Второй шанс или повар-попаданка (СИ)

Глава 9: "Истинное лицо"

Неприятности, как известно, приходят тогда, когда меньше всего их ждешь.

После вчерашнего триумфального ужина я проснулась в прекрасном настроении. Солнце светило в окно, птицы пели в саду, а в голове всё ещё звучали мелодии, под которые мы танцевали с месье Ларошем. То есть с Домиником де Ларошфором, но об этом я старалась не думать.

Первым делом нужно было разобрать итоги вечера с мадам Бертран. Сколько потратили, сколько заработали, что понравилось гостям, а что можно улучшить в следующий раз.

— Мадемуазель, — сияет экономка, подсчитывая выручку, — такого успеха мы еще не имели! Месье Мартин заплатил двести пятьдесят ливров за весь вечер, плюс щедрые чаевые всем слугам!

— Отлично. А что говорили гости?

— Только хвалили! Особенно тот господин, что играл на клавесине. Такой воспитанный, такой галантный! И играет как ангел божий!

— Да, музыкант он хороший, — соглашаюсь, стараясь не показать, как приятно слышать похвалы в адрес Доминика.

— А танцевать как умеет! С ним все дамы хотели потанцевать. Но он больше всего с вами танцевал, — лукаво добавляет мадам Бертран.

— Мадам Бертран, займитесь лучше подсчетами, — говорю строго, но без раздражения.

— Слушаюсь, мадемуазель. Только скажу — редко встретишь такого джентльмена. И видно, что вы ему понравились.

Ну вот, теперь уже вся прислуга заметила мой интерес к загадочному гостю. Нужно быть осторожнее, а то скоро весь дом будет обсуждать мои романтические увлечения.

— Мадемуазель, — входит Луиза с озабоченным видом, — к нам посетители. Говорят, что по очень важному делу.

— Кто такие?

— Двое господ. Представились как друзья месье Анри.

Сердце неприятно екает. Друзья Анри из его прошлой жизни — это обычно неприятности. Либо долги, либо проблемы с карточными играми, либо еще что-то столь же малоприятное.

— Где месье Анри?

— В библиотеке. Они с ним разговаривают.

— Идем посмотрим.

Направляюсь к библиотеке и уже издалека слышу голоса. Один — расстроенный голос Анри, два других — незнакомые, но неприятные.

Останавливаюсь у двери, прислушиваюсь.

— ...не понимаю, о чем вы говорите, — говорит Анри. — Те долги давно погашены.

— Погашены? — смеется кто-то противным голосом. — Ах да, я забыл. Богатая сестрица расплатилась за братца. Какая трогательная семейная любовь!

— Что вы хотите? — в голосе Анри звучит напряжение.

— Справедливости, друг мой. Помнишь ту игру в доме виконта де Брессака? Когда ты проиграл мне двадцать тысяч ливров?

— Я не помню такой игры...

— Не помнишь? — Второй голос, более грубый. — А вот расписка сохранилась. Твоей рукой написанная.

Черт побери! Значит, это из прошлого. Какие-то темные делишки времен запоев и картежных игр Анри.

Тихо отворяю дверь, заглядываю в щель. В библиотеке кроме Анри двое мужчин лет тридцати. Одеты дорого и вызывающе — яркие камзолы, кружева, золотые цепи. Лица неприятные, глаза хищные. Типичные карточные шулера и авантюристы.

Один — высокий, худощавый, с длинными темными волосами и острым носом. Второй — плотный, рыжеватый, с маленькими глазками и самодовольной улыбкой.

Шамбор разворачивает листок, начинает читать:

— «Обязуюсь уплатить господину виконту де Шамбору сумму в двадцать тысяч ливров, проигранную в честной карточной игре в доме виконта де Брессака пятнадцатого сентября тысяча семьсот.... Анри де Монклер». Подпись, печать. Все как положено.

Анри бледнеет, вглядываясь в бумагу.

— Это... это подделка! Я никогда не играл на такие суммы!

