Вернувшись к себе в покои, я, наконец-то, расслабился. Тело требовало отдыха, а ещё неплохо было бы поужинать, за пиршественным столом я почти не ел, ограничившись двумя чашами вина, а теперь желудок о себе напомнил.
И не только желудок, девок теперь не вызвать, а жаль, они неплохо подходили для снятия стресса. Сходить к Эллине? Думаю, пока не стоит, она не в том состоянии, лучше уж потерпеть несколько дней, пока не привезут дочку герцога.
— Вы позволите, Ваше Величество? — дверь слегка приоткрылась и в неё заглянула Альпина. — Я принесла вам ужин.
— Да, конечно, проходите, — хотел встать с кресла, но лень одолела.
Альпина вошла в комнату, легко удерживая одной рукой тяжёлый поднос, уставленный различными блюдами, в другой руке она держала небольшой кувшин, очевидно, с вином. Все принесённые кушанья она аккуратно расставила на небольшой столик, стоявший рядом со мной, вино налила в серебряный кубок и поставила поближе, закончив, она встала навытяжку, ожидая следующих распоряжений.
Ужин был, по здешним меркам, скромный, нарезанное мясо неизвестного животного, свежая зелень, хлеб, в виде небольших булочек, и вазочка с фруктами, в которой я узнал красные яблоки, груши и виноград, а ещё спелый персик и два неизвестных мне плода, формой похожих на луковицу.
Отхлебнув вина, я наколол вилкой кусок мяса и начал жевать. Взгляд непроизвольно поднялся на стоявшую рядом Альпину.
— Присядьте со мной, — велел я, указывая на стул. — И тоже выпейте вина, мне много будет этого кувшина.
Она послушно присела, на лице её отразилась усталость.
— Поговорите со мной, — сказал я, наливая вино во второй кубок. — Расскажите о себе. Я хочу знать, кто рядом со мной. Откуда вы родом? Как оказались во дворце?
— На юге есть графство Кеттлер, — начала рассказывать она. — Вассалом графа был мой отец, благородный рыцарь Мидас, он уже умер, а земли, за неимением наследников, отошли графу.
Непорядок, подумал я, надо было, чтобы отошли к королю.
— Два моих брата погибли на войне двадцать лет назад, а вместе с ними погиб юный рыцарь Ажан, которого я любила.
— И поэтому вы не вышли замуж? — спросил я, устраиваясь поудобнее, история становилась интересной.
— Всё сложнее, накануне его отъезда мы встретились с ним и… вы понимаете?
— Конечно, — я понимающе кивнул, — любовь не всегда готова ждать.
— После этого он отправился на войну и пал там геройской смертью, уложив едва ли не два десятка врагов. А я, спустя некоторое время, поняла, что беременна. Я открылась родителям, отец отнёсся к этому спокойно, была надежда, что Ажан вернётся, мы поженимся, и ребёнок не будет считаться незаконным, но пришла весть о его смерти, а через некоторое время я родила мёртвое дитя. Отец долго думал, что со мной делать, о беременности знали, а потому выдать меня замуж было трудно. Тогда он упросил короля, чтобы тот принял меня во дворце.
— Дальше всё ясно, — сказал я, закидывая в рот лист салата. — Странно только, что такая красивая женщина не нашла себе мужа при дворе.
От комплимента она немного смутилась, отхлебнула ещё вина и продолжила:
— Здесь находилось много желающих воспользоваться моей красотой, даже ваш почтенный батюшка, будучи уже в преклонных годах, иногда залезал мне под подол, но вот мужа не нашлось. Я была рада, когда вы родились, свою нерастраченную материнскую любовь я целиком обратила на вас. Ваша мать была женщиной апатичной и нервной, она почти не занималась вами, предоставив всё мне. Мне и воспитателю Алеману. Я тогда и подумать не могла, что этот малыш вырастет могучим воином, который будет безжалостно расправляться с врагами королевства.
— До могучего воина мне ещё далеко, — заметил я, хотя её комплимент был мне безусловно приятен. — А что сейчас? У вас кто-то есть? Тот, кого вы могли бы назвать, пусть не мужем, но хоть любимым мужчиной?
— Нет, и я уверена, что уже никогда никого не полюблю, Ажан, да хранят боги его душу, был моей единственной любовью на всю жизнь. Что же до любителей согреть мою постель, то и тут я уже несколько лет одинока. С тех пор, как умер твой отец, меня старательно отодвигали от тебя, оставив только работу служанки. А вы обратили свой взор на развлечения, специально для вас был собран целый гарем из двух десятков дорогостоящих шлюх, что отнимали у вас всё время.
— Это были довольно красивые шлюхи, — с некоторым сожалением заметил я, снова наливая вина в наши кубки, Альпина уже начала ощутимо пьянеть.
— Красивые, распутные и на всё согласные, — подтвердила она. — Мне по долгу службы приходилось бывать здесь, иногда я видела ваши развлечения, извините.
