Я один вижу подсказки 5

Глава 7 – Беда

Мерзавец? Я?

Слова Софьи были неожиданно грубыми. Ведь «мерзавец» – это плохой человек. А я уж точно не такой! Мне совсем не нравится, когда такого замечательного человека, как я, называют подобными словами.

Я закрыл глаза на мгновение, стараясь подавить раздражение. Главное помнить – она «дорогой» клиент, и с ней нужно вести себя прилично.

Но всё-таки я не сдержался и ответил:

– Да что же ты так орёшь-то?

Мой голос звучал не слишком резко, но и не сказать, что спокойно.

Софья вдруг резко замолчала, будто мои слова сбили её с толку. Повисла тишина, которой я сразу же воспользовался:

– Ну зачем так кричать? Зачем обзываться? Что с тобой?

Она не ответила сразу. Вместо этого сделала глубокий вдох, явно пытаясь взять себя в руки. Её грудь тяжело поднялась и опустилась, и это невольно привлекло моё внимание.

Я на секунду задумался: «Зря, что ли, не получилось провести больше времени с такой красотой на испытании... Если бы только она так громко не кричала...»

Сейчас, глядя на неё, я вспомнил, почему Софья такая притягательная. Рыжие волосы, белая майка, свободные штаны... Её вид неизменно привлекал взгляды, даже если я старался не смотреть.

Наконец, она тихо произнесла, почти шёпотом:

– Просто... я думала, что ты умер.

Я застыл, пытаясь осмыслить её слова.

– Что? С чего ты это взяла?

Её голос дрогнул:

– Тебя не было. Долго. Я… я подумала, что больше не увижу тебя.

Её слова заставили меня хмыкнуть. Я посмотрел на её напряжённое лицо:

– Забавно. Ведь это мои слова.

Она молчала, но я продолжил:

– Когда Мария в панике писала мне одно сообщение за другим. Их, наверное, было штук сто.

Опять тишина.

– А теперь ты мне говоришь, что я погиб.

Мне хотелось донести до неё, что если кто-то и способен «умереть», то это скорее она, чем я. За себя я бы точно не переживал.

Софья нахмурилась и продолжала молчать. Я знал, что ей не нравилось, когда говорили о ней в таком ключе. Она бы предпочла услышать что-то приятное, похвалу или тёплые слова.

Но вдруг она словно что-то вспомнила и громко выпалила:

– ЭТО ТЫ!

– Что?

– ТЫ ЖЕ ЗАКОНЧИЛ ИСПЫТАНИЕ!

Она сказала это с таким удивлением, будто бедняк увидел гору золота. В её голосе смешались шок и неверие. Казалось, она смотрела на меня так, словно я совершил что-то невозможное.

Я молчал, не понимая, откуда у этой девушки такая проницательность. Её глаза… Они будто видели меня насквозь.

– Нет. Не я.

– ТЫ!

– Это просто совпадение.

– Я точно уверена. Это был ты.

– С чего такие выводы?

Я не имел причин что-то скрывать, но предпочитал держаться невозмутимо. Ведь недаром говорят: «Молчит как партизан». Человек, который не треплет языком, – хороший человек.

Софья сделала шаг ближе, пристально вглядываясь в моё лицо. Рыжие волосы скрывали часть её лица, и сейчас она выглядела как следователь, пытающийся разоблачить преступника.

– Слушай, – я решил сменить тему. – Тут не о чем говорить. Это был не я. Точка. Давай просто выйдем из лобби.

Меня напрягало находиться здесь. Я указал на дверь, ведущую обратно в наш мир. Она всё ещё была закрыта, но мне очень хотелось поскорее это исправить.

Однако Софья неожиданно шагнула в сторону, преграждая дорогу. Её голос стал твёрдым:

– Нет.

– Что ещё? – моё раздражение нарастало. – Всё уже закончено.

– Испытание ещё не пройдено, – бросила она.

Я нахмурился. В голове мелькнула мысль: «А из-за кого оно не пройдено? Разве не из-за тебя?»

Но вслух я этого говорить не стал – не хотел раздувать конфликт на ровном месте.

– Ну, не пройдено и не пройдено. Отпусти уже это. Всё равно это не имеет значения. Мы справились, – я выделил это слово. – Ты жива, я жив. В любом случае, опыт мы получили.

Однако самое странное было в том, что я не понимал, к чему она ведёт. У Софьи явно что-то вертелось на языке, но она ходила вокруг да около. Мне нравятся более прямые разговоры.

– Так мы идём?

Не дожидаясь ответа, я начал подбирать свои шары. Один был в одном углу, другой – в другом.