— Подделка? — Шамбор изображает оскорбленное удивление. — Ты обвиняешь меня в подлоге?

— Я обвиняю тебя в мошенничестве! — вспыхивает Анри. — У меня никогда не было двадцати тысяч ливров, чтобы ими играть!

— Но играл же ты. В долг играл. А теперь пора расплачиваться.

— Я ничего не должен! Уходите из моего дома!

— Из твоего дома? — Вильфор хмыкает. — А мне говорили, что дом теперь твоя сестрица содержит. Трактирщица стала. Как романтично!

В его голосе было столько презрения, что даже у меня кулаки сжимаются от злости.

— Не смейте так говорить о моей сестре!

— А что тут такого? — Шамбор пожимает плечами. — Благородная профессия. Кормить пьяных купцов, стелить постели проезжим торгашам...

— Замолчите! — Анри вскакивает с места, лицо красное от ярости.

— Или что? — Вильфор тоже встает, рука ложится на рукоять шпаги. — Вызовешь на дуэль? За честь сестрицы-трактирщицы?

— Вызову! — Анри дрожит от гнева. — Прямо сейчас!

О нет! Только не это! Анри совершенно не умеет фехтовать — с детства боялся острого оружия. А эти типы явно не новички в дуэлях.

— Прекрасно! — радуется Шамбор. — Дуэль так дуэль. На шпагах, до первой крови. Завтра на рассвете, в роще за мельницей.

— Согласен! — Анри не понимает, на что идет.

— Отлично. А пока не забывай о долге. Двадцать тысяч ливров. Либо деньги, либо расписка о передаче права собственности на поместье.

— Никогда!

— Посмотрим, — усмехается Вильфор. — После завтрашней дуэли ты, возможно, изменишь мнение.

Они направляются к выходу, и я быстро отбегаю от двери, делая вид, что только подхожу к библиотеке.

— Ах, мадемуазель де Монклер! — Шамбор кланяется с издевательской учтивостью. — Позвольте представиться. Виконт де Шамбор, старый друг вашего братца.

— Очень старый, — добавляет Вильфор с неприятной улыбкой. — Еще с тех времен, когда он был более... общительным.

Я окидываю их холодным взглядом. Сразу видно — типичные паразиты, которые кормятся за счет слабых и глупых.

— Понятно. И что привело вас в наш дом?

— Дружеская беседа, — отвечает Шамбор. — Воспоминания о прежних временах. О картах, вине, веселых девицах...

— А также небольшое дело, — добавляет Вильфор. — Ваш братец должен мне небольшую сумму.

— Какую сумму?

— Двадцать тысяч ливров. Пустяк, в общем.

— У нас нет таких денег.

— Не беда, — улыбается Шамбор. — Мы люди понимающие. Можно натурой расплатиться. Поместьем, например.

— Поместье не продается.

— Все продается, мадемуазель. Вопрос только в цене.

— Тогда наша цена — чтобы вы убрались отсюда прямо сейчас.

Шамбор смеется.

— Какая горячность! Но боюсь, решать будет не вы. Завтра ваш братец встретится со мной на дуэли. По итогам встречи и поговорим о долгах.

Они уходят, а я остаюсь с пониманием, что ситуация критическая. Анри не умеет драться, эти мерзавцы явно профессионалы. Дуэль закончится либо смертью брата, либо его полным поражением и унижением.

Захожу в библиотеку. Анри сидит в кресле, уткнувшись лицом в ладони.

— Что случилось? — спрашиваю, хотя и так все ясно.

— Элеонора... — Он поднимает голову, глаза красные. — Я все испортил. Опять.

— Рассказывай.

— Эти люди... я их помню. Смутно, но помню. Встречались в доме виконта де Брессака, играли в карты. Но я не помню, чтобы проигрывал такие деньги!

— А что помнишь?

— Мало что. Тогда я много пил, все в тумане. Возможно, они меня подпоили, заставили подписать расписку...

— Возможно. Но теперь это неважно. Важно, что делать дальше.

