Я [презираю] аристо

Глава 27 Туранский гамбит III

— Что-то кажется, хрен нам, а не пророчество… — Тиг вытер свой клинок, оглядываясь на закутанную в тряпьё ворожею.

— Это Сонька что-то напутала, точно говорю! — Чернявая версия Таисьи тоже с сомнением наблюдала за еле живой от шока женщиной, вокруг которой продолжали суетиться остальные крестьянки.

— Интересно, кстати, почему мы её не слышим…

— Да я ж говорю — она толком ещё не умеет ничего!

— Просто мы слишком рано… — Фродрик, в свою очередь, прислушался к словам старика. Который вдруг начал что-то быстро и активно разъяснять остальным селянам. — Вы же говорили, что она была сожжена в этом доме вместе с остальными сельскими жителями, да?

Я оглядел дом сельского старосты:

— Я не уверен, что именно в этом. Но похоже на то…

— Значит всё ещё впереди. — Бесаратец кивнул на селян. — Я так понимаю, что они не собираются бежать. И хотят занять здесь оборону.

— Да тут, наверное, уже и не убежишь… — Вместе со мной остальные прислушались к медленно нарастающему гулу. Похоже, именно так звучит приближающийся кавалерийский отряд. — Что ещё дед говорит?

Фродрик напряжённо сморщил лоб и ещё ненадолго прислушался к командам старика.

Тем временем селяне под руководством деда приступили к торопливому сбору трофеев и потрошению поклажи рядом с телегой. Среди разворошённых тюков и ящиков что-то звякнуло — и смуглые бородачи почему-то отреагировали на этот звук весёлым гоготом. Кажется их совершенно не волновало то, что через несколько минут тут будет не меньше сотни таких же туранцев, как мы с Тигом. Только настоящих.

Хотя, конечно, теперь каждый крестьянин был вооружён как минимум одним старинным стволом, позаимствованным в экипировке мёртвых бандитов. Да и коротких ятаганов у них за поясами тоже хватило на всех с излишком. Но сколько их тут? Десяток мужиков, чуть меньше женщин, да пацан с подаренным конём…

Прежде чем подойти к нам, дед ещё что-то негромко сказал тому самому пареньку. Мальчуган согласно мотнул головой, заскочил на коня и тут же заставил того стартануть с места в строну, противоположную от нарастающего топота десятков копыт.

— Господаре… — Старик заметил наше внимание, подошёл и слегка поклонился. — Поклон пред вас за вашата помощч. Не смея да поискам повече… Ще останем да защитаваме нашата земя и подслон…

Он замолчал в ожидании того, пока Фродрик справится с переводом.

— Говорит, спасибо. И не смеет просить о большчем. А они… — Наш переводчик сделал паузу, глядя на то, как вооружившиеся селяне скрываются внутри дома. — Они остаются здесь. Стоять за своё.

— Так их же там сожгут! — Таисья глядела на то, как женщины заводят внутрь ослабевшую ворожею. — Мы ж читали!

Фродрик кивнул:

— Они понимают, чшто это их последний бой. Но у деда сегодня всю семью убили. И у остальных, я так понимаю, тоже. Им больчше нечшего терять. Хотят поплатиться, раз уж мы дали им шанс.

— Значит, это не София ошиблась. — Я тоже проследил за тем, ка крестьяне скрываются внутри вместе со своей целительницей. — А этот… Который книгу написал…

— Немирович-Панченко? — Припомнила Таисья.

— Угу. — Я повернулся к старику. — Мы поможем. — И оглянулся на остальных. — Я же правильно понимаю, что нам, в общем-то, тоже терять нечего, кроме чужих тел?

— Главное, чтобы Сонька сообразила прервать сеанс до того, как мы в них поджаримся… — Проворчала княгиня в теле крестьянки.

— А может в этом историк тоже ошибся?

