Глава 24.
В ноябре Лена ушла в академический отпуск и уже в двадцатых числах её увезли на сохранение. Судоплатов, и до этого не оставляющий меня без внимания — совсем распоясался: просыпаюсь как-то под утро, а он надо мной навис, в руках топор и улыбка добрая-добрая.
— Не спится, Ванюша⁈
— Ыыы! — Спросонок выдавил я, инстинктивно отодвигаясь. — Вы чо творите, Павел Анатольевич?
— Испужался никак? — Участливо осведомился Судоплатов и отставил, наконец, топор в сторону. — Это я тебя на эту, как её там, на стрессоустойчивость проверяю, вот!
— Детей своих проверяйте, Павел Анатольевич! — Не выдержал я. — Или внука!
— Парни то большие у меня уже, а Петька мал ещё. Вот что, Иван, если серьёзно — течет у нас… Давно причем, так что в высших кругах принято решение показать тебя представителям наших не уважаемых вероятных противников. Считай, инструктаж зашел провести. Сильно там не распространяйся, но убедить их надо!
— Хули не распространяться-то, — проворчал я, откинув одеяло и начав одеваться, какой уж тут сон. — то сами говорите что течет, то не распространяться. Вы уж определитесь!
Поспал, называется! До утра в результате протрындели, обсуждая что и в каких количествах следует говорить американцам. То, что это они, я и сам догадался, не преминув уточнить:
— То, что история так резко пошла по другому в тех же штатах, результат утечки? Вон они как ниггеров задавили, никакой свободы слова, прав человека и прочей демократии.
— Не исключено, — поскреб подбородок Павел Анатольевич. — но мы сейчас с ними если и не друзья, так партнеры точно. На какое-то время, даже часть долгов всяких бантустанов перед СССР им в этот отдали, как его там — на аутсорс, вот. Пусть выбивают…
Пользуясь случаем, насел на Судоплатова — давно к нему подкатывал, очень уж хотелось литературно обработать его воспоминания. Вот тянуло меня писать и всё тут, а здесь такая фактура! Такие жизненные обстоятельства и истории'! Такие люди! Короткие зарисовки для радио «Европа плюс» — совсем не удовлетворяли мою тягу к графомании. А Павел Анатольевич до этого ни в какую не соглашался, сомневаясь:
— Ты же, Вань, без мата писать не умеешь! Я твои опусы сколько изучал, для тебя человека хуями обложить — как высморкаться! А это литература всё-таки!
— Зато правда жизни, Павел Анатольевич! Вы вон тоже, эпизодически — с высоко штиля сбиваетесь, то из фени чего ввернете, то просто маты гнете…
Договорились, в общем. И тут же, не откладывая дело в долгий ящик (всё рано уже утро, толку нет спать ложиться) — вооружился блокнотом с ручкой и стал набрасывать предварительный план первой книги. А чего мелочиться, по жизни Судоплатова — можно серию книг выдать на гора, циклы книг в жанре бояръ-аниме будут нервно курить в сторонке. А там, глядишь — и сериал можно экранизировать…
— Да там все отличились, — отбивался между тем Судоплатов от моих расспросов о борьбе с бандеровцами. — особенно с западенщины нелюди такое творили, что и у наших сотрудников психика не выдерживала. В сорок четвертом случай был, в селе Щацк — сотрудники НКВД из трупа хорунжего Украинской Повстанческой Армии чучело сделали и к стенке прибили. Как сейчас помню, Ванька Климчак его звали. Вот и представь, что он вытворял такого, что коммунисты опустились до глумления над трупом! И я их не осуждаю! Пошли завтракать, хватит тут утро воспоминаний устраивать, разбередил душу, поганец! Тимирязевскую сельхозакадемию он выбрал, как же! В журналисты тебе надо, у тех тоже — ни совести, ни такта!
Меньше чем через неделю (как специально подгадали) — жена рожала, а меня выдернули на беседу к двум приехавшим специалистам из Америки. Стоит ли говорить, что особой теплотой наша встреча не отличалась? Я на нервах от переживаний за молодую супругу, а тут два хлыща прилизанных, в костюмчиках и очках нарисовались.
— Я с ними за одним столом сидеть не буду! — Тут же обозначил свою позицию. — И минералку мне дайте другую! Мало ли, в России живем, вдруг отбывать придется, а мне потом из-за этого факта под вопросом быть у порядочных арестантов!