– У тебя в руках «Маленькая хижина»? – вдруг спросила она.

Её слова заставили меня невольно сжать шары.

– Нет.

– Врёшь.

– Вру.

Софья замолчала на мгновение, а затем задала неожиданный вопрос:

– Дашь мне один?

В этот момент я понял, зачем Софья всё время меня останавливала. К чему было сказано столько слов. Всё ради одной цели: втереться в доверие, а затем «ограбить».

По крайней мере, такая причина тогда казалась мне вполне убедительной.

– Нет. Это мои.

Мне было всё равно, что один из шаров действительно принадлежал ей. Можно сказать, это была собственность Чернобога. И, видимо, меня назвали «мерзавцем» не просто так. Раз так, то пусть я и буду им.

Вот если бы она в тот момент сказала: «Ты хороший человек!» – тогда, возможно, я бы ещё подумал.

– Жадина.

– Ага. Идём уже.

Я открыл дверь.

***

Когда мы покинули лобби, вернулись обратно в гостиную рода Некрасовых. Она осталась точно такой же, как прежде: два небольших диванчика, между ними аккуратный столик, на котором всё ещё лежал чемоданчик с золотом.

Важно заметить, что мы снова оказались в прежней одежде. На мне был чёрный костюм, купленный вместе с Айгуль, а на Софье – сверкающие латные доспехи.

Мы снова вернулись к своим «ролям»: я – всего лишь аристократ из обнищавшей семьи, она – принцесса. Между нами больше не было ничего общего.

Казалось бы, теперь Софья могла бы спокойно уйти домой. Но вместо этого она приняла свой надменный вид и заявила:

– Я не достигла ранга «А».

Мне хотелось сказать, что это вообще не мои проблемы. Но, по правде говоря, они были и моими. Поэтому я спокойно ответил:

– Вы можете забрать свою вторую половину.

Её плата составила три золотых слитка. Когда я говорил «половину», то говорил про один. Можно взять только один!

– Не нужно.

Я на миг растерялся, не понимая, зачем тогда она вообще подняла эту тему.

– Тогда что? Значит, плохой отзыв оставишь?

Мои слова прозвучали с сарказмом.

– Обязательно, – спокойно ответила Софья, будто это было чем-то само собой разумеющимся.

– Ну и ладно…

Всё равно я уже твёрдо решил: с этими дурацкими обязанностями проводника пора заканчивать.

Они больше напрягают меня, чем приносят пользы. Да и вообще, пообещал себе: «Следующее испытание пройду в одиночку!»

Мы закрыли за собой дверь, и в воздухе появился золотой билет. Софья тут же подняла его, но не успела толком рассмотреть: дверь резко распахнулась, чуть не задев её.

Что?

Невежливо, прямо скажем. Это же мой дом! Хоть какие-то правила приличия родня могла бы соблюдать.

В дверях стояла Айгуль. Моя татарочка с чёрными, как смоль, волосами выглядела взволнованной, если не сказать испуганной. Её взгляд метался между мной и Софьей, но, казалось, она никак не могла подобрать слов.

Впрочем, одно слово всё же вырвалось:

– БЕДА!

Честно говоря, когда дома слышишь подобное, возникает только одно желание: махнуть рукой и сказать: «Как же вы достали со своими проблемами!»

Но, как-никак, я – послушный сын и будущий глава рода, так что моя роль требовала совсем другого.

– Что случилось?

В нашем доме беды обычно делятся на две категории: либо не мытые полы, либо гора грязной посуды. Оба варианта требуют закатать рукава и взяться за дело. Но Айгуль и тут смогла меня удивить.

– ВОИНЫ! Они окружили наше поместье…

– Что?

– Они хотят всех арестовать!

– Успокойся, – строго сказал я, стараясь удержать её от паники. – И скажи чётко: что случилось?

***

Род Глебовых верой и правдой служил Рюриковичам, будучи их опорой и щитом. О них говорили с уважением и опаской – то как о верном мече, то как о жестоких псах.

Императору всегда не хватало действительно преданных подданных, и Глебовы считались самыми верными и любимыми.

«За что мне всё это?»

Андрей Борисович, тридцатичетырёхлетний воин, сидел, задумчиво глядя в темноту. Его можно было бы назвать рыцарем, хотя он скорее напоминал героя каких-нибудь былин.

Латные доспехи, тяжёлые и надёжные. Длинные волосы, часть которых отливала рыжиной, а кончики казались огненно-красными, создавали необычный образ.

В это время длинные волосы и бороды были символом мужества, а внешний вид Андрея внушал уважение и страх.

А эти красные кончики...