— Драться, — мрачно говорит Анри. — Я вызвал их на дуэль.

— Анри, ты не умеешь фехтовать!

— Знаю. Но они оскорбили тебя. Назвали трактирщицей, говорили гадости... Я не мог этого стерпеть.

Сердце сжимается от нежности к брату. Какой же он все-таки хороший человек, несмотря на все свои слабости.

— И что теперь?

— Завтра на рассвете дуэль. До первой крови.

— А если ты проиграешь?

— Тогда... — Он заминается. — Тогда, наверное, придется платить этот долг. Или отдавать поместье.

— Анри, подумай головой! Это же явная афера! Они специально приехали, чтобы тебя спровоцировать!

— Возможно. Но что я мог сделать? Стерпеть оскорбления?

— Мог послать их к черту и выгнать силой.

— Элеонора, мы дворяне. Нас оскорбили. По кодексу чести я должен был вызвать их на дуэль.

Проклятый кодекс чести! Сколько дурацких поступков совершается под этим предлогом!

— Хорошо, — говорю после паузы. — Раз дуэль неизбежна, нужно к ней готовиться.

— Как? У меня нет времени научиться фехтовать!

— Время есть. До завтра можно хотя бы основы освоить.

— Элеонора, это невозможно...

— Ничего невозможного нет. Идем искать учителя.

— Где мы найдем учителя фехтования в нашей глуши?

— Этьен умеет драться. Он тебя поучит.

Находим Этьена в конюшне, где он чистит своего коня. Объясняю ситуацию.

— Понятно, — кивает он мрачно. — Профессиональная провокация. Этот де Шамбор — известный дуэлянт. Убил на поединках уже трех человек.

— Трех? — бледнеет Анри.

— Трех. И ранил больше десятка. Мастер своего дела.

— Тогда я обречен...

— Не факт, — Этьен задумчиво смотрит на него. — Кое-что можно сделать. Показать основные приемы защиты, научить паре простых атак. Главное — не паниковать и держать дистанцию.

— Вы думаете, это поможет?

— Даст шанс. Небольшой, но шанс.

Весь остаток дня мы провели в тренировках. Этьен показывал Анри основы фехтования, я наблюдала и переживала. Брат старался, но было видно — дело не его. Слишком нервничает, слишком зажат.

— Расслабьтесь, — говорит Этьен. — Шпага — продолжение руки, а не чужеродный предмет.

— Легко сказать, — отдувается Анри. — А если он меня убьет?

— Не убьет. Дуэль же до первой крови, а не насмерть. Максимум — ранение.

— Это меня не утешает.

К вечеру Анри кое-как освоил базовые движения, но до настоящего фехтовальщика ему было как до луны. Шансы на успех выглядели призрачными.

— Что будем делать? — спрашиваю Этьена, когда мы остаемся одни.

— Завтра пойду с ним. Как секундант. Буду следить, чтобы дуэль прошла честно.

— А если нечестно?

— Тогда вмешаюсь. Формально это будет нарушением, но жизнь важнее формальностей.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что не бросаете нас в беде.

Ночь я почти не спала. Все думала о завтрашней дуэли, о том, что может случиться с Анри. В голову лезли самые мрачные мысли.

А утром случилось неожиданное.

Я встала с рассветом, оделась, собиралась ехать с Анри на место дуэли — не могла оставить брата одного в такой момент. И тут во двор въехала знакомая карета.

Простая, без гербов и позолоты. Из нее вышел мужчина в дорожном плаще и широкополой шляпе.

Доминик де Ларошфор. Он же месье Ларош.

— Мадемуазель Элеонора! — Он быстро подходит ко мне. — Как хорошо, что вы еще не уехали!

— Месье Ларош? Что вас привело к нам так рано?

— Неотложное дело. — Он снимает шляпу, и я вижу озабоченное лицо. — Можно поговорить? Наедине?

— Конечно. Проходите.

Ведем его в гостиную. Анри как раз спускается по лестнице — бледный, нервный, в руках шпага.