Когда им перевели все смысловые нюансы моего демарша и нежелания близко контактировать: оба полыхнули краской, но следует отдать должное профессионализму — сдержались. Ненадолго, впрочем, я их чувств на протяжении всей, почти восьмичасовой беседы — не щадил. Ну а уж по благодатной теме жопоебли — то и дело проезжался, Судя по их неадекватной реакции — и впрямь по больному проезжался…
Как бы то ни было — убедил их в своей меж временной информированности, и на этом случае все мои контакты с представителями иностранных держав закончились, к несказанному облегчению. Меня и свои-то уже изрядно задолбали с вопросами, если честно…
Дочка родилась здоровой, голосистой, со всеми показателями в пределах нормы, если верить врачам. Назвали Кристиной, после жарких недельных споров. Хорошо ещё, что ни моих, ни Лениных родителей рядом не было, так бы месяц подбирали имя. С маленьким ребенком интересы резко поменялись: если над будущей книгой о буднях работников НКВД совместно с Павлом Анатольевичем я продолжал работать, как и сотрудничать с радио, то расспросы о несостоявшемся будущем, чем дальше, тем больше — стали вызывать вначале глухое раздражение, перерастающее в озлобленность. Ну сколько можно одно и то же по седьмому разу выпрашивать⁈
К весне от меня отстали всё-таки, проект этот если не свернули, то хоть меня избавили от дальнейшего участия в нём. Расписавшись где только можно о неразглашении и строгом хранении секретности — вернулись домой. Мои опасения, по поводу того, что от тепличного хозяйства отодвинут — не оправдались. Директор нашего совхоза, Василий Федорович — встретил с распростертыми объятиями:
— Молодец, Иван! Молодым специалистам у нас везде дорога! Ты только не вздумай сельхозакадемию бросать свою! Пока бригадиром поставлю, вникай во всё по новой, у нас, считай — процесс производства отлаженный! Не без сбоев и происшествий, но теплицы не просто на самоокупаемость вышли, а и прибыль ощутимую приносят! А как закончишь учебу, так и на агронома тебя выдвинем! Наш не волочет в теплицах особо, все на бабах лежит…
— Ничего, Василий Федорович, как агроном и сейчас потяну! Семян привез всяких сортовых, спасибо альма матер! Так что будем ковать продовольственную безопасность страны в отдельно взятом совхозе! Есть мысль грибами заняться, те же шампиньоны и вешенки при соблюдении режима и с минимумом ухода — весьма выгодное дело! Споры тоже привез, так что расширим ассортимент продукции! А дальше больше, ещё и голландским селекционерам нос утрем, по части коноплеводства!
— Вот ничуть в тебе не сомневался, Иван! — Аж растрогался наш директор, впрочем — вместо объятий ограничившись лишь крепким рукопожатием. — Сейчас обе теплицы под рассадой стоят капустной, хотим третью поставить, так что тут тебе все карты в руки, дело знакомое!
Про коноплеводство я не шутил — и задумки были, и добро полученное, и выделенные несколько сортов семян, неведомо какими путями собранные из вещдоков к уголовным делам. Со строгим наказом не афишировать истинные цели и не искать подопытных среди окружающих, травиться самому, в крайнем случае…
Родственники встретили с таким размахом, что аж директор приезжал, выговаривал — чтоб посевную не срывали. Одно слово — дом! Я и в Москве не очень-то жил подобно элите, в последнее время вообще — стабильно посещал свою академию и общался со сверстниками. И поэтому мог сравнить, как живут в городе и в деревне. Тьфу ты, в селе то есть — бывшая церковь, все годы советской власти использовавшаяся то как овощехранилище, то как как клуб — вновь постепенно преображалась, по крайней мере — все пять куполов сверкали сусальным золотом и кресты установили.
Формально я крещённый, так что большого вреда в восстановлении РПЦ не вижу, если духовенство не начнет активно влезать в светскую жизнь и малый бизнес, как в моем времени. Всё лучшее, чем мечети и подпольные молельные дома для радикальных исламистов, которые под видом гастарбайтеров беспрепятственно приезжали в Россию как к себе домой в мое время. Не говоря уже о ММА-клубах строго определенной этнической составляющей. Куда вход для славян был закрыт. Сейчас и отсюда многое происходящее в моем времени казалось несусветной дичью, вызывающей оторопь и недоумение — как можно было не замечать наглую и беспардонную экспансию инородцев, а если называть всё своими словами — прямое замещение коренного населения выходцами из Средней Азии?