Они были результатом редкой генетической особенности. И Андрею это нравилось: они будто отражали его кровь – бурлящую, горячую, с примесью безумия и жестокости. Хотя сам он жестоким себя не считал.

Сильным? Безусловно.

Он прошёл через четыре испытания, два из которых завершил с рангом «А». Его боевые навыки и опыт высоко ценились не только Императором, но и другими аристократами.

Но сейчас...

«Чем я занимаюсь?» – мрачно подумал он. – «Сижу тут, как верный пёс, и жду подачки?»

Его раздражение нарастало. Он бросил хмурый взгляд в сторону поместья Некрасовых. За окнами горел свет, а оттуда, с лёгким дымком, доносился манящий запах еды.

«Чёрт бы побрал этих Некрасовых...»

«Они могли бы пригласить меня в свой дом!»

7 августа 1756 года.

Избранные всегда возвращались с испытаний через неделю – таков был порядок, нерушимое правило. И все воины, включая Андрея Глебова, ждали возвращения Софьи, дочери Императора.

Когда назначенный день настал, Андрей отправился к поместью Некрасовых. Его твёрдые шаги гулко отзывались при подъёме по лестнице, пока он не остановился перед деревянной дверью.

Тук. Тук. Тук.

Дверь открылась, и на пороге показался Николай Ясонович, глава рода. В своём официальном костюме с безупречно выглаженными складками и густыми, закрученными усами. Тот выглядел как человек, привыкший к власти и почтению.

Андрей сразу задал вопрос, без приветствия:

– Вышли?

Но ответ оказался страшным:

– Нет.

– Что? – он переспросил специально, чтобы уточнить.

– Не нужно волноваться. Мой сын любит задерживаться, обычно он возвращается на десятый день.

Эти слова звучали так, словно Николай пытался скрыть тревогу за маской спокойствия. Впрочем, Андрей насторожился.

Это не было похоже на железный факт, а скорее напоминало слова одного из тех «ждулей», которые придумывают оправдания на ходу.

Они были готовы сказать что угодно, лишь бы не признать очевидного: «Избранный не вернулся.»

«Что это значит? Они мертвы?»

В сказки о «десяти днях» он не верил.

«Какие ещё десять дней?!»

Однако «действовать» Андрей не мог. Положение обязывало подчиняться, а упрямство старшего Некрасова оставляло мало возможностей для споров.

«И всё же...»

«Некрасовы – древний род проводников. Возможно, они знают больше, чем говорят.»

После короткой паузы Андрей принял решение:

– Подожду ещё три дня.

Возвращаться в столицу с плохими вестями он не хотел. Ведь если Софья действительно не вернётся, это станет началом куда более серьёзных событий.

10 августа 1756 года.

Тук. Тук. Тук.

Андрей Глебов снова постучал в тяжёлую дверь поместья.

Ему, как и раньше, открыл Николай Ясонович. Теперь глава рода выглядел ещё более уставшим – его строгий вид начал блекнуть, а глаза выдавали скрытую тревогу.

– Вышли?

– Ещё нет, – сухо ответил Николай.

На этом разговор оборвался. Слова словно застревали в воздухе. Никто не мог ничего добавить или опровергнуть. Всё указывало на одно: Алексей Некрасов, как проводник, потерпел неудачу.

Он не только сгубил себя, но, возможно, и Софью.

Но Николай оставался твёрд в своей вере.

– Они вернутся. Нужно лишь подождать…

11 августа 1756 года.

На лужайке перед поместьем Некрасовых становилось всё многолюднее. Каждый день сюда привозили провизию для воинов. Вместе с ними и воинов.

Император тоже начал беспокоиться. В своих письмах он всё чаще задавал один и тот же вопрос:

«Где моя дочь?»

Ярослав Мудрый не был отцом, который лично воспитывал своих детей. Но забота о них, пусть и в своей суровой манере, всегда стояла для него на первом месте. Его дети были живы.

Император считал, что его роль – это не просто быть правителем, но и быть примером для подданных.

Что это значит?

Он должен был быть праведным мужем, заботливым отцом, человеком, на которого равнялись бы аристократы и простой народ. Внимание всегда было приковано к нему:

«Как он управляет империей? Как заботится о своих детях? Как относится к людям?»

Эти вопросы преследовали его. И теперь, когда ответы от поместья Некрасовых становились всё более расплывчатыми, Ярослав начал подозревать худшее.

«Её больше нет…»

«Сгубили!»

14 августа 1756 года.

Прошло уже две недели с тех пор, как Софья и Алексей отправились на испытания. Две недели, которые Андрей Глебов провёл, торча в полях.