— М-да? — Девчонка хмуро покосилась на останки сожжённых башибузуками пленников. Но тут же взглянула на меня обратно, тряхнув смоляной чёлкой. — А какой у тебя тогда план вообще?

Проследив за её взглядом в сторону гигантского костра, я заметил, что рядом с ним какая-то лужица горит красивым синим пламенем. А возле неё валяется та самая бутылка, к которой то и дело прикладывались наёмники…

— Как и у вас — план только победный. — Я улыбнулся Волковым. И зашагал к обозу, успев заметить, как те немедленно тоже ухмыльнулись, соглашаясь с перефразированным девизом их боевитой семьи.

Хотя, наверняка, прекрасно понимали, что я так же как они, всего лишь делаю хорошую мину при плохой игре…

Форма туранского эскадрона, неторопливо заходившего в деревню, была скорее серо-багровая, а не синяя. Потому что была покрыта не только густым слоем степной пыли, но и засохшими брызгами крови. Похоже, это был отряд лёгкой кавалерии, который только что преследовал отступающего противника или бегущих из деревни жителей — сотня или немногим меньше. И, судя по тому, что среди всех этих конников не было пеших — пленных они не брали. А кровь на них явно была только чужая — никто не перевязан, не держится за раны и не кривится от боли при каждом шаге коня. Значит и достойного сопротивления тоже не встретили.

Усталые всадники, среди которых явно выделялся смуглый усач в роскошном кителе, похожем на мой, негромко переговаривались. Сквозь стук копыт доносилось позвякивание сбруи и скрипы сёдел. И когда кавалеристы стали постепенно въезжать на площадь перед домом сельского старосты, тон тихих бесед на непонятном языке почти не изменился.

Ведь картина прошедшего боя тут была и до нас — мы лишь добавили к ней десяток мертвых грабителей. А после мести селян они почти не отличались от тех, кого незадолго до того зарубили сами. И это не вызвало у кавалеристов каких-то лишних подозрений.

Не вызвало их и то, что оставленные здесь наёмники куда-то пропали, бросив после себя лишь гаснущее кострище, колья с жертвами пыток и разворошённую поклажу на телеге. Похоже, что такое поведение туранских «союзников» было знакомо этим обычным воякам. И никто не ждал от них строгого подчинения приказам.

Вид разорённой деревни и догорающих вокруг хат лишь заставил кавалеристов брезгливо морщиться или досадливо качать головой при взгляде на сожжённые или порубленные женские тела. Ведь поживиться после нашествия башибузуков тут уже явно было нечем.

К тому же площадь всё-таки не была абсолютна пуста. Рядом с телегой всё-таки дежурил один туранский пехотинец. И вид спокойного солдата в синей форме и красной шапочке окончательно успокоил новоприбывших.

Однако этот здоровяк не спешил вставать смирно или отдавать какие-то воинские приветствия. Скучающе поглядывая на приближающийся отряд, Тиг лишь лениво облокотился на телегу и перекинул сухую травинку из одного края рта в другой.

— Э, аскер! — Командир эскадрона окликнул солдата. — Комутан нереде?

«Аскерами» зекистанцы называли бойцов конкурирующих банд. А «комутанами» иногда — полицию. Вместо более привычного для меня обращения «начальник». Наверное, интересуется, где его командир…

Но в ответ на малопонятный вопрос Тиг молчал. Лишь продолжая презрительно щуриться в сторону конников. И таинственно улыбаться в роскошные усы.

— Хайнги биримден синиз? — Командир чуть привстал в стременах и нахмурился.

Кажется, присматривается к знакам различия, пытаясь понять, из какого Тиг подразделения…

— А? — Солдат приставил руку к уху и изобразил притворное удивление.

— Не сыйр мысын⁈ — Офицер, кажется, начинал злиться. И когда рядом с ним поравнялись остальные всадники, снова резко выкрикнул. — Кендинызи танытын!