Не иначе — морок на людей напустили, обрабатывая из всех утюгов и беззастенчиво используя агрессивный маркетинг вкупе с продвинутыми методами манипулирования и убеждения масс. Тех же хохлов взять — за три с небольшим десятка лет перепрошили сознание до полной подмены понятий, а мы чем хуже? Одно слово — братские народы, им одно втюхали, нам другое, а в результате: взаимное истребление славян, на территории Украины евреи съезжаются праздновать свои религиозные шабаши, а в России — взрыв-пакеты, с ног до головы замотанные в черное (а никаб это или паранджа — мне без разницы), становятся привычной деталью пейзажа…
Впрочем, подобные пятиминутки ненависти накатывали всё реже и реже, как и воспоминания о будущем — действительность устраивала более, чем-то существование. А подрастающая дочка, работа над книгой, продолжающееся сотрудничество с радио и теплицы — отнимали практически всё время, не давая рефлексировать о альтернативной истории и причудливости того, как меняется мир.
Лето пролетело как в одной ещё ненаписанной песне и в начале осени вышла в свет моя первая книга из задуманного цикла про жизнь и похождения Судоплатова. Успех был такой, вкупе с обратной связью, что аж забронзовел на глазах. А после допечатки первого тиража и заключение договора на перевод и издательство книги за рубежом — окончательно решил связать свою жизнь с беллетристикой. Литературой это язык не поворачивался называть…
Беловежская Пуща в этом времени тоже случилась, на год раньше — в декабре девяностого. Только не прекращение существования СССР там обсуждалось, а проходил судебный процесс нам бывшим генеральным секретарем М. С. Горбачевым и группой лиц, причастных к предательству Родины. Человек двести повесили по итогам следствия и оглашенного приговора, а ещё больше — уехали в места не столь отдаленные, честным трудом искупать свои прегрешения.
А вот Берлинскую стену разрушили на год позже — вскоре после Беловежской Пущи, аккурат на католическое рождество. Германия объединилась, при полной поддержке руководства России. Ядром этого объединения стала ГДР, в ФРГ сразу после этого началась национализация предприятий, заводов и фабрик, а западная пресса заходилась в истерике, называя всё это не иначе как раскулачиванием и неоколлективизацией…
А то, что происходило с Западной Европой — лишь подчеркивало верность выбора немцев из ФРГ: череда кризисов, социальных потрясений и массовые беспорядки. И всё это на фоне разразившихся локальных конфликтов по всему миру. Трясло и Ближний Восток, и Азию, ну и никаких предпосылок для глобализации не просматривалось — двухполярный мир больше способствовал созданию макрорегионов, этаких экономическо-политических кластеров, склонных к самоизоляции.
Во всеобщий мировой кризис страны входили как в штопор — только штаты, Россия и страны СЭВ (частично) избегли всеобщей участи. Скорбеть по этому поводу я совсем не собирался, наглядно убедившись, что весь мир и экономическое процветание Запада в моем времени — было за счет распада СССР и безжалостного ограбления стран Восточного блока…
Янки раскулачили Японию и обратили свой взор в сторону Юго-Восточной Азии (Западной Европы, которой к тому же пришлось делиться с Россией — хватило ненадолго), мы строили союз с Китаем (который в этом времени ещё не успел превратиться в флагмана мировой промышленности) и Ираном.
И у нас хватало своих проблем, в основном — с национальными окраинами. И если Чечню в этом времени получилось замирить быстро и эффективно, то вот со Средней Азией так не получилось. Весной девяносто первого в России провели всенародные выборы, по результатам которых генеральным секретарем Национальной партии выбрали Владимира Вольфовича, а его заместителем — Александра Григорьевича Лукашенко.
А бывшие «братские» республики, отрезанные от финансирования со стороны России, и что самое главное, с перекрытыми границами и запретом миграции — буквально взорвались. С упоением начав практиковать древние и красивые обычая — резать друг друга. Таджикистан даже пришлось частично бомбить, чтоб угомонились со своим желанием заниматься наркотрафиком.
