врачей и возить припасы…

Княжна подумала, что, возможно, ее мысли звучат и жестко, но… Два доктора и четыре медсестры на двадцать восемь раненых — это же сколько времени они ничего не делают! Причем не из лени, а только из-за того, что тут просто нет нагрузки. А вот перевезет она их на передовую, и вся эта команда сможет помочь уже целой сотне раненых. График, конечно, получится не самый легкий, зато каждый — каждый! — пострадавший солдат, что рискует жизнью за Россию, получит все необходимое ему лечение в самые короткие сроки.

Увы, перевозить местных раненых было нельзя — еще минимум неделю придется держать это отделение. Татьяна вытащила записную книжку, чтобы внести изменения в план поставок. Внутри помещения было недостаточно светло, и она вышла на улицу. Мимо как раз гремел колесами один из транспортных эшелонов: судя по стоящим на отдельных платформах броневикам Макарова, это был скорый до Инкоу. Вот только почему он тогда тормозит?

Почувствовав неладное, Татьяна крикнула казаков из приданного госпиталю отделения и побежала в сторону вокзала.

— Что тут? — немного опоздав, она оказалась на месте, когда суета рядом с поездом закончилась неожиданным грохотом.

Выстрел! Враги? Но почему тогда собравшаяся толпа так спокойна?

— Что тут происходит⁈ — рявкнула Татьяна и, расталкивая солдат и рабочих, принялась пробиваться к самому поезду.

— Княжна… — растерянный знакомый голос.

Девушка повернулась — на нее смотрел смущенный полковник Мелехов. Сначала на нее, а потом на лежащего на земле молодого человека в инженерном мундире. К счастью, над ним уже склонился железнодорожный фельдшер, обрабатывая рану.

— Нам надо поговорить, — Татьяна мгновенно поняла, что произошло, и попросила Мелехова отвести ее в сторону.

Раненый… Девушка за эти месяцы видела достаточно ран, чтобы понять — ничего серьезного. Выздоровеет, причем довольно быстро.

— Специально стреляли в плечо? — спросила она через минуту, когда рядом уже не было никого из посторонних.

— Он дурак, но это не повод убивать, — Мелехов почесал затылок. — У него, представляете, даже рука дрожала, когда пистолет взял. Но не отступился. Как такого убивать?

— Почему в левое плечо стреляли? Если бы он собрался, то смог бы и ответить.

— Я таких людей видел. Они могут быть бесконечно храбрыми, но к боли нужно привыкнуть. Он так еще не умел… А с рабочей правой рукой его же почти сразу можно будет снова приставить к работе? — Мелехов посмотрел на княжну с надеждой. — А то генералу уж очень нужны доработанные чертежи наших броневиков, чтобы отправить их в столицу. А тех, кто сможет сделать это достаточно грамотно, увы, в Маньчжурии не так много.

— Вернется в строй ваш инженер, — махнула рукой Татьяна. — Только вы уверены, что он захочет и дальше с вами работать?

— А почему нет? — Мелехов пожал плечами. — Это как в драке. Если за дело получил по морде, то это вовсе не повод обиженно убегать. Скорее выпить вместе.

— Глупые военные традиции.

— Работающие военные традиции.

— И все же! Вы знаете, Павел Анастасович, что возле Цзиньчжоу в последние сутки тоже случилось уже три дуэли? И все с офицерами 2-го Сибирского.

— Тоже ту газету цитировали? — сразу все понял Мелехов. — И кто только догадался привезти эту писульку в действующую армию. Надеюсь, Ванновский их найдет и вздернет… кхм, накажет.

— Кто бы ни привез, надо быть осторожнее. Вы только представьте, как бы тяжело пришлось 2-му Сибирскому, если бы вас сегодня ранили. Или, не дай бог, убили! Это же дуэль, все возможно.

— Тут вы правы, на дуэли все возможно, — согласился Мелехов. — Но и молчать было нельзя. Если бы мне предложили обсудить эту статью, я бы слова дурного не сказал. Но когда так, когда кто-то заранее поверил, что мы способны на такое по отношению к своим же — тут по-другому было нельзя. Только стреляться. И слава богу, что в русской армии, несмотря на официальные запреты, еще есть традиции, которые позволяют защитить свою честь.

Татьяна замерла, обдумывая слова Мелехова.