Она смутилась. Разговор постепенно заворачивал в нужное мне русло. Нехорошо, конечно, она мне как мать, но глубокий вырез платья почему-то будил во мне отнюдь не сыновние чувства. А вино постепенно отключало тормоза, причём, у нас обоих.
— И? Что вы при этом чувствовали?
— Я уже очень давно одинока, — она вздохнула и поставила пустой кубок на стол, — видеть такое, то, что вы делали с ними, я… завидовала.
— Хотели быть на их месте? — я улыбнулся и посмотрел ей прямо в глаза.
— Да, — она не стала обманывать, а выпитое вино добавляло смелости, — хотела, но потом мне становилось стыдно. Я ведь не просто хотела мужчину, а так… как это делали вы.
— Понимаю, — я дотянулся своей длинной рукой и взял её ладонь, она оказалась неожиданно холодной. — А теперь этих женщин нет. Но есть я. И вы. И ваше одиночество.
Я потянул её к себе, стараясь не опрокинуть столик, она не сопротивлялась, хотя и пыталась возражать:
— Айкон, но ты ведь всегда был мне, как сын. Это неправильно, мы не должны этого делать. Это сродни инцесту.
— Знаешь, — сказал я, усаживая её себе на колени. — Я тут почитал хроники, и про свой род, и про другие знатные фамилии, чего там только нет. А уж инцестных связей целая куча. Матери с сыновьями, отцы с дочерьми, братья с сёстрами. Мой собственный прадед с удовольствием имел свою внучку. Были случаи заключения браков, хотя на такое нужно разрешение верховного жреца.
Моя ладонь обняла её за талию и поползла выше, туда, где большая тяжёлая грудь томилась в плену узкого корсета.
— Знатные господа всегда знали толк в удовольствиях, не обращая внимания на такие мелочи, как кровное родство, — продолжал я, запуская пальцы за край выреза, туго, стянуть не получится, либо разорвать, либо долго возиться со шнуровкой, — причём летописец почему-то описывает события с такими подробностями, словно сам стоял рядом со свечой и старательно записывал происходившие непотребства.
— Это так, — она стала чаще дышать, видимо, корсет был узок, — свои развлечения господа никогда не скрывали от слуг, иногда даже делая всё в их присутствии, отсюда и осведомлённость. Некоторые даже звали любовницу, когда у них не получалось с женой, любовница должна была возбудить, чтобы жена смогла зачать ребёнка.
— А за мной уже закрепилась слава развратника и женолюбца, — напомнил я, — и эту репутацию уже ничем не исправить, так зачем отказывать себе в удовольствии?
Она хотела ответить, но я закрыл ей рот поцелуем, от которого она окончательно расслабилась и закрыла глаза. Руки мои запутались в шнуровке платья.
— Такая шнуровка специально сделана для того, чтобы девушкам проще было хранить целомудрие? — спросил я, оторвавшись от её губ.
— Есть ещё застёжки, — сказала она, проводя рукой по правому боку. Несколько крючков расстегнулись и платье, только что туго стягивавшее её фигуру, обвисло мешком.
— Ничего сложного, — сказала она и улыбнулась.
Мы снова слились в поцелуе, её тело подавалось навстречу мне, сказывались годы воздержания и подглядываний за развлечениями распутного юного короля. Я стянул с неё платье, оставив только одну нижнюю рубаху, под которой с удивлением обнаружил небольшие кружевные панталоны. Однако, значит, нижнее бельё здесь в ходу, только носят его не все.
Подхватив Альпину на руки, я отнёс её на кровать, аккуратно положил и начал стягивать с себя многочисленные одеяния, небрежно бросая всё на пол. Оставшись голым я двинулся вперёд, а она, встречая меня, сама задрала подол рубахи и, развязав тесёмку, стянула меленький и совсем ненужный предмет одежды.
Рубаху на ней я разорвал. А после навалился на неё всей своей немалой тяжестью, буквально вдавливая в кровать, ноги её непроизвольно раздвинулись в стороны, она издала громкий стон и впилась ногтями мне в спину.
Продолжалось это долго, я не спешил, молодое тело не знало усталости, да и выпитое вино брало своё. Мы никак не могли насытиться друг другом, она громко стонала, и задыхалась от удовольствия, усугубляя это тем, что старалась не отрываться от затяжного поцелуя.
Потом мы меняли позы, технику, вид секса, она не отказывалась ни от чего, более того, кажется, даже получала дополнительное удовольствие от своего бесстыдства, от нарушения запретов. Будь здесь оператор, сцена могла украсить собой любой порнофильм из моего мира, да ещё и отличалась бы редким натурализмом. В отличие от актёров, нам не было нужды притворяться.
Уснули мы далеко за полночь, так и не разомкнув объятий, снилась мне какая-то ерунда, что-то про войну, где Швейгерт отдавал команды солдатам грузиться на танки, а они, сверкая доспехами, получали автоматы из арсенала. В небе пролетали звенья истребителей, стрекотали лопасти вертолётов, а где-то вдалеке весело громыхала артиллерия.