Югославия не избегла распада и здесь, разве что череду кровавых разборок и этнических чисток предотвратило введение Русского миротворческого контингента. Косово осталось у Сербии, да и сама Сербия в этой истории на политической карте мира была в несколько раз больше, чем в моем времени. Не без поддержки России, естественно, вплоть до прямого вмешательства.
В девяносто пятом году, один за другим — ушли из жизни оба деда, вернее — дед Арлен и прадед Александр Гаврилович. Деда подкосил рак, а прадеда — осколок со второй мировой войны в ноге, внезапно воспалившийся…
А в девяносто шестом году, весной, по старой доброй традиции — на Балканах, началась третья мировая война. Причиной послужила диверсия на атомной электростанции «Козлодуй», что располагалась на берегу Дуная в двухстах километрах от Софии. Ключевое слово здесь, что располагалась, жахнуло так, что Чернобыль вспоминали с умилением.
Заказчики и исполнители инкогнито оставались недолго — все следы вели в Великобританию, не исключая причастности к этому Штатов. Янки от своего участия в этом мероприятии всячески открещивались и даже поддержали ультиматум России, выдвинутый правительству Англии. А по истечении срока этого ультиматума — присоединились к нам и тоже пару «томогавков» в ядерном исполнении сбросили на бывший остров.
Однако это не спасло мир от всеобщей эскалации: Индия обменялась ударами ЯО с Пакистаном, после чего сдуру сделала выпад в сторону Китая. В общем, ни Пакистана в его бывшем виде, ни Индии — на политической карте мира нет. Радиоактивные развалины и совсем не гламурный фоллаут, каким его представляли в видео и игровой индустрии.
Израиль, в ответ на объявленный арабским миром газават против евреев — оперативно отбомбилось по ближайшим соседям тактическим и стратегическим ядерным вооружением, никто не ушел обиженным. Досталось и туркам, и Египту, и даже саудитам несколько гостинцев прилетело. Другое дело, что эта победа оказалась Пирровой: Израиль пока стоит, но долго ли он протянет, окруженный выжженной землей — большой вопрос.
А мы с Америкой обменивались пока взаимными угрозами и развертыванием всех сил, играя мускулами, но не рискуя переходить черту, за которой гарантированно полное взаимоуничтожение. Я, при виде такого развертывания ситуации — собрался и вылетел в Москву. В надежде задействовать все старые и новые связи, и если не в эпицентре происходящего очутиться, так хоть узнать о происходящем чуть больше того, что рассказывают простым обывателям. Первым делом направился к Судоплатову и он моих ожиданий не обманул:
— Нечего нам делить пока с американцами, это ты правильно заметил, Иван! Кроме пары нюансов и как обычно — ресурсов и контролем за миром после окончания горячей фазы конфликта. Нефть-то на Ближнем Востоке того теперь, фонит вся. А у нас несколько диверсантов на их территории просто сейчас находятся, с ядерными фугасами и они это знают. Вот поэтому и такой накал взаимных угроз и претензий. До выяснения обстоятельств, дело в том, что связь с одним из наших исполнителей утеряна. То ли запил, то ли потерялся, то ли ещё чего. Ну и они, соответственно — тоже развернули и направили на нас свои боеголовки. Не ссы, договоримся! Самоубийц ни у нас, ни у них нет!
А через два дня оказалось, что не договорились. Нашелся наш ядерный фугас, в заповеднике Йеллоустоун. Найти его оказалось нетрудно, после того, как он бахнул. А вслед за ним началось и извержение йеллоустоунской вулканической кальдеры…
— Давай, Иван, можешь с чистой совестью домой ехать! — Напутствовал меня Судоплатов. — Всё, теперь точно конец войне! По крайней мере — глобальной! Сейчас будут работать дипломаты, у нас разве что бывшие братские республики опять бомбить придется, когда оголодают и к нам через границу полезут, а с американцами всё, конфликт исчерпан. Сейчас никому мало не покажется, не время воевать, выживать будем… Может и к тебе переберемся. К теплицам поближе, чувствую…
А я я то и дело поглядывал на пока ещё безоблачное небо, непроизвольно ежась и вспоминая, что там писали футурологи о последствиях извержения такой хтонической дряни, как Йелоустоун. Как завалит все наши теплицы вулканическим пеплом. А в голове крутилось название старого рассказа Рея Брэдбери «И грянул гром». Надо будет сразу, как приеду домой — сходить в библиотеку и взять перечитать…