Часть девушки была совершенно не согласна: есть противоречия, так и решать их нужно цивилизованным образом. Но другая, которая набрала силы здесь, в Маньчжурии, просто представила… А как бы все пошло, если бы не эти дуэли? Если бы макаровцы не были готовы защищать себя? Ответные статьи? Но остались бы те, кто предпочел бы поверить именно американцам. Суд? И опять же… Вон сколько революционеров судили, причем даже с присяжными, и что? Все равно находятся те, кто готовы их оправдать.

— Возможно, вы и правы… — ответила княжна вслух. — Но точно ли страх — лучшее лекарство от подобного? Нет, я понимаю, что разброд в армии гораздо опаснее, и в итоге могут погибнуть не единицы, а тысячи, но…

— Не страх, — оборвал девушку Мелехов и покачал головой. — Решительность.

— Что?

— Решительность, вера в свою правоту. Когда я, когда все наши готовы стоять за себя, другие это видят. И пусть американцы у себя хоть что угодно придумывают, но еще день-другой, и вся армия осознает, что трусы не будут стреляться за свою честь. Чтобы нас достать, надо будет придумать что-нибудь посерьезнее.

И столько силы, столько той самой веры в свою правоту было в словах Мелехова, что Татьяна ему поверила. Все-таки вокруг Вячеслава Григорьевича собрались очень непростые люди… Или это он помогает им разглядеть в себе что-то большее, чем они привыкли встречать в зеркале и глазах окружающих?

Продолжая размышлять обо всем увиденном и услышанном, Татьяна вернулась в госпиталь. И там ее уже ждали. Николай! Юсупов! Он не решался приехать на саму линию фронта, помня о приеме, что устроили ему в прошлый раз, но вот в тыл… Рискнул! Тоже по-своему храбрец, как и тот инженер с простреленным плечом.

— Татьяна… Мне сказали, что сегодня вы будете здесь. Нам нужно поговорить! — Юсупов подлетел к княжне и ухватил ее за руку.

За левую… Мысленно отметила девушка. А потом, снова вспомнив все, о чем они только что говорили с Мелеховым, она взяла и залепила молодому князю пощечину. Если веришь в себя, если считаешь, что прав — не надо бояться и сдерживать себя…

— Ой… — Николая откинуло почти на метр назад.

Девушка оценила, что месяцы постоянной работы, когда она и сама не чуралась таскать раненых и помогать докторам, не прошли зря. Удар стал резче, злее, тяжелее — или это просто то самое ощущение правоты?

— Уходите, — холодно сказала Татьяна, глядя сквозь Юсупова.

— Вам придется ответить за это. Не стоит забывать даже не о моем влиянии, а о том, что есть у моей семьи. Если вы запамятовали, то моя мать дружна с самой Александрой Федоровной…

— Вон! — Татьяна рассмеялась.

Когда не боишься смотреть в глаза своим страхам, некоторые из них выглядят даже не смешно. Жалко.

— Вячеслав Григорьевич…

Я только закончил изучать сводку по последним событиям в лагере. Дуэли из-за американской статьи пошли на спад всего за пару дней, удар Хёрста оказался совсем не таким страшным, как мне показалось, когда я прочитал его пасквиль в первый раз.

— Вячеслав Григорьевич! — Линевич окликнул меня в два раза громче, и тут я осознал, что просто так командующий всей Маньчжурской армией ко мне бы ни пришел.

Да я вообще не могу представить ситуацию, в которой ему бы имело смысл это делать вместо того, чтобы вызвать меня к себе.

— Нам объявили войну Англия, Германия и княжество Монако?

— Что? Почему Монако? — Линевич настолько растерялся, что даже забыл, зачем пришел.

— Потому что Монако — это протекторат Франции. Сами бы те вряд ли решились разорвать наш союз, а вот надергать каштанов чужими руками — вполне.

— Хватит! Ваши шутки… Порой мне кажется, что они каким-то образом разъедают мне мозг, — Линевич поднял руки, показывая, что сдается. — Надо будет спросить у врачей, возможно ли это на самом деле.

Вот теперь пришла моя очередь удивляться, но через мгновение я сообразил, что это теперь уже Николай Петрович шутит.

— Так что случилось?

— Посланник императрицы Цы Си. Какой-то важный китайский хрен, приехал и требует встречи с вами, чтобы обсудить все оскорбления, что вы нанесли династии Цин. Так что вы сделали, Макаров?