Ну с таким требовательным видом явно приказывают представиться или объясниться… Тиг, не тяни…

— Щас будет тебе «танытын», морда басурманская… — Чуть слышно проворчал усатый здоровяк, выплюнул травинку и потянулся рукой под один из разворошённых тюков на телеге. — Только подъедь поближе…

— Бу аскер сархыс! — С этими словами один из бойцов, остановившихся рядом с командиром, кивнул на перевёрнутую бутылку возле костра. — Зафери кутлыды!

Это замечание вызвало взрыв смеха у окружающих командира солдат.

Однако сам офицер даже не улыбнулся:

— Горев басында ички мысын⁈ — Командир презрительно сплюнул и махнул в сторону ухмыляющегося Тига плёткой. — Тутукламак!

О, а вот это смешное словечко я тоже частенько слышал от своих криминальных друзей. Хотя употребляли они его обычно совсем не по весёлом поводу. А обычно тогда, когда кого-то из них всё-таки принимали в местный околоток. «Тутукламак» это «арест»… Пора!

И когда пара солдат спешилась, решительно двинувшись в сторону Тига, я понял, что он со мной согласен. Хотя здоровяк и продолжал всё так же расслабленно опираться на телегу, рука под тюком уже сжала рукоять пистолета…

— Диккат! — Когда один из суровых туранцев подошёл ближе, то схватился за рукоять своего ятагана.

И его ладонь так и осталась лежать на эфесе, когда встречный выстрел из старинного пистолета снёс ему полчерепа.

Дав таким образом сигнал к атаке, Тиг тут же нырнул под телегу — ещё до того, как наполовину обезглавленное тело рухнуло в пыль. А второго конвоира подстрелила уже Таисья:

— Н-на!

От винтовочной пули, пробившей плечо и грудь, солдат отлетел в сторону. И в это же время на остальной эскадрон, скучковавшийся на площади, с крыши дома полетел сразу десяток бутылок с высокоградусной брагой.

Огненные росчерки от подожжённых тряпок прочертили в безоблачном небе длинные дуги. И прежде чем всполошённый отряд сделал хотя бы один выстрел в сторону телеги, копыта почти всех лошадей утонули в лужах синего пламени.

Перепуганные животные тут же оглушительно заржали, почти заглушив разрозненную пальбу и грозные выкрики. Встав на дыбы, многие сбросили с себя седоков прямо в огонь.

Больше всего не повезло тем, кто оказался в центре построения. Мало того, что пропитавшееся спиртным сукно формы вспыхнуло почти сразу, так вдобавок по ним ещё и как следуем оттоптались их собственные лошади. Некоторые кони принялись паниковать, выбрасывая то передние, то задние копыта. И немедленно столкнули обратно в огонь тех, кто торопливо попытался подняться из горящих луж. И размозжили пару голов у тех, кому это всё-таки удалось.

Тем же солдатам, которые стояли по краям толпы, повезло не на много больше. Именно по ним селяне открыли прицельный огонь сквозь приоткрытые ставни разграбленного дома старосты.

Хотя промахнуться по паникующему отряду было сложно, командиру эскадрона всё-таки удалось не только остаться в седле, но и не словить ни одной пули. Скакнув вперёд, он выхватил револьвер и немедленно принялся стрелять по окнам прямо на скаку. И те кавалеристы, которых тоже ещё не успела настигнуть ни огненная вода ни пуля, последовали его примеру.

— Бёлмек!!! — Продолжая палить по окнам, командир погнал коня за останки ближайшей хаты. — Чеврелин!!!

И подчинённые, оставшиеся в седле, быстро последовали этому примеру. Те спешившиеся вояки, которым не досталось удара копытом, тоже поспешили найти укрытие.