Жизнь в палатке, справление нужды в кустах, подтирание листьями – всё это раздражало его до глубины души.

И он был далеко не единственным: недовольство охватывало всех воинов. Которых на данный момент уже чуть больше трёхсот человек.

Теперь эти три сотни окружали поместье Некрасовых, не позволяя ни войти, ни выйти.

Почему?

У Андрея лично не было ненависти к Некрасовым. Это была всего лишь работа, за которую он получал плату. Но всё чаще ему хотелось стереть этот род с лица земли.

Желание уничтожить Некрасовых не было продиктовано личной местью. Это скорее становилось удобным решением. Завершить дело, избавиться от затянувшейся неопределённости и перенаправить гнев Императора.

Тем более, что сейчас Император напрямую общался с Николаем Ясоновичем. Андрей, в свою очередь, получал письма, полные раздражения и требований.

«Мне нужно больше писать о том, что во всём виноваты Некрасовы...»

Эта мысль пришла к нему внезапно. Чем больше Николая выставят виновным, тем меньше вины падёт на него самого и его отряд.

Когда прибыл кучер с очередным письмом, запечатанным двухглавым орлом, Андрей взял его с лёгкой настороженностью.

Шорох. Шорох.

Он развернул пергамент, быстро прочитал написанное и окинул взглядом собравшихся.

– Что там?

– Нам пора! Собираемся.

***

Ночь.

Андрей Глебов пришёл к поместью Некрасовых, когда всё вокруг окутывала тьма. Хоть и без стука, но дверь открыли.

– Зачем пришёл?

Как и всегда, открыл лично Николай Ясонович. Ни служанка, ни жена, а сам глава рода. Глеб понимал причину: ему здесь не были рады, его опасались.

Суровым голосом он произнёс:

– Николай Ясонович, вас обвиняют в измене. По приказу императора мы арестуем всех, кто находится в этом доме.

Большинство аристократов, услышав подобное, теряли самообладание. Паника и страх брали верх: кто-то начинал дрожать, кто-то – терял рассудок. Вот только Николай не был похож на остальных. Его лицо оставалось невозмутимым, а голос звучал твёрдо:

– Император? Если он хочет арестовать меня, пусть придёт лично!

Это была не просто храбрость или дерзость. Николай никогда не боялся тех проблем, кто угрожает его семье.

«Измена? Пусть так.»

«Тогда вам нужно схватить меня.»

«Вот только хватит ли у вас на это силы?»

Николай уверенно сделал шаг вперёд, и воздух словно замер. Присутствующие сразу ощутили накатывающую волну страха. Старый фасад поместья заскрипел, будто оживал, подчиняясь невидимой силе.

Николай не скрывал своего раздражения, глядя прямо на Андрея Глебова и дружину, стоящую у него за спиной.

– Давай-ка отойдём.

Андрей удержал его взгляд, затем слегка кивнул.

– Как вам угодно.

В глубине души он уже знал, что это будет нелегко. Более того, тревога сменялась странным азартом.

«Даже больше… Возможно, я не справлюсь...» – мелькнуло в мыслях. Но это лишь раззадоривало его.

Топ. Топ.

Они медленно направились к лужайке перед домом. Просторное место, как раз подходящее для схватки.

В центре стоял Андрей, напротив него – Николай Некрасов. А вокруг, сдержанно выжидая, на расстоянии двадцати-тридцати метров, замерли три сотни мечников. Они выглядели внушительно: массивные доспехи, натренированные тела. Но выражения их лиц выдавали страх.

Они боялись одного.

Пузатого старика.

Почему?

За спиной Николая начала сгущаться тьма. И без того мрачная поляна стала ещё темнее. Из темноты медленно проступал образ.

Это был не просто туман, а живое воплощение кошмара. Огромное чудовище с горящими глазами и пастью, полной острых, как бритва, зубов.

Оно выглядело так, будто только что вырвалось из сна, где дремало веками, и теперь жадно оглядывало всех, словно выбирая жертву.

ГРРАААРГХ!

Ужасающий рёв потряс округу.

– Что это за тварь?!

– Ты что, не знаешь, где мы?

– Нет.

– Это поместье Некрасовых. Земли самого Николая Ясоновича, прозванного Зверем.

Единственным, кто не дрогнул, был Андрей. Он молча вытащил клинок из ножен. Лезвие багрово сверкнуло, будто напитавшись кровью. Андрей чуть прищурился, усмехнулся и хладнокровно произнёс:

– Вам всего-то нужно было сдаться.

Сначала его голос звучал спокойно, почти вежливо, но затем интонация изменилась. Взгляд стал холоднее.

– Старикам здесь не место.