— А, месье Ларош! — Он пытается улыбнуться. — Как неожиданно! Но боюсь, у меня сейчас неотложные дела...

— Знаю, — серьезно говорит Доминик. — Дуэль с виконтом де Шамбором.

Мы с Анри переглядываемся. Откуда он знает?

— Доминик, — говорю, сбрасывая маски, — а откуда вам это известно?

Он вздрагивает, услышав свое настоящее имя.

— Значит, игра в незнакомцев закончена? — грустно улыбается он.

— Похоже на то. Отвечайте на вопрос.

— Долгая история. — Он проходит в гостиную, мы следуем за ним. — Главное — эту дуэль нужно отменить.

— Отменить? — вспыхивает Анри. — Но я дал слово дворянина!

— Месье де Монклер, вас обманули. Этот долг — подделка.

— Что?

— Виконт де Шамбор — профессиональный мошенник. Он специализируется на подобных аферах. Подделывает долговые расписки, провоцирует дуэли, потом требует выкуп за жизнь.

— И откуда вам это известно? — спрашиваю я, хотя уже начинаю догадываться.

Доминик смотрит мне в глаза, и в его взгляде читается внутренняя борьба.

— Потому что... — Он делает глубокий вдох. — Потому что это часть плана моего дяди.

— Какого плана?

— Сначала экономическое давление через мошенников вроде де Шамбора. Потом административные преследования. А в конце — предложение о покупке поместья как единственный способ избежать окончательного разорения.

Анри роняет шпагу. А я чувствую холодок в груди. Значит, все еще хуже, чем мы думали.

— И вы пришли сюда... почему? — спрашиваю осторожно. — Чтобы предупредить нас о планах дяди? Это довольно... неожиданно.

— Потому что я больше не могу быть частью этого плана, — говорит он просто. — Потому что понял — мы делаем неправильное дело. Это произошло постепенно, — говорит Доминик. — Чем больше я узнавал о вас, о вашем деле, о том, как вы изменили свою жизнь... тем больше понимал, что то, что мы делаем — не борьба за семейные интересы, а простое разбойничество.

— И что же вас убедило окончательно?

— Вчерашний вечер. — Он смотрит прямо мне в глаза. — Когда я увидел, что вы создали. Не просто бизнес, а место, где люди чувствуют себя счастливыми. Дом, где каждый гость — желанный друг.

— И?

— И я понял, что разрушить это — преступление. Что бы ни говорил дядя о семейных интересах и стратегических землях.

В его голосе звучит искренность, которую трудно подделать. Но все же...

— Доминик, — говорю осторожно, — а что вы хотите от нас? Просто предупредить и уйти? Или что-то еще?

— Хочу помочь. — Он встает, начинает ходить по комнате. — Остановить де Шамбора. Разрушить дядины планы. Защитить то, что вы создали.

— А взамен?

— Ничего. — Он останавливается, поворачивается ко мне. — Просто возможность искупить свою вину. И... если получится... возможность остаться рядом с вами.

— Остаться?

— Я разрываю отношения с дядей, — говорит он твердо. — Навсегда. И хочу начать новую жизнь. Честную жизнь.

— А если дядя вас не отпустит?

— Тогда придется бороться.

Я смотрю на него и пытаюсь понять — что им движет? Действительно чувство справедливости? Или... что-то еще?

— Хорошо, — говорю наконец. — Допустим, я вам верю. Что предлагаете делать с дуэлью?

— Я вызову де Шамбора сам. Как оскорбленная сторона.

— По какому праву?

— По поводу мошенничества. Публично обвиню его в подделке долговых расписок.

— Это опасно, — замечаю. — Если вы ошибаетесь...

— Я не ошибаюсь. У меня есть информация об этом человеке.

— Какая информация?

— Он уже проворачивал подобные аферы. В прошлом году разорил семью де Бомон тем же способом. А в позапрошлом — семью де Сент-Жермен.

— И где доказательства?

— В архивах префектуры. Там есть жалобы пострадавших.

— Но никто не предъявил ему официальных обвинений?