Пламя, паника и обстрел, конечно, серьёзно проредили подразделение. Но тех, кто в итоге разбежался прочь с линии огня, ещё оставалось не меньше полусотни. Да и некоторые обгоревшие и побитые разбежавшимися конями солдаты тоже смогли добраться до спасительных углов и завалинок, стаскивая на ходу пылающие куртки.

Ответный огонь разбегающихся в стороны конников отпугнул селян, засевших у окон. Прижавшись к стене, кто-то торопливо вставлял в допотопные винтовки и пистолеты новые патроны и пули. Кто-то съёжился и зажмурился, закрываясь от щепок и глиняной крошки. А кто-то тревожно прислушивался к бешеной истерике тех солдат, которые оказались зажаты упавшими лошадьми прямо посреди огненного пруда. Судя по тому, как эти люди иногда косились в сторону старого кострища с кольями, такие звуки они слышали уже второй раз за день.

— Эй! — Таисья, укрывшаяся от ответного огня рядом со мной, вдруг стукнула меня в плечо, отвлекая от перезарядки револьвера. — Смотри!

Девчонка указала туда, где в кружке прижавшихся друг к дружке женщин, ворожея вдруг подняла взгляд к потолку. И начала что-то слабо бормотать, покачивая головой:

— Блестем… Блестем тота…

— Фрод! — Я привлёк внимание сжавшегося в углу парня, который неловко пытался справиться со своей винтовкой. — Что она говорит⁈

Пока тот попытался прислушаться к слабой речи сквозь вопли и выстрелы с улицы, Ханга снова запричитала, но уже чуть громче:

— Ата дурер ди разба талэ… ата моарта иросэ…

— Столько… Столько боли от вашчих войн… — Фродрик напряжённо нахмурился — так, словно озвучивал собственные мысли, а не переводил чужие. — Столько страданий… ненужных… нет… напрасных, во!

— Блестем… — Ворожея уже почти кричала. — Блестем тота!

— Тихо-тихо… — Сидящие рядом женщины попытались успокоить Хангу.

Но та лишь сильнее распалялась — как и орущие на улице жертвы пожара:

— Блестем ку тота! Манкатор дэ люмэ!

— Что она говорит⁈ — Таисья подползла к Фродрику и пихнула его в бок. — Ну⁈

— Проклинает весь мир… — Парень продолжал напряжённо морщить лоб. — Или нет… Проклинает всех, кто ест этот мир… Мироедов, во!

Вас, значит… Тех, кто так любит повоевать за свои интересы чужими руками… Что ж… Я могу её понять…

Через одно из окон внутрь вдруг ввалился грузный Тиг:

— Окружают! — Солдат сжимал раненое плечо. — Прижмут сейчас со всех сторон и будут ближе подбираться!

— Сильно задели? — Таисья подсела к брату и кивнула на окровавленную ладонь.

— Навылет… Минут двадцать точно буду в сознании. — Тиг нашёл глазами ворожею и кивнул в её сторону. — Ну чего она? Пророчит?

А Ханга вдруг выгнулась, задрав голову в потолок и закатив глаза. И мелко затряслась…

— Тихо… — К ней снова потянулись заботливые руки. — Успокой се!

Но я теперь уже я подполз ближе:

— Нет! Пусть говорит!

Испуганные бесаратки, похоже, поняли меня без перевода и посторонились. А ворожея продолжила завывать, иногда перекрикивая даже истерику и выстрелы с улицы:

— Кан масул интра ин кущка! Йар пичик ва данс ку люпи!

Фродрик тут же забормотал у меня над ухом:

— Когда… Когда мышчь попадёт в клетку… А кот будет танцевать с волками…

— Флор ва бе санга албастру! — Надрывный голос прорицательницы словно двоился на тонкий женский и какой-то грубый мужской. — Йар зап негра ва ингроп стау албастру!

— Цветок выпьет кровь… голубую… — Фродрик шептал мне прямо в ухо. — А снег… чщёрный… закопает звезду… Или нет… похоронит… Тоже голубую

— Мунти се вор лупта кул соар! Дар импру вор мури дэ фуриэ!