— Не предъявил. Слишком влиятельны его покровители.

— Какие покровители?

Доминик мрачнеет.

— Мой дядя в том числе.

Вот оно что! Значит, граф де Ларошфор не только стоит за попыткой захвата нашего поместья, но и использует откровенных мошенников.

— Понятно. И что вы предлагаете?

— Еду на место дуэли. Публично обвиняю де Шамбора в мошенничестве. Вызываю его на поединок.

— А Анри?

— Его дуэль отменяется в связи с новыми обстоятельствами.

— А если де Шамбор откажется?

— Не откажется. Слишком много свидетелей.

— А если он убьет вас?

— Постараюсь этого избежать.

— Анри, что думаешь? — спрашиваю я брата.

— Думаю, что месье де Ларошфор прав. Эта дуэль — ловушка. И если он готов рискнуть ради нашей семьи...

— Готов, — твердо говорит Доминик. — Более чем готов.

— Тогда решено, — киваю. — Едемте.

— Вы тоже едете? — удивляется он.

— Конечно. Хочу своими глазами увидеть, как вы исправляете свои ошибки.

Мы добираемся до рощи за мельницей как раз к рассвету. Место выбрано удачно — небольшая полянка, окруженная деревьями. Достаточно места для поединка, но он будет скрыт от посторонних глаз.

Де Шамбор и де Вильфор уже ждут. Оба в черных костюмах, при шпагах. Рядом лекарь — пожилой человек с саквояжем инструментов.

— А, месье де Монклер! — насмешливо приветствует де Шамбор. — Явились на собственные похороны?

— Не совсем, — отвечаю я вместо Анри. — Планы изменились.

— Как это понимать?

Доминик выходит вперед, снимает шляпу.

— Понимать так, что дуэль отменяется.

— Кто вы такой? — хмурится де Шамбор.

— Доминик де Ларошфор. И я обвиняю вас в мошенничестве.

Эффект потрясающий. Де Шамбор бледнеет, де Вильфор хватается за рукоять шпаги.

— Что вы сказали? — хрипло спрашивает де Шамбор.

— То, что вы услышали. Долговая расписка месье де Монклера — подделка. Вы мошенник и шантажист.

— Это... это возмутительно! Я требую удовлетворения!

— Получите. — Доминик спокойно снимает плащ. — Прямо сейчас.

— Но позвольте! — вмешивается де Вильфор. — У нас назначена дуэль с месье де Монклером!

— Которая отменяется, — отвечает Доминик. — В связи с обнаружением подлога.

— Вы не имеете права!..

— Имею. Как свидетель мошенничества и друг оскорбленной семьи.

Де Шамбор мечется взглядом между Домиником и Анри. Видно, что ситуация выходит из-под контроля.

— Хорошо, — говорит он наконец. — Если месье де Ларошфор настаивает... Дуэль так дуэль.

— На шпагах, до первой крови, — уточняет Доминик.

— Согласен.

Они отходят на противоположные концы поляны. Лекарь готовит инструменты. Де Вильфор выступает секундантом де Шамбора, Этьен — секундантом Доминика.

Я стою рядом с Анри и наблюдаю за приготовлениями. Сердце колотится как бешеное. Что бы ни говорил разум, этот человек рискует жизнью ради моей семьи. И если с ним что-то случится...

— Элеонора, — тихо говорит Анри, — а что, если он проиграет?

— Не проиграет, — отвечаю с уверенностью, которой не чувствую.

— Откуда знаешь?

— Просто знаю.

На самом деле не знаю ничего. Но почему-то верю в Доминика. Может быть, потому что он единственный, кто встал на нашу защиту. А может, потому что... нет, лучше об этом не думать.

— Господа, готовы? — спрашивает Этьен.

— Готов, — отвечает Доминик, делая несколько пробных выпадов.

— И я готов, — говорит де Шамбор, но в голосе слышится неуверенность.

— Тогда начинаем. — Этьен отходит в сторону. — Ан гард!

Дуэлянты принимают боевые стойки. Доминик держится спокойно и уверенно, де Шамбор нервничает — это заметно по напряженной позе.

— Начали!

Де Шамбор атакует первым — быстрый выпад в грудь. Доминик легко парирует, отвечает контратакой. Клинки звенят, отражая утренний свет.

Сразу видно — оба умеют драться. Но Доминик спокойнее, его движения более точные. Де Шамбор торопится, делает ошибки.

— Ха! — Де Шамбор пытается прорваться серией быстрых ударов.

Доминик отступает, парирует, ждет удобного момента. И когда противник чуть переоткрывается...

— Ай! — Де Шамбор отскакивает, хватаясь за правое плечо. На белой рубашке расплывается красное пятно.

— Первая кровь! — объявляет Этьен. — Поединок окончен!

Лекарь бросается к раненому. Де Шамбор сидит на траве, прижимая руку к плечу. Рана неглубокая, но болезненная.

— Теперь поговорим, — холодно говорит Доминик, не убирая шпагу. — О ваших методах ведения дел.

— Я... я ничего не понимаю...

— Понимаете прекрасно. Семья де Бомон, семья де Сент-Жермен. Тот же почерк — поддельные долговые расписки, провокации, дуэли.

— Это клевета!

— Это факты. И если вы попытаетесь еще раз шантажировать семью де Монклер, эти факты станут достоянием общественности.

Де Шамбор бледнеет еще больше.

— Что... что вы хотите?

— Письменного признания в подлоге. И обещания больше никогда не появляться в этих краях.

— Но...

— Либо так, либо я предъявлю официальные обвинения в мошенничестве. Выбирайте.

Де Шамбор переглядывается с де Вильфором. Тот еле заметно кивает.

— Хорошо, — говорит де Шамбор через силу. — Как хотите.

Этьен достает бумагу и чернила. Под диктовку Доминика де Шамбор пишет расписку о том, что его претензии к семье де Монклер были основаны на поддельных документах, и обязуется больше не появляться в наших краях.

— Подписывайте, — приказывает Доминик.

Де Шамбор подписывает дрожащей рукой.

— А теперь убирайтесь, — говорит Доминик. — И помните — я буду следить за вашими действиями.

Мошенники торопливо собираются и уезжают. А мы остаемся на поляне — я, Анри, Доминик и Этьен.

— Ну что ж, — говорит Анри, — похоже, дело закрыто.

— Похоже на то, — соглашается Этьен. — Молодец, месье де Ларошфор. Красиво сработали.

— Спасибо, — Доминик вытирает шпагу и убирает в ножны. Потом поворачивается ко мне. — Мадемуазель де Монклер...

— Что? — отвечаю холодно.

— Можно поговорить? Наедине?

— О чем?

— О том, что между нами произошло. О том, что происходит сейчас.

Я смотрю на него и чувствую странную смесь благодарности и обиды. С одной стороны, он спас Анри. С другой — обманывал меня с самого начала.

— Анри, поезжайте домой, — говорю наконец. — А мы с месье де Ларошфором действительно поговорим.

— Элеонора...

— Все будет хорошо. Езжайте.

Анри и Этьен уезжают. Мы остаемся одни среди утренней тишины рощи.

— Ну что ж, — говорю я, — говорите. Объясняйте.

— С чего начать?

— С того, кто вы есть на самом деле.

Он садится на поваленное дерево, жестом приглашает меня присоединиться. Я остаюсь стоять.

— На самом деле я человек, который всю жизнь жил чужой жизнью, — говорит он тихо. — Делал то, что от меня ожидали. Говорил то, что хотели слышать. Был послушным племянником, которого дядя использовал для своих целей.

— И что изменилось?

— Я встретил вас. — Он поднимает голову, смотрит мне в глаза. — Увидел, что можно жить по-другому. Честно. Открыто. Не прячась за маски и роли.

— Красивые слова. Но вы и со мной играли роль.

— Нет. — Он встает, подходит ближе. — Роль месье Лароша была моей настоящей личиной. И чувства... чувства были настоящими.