— Горы будут… Будут драться с солнцем… Но вместе умрут от… от ярости, чшто ли…

— Ун пот гащ патру си фьяр альб ва дэвор!!!

— Один… э-э-э… поместит чщетыре… И белый зверь их сожрёт… нет… его сожрёт, а не их…

По окнам и стенам ударил новый массивный залп, мешая селянам и нам вести ответный огонь. Пара человек, которая всё-таки попыталась отстреливаться, ахнула. И, зажав раны, пострадавшие селяне отползли вглубь разорённой комнаты. Среди них была и Таисья…

— Плевать! — Девчонка лишь огрызнулась, когда мы потянулись к ней на помощь. — Слушайте дальше! Про лысого уже чё-нить скажет или нет⁈

— Бойкул абандо ва кчепта щтор пичик! — Ханга продолжала заходиться исступлении, не обращая внимания ни на выстрелы, ни на летевшие со всех сторон щепки и пыль, ни на окружающих её селян. — Сапта солбани сенора вор мури! Си соар сангра ва ройсу!

— Солдат… Брошченый… Солдат, которого бросили… — Фродрик пригибался и щурился от залетавших в окна пуль. Но всё-таки продолжал бормотать. — Солдат примет помощчь кота… Семь крыс… нет… семь старых крыс умрут… и солнце… И взойдёт кровавое солнце…

— Апой дистригатор се ва ащкундэ эль ку ун щкут бурбур! — Кажется, из горла трясущейся ворожеи вылетали уже четыре разных голоса. Один шипел, другой сухо скрипел, третий тоненько пищал и четвёртый хрипло рычал. — Щи ищ ва катыг пуэра!

— Тогда… не понимаю это слово… — Фродрик схватился за голову. — Тот, кто сокрушчает, что ли… Или снимает…

— Низлагает? Низложитель?

— Может быть… Тогда низложитель закроется от него щчитом… Багровым щчитом… И получшит свою силу…

Через окно на пол комнаты упал и покатился булыжник, завёрнутый в горящую тряпку. И ещё один. И ещё… Всё помещение тут же заполнилось едким чёрным дымом, не смотря на попытки селян потушить начинающийся пожар.

Но голоса, вырывавшиеся из горла ворожеи, словно не нуждались в чистом воздухе. Она наоборот стала кричать ещё громче, полностью перекрывая кашель наших соратников, канонаду и крики с улицы:

— АПОЙ БАТРАН ХОТ ВА КАДЭ!!! МАТАР БЛЭСТЭМАТА СИ САПТА СЬОРИ ИЧ ВОР ГАЩ ЛИБЕРАТ!!! ДИН КАРЭ ВОН МУРИ!

Фродрик вдруг перестал съёживаться от каждого выстрела. Сейчас он спокойно смотрел на прорицательницу и внимал каждому слову, спокойно повторяя их уже на русском, совсем без запинок и южного акцента:

— Тогда старый вор упадёт…

Хриплые крики на туранском послышались совсем рядом с окнами. Топот копыт, кажется снова нарастал… Подкрепление, что ли…

Оборонявшие дом селяне палили на улицу уже не глядя, прямо через ставни. Ещё пара человек упала на горящий пол, словив ответные выстрелы… Грохот копыт уже был явно где-то в деревне…

— Проклятая мать и семь сестёр станут свободны… — Продолжал спокойно вещать Фродрик, глядя прямо в широко раскрытые глаза ворожеи. — От чего и погибнут…

— ВОН МУРИ!!!

— Погибнут…

— ДАКА НУ…

— Если не…

— ЙУР-Р-Р-А-А-А-А-А-А!!!

Громогласный вопль, долетевший с улицы заглушил и гул пламени, и крики ворожеи и даже выстрелы. Лишь грохот сотен копыт был ему аккомпанементом:

— ЙУР-Р-Р-А-А-А-А-А-А!!!