— Какие чувства?

— Восхищение. Уважение. И... — Он запинается.

— И?

— И любовь, — говорит он просто. — Я влюбился в вас, мадемуазель де Монклер. С первого дня, когда увидел, как вы сражаетесь за свое дело.

Сердце делает странный кувырок. В семьдесят два года я бы рассмеялась над такими словами. В двадцать они звучат как музыка.

— Даже если это правда, — говорю, стараясь сохранить холодность, — что дальше? Вы вернетесь к дяде, доложите о провале миссии, и все будет как прежде?

— Нет. — Голос становится твердым. — Я говорил вам, я порываю с дядей. Навсегда.

— И что будете делать?

— Не знаю. Может быть, займусь сельским хозяйством, как мечтал. Или найду другое применение своим способностям. Главное — это будет моя жизнь, мой выбор.

— А если дядя вас не отпустит?

— Тогда придется бороться. — Он усмехается. — У меня есть хороший пример для подражания.

— Какой?

— Вы. Женщина, которая не побоялась пойти против всех ради своих принципов.

Я поворачиваюсь к нему спиной, делаю несколько шагов прочь. Нужно подумать, разобраться в своих чувствах.

— Элеонора, — голос звучит совсем рядом.

Оборачиваюсь. Он стоит в шаге от меня, и в серых глазах читается такая боль, что сердце сжимается.

— Вы — самое лучшее, что случилось в моей жизни. И я готов отказаться от всего, лишь бы остаться рядом с вами.

— От всего?

— От титула, от наследства, от семьи. От всего, что связывает меня с прошлым.

Я смотрю в его глаза и понимаю — он не лжет.

— Доминик…

Он наклоняется, и я понимаю, что сейчас он поцелует меня. И не отстраняюсь.

Поцелуй получается нежным, осторожным. Как первый поцелуй между людьми, которые только начинают узнавать друг друга.

— Элеонора, — шепчет он, — дайте мне шанс. Позвольте доказать, что я изменился.

Смотрю в серые глаза и вижу в них то, чего никогда не видела раньше — уязвимость. Этот сильный, красивый мужчина боится моего ответа.

— Хорошо, — говорю наконец. — Но с условиями.

— Какими?

— Никакой лжи. Никаких недомолвок. Полная честность во всем.

— Согласен.

— И вы действительно порываете с дядей. Окончательно.

— Еду к нему сегодня же. Объясню свою позицию.

— А если он будет угрожать?

— Тогда мы встретим угрозы вместе.

— Мы?

— Если вы позволите.

Я думаю о том, что происходит. Еще вчера он был месье Ларошем, который производил на меня впечатление. Сегодня он снова Доминик де Ларошфор, племянник моего врага. А теперь он предлагает стать моим союзником.

Головокружительные перемены. Но странное дело — я ему верю. Возможно, потому что он рискнул жизнью ради Анри. А возможно, потому что сердце подсказывает — этот человек стоит того, чтобы дать ему шанс.

— Хорошо, — говорю. — Попробуем. Но медленно. Постепенно.

— Как скажете. — Он улыбается, и улыбка получается счастливой. — У нас есть время.

— Надеюсь, что так.

Мы возвращаемся к каретам. Он помогает мне сесть, и его прикосновение вызывает знакомое волнение.

— До свидания, Элеонора, — говорит он. — Можно теперь называть вас по имени?

— Можно. А вас — Доминик?

— Конечно. Это мое настоящее имя.

— До свидания, Доминик.

Он уезжает к дяде, а я возвращаюсь домой. В голове хаос мыслей, в сердце странная смесь радости и тревоги.

Что будет дальше? Сможет ли Доминик действительно порвать с семьей? И что ответит граф де Ларошфор на такое предательство?

Время покажет. А пока нужно просто жить дальше и верить, что все получится.

В конце концов, если я смогла превратить разоряющееся поместье в процветающий бизнес, то смогу разобраться и с делами сердечными.

Надеюсь.