Массовый боевой клич вдруг распался на множество отдельный восклицаний, почти каждое из которых сопровождалось паническим воплем или предсмертным хрипом. И ещё иногда звуком, с которым звонкий клинок рассекает одежду и ещё живое мясо на кости…

Кони снова дико заржали, загрохотали выстрелы… Но уже не в нашу сторону…

Тяжело раненый в грудь старик, сидящий под окном напротив меня, вдруг улыбнулся. Струйка ярко алой крови побежала из уголка морщинистого рта. Но, прежде чем его взгляд остекленел, он произнёс одними губами:

— Хайдуки… Навреме…

— ЙУР-Р-Р-А-А-А-А-А-А!!! — Мальчишеский крик прозвучал совсем рядом с домом. И сквозь дырявую от пуль ставню в окне над стариком я успел заметить, как на моём вороном коне мимо пронёсся тот самый щуплый паренёк. Размахивая короткой шашкой, он летел в атаку на рассыпанных туранцев вместе с лавой из других конников, одетых в тёмно-зелёные мундиры и барашковые папахи…

И мир погрузился во тьму…

Лишь мелкие отблески иногда вспыхивали в этой сплошной темноте — словно под закрытыми ве́ками…

И призрачный вихрь донёс из пустоты угасающий шёпот:

Теперь он знает, что нужно делать…

И мы тоже…

— Гор? — Тонкий голосок будто бы звучал с лёгкой тревогой. — Тая? Тиг? Вы как себя чувствуете? Фродрик, вы в порядке?

Я открыл глаза и попытался сфокусироваться на бордовом силуэте…

София? Нет, Кнопка… Да к чёрту эту дурацкую кличку! У неё есть имя! Красивое имя…

— Ива?

— Гор! — Девчонка не сдержалась и заключила меня в объятья. Но почти сразу отпрянула и стеснительно спрятала взгляд. — Вы все так побледнели в конце… София говорила, что ничего страшного… Но я всё равно испугалась…

— Да вроде бы и правда ничего страшного… — Я оглядел руки и туловище. — Наши же всё-таки победили…

— А ты знал, что дед того пацана за партизанами послал? — Сидящий рядом Тиг повернул ко мне голову, но тут же схватился за собственный лоб. — У-у-уф… Чё-та подташнивает…

— Да так всегда, когда там умираешь… — Проворчала Таисья. Сидя на своём месте, она тоже держалась за голову. — Но меня вроде не зацепило, а всё равно что-то мути́т… Наверное из-за дыма… Сонька, ты нас хоть слышала?

— Да-да! И всё записала! — Блондинка развернулась к нам в кресле и помахала диктофоном. — Правда, по-моему, это просто сельский бред какой-то… Коты какие-то, крысы, солнце то взойдёт, то упадёт… Обычные ворожейные присказки. У меня няня тоже вечно такие басни то и дело читала в детстве…

— Были бы обычные — их бы от нас так не прятали. — Я тоже потёр стучащие виски́. — Просто подумать надо, что это всё значит… Фрод? — Я повернулся к парню, сидящему на полу у стены напротив. — Ты как там? В порядке?

— Я в порядке. — Бесаратец улыбался спокойно. Кажется, в отличие от остальных у него ничего не болело. — Теперь я в полном порядке…

Последние слова он произнёс точно также, как Ханга — сразу четырьмя голосами. Но приэтом даже не открыл рот.

— Мы же говорили, что найдём запасной вариант, Низложитель… — Смуглый парень продолжал спокойно улыбаться с закрытым ртом. И, кажется, я был единственным, кто сейчас его слышал. — И теперь тебе придётся нам помогать… Если ты, конечно, не хочешь, чтобы все твои новые друзья погибли ужасной смертью…

Конец второй книги. Продолжение следует.